Дресс-код

      У Коллинза сегодня на редкость паршивый день. По Фаренгейту минус двести от тридцати.              Кофе давно остыл, магазины в ТЦ уже опустили свои железные занавесы, а ехать домой катастрофически не хотелось.       Пока он не вернулся — день не закончился. А значит, есть надежда, что день окажется не таким уж паршивым. Может быть, Миша найдёт на дороге кошелек с миллионом мелкими купюрами. Или встретит Киану Ривза*, которому как раз не с кем сходить в ресторан. Или вдруг позвонят из ООН и пригласят работать в штаб-квартиру в Брюсселе. Или где у них там штаб-квартира?       Но пока он сидит в маленькой кофейне на первом этаже комплекса Хилтон на Юнион-сквер в Сан-Франциско, и у него паршивый день. И ужасно съедает обида.       И поэтому Мише совершенно наплевать, что там кто-то ругается у стойки. Пусть хоть поубивают друг друга, хоть развлечётся.       — Ты знаешь, что это федеральный закон? Ты вообще знаешь, что такое федеральный закон или ты кофе продаешь, потому что тебя из пятого класса выгнали?       Ну вот Коллинз знает, что такое федеральный закон, а счастья нет. Впрочем, парня, который орёт на девочку-баристу, это знание тоже не сделало добрее. Тогда какой в этом смысл?       — Я просто хочу свой кофе. Я просто хочу заплатить за этот гребучий кофе. В чём проблема?       Действительно, в чём проблема? Кофе тут есть, причем за деньги, Миша проверял. Нет никакой нужды так орать. Дал денег, взял кофе. В чём у них там беда-то?       Миша Коллинз вздохнул, поняв, что ему уже почему-то не наплевать, и он уже снова несётся на помощь как маленький Супермен. Ещё не решил, кого будет спасать, но пока симпатии на стороне баристы. Нефиг орать на беспомощных девочек и ещё тыкать им без разрешения.       Он со своим остывшим кофе выползает из того угла, где сидел последний час и идёт разбираться. Судя по тому, какими большими становятся у баристы глаза, она о нём начисто забыла. Может быть, даже в носу ковыряла, пока думала, что тут никого нет. «Ладно, — подумал Миша, — шутки в сторону, девочка реально чуть не плачет.»       — Нет связи, терминал не работает, — бормочет она, глядя снизу вверх на нависающего над ней молодого человека в ослепительно чёрном костюме. Коллинзу казалось, это моветон — ходить в офис как на похороны.       Хотя что он знает о здешних нравах? Ему сегодня прямым текстом сказали, что и не узнает никогда. Мордой не вышел. Или, не совсем мордой.       — Но вы обязаны.       — Может быть, у вас есть наличные… — и слёзы в огромных глазах.       Божечки-кошечки, ну что за вселенская трагедия. Причём, кофе она уже сделала, держит его в лапках, но видимо даже не имеет права подарить за счёт заведения, а то бы давно разрешила конфликт.       — Двадцать первый, мать его, век! Современный мегаполис! Культурный и коммерческий, финансовый центр Северной Калифорнии. Вы говорите наличные…       Сколько пафоса. Миша выгребает из карманов сдачу от своего кофе. Самый дорогой тут стоит четыре с хвостиком долларов, значит пять должно хватить. Подходит к стойке, (причём парень в похоронном костюме даже не замечает), и хлопает купюрами об стол:       — За мой счёт!       И вот тут человек к Мише разворачивается.       Оу.       Оу.       Ох…       Нет, Коллинз бы предпочёл работу в ООН или миллион мелкими купюрами, но вот Киану Ривз явно опоздал.       Миша прямо столбенеет: как этот хам красив.       У него взъерошенные ёжиком светло-каштановые волосы, глаза цвета зелёного ореха, губы идеальной формы — не полные, но и не тонкие, с приподнятыми уголками. Даже сейчас, когда он отвратительно, мерзко и недостойно орёт на бедную баристу, кривя очень красивые чувственные губы, Миша видит, что они могут сложиться в соблазнительную улыбку, против которой вряд ли кто-то может устоять.       Он вспоминает как школьная подруга Виктория говорила, что такие черты лица — признак породы. Какой породы, почему породы? Ей просто это льстило, потому что она была стандартным человеком с плохим зрением. А этот вот — как раз наоборот, да.       Молодой человек тоже столбенеет. Да, Мише тоже есть чем удивить.       И Миша аккуратно вынимает у баристы из рук кофе, пододвигает к ней купюры и отдаёт стаканчик красавцу. Тот автоматически берёт его, продолжая пялиться на Коллинза. Точнее — на его волосы. Но первая сигнальная система что-то там ему передаёт, и он переводит взгляд на свои руки:       — Это что?       — Ваш кофе, — вежливо информирует Коллинз. — Я вам его купил, чтобы вы так не страдали.       — Я сам могу купить себе кофе! — растерянно возмущается красавчик.       — Очевидно, не можете, — пожимает Миша плечами. — Да берите. Говорят, для профилактики Альцгеймера полезно каждый день делать что-то новенькое, чего вы никогда раньше не делали. Пусть сегодня у вас будет то, что за ваш кофе заплатит безработный мужчина.       — С фиолетовыми волосами… — ошалело говорит красавчик, все ещё не отводя взгляда от головы.       — Да уж, — огорчённо говорит Миша. Так и хочется заметить, что его глаза немного ниже.       Он ободряюще улыбается баристе, хлопает красавчика по плечу, и со своим другом — остывшим кофе, выходит в жестокий мир за пределами кофейни. Пусть все переварят свой новый опыт.       Заворачивает за угол, прячется в щель между двумя уже закрытыми бутиками, опускает тяжёлые плечи и закрывает уставшие глаза. У него очень паршивый день.       Не так много в его жизни было уникальных дней, чтобы всё свалилось сразу.       С утра бросила девушка, в обед он лишился всех сбережений и друга — это связанные факты! — а вечером отказали в последней компании, куда он пытался устроиться на работу. На его памяти, таких дней до сих пор вообще не было.       Хотя звоночки начались ещё два месяца назад, когда их на работе собрал генеральный директор и объявил, что компанию купил большой холдинг и… теперь её закрывает. Сокращения, банкротство, по соглашению сторон, по собственному — вот что у них в меню.       Всего десять человек — и они оказались не нужны. Хотя все это время успешно трудились, ни разу не произнося слов «это не моя работа», потому что вся работа была их общей. Они болели за компанию как за своё дело.       Потому особенно обидно было увидеть в своей трудовой, что десять лет Миша, оказывается, проработал «менеджером социальных сетей». Тем самым SMM, которыми берут мамочек в декрете, потому что считается, что времени и мозга там не нужно. Вроде бы всего лишь запись, на самом деле он делал больше, но кого в этом теперь убедишь?       