Слепая преданность

Люди очень ловко умеют обманывать себя.

В этом смысле они опередили даже стражей мрака,

которые все же предпочитают обманывать других.

© Дмитрий Емец. «Мефодий Буслаев. Карта Хаоса.»

— А сколько у тебя собак? — Алена весело шагает, окрыленная мыслью о скором посещении места, куда хотела сходить очень давно, но было не с кем: кто-то не любит, кому-то некогда, кто-то не хочет.       Косторная быстро забыла о том инвесторе, забыла о своей усталости после тренировки, забыла о мечтах быстрее оказаться дома, забыла о голодном желудке, забыла о пронизывающем холоде на улице. Рядом с ней тявкала милая маленькая собачка и она шла в Московский планетарий. И не просто шла, а уже была близко — купол виднелся уже сейчас. Но Алена не забыла о цели своего похода, не забыла о человеке рядом и не забыла о причине их «дружбы». И в этом была ее проблема.       Огромная проблема, потому что, если быть честной, Косторной нравилась Саша. На подсознательном уровне она уже знала, что это далеко не тот человек, к которому она готовилась и совсем не то, что преподносил отец. И первое, и второе, и третье и так по списку впечатления не совпадали с нарисованной картинкой, и сердце от этих пальцев, крутящих кольцо, от этих длинных волос, билось иначе. Спокойнее. И Тина рядом словно вколачивала ей в виски своим лаем: «Посмотри! Думай! Уйди от придуманного образа! Увидь ее настоящую!».       Но Алена мастерски это игнорировала, потому что придерживаться нужного ей ощущения было проще. Разумом точно было проще. А сердце предательски чувствовало все наперед, выстукивая на ребрах точеное «Дура ты. Дура.». Сердце чувствовало, что Косторная сама пришла к человеку, с которым рядом все было по-другому. К человеку, с которым просто. И это ничем не объяснялось. Просто и все тут.       И если бы Алена слушала свои чувства, она наверняка задумалась бы о том, что чувствует Саша. Но Косторная была предана разуму, который мантрой повторял «Она противная стерва, ее надо топить». — Пять, — просто отвечает Трусова. — Ахренеть. Пять собак. Когда ты за ними следишь?       Алена делала широкие шаги и тормозила после каждого передвижения ноги, чтобы Тина пробегала между ними, вырисовывая змейку. — Они сами друг за другом следят, — усмехнулась Саша. — Они все такие? — Какие? — Шустрые. — Нет. Лана спокойная, например. — Саша шла медленно, наблюдая за игрой Тины и Алены. — Познакомишь? — Когда-нибудь.       Косторная внутренне ликовала. «Когда-нибудь» стало согласием на еще одну встречу. Стало согласием Саши на присутствие Алены в ее жизни. Стало признанием Косторной. И от чего она ликовала: от тепла, разливающемуся по телу или от приближения к цели, не знала даже она сама. Не знала, потому что была уверена, что кроме второго и быть ничего не может. — Какой красивый, — под нос сказала она, даже не думая, что Саша может как-нибудь отреагировать. — Да.       Они смотрели на планетарий. Огромный, высокий, с круглой крышей. — Пойдем быстрее! — Алена потянула ее за рукав куртки. — Подожди.       Еще одно различие. Косторная торопилась быстрее получить массу эмоций, успеть все и везде. Саша же растягивала наслаждение каждым моментом. — Ну Саш, ну пойдем, — протянула Алена, утягивая ее за собой. — Косторная, у тебя пропеллер? — покачала головой Трусова, но не сдержала улыбки. — Алена. — поправила она себя. — Вот-вот.       Алена быстро расплатилась за них обеих, не дав Саше и слово вставить, и утянула внутрь, под купол, в музей. — Может сразу пойдем в звездный зал? — Косторная подпрыгивала на месте. — Как ты Тину провела? — Саша проигнорировала ее вопрос. — Врожденное обаяние, — она откинула волосы назад и подмигнула. Трусова цокнула и покачала головой. — Ну так идем? — Давай все по порядку. — остепенила ее Саша.       