Разлука-Любовь

Через минуту, успокоившись я продолжала спокойно дожевывать свой поздний ужин под его внимательным взглядом. — Что у тебя еще нового, Жень? — небрежно бросил Глеб, делая вид, что увлечен едой. — Учусь на повара. И не вздумай ржать! — И ради этого школу бросила? — Ну да. Будто он не понимал, из-за чего я ушла. Терпеть насмешки еще пару лет было выше моих сил. — Эх Ласточкина. Целых два года могла отдыхать за партой в моей компание, — непонимающе потряс головой Котов, — если так хотелось жрачкой заниматься, пошла бы после одиннадцатого класса в этот… как его… типа технолог пищевой промышленности или как там зовется эта лабуда? Я, конечно, считаю, что это все фигня, но моя чудная мама просто повернута на высшем образовании. Устроила меня на экономический, приходится теперь время от времени в универе штанами лавки полировать. — Значит, ты теперь студент? — Ага, — ответил Котов. — Ага, — повторила я за ним, пряча глаза. Ну вот и получилось избежать ответов на неприятные вопросы! — И чем ты там занимаешься? — не унимался он. — Жрать готовишь? Он что, издевается? Я посмотрела на Котова, но парень только пожал плечами. И улыбнулся. Похоже, непосредственность была его коньком. — Вроде того. — Значит, ты могла бы завести свой блог и зашибать бабки? Почему нет? Я видел такое. — Да, подруга так же говорит. — Вот, — сказал Глеб, — но образование никогда не помешает. — Не верю, что ты Котов говоришь это. — Почему? — хохотнул молодой человек. — У меня вообще-то интеллигентная семья: мама — прокурор, а батя — банкир. — Заметно, что не учителя и не врачи… Глеб поймал мой взгляд на его дорогих часах, сверкнувших золотом на мужском запястье. — Вменяешь мне это в вину? — Не знаю, честно мне все равно. — Я скомкала упаковку от бургера, шумно отпила газировки. — Вот что это сейчас? Сидишь тут со мной, устроил благотворительный ужин, делаешь вид, будто тебе интересно знать, как я живу. Да ведь мы с тобой в школе даже не общались! Могли несколько часов находиться в репетиционной, не смотреть друг на друга и не перекинуться даже парой слов. К тому же ты обозвал меня. — Да? — О, я хорошо запомнила Котов шутку про водонапорную башню. Она запала мне в душу! — Поняв, что почти кричу, я снизила тон окидывая его недобрым взглядом. — Думаешь, тебе хоть что-то светит со мной? — Я оглядела его холеную наглую рожу и дорогие шмотки. — Такие, как ты, не в моем вкусе, поверь. — Откуда ты знаешь Женька, что я на тебя тогда не смотрел? — вдруг ошарашил меня он. — Если ты не смотрела в мою сторону, это не значит, что и я тоже. Я растерянно захлопала ресницами. — Ты… Ты Котов был гадким, отвратительным и… мерзким. Его брови поднялись. — Говорят Евгения, я и сейчас такой. — Согласна. — Я нахмурилась. — Короче, если у тебя хобби такое — кормить замарашек и бывших одноклассниц с автомойки дешевой туфтой, то тут ты мимо, приятель. — Хороший дорогой ресторан исправит положения Ласточкина? — Да я не об этом! — А хобби у меня нет. Если не считать пьяные гулянки, тачки и клубы. Если честно, этот парень хорошо смотрелся за рулем машины. — А как же гитара? Музыка? — спросила я. — Какой, на хрен, из меня Женька гитарист? Ты серьезно, Колбаса? — Котов расхохотался на все салон. — Эти сопляки меня терпели только потому, что у меня были авторитет, крутая гитара — очередная прихоть, новый комбик и деньги отца, способного по первому же капризу достать мне инструмент, какой только надо. Я невпопад дергал струны. Играл, как глухой лось на гуслях: почти никогда не попадал в такт, потому что не учился играть и не занимался музыкой. — Правда? — Мне не удалось сдержать улыбки. — Конечно! — Глеб слегка покраснел, поймав мой взгляд, и тут же принял более уверенную, свою расслабленную позу, положив одну руку на руль. — Тупоголовый дебил Боря вечно хвалил меня и заискивал. Пытался угодить, подмазаться. А вот твой пианист… он молча злился, ругался, спорил со мной. Упрямый пацан был. — Котов повернулся так, чтобы увидеть мою реакцию. И не ошибся: от упоминания Ярика мою земную оболочку смыло, словно песочный замок океанской волной. — Меня это ужасно забавляло. Дронов так психовал, когда пытался что-то мне объяснять и выгнать, а я прикидывался дурачком и бесил его — и он терпел. А мне еще сильнее хотелось вывести этого музыкантика из себя. — Вот твое хобби, — усмехнулась я, —выводить людей из себя. Ты от этого балдеешь Котов. — Ну… — Глеб поиграл бровями и усмехнулся, — возможно Женя. — У тебя нет ни тормозов, ни фильтров. Ты грубиян. — Просто я всегда Ласточкина говорю правду. — Он помолчал. — Это как с твоей толстой задницей: ты либо отращиваешь острые зубки, либо худеешь, если тебя не устраивает твой вес. Хотя тебе и так Женя хорошо, но… — Что?! — не выдержала я, когда он замялся. — Видно ведь, что тебе некомфортно и ты комплескуешь по этому поводу. Совсем неудобно как твоему мальчику-зайчику. Тебе было не по хрен Жень, как ты выглядишь, а Яру не по хрен, что скажут другие на этот счет. — Он просто трус! — выпалила резко я, чувствуя как сердце в груди начинает громко биться при воспоминание его образа и серых глаз. — Да, — совершенно спокойно отозвался