На всех собеседованиях у него очень аккуратно интересовались, почему молодой амбициозный мужчина сразу после института за столько времени не построил хотя бы хлипкую карьерку. Хоть бы до редактора или технического писателя не дорос?       Это если его вообще приглашали на собеседование.       После каждого отказа Коллинз отчаивался всё больше, а его девушка хмурилась и вместо «у тебя всё получится, я в тебя верю!» заводила разговоры на тему, что она не готова к мужу и детям. Что она любит целеустремленных мужчин, ярких, творческих. «Вот как ты, Миша. Но что-то ты в последнее время погас. Нет, я понимаю, нервы, обиды, тяжёлые времена. Тебе, конечно, сложно, я вижу. А какие у тебя дальнейшие планы?»       И вот пару недель назад во время какой-то мелкой ссоры она ни с того, ни с сего завелась и назвала его инфантильным. «Посмотри, — орал она, — ты же ребенок! И ладно бы сексуальный фавн, нет, ты как будто мерзкий подросток. Играешь в компьютерные игры, гоняешь на самокате, слушаешь какую-то пургу вместо музыки и ещё твои волосы! В тридцать лет краситься в сиреневый — это детство в жопе, Миша!»       Потом она извинялась, и даже говорила, что вовсе не это имела в виду. Но сегодня с утра снова всплыло словечко «фавн». «Тебя, — сказала она, — потому на работу и не берут, что с первого взгляда на твоём проколотом ухе с фиолетовой башкой всё видно. И сегодня не возьмут.»       Миша возражал — сегодня возьмут! Идеальная должность, он на неё подходит на 200%.       Она так холодно и зло спросила: «Уверен?»       Миша предложил поспорить. На мороженое.       И это было последней каплей.       Он ещё немножко надеялся, что когда получит всё-таки эту работу, напишет ей, и она признает, что была неправа. Извинится. И всё будет как раньше. Но Миша его не получил.       Друг с деньгами оказался просто милым бонусом. Они с Джоном семь лет работали вместе. И компенсацию за сокращение и отпуска им тоже выплатили одинаковую. Он попросил эти деньги в долг, чтобы купить машину. Обещал отдать сразу, как закончится срок вклада, где все его накопления. Мол, раньше не снять, потеряет проценты. Срок закончился сегодня.       «Ахаха, — сказал он. — Миша, ты реально думаешь, что кто-нибудь в мире стоит полмиллиона? Дружили бы мы с тобой с детсадовских горшков, я бы подумал. Но мы просто коллеги. Даже в дальнем кругу на всякий случай тебя держать невыгодно, ты ведь ничего не добьёшься, ты неудачник. Ты даже расписку с меня не взял. Не было никаких денег, забудь. Можно подумать, ты бы не променял меня на полмиллиона? Не ври себе, я же себе не вру.»       Такой вот день. Официально самый худший в жизни.       Миша ещё немного посамобичевался и выпрямился. Ничего, как-нибудь справится. Квартиру ему родители оставили в наследство, на макароны наскребет. Пойдёт, в конце концов, мороженщиком работать.       Детям его цвет волос понравится.       До полуночи оставалось полчаса. Пробьет двенадцать раз, и побежит домой, теряя туфельки, к своей тыкве и крысам.       В холодных стальных коридорах не осталось ни одного открытого магазина, все были задвинуты сверкающими жалюзи. И торговый центр с его закругленными коридорами стал похож на космический корабль: блестящие полы, холодный свет ламп, задраенные люки.       И ни одной урны — так он и вышел на улицу со своим пустым стаканчиком из-под кофе.       Тут тоже не было ни души. Ветер завывал, носясь между небоскребами как между скалами в пустыне. И снова некуда выбросить мусор. Он со стаканчиком стали уже лучшими друзьями. Ну невозможно же, чтобы сегодня ему не везло даже в такой ерунде!       Коллинз обернулся, чтобы посмотреть последний раз на комплекс Хилтон Юнион-сквер и пошёл уже к метро — и вдруг застыл на месте от невероятной красоты.       Над Сан-Франциско почти не видно звёзд — слишком много городских огней. Он уж и не помнит, когда последний раз видел настоящее небо, оно осталось в воспоминаниях о переездах по разным штатам.       Но сейчас: огромные черные скалы закрывали неживой свет города, и ярко светились разбросанные тут и там горящие окна в офисах и квартирах.       Над ним нависало звёздное небо.       Люди спрятали его, потеряли, но потом спохватились и сделали рукотворное. И оно было невероятным, огромным и почти таким же могучим, как настоящее.       Он стоял так несколько минут, потрясённый этой красотой.       И тут сзади раздался гудок, от которого он вздрогнул и обернулся — из опущенного окна «Chevrolet Traverse» торчала лохматая голова красивого хама из кофейни.       — Я забыл сказать спасибо! — сказал он, улыбаясь именно так, как Миша думал он будет улыбаться — открыто, радостно и так обаятельно, что невольно начинаешь улыбаться в ответ.       — Пожалуйста, — отозвался он, возвращаясь к любованию рукотворным небом. Его такой ерундой не проймёшь. К тому же Миша уже видел, каким этот мужчина может быть неприятным. Баристе он тоже сказал спасибо? И сигналить не стоило.       И вообще, что хорошего может случиться в день, когда Коллинз даже урну не может найти, чтобы выбросить мусор?       Он ждал звука отъезжающей машины, но вместо этого услышал хлопанье дверцы и шаги. Зеленоглазый красавец подошёл, встал рядом и тоже задрал голову:       — Вы так смотрите, будто из провинции, и никогда не видели небоскребов.       — Будь я из провинции, это было бы по-настоящему обидно, — отозвался Миша деланно равнодушно. Но на самом деле он почти заработал косоглазие, пытаясь рассмотреть собеседника, не поворачиваясь и не выдавая своего интереса.       — А вы нет? — продолжил настойчивый красавец.       — А я нет. Просто редко тут бываю и впервые — ночью.       — А я тут часто, но никогда не замечал, что это действительно красиво.       Вот тут Коллинз удивлённо повернулся. Тот тоже оценил?       Молодой красавец стоял, задрав голову и засунув руки глубоко в карманы делового костюма. Смотрелось по-мальчишески. Миша даже подумал, что на дорогих костюмах карманы надо зашивать, оставляя для красоты, как на женских платьях. А то несолидно. Но он вообще был ужасно несолидный, и на вид был младше Миши.       — Это такая вежливая беседа среди каменных джунглей? — усмехнулся Коллинз.       — Я хотел пригласить вас в ресторан, если вы не против… — он наклонился, разглядывая надпись на чужом стаканчике и потом упираясь в Коллинза прозрачным взглядом. — …Миша.       Традиция писать имена на стаканах, которую маленькие кофейни перетащили у большого «Старбакса», выдала его на блюдечке.       — В честь чего это? — подозрительно спросил Миша.       — Хочу отплатить за ваш широкий жест, — теперь он смотрел не на небоскребы, а на голубоглазого мужчину, но с таким же интересом. — Такой новый опыт для меня всё же чересчур.       — Пожалуй, откажусь. Исключительно из заботы о вашем здоровье.       Скорее всего, красавчику не часто отказывали. По крайней мере, он выглядел удивлённым и даже недоумённо приподнял брови и нахмурился:       — Мне кажется, вам тоже была бы полезна профилактика Альцгеймера, — он нахмурился ещё сильнее. — Как насчет нового опыта? Со мной? Вы ведь наверняка никогда не ездили в машине с человеком, которому купили кофе.       — Ездил, — Миша улыбнулся. Этот красивый человек начал вызывать симпатию.       — И который назвал вас провинциалом?       — Ездил, — он улыбнулся ещё шире.       — И повёз в ресторан «Накануне лета».       — Хорошо-хорошо! — Коллинз рассмеялся. Про этот ресторан он даже не слышал. — Умеете вы оборачивать слова людей против них.       — Должность обязывает.       — А что за должность? — заинтересовался Миша. Вообще-то с такой внешностью тому бы моделью работать. В крайнем случае в кино сниматься. А в американском бизнесе вряд ли любят таких красавчиков, у них всё сурово.       — Тут бы мне оказаться адвокатом или политиком, — с досадой прицокнул он языком. — Но вынужден перестать выпендриваться и признаться, что генеральный директор. Ну и владелец компании, если просто директор вас недостаточно впечатлит.       — А зачем вам надо меня впечатлять?       Даже если бы красавчик позвал его в «Макдональдс» и оказался грузчиком, Миша бы повёлся только на эту улыбку и чувство юмора. Хотя грузчик с «Chevrolet» тоже интересный персонаж.       — Чтобы вы согласились. Я ведь правда всю ночь спать не буду, чувствуя как ужасно поступил, став буквально альфонсом, — он прижал к груди руку, сложил брови домиком и посмотрел такими прекрасными жалостными глазками, что котик из Шрека курил бы в сторонке.       — Мне кажется, вам это полезно, — жестоко и хладнокровно ответил Коллинз.       Он давно бы согласился, но на часах пока без пяти двенадцать, его паршивый день ещё не кончился, и суеверность не давала согласиться.       — Возможно, но я уже полчаса им пробыл и на первый раз наказание достаточное!       — Это не наказание, это профилактика Альцгеймера, — отрезал Миша, стараясь не ржать.       — Хорошо, — он вдруг стал очень серьёзным. Вынул руки из карманов, поддернул рукава пиджака, поправил галстук. — Давайте продолжим профилактические мероприятия. Я вот никогда не ужинал с мужчиной с фиолетовыми волосами и… штанами космической раскраски. Уже наступил следующий день, — он вскинул руку, чтобы взглянуть на часы. — Необходима следующая доза нового опыта.       — Надеюсь, это не очень пафосный ресторан. И туда вас пустят с этим самым мужчиной с такими волосами и эй! Красивыми модными штанами.       — В настоящий пафосный ресторан пустят даже с плюшевым мишкой, на роликах и с мороженым. И с красным ирокезом.       Миша посмотрел поверх небоскребов. Дорогое небо, актёра оно ему ещё должно. И работу. И денег. Но для начала сойдёт и этот.       — Поехали, — кивнул он.       Самый паршивый день закончился. Начинается отсчёт ошибок заново.       Миша открыл дверцу, и сел в… Когда эти пафосные дорогущие машины только встретил, они ему очень нравились. Миша всегда был поклонником наиболее крупных внедорожников — эти плавные шевролетские обводы, прищуренные злые фары, ощущение хищной красоты: решетка радиатора делает переднюю часть автомобиля более дерзкой и агрессивной. Но потом в «шевроле» стали ездить все подряд, они превратились в символ бандитских и глупых денег и совершенно ему разонравились.       Хотя здесь интерьер салона незначительно отличается. Вместо цветовой гаммы отделки, тёмная стилистика, в которой автомобиль смотрится богаче.       И теперь Миша мог в полной мере ощутить уют салона, оценить, что огоньки на приборной доске перемигиваются прямо как на панели космического корабля — и вместе с космосом за окном это создает совершенно фантастическую атмосферу. Ладно, пусть пошлая и бандитская, но машина ему нравится.       — Кстати! — вспомнил Миша. — Вы моё имя знаете, а я ваше нет. Немного нечестно.       — О, точно, — он откинул солнцезащитный козырек, достал оттуда визитку и протянул.       — Дженсен Росс Эклз, — прочитал Миша вслух. Надо же, фамилия тоже породистая. — Холдинг «Небьюла»… Знаете, — сказал Коллинз очень спокойным голосом, пока владелец холдинга «Небьюла» Дженсен Росс Эклз выруливал на шоссе. — Вы мне должны даже больше, чем кофе. Ведь это по вашей вине я безработный.       Дженсен мрачно покосился на него, аккуратно вынул визитку из пальцев и убрал обратно за козырек. Плотно сжав губы, вырулил на шоссе, и только тогда повернулся, вновь ошеломляюще улыбаясь:       — Начнем, пожалуй, с начала. Я Дженсен.       Потрясающая наглость. Коллинз не проронил ни слова за все недолгие пять минут, что они добирались до «Накануне лета». А потом слова пропали, потому что место за тяжёлыми и мрачными дверями оказалось настоящим чудом.       Из теплого деревянного пола к потолку поднимались колонны в виде переплетающихся деревьев; наверху они расходились извивами толстых ветвей, которые встречались и сплетались друг с другом. Вместо листьев их оплетал вечно-зеленый плющ, и Миша бы не удивился, узнав, что настоящий. С потолка свисали гирлянды розовых, жёлтых и белых цветов с едва мерцающими в глубине диодными огоньками.       И отовсюду лился тёплый солнечный свет, будто они в летнем лесу, а не в центре Сан-Франциско заполночь. Миша бы обязательно споткнулся, пялясь по сторонам, но он был слишком внимательным для этого. Столики тоже будто росли из пола, а вокруг них были расставлены плетёные кресла и кое-где даже висели качели на толстых грубых канатах.       Он немного даже пожалел, что они в итоге пришли в самый дальний угол, где качелей уже не было — только деревянные скамьи с ворохом подушек.       Он бы покачался.       Только когда Миша уселся спиной к залу, он очнулся и понял, что всё это время Эклз был так близко, что улавливался приятный парфюмный запах, а он этого даже не заметил.       Опомнившись, попытался сосредоточиться на нём и не бросать украдкой по сторонам любопытные взгляды. Дженсен постоянно одёргивал его, когда Миша в упор рассматривал людей, поэтому сейчас Коллинз постарался изобразить отстранённую вежливость, и не пялиться на Эклза так откровенно, как только что пялился на интерьеры.       