И Алена согласилась. Первый зал встретил их разнообразием фотографий звездного неба, около стены на стеклянной витрине стояли разноцветные камни, начиная от простых природных и заканчивая обточенными человеком. На стене впереди были огромные снимки планет, потолок, кажется, был не просто высоким, а уходил куда-то в небеса. И это только стены. — Что это за штука? — Косторная глазами указала на круглый со стеклянными вставками предмет прямо в центре зала. — Ты серьезно? — кивок. — Аппарат Планетарий, Ален. Старый правда. Это он проецирует звездное небо на купол. — Че, прям вот так берет небо и показывает? — недоверчиво прищурилась она. — Нет конечно. Там внутри пластинки с дырками, если я не ошибаюсь. И вон видишь лампочку? — Алена наклонилась и заглянула внутрь. — Ну? — Она подсвечивает и через дырки выходит свет. Так и звезды получаются. — А ты типа умная? — зачем она это сказала? — Я была здесь с экскурсоводом. — И что интересного говорили? — Косторной правда было интересно. И улыбалась она не фальшиво. И радость эта была неподдельная. — В этом аппарате можно было увидеть шесть с половиной тысяч звезд, вроде. А в новом около девяти, что ли. — Шесть с половиной — это вроде столько мы видим, да? — Да. — А девять это уже не по-настоящему? — Но не менее красиво.       Следующий зал был еще прекраснее: огромное количество стеклянных кубов с разным содержимым. Приглушенный свет и голубоватое свечение делало все более похожим на небо.       Саша шла рядом и останавливалась у каждого экспоната, читала все, что было написано и изредка указывала Алене на самые интересные, по ее мнению, факты. Так Косторная узнала, что число 13 здесь по всюду и далеко не как несчастливое — напротив. К примеру, все аппараты планетарии были связаны с ним, и сам планетарий когда-то открылся 13 по счету на земле. Алена рвалась в звездный зал, но Трусова каждый раз повторяла: еще успеем, давай посмотрим все. И Косторная останавливалась, смотрела и слушала, а Саша рассказывала все, что знает сама и что помнит с экскурсий.       И было в этом что-то особенное, такое, что как будто никому нельзя рассказывать, но вместе с этим рассказывать и не хочется. Что-то личное.       Алене нравилось смотреть, как Саша задумчиво проходит мимо очередного экспоната, как читает написанное про него, как, увидев что-то интересное, оборачивается и ищет глазами ее, чтобы на это указать. — Смотри! — Косторная дернула ее за пальто и махнула головой на большой глобус с изображением мифических существ. — Это что? — Карта звездного неба. Древняя только. — Саша медленно подошла за ней, осматривая фигуры. — Тут типа все названия созвездий показаны картинками? — Типа того. Только здесь они не все.       Саша обошла глобус и встала с другой стороны. Алена подошла к ней. — Почему не все? — Когда этот глобус рисовали, созвездий было известно всего 54. Поэтому и тут 54 существа. — А сейчас уже 88. — Алена тоже внимательно осмотрела глобус со всех сторон.       Особенно красив был Змееносец. Его изобразили очень крупным, поэтому рассмотреть и найти труда не составляло, и Алена, как это говорится, залипла. — Ален, иди сюда, — позвала Саша.       И что-то после этого простого предложения разлилось еще не известным ей теплом. Стало легко. И так захотелось услышать еще раз это «Ален». Низким голосом, но таким нежным. По-своему нежным.       Косторная прогнала глупые мысли быстрым встряхиванием головы и подбежала к Трусовой. — Что? — Смотри, метеориты. — Я видела. — Не на эти смотри. Вот этот трогать можно. — Саша провела ладонью по огромному камню с неотесанными гранями. — Я не хочу, — замотала головой Алена. — Почему? — Трусова посмотрела на нее, как на дуру. — Он страшный.       