Хотя, если честно, эти правила приличия Мишу всегда убивали. На людей в упор смотреть нельзя, по сторонам, открыв рот — тоже нельзя. Так на что смотреть-то?       К счастью, мысленные терзания прервала официантка, которая принесла меню и графин с лимонадом, который так ярко и остро пах летом.       Дженсен врубил харизму на полную мощность и успел обаять официантку, пока она разливала лимонад по бокалам и раскрывала меню. Когда они пришли, девушка была сонной и снулой, но сейчас разрумянилась, засверкали глаза, улыбка перестала быть дежурной.       — Девушке в кофейне слабо было так улыбнуться, — задумчиво уронил Коллинз в воздух, невидящим взглядом скользя по меню.       — Я перед ней извинился, — фыркнул парень. — И завтра цветы пришлю.       — Потом — не считается. Стоило вообще так нервничать из-за какого-то кофе? — Миша становится наглым, когда не в своей тарелке. А от цен в меню, на которые он, как настоящий безработный бомж, посмотрел в первую очередь, и стал прямо очень не в своей тарелке.       — Когда ты кофейный наркоман, но легкомысленно отпустил секретаршу, надеясь, что во всём гребаном деловом центре есть хоть одна открытая кофейня… И тут выясняется, что есть ровно одна, но в ней не принимают карты — стоило!       — Купить вам пакетик растворимого кофе три в одном на случай будущих катастроф? — заботливо поинтересовался Миша. И его удостоили острого взгляда.       — Я вот думал, мне показалось, что вы невыносимо ненормальный чудак на фоне неадекватного состояния. А теперь вижу — не показалось.       Миша проглотил комментарий на тему, что человек, ставший причиной его самого паршивого дня с начала и до конца, ещё и не того заслуживает. Тому, небось, всю жизнь делают скидки за смазливую мордашку. Даже Миша расплылся.       Но постарался всё-таки сосредоточиться на меню. А то от неприлично долгого разглядывания, у его спутника скоро возникнет ощущение, что Коллинз читает по слогам.       Хотя тут только по слогам и читать:       «Конфи из кролика на подушке из капустного пюре с хамоном и лаймовым маринадом».       «Артишоки, фаршированные маринованными кумкватами».       «Аранчини из ризотто».       Ну, допустим, кролика он узнал. И подушку тоже. Но что с ними проделали?       Салаты понятнее не были: «салат с арбузом и чесноком» и «салат из лепестков роз с трюфельным маслом».       Фарфалле, оркьете, фетуччини, фузилли, — так, всё понятно, достаточно. Он знает, что делать, и Миша решительно захлопнул толстенькую папку и вырвал такую-то же из рук недоумевающего Дженсена.       Превратил свой оскал в вежливую улыбку и сказал подошедшей официантке:       — Принесите нам самые необычные блюда, те, что у вас редко заказывают, пожалуйста.       Официантка вернула ему такую же улыбку и забрала меню.       Миша немного поискал, куда деть совершенно лишнюю пару рук и, случайно подняв взгляд, застукал Дженсена, с тайной улыбкой наблюдающим за ним.       — Развлекаетесь? — прошипел Коллинз, наклоняясь к нему через стол. — Привели плюшевого мишку на скейте с ирокезом и наблюдаете, что будет?       — Ну, если честно… — прижал он руку к груди, но промахнулся и вместо сердца поверил свою искренность внутреннему карману пиджака. Надеюсь, в нем лежит что-нибудь ценное. Презерватив или хотя бы кредитка. — …если честно, не был до конца уверен в здешнем персонале. Днем тут хозяйка следит, чтобы не было снобизма, а ночью все что угодно может быть.       — И как? Кто справляется лучше — персонал или игрушка?       Дженсен тоже перегнулся через стол к Мише, так что они стали выглядеть как заговорщики, которые планируют взорвать английский парламент, и Миша залип в красоте его глаз.       Эклз протянул руку, положил на плечо, притягивая к себе ещё ближе. Миша посмотрел на сияющие зеленые глаза, опустил взгляд и отчётливо увидел на щеках еле-заметные золотые веснушки, и в тот момент, когда Коллинз уже был готов сейчас его поцеловать, Дженсен дернул за рубашку и прошептал прямо в губы:       — Игрушка. — И откинулся на спинку, насмешливо глядя: — Официантка несколько раз оборачивалась, пока думала, что мы не видим.       И, черт, Миша ведь был совсем не против поцелуя.       Его убийственный взгляд, впрочем, до адресата не дошёл, потому что уже принесли еду.       Дженсен смотрел на свою тарелку с плохо скрываемым подозрением.       — Детское меню, где же ты… — пробурчал себе под нос Дженсен.       Миша насмешливо наблюдал за его терзаниями. И пропустил момент, когда ему на стол поставили что-то похожее на вполне узнаваемые мозги. Как он пропустил это в потоке итальянского ужаса?       — Хотите поменяемся? — спросил Дженсен, указывая на точно такое же содержание тарелки.       Миша выпрямился и посмотрел на насмешливую полуулыбку. Вспомнил почти-поцелуй и вызверился:       — Дженсен Росс Эклз, вы как будто пытаетесь меня унизить тем, что я не пробовал какое-то блюдо. Между тем, именно у вас уже второй день подряд сплошной новый опыт и вы ещё его и стесняетесь. А мне в кайф разбираться, что за мозги мне принесли поесть, понимаете?       — Зачем так официально… — он даже улыбаться перестал.       Зато Миша просиял во все тридцать три зуба.       «Задевает, красавчик?»       Миша смотрел на него, Дженсен смотрел на Мишу и где-то посередине, где встречались их напряженные взгляды, искрилась и кипела электрическая ярость. Коллинз видел, как расширяются зрачки — говорят, это происходит, когда хочешь кого-то убить или…       — Ну расскажите, Миша, как вам разрушил жизнь владелец холдинга «Небьюла», — ехидно улыбаясь, произнес наконец он.       Всё-таки убить. Ну, Миша точно хочет.       Вместо ответа тот взял вилку и тремя резкими ударами превратил креативные мозги на тарелке в нормальную еду.       — Жестоко… — пробормотал Дженсен и отпил лимонад из бокала. — Серьезно. Это случилось два месяца назад и компенсации были честные. Чем ваша работа была так хороша, что вы мысленно расчленяете меня чайной ложечкой?       Миша вздохнул:       — Треть жизни. Знаете, как говорят — наш коллектив был как семья. Мы были ближе, чем семья.       — Треть? А вам… — он затруднился, а Миша не стал ему помогать. — Больше тридцати… Стало быть, спасибо надо мне сказать, что вытолкнул вас в большой мир. Сейчас не принято всю жизнь сидеть на одном месте.       Коллинз потыкал ещё немного в еду ножом. Попробовал — всё-таки рыба. Только разных видов. И правда вкусно. Жалко, он не особо в настроении наслаждаться.       Дженсен молчал, задумчиво щурился, пил лимонад и смотрел на него. Миша тоже молчал, поедая загадочную скульптуру.       Потом Коллинз отложил вилку и прямо встретил насмешливый взгляд:       — Нас было мало, но каждый был уникальным. Гарри, например, занимался всей техникой — настраивал сервера, чинил наши компы, договаривался с хостерами и программистами, даже выбирал нам личные мобильники. Том — был идеальным администратором. Он составлял такие планы, которые учитывали буквально все, включая пиццу по четвергам и сезонные эпидемии гриппа. Тиффани знала все о бухгалтерии, налогах, документации. Ей семьдесят, и ее до сих пор уговаривают выйти на работу. Идеальная команда.       — А вы? В чём был ваш уникальный фантастический дар? — он так и не притронулся к своей башне из рыбных мозгов, и Миша его понимал. Чуть зазеваешься с застольным этикетом — и тут он: ждет промашки с острым клинком сарказма наготове.       — Я был креативным мозгом. Всё, что надо придумать, написать, всё, где нужно творчество — моё. Гендир без моего разрешения даже презентации партнёрам не показывал.       — Как трогательно. Жаль, я не познакомился с такими супер-людьми…       — А то бы не стали нас разгонять? Зачем это нужно было?       Тот пожал плечами, отодвинул произведение искусства и жестом позвал официантку.       — Мне нужны были ваши связи в штатах. Тридцать семь городов по всей Америке с уже налаженными контактами, серверами в дата-центрах, подписанными договорами и своими людьми. Одни представительские расходы на бани и проституток за год обошлись бы дороже, чем та сумма, за которую вас купил.       — А мы были не нужны?       — У меня не благотворительная организация. Только бизнес.       Подошла официантка.       — Мне капуччино, а вам? Тоже кофе? — спросил Дженсен.       — Нет, я пас.       — Хмельного, может?       — Одному пить? Вы же за рулем.       — Тогда десерт? Что у вас есть на десерт? — он снова подарил божественную улыбку официантке, не сводящей с него глаз.       — Советую муссовый торт с гречкой и манговым кремю на бисквите франжипан из новой коллекции десертов, — она наклонилась к нему, демонстративно игнорируя Коллинза.       Миша закатил глаза.       — Мой друг не хочет, — перевёл его пантомиму на человеческий язык Дженсен.       — А вы? — официантка как-то подозрительно начала хлопать ресницами, и Миша закатил глаза повторно.       — А я не люблю сладкое, — он улыбался кривой улыбкой, но до глаз веселье не доходило.       Миша бы на месте официантки притормозил с флиртом. Но она, кажется, мышей не ловила.       — Совсем-совсем? Вы знаете, у нас бывают особые десерты…       — Судьбу благодарите, что Миранда не узнает о ваших особых десертах, — не меняя сладкого тона и градуса улыбки, отчетливо проговорил Дженсен Эклз. Официантке понадобилась целая секунда, чтобы сообразить и убежать.       Миша покачал головой:       — Понятно, добра от вас не дождаться.       Дженсен посмотрел и нахмурился, с непониманием:       — Официантка пристает к посетителю, да ещё и к тому, кто явно на свидании, а я должен что с ней сделать? Погладить по головке? Миранда бы её вообще убила, а тут есть шанс, что исправится. Давно обещал заехать проверить. Ночью даже в самых приличных местах всякое бывает.       — Свидании? — Миша тоже поднял свою доминантную бровь, и, судя по пристальному взгляду Дженсена, который на это смотрел, получилось даже лучше.       — Мужчины ужинают ночью вдвоем… Что же это ещё? — медленная ленивая улыбка тронула его губы, в глазах зажглись огоньки — или это отражение диодов из цветов?       — Дружеская встреча, — отрезал Коллинз.       Официантка молча, не глядя ни на Дженса, ни на Мишу, принесла капуччино и быстро ушла.       «Интересно, сколько он пьет кофе в день, если так звереет без дозы?»       Если Миша выпьет больше чашки после обеда, не спит потом до утра.       — Ну что, по домам? — спросил Дженсен после того, как они промолчали добрых десять минут — тот с кофе, Миша со своими мыслями. Никто не рисковал начинать новую тему.       — Не хочу домой, — честно сознался он.       Эклз посмотрел со странным, ехидным выражением:       — Ну тогда ко мне.       Обычно на свиданиях Миша платит за всех, но сегодня предпочитает другую часть счёта оставить. Кофе, верно?       На выходе их смущенная официантка пожелала хорошей ночи и прекрасного дня, ни на секунду не допустив в голос двусмысленности. Дженсен в награду снова обласкал её своим обаянием.       И они приехали… снова к башне комплекса Хилтон.       — Живете на работе? — спросил Миша.       — Как любой нормальный трудоголик, — пожал плечами Дженсен, отстегивая ремень безопасности и обходя машину. Миша задержался, все еще удивляясь возвращению, и тоже вышел из машины.       Он встал рядом с Дженсеном и приобнял за талию, подталкивая идти вперёд.       — И мы… в офис? — Миша проглотил много-много вариантов того, что они там могут сделать.       Такой день. Такая ночь. Пусть она будет немного сумасшедшей, почему бы нет? Завтра с ним снова будут его проблемы, и он будет их решать, потому что кроме него, такого инфантильного — некому. Зато сейчас передышка.       Крошечный кусочек безвременья и безответственности.       — На самом деле купил апартаменты в башне, чтобы не мотаться каждый день на работу по пробкам, — губы Дженсена были близко от мишиных, невероятно близко, он почти касался его, но больше ничего не делал.       — Я бы не стал здесь жить, — попытался Миша отвлечься от однозначности ситуации. — Слишком… офисно.       Светские беседы, все дела.       Дженсен отклонился, чтобы продемонстрировать насмешливо приподнятую бровь. Миша смутился. Немножко.       Эклз молча покачал головой и повел их к лифтам. Позади пискнула сигнализация.       — А где бы ты жил? — он тыкнул кнопку вызова и даже чуть отошел от Коллинза.       И правильно, вон там камера, а в двадцати метрах охранник. Который, правда, наверняка видел такое, что его уже ничем не удивишь.       Миша всерьез задумался над вопросом. Как и все, он часто представлял себе идеальный дом — на случай, если внезапно выиграет в лотерею миллион. То это был большой коттедж в Голливуде, то скромный домик с камином в горах, то бунгало на берегу озера.       А сейчас, наверное, повлиял интерьер ресторана, но он внезапно собрал все мечты в одну:       — Я бы жил у океана в трёхэтажном мавританском доме. Окна моей спальни выходили бы прямо на надпись «Голливуд», установленную на холмах, а гостиная переходила в кухню-столовую с островком для приема пищи. Везде были бы кованые перила, и балки из натурального дерева. А полы выполнены из твердых пород древесины. И чтобы обязательно на территории комплекса была комната для медитаций с писательской кабиной.       