Камень и правда был страшным. Для Косторной так точно. Прилетел из космоса — оттуда, где еще ничего, по факту, не изведано: мы даже не знаем, где он заканчивается и заканчивается ли вообще. А фраза «Вселенная бесконечна» вообще не внушает спокойствия. Что может быть в этой бесконечности? Какие существа? Вдруг этот самый метеорит вообще не метеорит и сейчас откусит ей пол руки? Если уж на земле существа умеют маскироваться, то для бесконечности это явно проще простого. Мы ведь можем и не знать, что прилетело к нам на землю. — В смысле? — Вдруг он живой. — Он железный. — Как железный? — Дай руку и поймешь. — Саша протянула раскрытую ладонь ей. — Не дам. — Алена сжала кулаки до белых костяшек. — Ален. — Мне страшно. — Я не отпущу. — звучит надежнее. Но не на сто процентов. — Я боюсь. — Дай руку.       «Безумие. Бе-зу-ми-е» — крутилось в голове, когда она, закрыв глаза, протянула ладонь в неизвестность. К ее руке прикоснулась ледяная ладошка Саши, и ее так захотелось откинуть и бросить это все. Но когда Трусова начала двигать ее руку вниз — явно к метеориту — Алена вцепилась в ее пальцы, как в самое надежное спасение в мире. Ладонь легла на что-то остро-холодное, намного холоднее, чем пальцы, которые ее держат, и от страха Косторная попыталась выдернуть свою руку из этого ледника, но пальцы, которые на фоне контраста резко стали теплыми и даже обжигающими, ее остановили. — Открой глаза. — голос раздался совсем рядом. — Нет. — Открой. Ничего страшного. — Не открою. — Ален, открой глаза. Я держу.       Какая глупость. Какая глупость бояться камня. Но если так разобраться, никто же не знает, откуда он прилетел?       Косторная медленно-медленно приоткрыла всего один глаз, с опаской глядя на свою руку. Как будто если бы она держала глаза закрытыми, то ничто не коснулось бы ее и нигде не произошло бы ничего того, что она боится. — Не открою. — Нельзя закрывать глаза на свои страхи, понимаешь? — Это как из книги: «Закрыть на опасность глаза не значит избежать ее. Напротив, закрывая глаза, становишься уязвимее». — Что за книга? — Серия книг о Мефодии Буслаеве. Мои любимые книги. — Косторная все еще держала глаза закрытыми. — Господи, странная фамилия. — Сама ты странная. — Это не я боюсь посмотреть на камень. Кстати, ты сама процитировала, что закрывая глаза ты не избежишь опасности.       Если бы глаза были открыты, она бы точно закатила их. — Все равно не открою. — Тогда просто почувствуй.       Ладонь заскользила по острым выступам, как будто Саша решила отполировать метеорит ее рукой. Продолжилось это не долго — вскоре рука была освобождена из плена. — Понюхай. — Зачем. — Понюхай говорю.       Алена поднесла руку к носу и вдохнула. Запахло металлом. — Это ты так мне доказала, что он металлический? — Ну он не до конца металлический, скорее с примесями. Но да. — А ты знаешь, что металл не пахнет? Это так наш пот окисляется. — Знаю. Но запах-то есть. Значит есть взаимодействие с металлом.       Восторгу не было предела, когда она наконец вошла в звездный зал. Но когда темнота вокруг окутала со всех сторон, захотелось убежать. На самом деле Алена боялась неизвестности. А в темноте, ее, как правило, становится больше. Как можно бояться темноты и любить ночное небо? Оказывается, можно. И пусть в эту темноту Косторная попадает часто, страх от этого не исчез — лишь немного уменьшился. — Садись, — прошептала Саша где-то рядом. — Куда? — На кресла.       Алена села. — А ты где? — Я тут.       «Тут» донеслось откуда-то справа, и Косторная подвинулась туда. — Ты чего? — Ничего. — голос выдавал панику. — Я слышу. Что не так? — Все нормально. Когда звезды включат? — Ты темноты боишься? — Нет.       Слишком быстро для правдивого ответа.       Саша вздохнула, тяжело и слышно. И теплой руки Косторной коснулся холодный палец. Алена дернулась. — Это я. — Саша снова дотронулась.       Чувствовать, что в этой темноте она не одна, стало легче. — Внимание, включаются звезды! — сказали в микрофон, и стало светлее. И Саша убрала руку.       Звезды. Концентрироваться на звездах.       Искусственное небо было красивым. Правда, небесных светил намного больше, чем обычно она видела невооруженным взглядом. Но от этого становилось интереснее. И светлее.       И Саша с Аленой отправились в путешествие по звездному небу.