Кажется, кто-то насмешливо хмыкнул? Миша уже разворачивался, чтобы высказаться, но тут открылись двери лифта. Дженсен затащил его внутрь, прижал к стене и начал целовать раньше, чем нащупал кнопку этажа.       И как целовать…       Он втянул Мишу в поцелуй, как стремительная зимняя река затягивает под лед. Миша еще цеплялся пальцами за края реальности, но течение уже уносило его неумолимо и быстро. Не осталось даже мыслей, и только потом он понял — почему.       Поцелуи бывают разные.       Некоторые мужчины целуются так, что ради мира на Земле допускать их к оральному сексу просто нельзя.       Многие так, что понятно — их цель не тут, она дальше, давай быстренько проскочим этот этап и перейдем наконец к главному пункту программы.       Кое-кто использует поцелуи для того, чтобы пообещать, что будет дальше. Тизер, трейлер и аннотация: сначала я раскрою твои губы нежно и аккуратно, потом решительно войду, а потом буду вот так изображать отбойный молоток, как сейчас долблю языком в рот.       Дженсен целовался… офигенно.       Миша тоже знал, что делает, и отвечал, и не путал секс с поцелуем — у них совершенно разные техники. Он наслаждался самим процессом, не используя его для других целей.       Если бы в мире оставались одни только поцелуи, без продолжения, они были бы именно такими — самодостаточными и глубокими.       Когда Миша незаметно перенял инициативу, то не торопился и не затягивал, но полностью и абсолютно бессловесно соглашался с партнёром, почему поцелуй может быть интимнее секса.       Двери открылись на этаже, похожем на коридор хорошей гостиницы — мрамор, золото, зеркала и мягкий свет. И цифры — 56, выложенные на полу.       — Никогда не замечал, как быстро у нас ездят лифты, — пробормотал тихо Дженсен, даже не делая попытки выйти.       Миша был с ним совершенно согласен.       А может быть, его улетные ощущения — от ускорения в кабине? Хорошо бы так, будет кататься с новыми кавалерами в высотках и…       И поцелуй в стоящем лифте оказался не менее крышесносным. Его, увы, тоже пришлось прервать, потому что двери начали закрываться.       Ездить вверх-вниз ради уединения в его возрасте вроде уже не солидно, тем более, в этих скоростных лифтах.       Коллинз поклялся себе, что в следующий раз будет целоваться в самом старом лифте города, который только найдёт. Желательно с Дженсеном.       — Пойдем, — он снова обнял Дженсена рукой за талию и вывел в коридор. Эклз подошёл к двери квартиры, где набрал на панели короткий код и провел пальцем по сенсору. — А код ты спьяну не путаешь? — хмыкнул Миша. — Я иногда так устаю, что пин от карты забываю.       — Путаю и забываю, — кивнул Дженсен. — И вообще предпочел бы старые добрые классические ключи на колечке, но нет времени заняться, я реально сюда только спать прихожу. Полтора года назад купил и… — он первый вошел в открывшуюся дверь, вспыхнул свет, и Миша остолбенел. — …даже не успел под себя переделать.       — Заметно, — проговорил Миша, разглядывая потолок в холле того же цвета, что и его волосы. Едва он прекращал ржать, как поднимал глаза на Дженсена, видел его оскорбленное лицо, и снова сгибался в едва сдерживаемом хохоте. — Ты… Ты меня подбирал под интерьер, что ли?       И только он отсмеялся и вытер слезы, как посмотрел на пол — золотой плиткой там было выложено стилизованное солнце. На черном фоне. И греческие амфоры по бокам.       Смеяться больше сил не было.       — Прости, прости…       Эклз подозрительно молчал. Обиделся?       Нет, и вот этот человек что-то там рассказывал про провинциалов и называл плюшевым мишкой. Ну пусть не он заказывал этот ошеломительный дизайн, но он тут живет полтора года! Полтысячи дней ходить под потолком цвета истерической сирени. Миша бы не смог, у него психика слабая.       — Закончишь развлекаться тут, заходи в комнату, может, там тоже смешно, — скрипнул Дженсен зубами.       — А где тут туалет? — крикнул Миша вслед.       Дженс махнул рукой налево, даже не обернувшись. Ох, ну надо же, правда обиделся.       Миша стоял в туалете и не мог поверить своим глазам.       Ладно, он был огромным, с двойным душем, ванной на львиных лапах, а унитаз с биде не осрамились бы перед баскетбольной сборной.       Но он был выложен золотой и серебряной мозаикой.       Изображающей.       Французские.       Шторы.       Мозаика. Шторы.       То, что на полу там были какие-то изысканные узоры со змеями и рыбами, и светильники извивались, стараясь затмить великолепие ванны на львиных лапах — уже было неважно.       Миша вывалился оттуда, тихонько похрюкивая, и отправился наслаждаться дизайном гостиной.       Она оказалась внезапно приличной — диван в форме подковы, длинный стол и барная стойка — все сдержанных, пастельных тонов, как будто здесь за оформление отвечали совсем другие люди.       Дженсен стоял у панорамного окна во всю стену, из которого открывался вид на добрую половину Сан-Франциско. В черноте ночи перемигивались разноцветные огни: алые и золотые на дорогах, неоновые сине-зелено-лиловые на вывесках, теплые желтые в домах. Разноцветный ворох мигал на поверхности моста Золотые ворота, выделяясь в городе сверкающими опорными двумя башнями.       Да, человек, купивший квартиру с таким видом, точно мог оценить рукотворное небо.       Но Эклз повернулся с поджатыми губами и недовольной морщинкой между бровей, и Миша не удержался:       — Слушай, а тебе не стремно в Версале срать?       Он хищно оскалился:       — Нет. Приличные гости в туалет ходят только помыть руки.       — Приличные гости-незнакомцы не прыгают в первый же день знакомства к неприличным мужчинам в постель.       — А ты пришёл в постель? — его брови взметнулись с таким удивлением, как будто Миша с ним в лифте обсуждал падение акций Эппл.       — О… — Коллинз отошёл к дивану и сел, чинно закинув ногу на ногу. — А ты что, хотел показать мне свою коллекцию лютневой музыки XVII века?       — Нет, — буркнул он, то ли узнав цитату, то ли наоборот. — Только офорты Моранди.       — Серьезно? — это Миша хорошо зашёл, удачное знакомство. — У тебя есть оригиналы? Покажешь?!       Воцарилась неловкая пауза. Дженсен смотрел на Мишу так, будто Миша выясняет у него, что смешного в анекдоте «Колобок повесился». Миша смотрел на него сначала с нетерпением, потом с недоумением, а потом до него начало доходить…       — То есть, это тоже была шутка? — уточнил на всякий случай.       