***

      Алена, еще полностью не отошедшая от вечера в планетарии, заходит домой, непривычно тихо разуваясь и вешая куртку на вешалку. Отряхивает следы лап на джинсах, и сразу идет мыть руки. — Пап, я дома, — она неслышно заходит в гостиную и отец подпрыгивает на месте. — Боже, Аленка! Напугала! Ты чего так тихо? — Устала. — Алена падает на диван, погруженная в мысли о космосе. Столько новой информации не укладывается в голове так сразу, поэтому необходимо ее переварить. — Где была? — Сергей садится рядом и приобнимет ее за плечи. — В планетарии, — улыбнулась Алена. — Опять звезды твои. — Не опять, а снова. Звезды завораживающие. — Косторная прикрыла глаза, откидываясь на спинку дивана. — Как ты Аньку туда затащила? — усмехнулся Сергей. — Какую Аньку? — Щербакову. Ален, совсем крыша едет? — Я с Трусовой ходила.       Повисла тишина. Алена этой тишиной наслаждалась. — И как? — отец тихо начал. — Что? — Продвигается?       Алена открыла глаза. — Ну вот видишь, прогулки дружеские. Значит, продвигается. — она посмотрела на Сергея. — Это хорошо. — У нее собачка классная. — улыбнулась Косторная. — Немецкая овчарка? — съязвил отец. — Чихуахуа, — засмеялась Алена. — И что? — Просто.       Молчание вернулось, но ненадолго. — А еще она звезды любит. Тоже. — улыбка не сходила с лица. — Ален… — настороженно начал Сергей. — М? — она повернулась на него. — Я помню, что… эм… — кажется, он подбирал слова, — можешь увлечься девочкой…       Алена выжидающе смотрела. — Так вот, пожалуйста. — он сделал паузу. — Только не Трусова.       Его перебил почти истерический и очень натянуто-вынужденный смех дочери. Косторная смеялась дольше, чем было бы уместно и громче, чем того требовалось, словно говорила: «Видишь? Мне смешно.» — Па, ты че? Увлечься Трусовой? — она снова показательно засмеялась. — Совсем что ли?       Сергей непонимающе смотрел на спектакль имени Алены, пока еще боясь сделать даже самые простые выводы. — Дочь, спать пора, — нахмурившись, сказал он. — Иди давай.       Алена резко, не так, как сделала бы по настоящему, перестала смеяться и спокойно ответила: — Доброй ночи.       Алена поднимается к себе в комнату, снимает грязные джинсы, надевает легкие домашние шорты и плюхается на кровать, набирая Аню.       На экране высветилась больно счастливая мордочка. — Да, альо? — парадируя известное видео с бабушкой с пакетом на голове и в наушниках, поприветствовала Аня. — Здарова, че как? — на кровати Косторная нашла соленые орешки, тут же принимаясь их есть. — Хватит жрать. — Не хватит. — Косторная… — Я крутая, я знаю. — Алена вспомнила кричалку болельщиков. — Это с какой стороны посмотреть, — возразила Аня. — А с какой ты смотришь? — Косторная закинула орешек в рот. — С той, с которой ты будешь жирная, если не прекратишь есть что попало. — строго сказала Щербакова. — Это не что попало, а орешки! — Да хоть черная икра. — Ой все, — Алена закатила глаза. — Рассказывай как у вас с Ками прогулка прошла, — хитро улыбнулась она. — Это же ты подстроила? — Сама Вселенная это подстроила. — Алена взмахнула руками ввысь. — Ну так и? — Короче…

***

— Это куда она ускакала? — Ками смотрит вдаль, куда только что уехал мотоцикл. — Да как обычно, на тусовку какую-нибудь, — пожала плечами Аня. — А мы? — А мы в парк. — Тогда я хочу мороженное. — Ками, на улице осень. Заболеешь. — Аня нахмурилась. — Мы можем зайти в кафешку и поесть там.       Щербакова улыбнулась, и, спустя полчаса, Валиева уже уплетала свое шоколадное мороженое так, что аж за ушами трещало, а Аня пила горячий чай, все время напоминая, что Камила обязательно заболеет.

***

— Аня, я боюсь! — Камила держалась руками за бортики кабинки на колесе обозрения, свято веря, что это поможет. — Ками, здесь столько людей каталось, и никто не упал. Почему ты должна свалиться? — Потому что я боюсь! — Валиева смотрела вниз, как будто специально нагоняя страх. — Если боишься, зачем пошла? — Ты хотела. Блять! — кабинка шатнулась от ветра. — Ками, — засмеялась Аня. — Смотри, как красиво. — Да вообще пиздец как! — она крутила головой во все стороны. — Ты не умрешь. — А если умру? — Если умрешь, не выиграешь старты, — пожала плечами Аня. — Окей, есть мотивация.

***

— Все так… красиво.       Камила, как ребенок, восхищалась всем, что видела вокруг. Горящие вывески? Красиво горят. Мальчик едет на скейте? Как он так катается, это же сложно. Листья падают? Красиво ложатся. Ане же наслаждалась красотой вечернего города. Фонари, машины, огромные многоэтажки. Вечером все становится красочней. — Да. Очень. Ну, пока? — Все? — За мной отец приехал, а за тобой такси, — Аня указала на желтую машину. — Тогда пока. До завтра.       Валиева протянула руки и Аня упала в эти мимолетные объятия, вдыхая знакомые духи и запах волос. Дыхание приятно обожгло уши, а голова, как будто так всегда и надо было, очень удобно устроилась на плече. Аня прикрыла глаза, мысленно благодаря Алену за этот вечер.

***

— Как-то так. — кивнула Аня в телефон и лучезарно улыбнулась.

***

      На улице уже давно ночь, в машине играет очередное радио, заполняя музыкой мысли Саши, которые разбегаются по углам сознания, не желая пугать хозяйку. Глупо отрицать, что Алена Трусовой понравилась. Своим ребячеством, своей открытостью, тем, что она настоящая. И нет, Саша не влюбилась. Она повторяла это в голове уже который раз. Она не могла влюбиться. Так нельзя. Такого не бывает. Поэтому она ограничивалась словом «понравилась». Оно ни к чему не обязывает. Мало ли что в жизни может нравится? Саше нравится красный цвет, и что теперь? Саше нравится весна, и что? Саше нравятся собаки… нет, плохой пример. Собак Трусова любит.       В любом случае, нравиться может все. Пугало только то, что уже несколько лет Саше не нравились люди совсем. А эта девчонка чем-то ее зацепила. Хотя, рано или поздно ее должен был зацепить какой-то человек, и это напугало бы так же, не правда ли? Хотя, если бы Косторная не была Косторной, было бы намного проще.       А мысли, как назло, убегали, оставляя в голове только музыку. Вот ведь нелепость: почему когда мы не хотим думать ни о чем, как только ты не заглушай внутренний голос, это тебе не поможет. Все, о чем только можно подумать, тут же вылезет наружу, одаривая тебя медленно накрывающей паникой. Но как только мы пытаемся достать на поверхность все наши мысли, стараемся понять, о чем думаем и что хотим, эти мысли тут же разбегаются во все стороны, оставляя в ушах лишь звенящую пустоту. И ничего понять не получалось.       Саша дернулась от вибрации телефона. — Ало. — Здравствуйте, Александра Вячеславовна. — до жути знакомый голос и неизвестный номер заставили руки покрыться мурашками. — Откуда у Вас мой номер? — Голос Трусовой стал железным. С Аленой она разговаривала по-другому. — Узнали? — Андрей Артемович, Вас не возможно не узнать. Откуда номер?       Саша злилась. Злилась на то, что ее отвлекли от самокопания, злилась на то, что у него откуда-то взялся ее номер, злилась, что он до нее докапывается. — Надежные источники.       Его мерзкую ухмылку можно было почувствовать через телефон так, словно она была прям у нее перед глазами. — Что вы хотите?       Сашу начала напрягать эта ситуация. — Я не покидаю попыток пригласить вас в театр. Или постойте, возможно дело в театре? Если это так то можем сходить в любое другое место. Кино? Ресторан? Прогулка на яхте? Все, что хотите!       Еще чего не хватало. Он реально глупый или прикидывается? — Дело не в театрах, дело в вас. Всего доброго.       И она сбросила звонок. И заблокировала номер       Это начинает переходить границы.

***

Насыщенный денек. Я устала сегодня, как собака. Четверных мне не видать походу. Я сегодня даже на удочке его не сделала, это просто кошмар. ЭГ, правда, ничего плохого не сказала, даже головой не покачала, мб еще что-то из этого выйдет. А еще, Я Ларисочка Гузеева и это программа Давай Поженимся. Создала сегодня для Ками с Анькой прогулку, они очень мило погуляли, по рассказам. Я, правда, звала их с собой, а потом Ваня приехал, ну я и слилась по тихому. Или по громкому. Но сильной нехватки меня они не почувствовали. Может обидеться? Да не, пусть наслаждаются, пока могут. Хе-хе. Была сегодня в планетарии с Трусовой. Он такой крутой! Я так много нового услышала! И вообще, планетарии — отдельное место в моем сердечке, даже эта стерва мне этот праздник не испортила. Не понимаю как она может быть одновременно и стервой и любить собак и звезды. Собачка у нее такая классная! Прелесть просто! Я тоже хочу собаку. Будет тоже за мной везде ходить. Только заебешься ухаживать. Так вот, Трусова. Она вроде как норм относится ко мне, так что мне немного осталось до этой бумажки несчастной и можно будет забить на нее. В конце концов я ей чо, таскать ее везде. Но она все равно как-то не говорит о себе много, да и не подпускает прямо уж близко. Но определенно, прогресс есть. А что тут сказать? Даже в дневнике Косторная усиленно игнорировала непонятное чувство к Саше, которое зарождалось теплом в груди, когда та произносила ее имя. Алена умела обманывать всех, но особенно хорошо она обманывала себя.