Вот это, конечно, провал.       У Дженсена было сложное выражение лица. То ли гадал, что это за изощренный сарказм, то ли…       Кто-то что-то не понимал.       — То есть, ты их даже не видел? — снова уточнил Коллинз.       — А ты видел?       — А я их люблю, — он развел руками.       Кажется, страстный секс двух почти незнакомцев отменяется, у них тут неловкие моменты за неловкими моментами.       Повисла еще одна пауза. Дженсен смотрел на Мишу, Миша на Дженсена. Оба думали, что другой идиот.       Пауза становилась невыносимой, поэтому Коллинз начал болтать:       — Пару лет назад привозили выставку в Россию, представляешь, пустые залы вообще, то ли дело ваш Тициан. Конечно, у Моранди нет роскошных рыжих девок, да и вообще девок нет, у него цветочки да вазочки, да офорты. Но ведь эти цветочки — если присмотреться, там такие тонкие оттенки, ни у кого ничего подобного не встретишь, понимаешь? Это не о взрывном впечатлении, как у Ван Гога, например, а о редкости оттенков, о таких вещах, которые никто больше не умеет замечать и делать…       В пустоте между ними слова Миши еще сильнее подчеркивали неловкость момента.       Вот поэтому отношения у него получаются только с людьми вроде Виктории Ванточ.       — Может, ты еще и на Брейгеля в Вену летал? — мрачно поинтересовался Дженсен, снова засовывая руки в карманы.       Но теперь он был больше похож на гопника-дровосека. Такого, немного угрожающего очень богатого, но культурно недоразвитого дровосека.       — Куда? Зачем? — не понял Миша.       — Забудь… — Дженсен вздохнул.       — Слушай, какая, к чёрту, Вена, — тут уже Миша вздохнул.       — Хрен знает что, — буркнул он, падая на другой конец дугообразного дивана. — Нормальные гости так себя не ведут.       Оу, посмотрите на него. Цвет волос выдержал — ну при такой интенсивной атаке на рецепторы со стороны квартиры Миша уже не удивляется. А на несчастном Моранди порвался. Шопенгауэра ему поцитировать, что ли, для закрепления эффекта?       — А как ведут? — вежливо спросил Миша Коллинз, подбирая под себя одну ногу. В нём проснулся антропологический интерес. — Ты когда нормального приятеля видел последний раз? Чтобы не офисный вариант.       — На той неделе, — он всерьез задумался над вопросом, мамочки!       Неудивительно — если жить и работать в одном и том же здании, быстро одичаешь.       — Модель, небось, отвел в ресторан? — сочувствующе покивал Миша.       Ну а кто ему еще светит, в самом-то деле?       — Ну почему модель, — он так смешно замялся, что не дожать было бы преступлением:       — А кого?       — Кажется, это был журналист… или помощник чей-то…       — Ясненько, — покивал Миша. — Как звали? О чем разговаривали? — Пауза. Кажется, морально он ему уже отомстил, но остановиться ужасно сложно! — Слушай, а вы все такие? — спросил с искренним интересом.       — Кто? — Дженсен сидел, откинувшись глубоко на спинку, засунув руки в карманы и пинал ногой стоящий перед ним пуфик. Не понятно, сколько ему лет, на вид двадцать с чем-то, но сейчас выглядел на все пятнадцать, и это Миша в уме еще польстил!       — Ам… ну вот вы, боссы с секретаршами, бентлями и золотыми запонками…       — Какие — такие? — он дернул рукав пиджака, как будто стесняясь этих самых запонок.       — Ну… — Миша встал с дивана и подошёл к окну.       Как красиво! В спальне, наверное, не меньшая красота. А он со своим длинным языком, кажется, упустил возможность заснуть и проснуться под роскошные ночные и рассветные виды Сан-Франциско.       — Мы же нормально с тобой вроде общаемся, — мрачно сказал Дженсен. — Точнее, общались.       — Сам удивляюсь, — Миша вернулся к дивану, но на этот раз подошёл к другому концу и тоже попинал пуфик. Вдруг он что-то упускает. — Тебя же как будто из Sims вытащили и забыли научить свободе воли. Так и ходишь ходячим штампом про властного босса.       — Слушай! — его зелёные глаза от злости почти побелели. — Думаешь, я должен терпеть это все из-за чувства вины, что уволил тебя?       — Да не терпи, господи, — фыркнул Коллинз и собрался отойти, но Дженсен поймал его за руку и дернул, опрокидывая на диван.       Навис, вглядываясь в глаза, и прошипел:       — Я тебя сейчас поцелую.       — Если мы об этом заговорили, — Миша положил руку ему на бедро, удерживая на месте. — Лучше все-таки тут использовать вопросительный знак.       — А договор не подписать? — Дженсен пытался смотреть в голубые глаза, но взгляд постоянно соскальзывал на губы. Так и метался туда-сюда. — Может, ты еще и активный политический деятель?       — А я нет? — Миша выпустил чужие бёдра и скрестил руки на груди, мило улыбаясь. — Сколько нового я узнал сегодня! Теперь и мне не грозит Альцгеймер, спасибо!       — Нет, я не могу доминировать в таких условиях! — Дженсен развалился рядом, задрав ноги на пуфик. — Ты ненормальный.       — Давай ты меня отвезешь домой и успокоимся на этом? — предложил Миша примирительно.       В следующий раз, когда красивый и богатый парень пригласит его в ресторан, Миша будет молчать.       М-о-л-ч-а-т-ь.       — Такси вызови, — Дженсен откинул голову на спинку и изучал потолок.       Миша тоже посмотрел наверх. Потолок как потолок. Внезапно белый. Без украшений и переменной высоты. Отдых для глаз.       — Слишком дорого, — признался.       — А я выпил, — сообщил Дженсен потолку.       — Ты трезв! — возмутился Миша.       Эклз опустил голову и посмотрел на него. Потом встал с дивана, подошел к бару, налил себе что-то темно-янтарное и показал:       — Видишь? — и выпил.       — Тогда я останусь ночевать, — Миша пожал плечами.       Дженсен налил второй бокал, принес и протянул ему с кривой улыбкой:       — А я тебя изнасилую.       — Смотри какой мамкин доминант! — восхитился он, нюхая напиток. — Скорей уж я тебя… — добавил тихо и отхлебнул. И потому не заметил как кое-кто покраснел.       Виски, что ли? Если он достаточно дорогой, то можно засчитать ему еще один новый опыт.       — Ты меня бесишь, — доверительно сообщил Дженсен, снова садясь рядом и отпивая еще глоток.       — Тоже новое чувство, — Миша чокнулся с ним бокалом. — Сегодня наверняка день профилактики Альцгеймера.       Дженсен смотрел за окно на шикарный ночной Сан-Франциско и о чем-то думал. Миша все не решался делать третий глоток виски, чтобы не опьянеть, и вот только собрался отпить крохотный глоточек, как Дженсен внезапно повернулся к нему:       — Слушай, иди ко мне работать!       Миша от неожиданности отхлебнул половину! Жидкий огонь промчался по глотке, воспламеняя все по пути, он задохнулся и долго не мог набрать воздуха в легкие, и не сразу, далеко не сразу отдышался, чтобы расхохотаться и снова захлебнуться уже смехом:       — Бинго! Я у тебя сегодня на собеседовании и был!       — И что, и кем? — Дженсен посмотрел на чужой пустой бокал и направился к бару, оглядываясь: — Давай, рассказывай, что там было, люблю комедии.       Ага, нашел личного стенд-апера. Но сейчас, из уже перевернувшегося с ног на голову мира, его собеседование действительно выглядело комедийным шоу.       — Ам, вначале меня встретила девушка с ресепшена, такая пухлогубая блондинка.       — Элеонора, — Дженсен принес всю бутылку и долил ему немного, а себе полный бокал. — Лёд надо?       — Серьёзно?       — А что? Я со льдом люблю.       — Вот такая девица с кудрями и губами на ресепшене, должность «секретарь» и зовут Элеонора?       — А что такое?       — Ты ее паспорт видел? Может, псевдоним?       — Нормальное имя, не понимаю, что…       — Ладно. Потом пришёл другой, темноволосый и зализанный, в серых брюках со стрелками. В очках таких, как строгий учитель из порнухи.       — Это глава кадров. — Дженсен помолчал, отпил из бокала. И тогда уже добавил, не глядя на него: — Рейнольд.       — Да ты шутишь!       — Ну что такого? Нормальное имя.       — Одна кукла-секретарша Элеонора, другой мальчик-кен Рейнольд. Совершенно случайно. Ты их сам принимал на работу?       — Да, — стиснув зубы, выдавил он.       — И квартиру купил с сиреневым потолком. Вкус у тебя, конечно безупречный… — Миша откинулся на диване и потянулся.       — И пригласил домой мужчину с сиреневыми волосами… — его ладонь скользнула по груди Миши и почти легла на живот.       — Тут вкус тебя подвел, — сообщил Коллинз, смахивая его руку, как случайно упавший, ну, например, листик.       — Чем тебе не нравится вообще моя квартира? — ладонь упорно вернулась на грудь.       Дженсен даже стакан поставил на пуфик, чтобы не мешался.       — Слушай, боюсь представить сколько стоит такая безвкусица, — доверительно посмотрел Миша в его глаза.       — Полтора миллиона долларов, — ответил он спокойно.       — СКОЛЬКО?! — дернулся Миша и пролил на себя виски. Наверняка дорогой. Теперь его любимая рубашка будет носить на себе пятно от дорогого виски, а не какого-то пошлого кетчупа. Это должно быть новой модой — пятна от дорогой еды. Черной икры, устриц, трюфелей. Как разодранные джинсы, такой же псевдо-нищенский тренд, но демонстративно богатый.       — Ну, миллион двести, на самом деле.       — Да, какая мелочь, разница в стоимость моей квартиры. И вот этот ужас — полтора лимона… У богатых свои причуды.       — А ты бы что на них купил?       — Дом на Голливудских холмах, — Миша даже на секунду не задумался.       — Далеко на работу ездить, — Дженсен посмотрел на него с серьезным видом. — Пробки на бульваре Сансет в Лос-Анджелесе. А тут пять минут, если лифта не очень долго ждешь.       — Это если работать в офисе.       — Ты тоже теперь будешь работать.       — Кем?       — А на кого ты собеседовался? И почему тебя не взяли, кстати?       — А как ты думаешь, почему? — он тряхнул головой. — Сказали, что сиреневые волосы это во-первых, неприлично, во-вторых, инфантильно, в-третьих, свидетельствует о моей недисциплинированности.       Мишу немного развезло от виски, потому что вдруг стало страшно себя жалко. Он опытный, такой творческий, может быть трудоголик, все равно домой возвращаться не к кому, а его не захотели брать паршивым…       — …комьюнити-менеджером, кстати. Не понимаю, зачем в офисе сидеть с такой работой и при чем тут приличия… Можно же рекомендации получить, посмотреть на мое резюме. Я ведь справлялся, отлично справлялся. Почему меня не взяли? Я могу гораздо больше, чем отвечать на форумах и обрабатывать жалобы, но я готов был делать даже это, потому что ваша компания, ну, как бы наследница нашей. Может быть, старые юзеры приходили бы…       У Миши неожиданно щеки стали мокрыми. Как он бы сказал — слишком много смеешься, не пришлось бы плакать. Он тут веселится, а на самом деле он в полной жопе. И Дженсен Эклз его никуда, конечно, не возьмет. С утра и передумает, что Миша, собутыльником не был? Спьяну все они друзья и готовы и в Канаду на собаках, и в Маями на сноуборде, и в Англию с тремя пересадками, а наутро никого в магазин за минералкой не выгнать.       Дженсен потянул Мишу к себе, и тот с неожиданной готовностью уткнулся в его плечо. Дженсен вдруг начал очень нежно и бережно гладить по голове, и Миша перестала держаться. Расслабил мышцы и растёкся лужей. Молодой человек терпеливо ждал, гладил по голове, обнимал за плечи и позволял вытирать лицо о рубашку. Когда Мишу чуточку отпустило и стало чудовищно неудобно, Дженсен тихо сказал:       — Теперь возьмут.       — Глупости. Зачем это тебе?       — Никакие не глупости. У тебя глаза горели, когда ты про работу говорил. Люблю таких же психов, как я сам.       — Я бы отказался из гордости, но очень кушать хочется, — Миша вытер ладонями лицо и аккуратно освободился от тёплых рук.       Стыдно было — ужас.       — Но ты согласен? — Дженсен посмотрел на промокшую рубашку, вздохнул, снял пиджак, наклонился и выдвинул ящик сбоку от дивана. Выудил оттуда пачку влажных салфеток и кинул ему.       Наверное лежат там, чтобы руки после чипсов вытирать, когда смотрит футбол по телеку.       — Конечно, — кивнул Коллинз.       — Тогда завтра жду тебя на работе, — он снова посмотрел на рубашку, поколебался.       — С нормальными волосами и костюме тройке? — угрюмо спросил Миша. Если честно, он бы прогнулся. Совсем честно.       — Я что, похож на идиота? Нет, лично для тебя отменю дресс-код, если обещаешь не светиться, когда у нас будут важные клиенты. Но остальное — на общих условиях.       Дженсен все-таки решился и стал расстегивать рубашку. Наконец-то он раздевается! Кстати, запонки у него и правда были золотые.       — Договорились, — вот сейчас Миша не отказался бы от льда к виски — протереть опухшую от слез морду.       — Будешь завсегдатаем башни Хилтон. Любоваться на небоскребы ночью и ругаться из-за кофе. Тогда поймешь меня!       — Да уж, — усмехнулся Миша.       Это было одно из самых странных собеседований в мире.       — Ну что, теперь мы можем перейти к той сцене, где ты спишь со своим начальником? — Дженсен наклонился к нему в расстегнутой рубашке, под которой открывался вид на бледную грудь и подтянутый живот, и Мише — или алкоголю в нём — до одури захотелось провести по его коже кончиками пальцев.