Котов. — Этот трус так помню на выпускном тогда: распереживался, когда ты убежала, что метнулся и раскидал нас всех, как щенков. — Он потер вдруг свою щеку, словно до сих пор мог ощущать на ней жар от удара. — Накостылял нам а потом бросился прочь за тобой. Пожалуй, это лучшее воспоминание о моей школьной жизни. Какая драма! Какие страсти! Повороты! Лучше любого сериала! Эта сволочь не сумел сдержаться и заржал. — Я не хочу об этом больше говорить! — От нахлынувших воспоминаний у меня в горле пересохло а пульс все никак не хотел приходить в норму. Сжавшись в комок, я скрестила руки на груди, словно защищаясь. — И зря Женька! Мне казалось, что вы с Яриком помиритесь и будете вместе, закатить свадьбу и мне пригласительные вручите. — Ему будто нравилось совать свои грязные пальцы в мои раны и душу, ковыряться там, пока от боли не защипает в глазах. — Но ты права. Я тебя за это уважаю. Ему Дронову — нужен был этот урок. Таким, как он, всегда полезно подобное. Что он в своей жизни видел? Свою скучную пианину, чертовы ноты, сцену и песенки? Таскался до музыкалки и обратно. Все. Долбанный дрищ и слабак! Ты не сравнивай его с нормальными пацанами, как я. Если тебя с детства зашугивает строгий батяня, хлещет нотными тетрадями по роже и материт, то хрена с два из тебя что хорошее выйдет. Мужчины, знаешь ли, сами собой не вырастают. Их нужно взращивать — долго и упорно. — Все, перестань надоел. — Мне хотелось закрыть уши. Я не могла больше слушать его как и видеть. — Кстати, я слышал, что Дрон сейчас здесь в Москве и выступает в каком-то «ЧасПике». — Что за «ЧасПик»? — оживилась внезапно я и тут же осеклась, втянув голову в плечи. Судя по выражению лица Котова, он заметил мой интерес. — Как по мне, одна скучная, музыкальная дыра на окраине. Играют там какое-то дерьмо и поют каверы, слушать невозможно. — Он лениво зевнул, точно большой мартовский котяра. — Я был как-то в хламину в одном клубе ничего толком не помню: только его на сцене с какими-то чуваками и одной очень зачетной телкой на барабанах. Говорят, они играют в одном клубе каждую субботу если нет своих концертов и заказов. — Ясно. Почему-то слово что с ним в группе есть какая-то «телка» больно кольнуло мне сердце и задело нотки легкой ревности. — Хочешь со своим блондином повидаться? — съязвил Глеб внимательно смотря на меня. — Вот еще, — пробормотала я и нахмурилась а внутри была какая-то смертельная буря, шторм, стоило мне подумать только о его улыбке. — Правильно Жень! — Глеб протянул руку и осторожно коснулся снова меня, моего плеча. — Зачем он тебе? Я ведь лучше Дронова во сто раз. Лучше приходи ко мне. У меня в субботу вечеринка на хате для своих. Выпьем, послушаем музыку, потанцуем. Хочешь Жень заеду за тобой? Знаю я ваши вечеринки. Наверняка мажорская попойка, на которой все хвастаются размерами папочкиных капиталов и нюхают всякую дрянь и происходят другие непристойные вещи. — С чего ты взял Котов, что мне это будет интересно? — дернула резко я своим плечом, стряхивая с себя его наглые пальцы. — Как? — усмехнулся он. — Между нами уже особая связь, ты ведь Жень тоже это видишь? — Он придвинулся подлец ближе. — Я нравлюсь тебе, ты мне… еще со школы… — Какая же… хрень! — не выдержала я скривившись в лице. — Если такие вульгарные, примитивные методы все еще работают, то мне жаль тех девиц, которые на них ведутся. Но на одну меня это не действует потому что я прекрасно знаю какой ты. Мне нужно мыло, чтобы вымыть уши. Первосортный бред! — Э-эх! Женька ну почему ты… такая… жестокая!!! — Котов хлопнул себя по коленям в шутку. — Похоже, мне пора на курсы повышения квалификации чтобы добиться тебя, и поверь я буду на них ходить и все ради тебя… — Ладно. Мне пора Казанова, — взглянув на свои накрученные часы, сказала я игнорируя его реплику. — Я должна была появиться дома еще час назад. — Мамочка будет ругаться что гуляешь со мной плохим мальчиком? В груди неприятно резануло. — У меня нет родителей, — прошептала я тихо. — и никогда не было, только бабушка, она сейчас одна в Новомосковске а я здесь. — О Жень! Ну прости я не знал. — Глеб неуклюже потянулся, желая снова коснуться меня, но тут же передумал. Но вдруг нахмурился и громко спросил. — А где ты сейчас живешь? Если бабушка в родном городе? — В общаге. Глеб снова повернув голову посмотрел на меня, уже молча кивнул и спустя секунды тронул машину с места и вздохнул: — У меня тоже предки там остались и… вот знаешь они есть, а также одновременно как будто нет… — Хочешь Котов мне на жизнь пожаловаться? — не удержалась я, принимая правила его игры. — Я тебе не психоврач, учти. — Не психолог, — поправил Глеб, смеясь и качая головой, — и не психиатр. — Какая разница? — нахмурилась я опять на него, вновь скрещивая руки. — Разница есть, толстозадая. — Как ты меня назвал? — Толстозадая. — Останови машину! — Еще чего, обойдешься. — Он только добавил скорости. — Жалости ты от меня точно не дождешься, аппетиная моя. — Если я такая толстозадая, зачем ты за мной потащился? — Пользуясь моментом, я рассматривала его мужские руки, небрежно лежащие на руле. — Просто хотел тебя… чпокнуть. — Не-е-т, — отмахнулась я. — Да-а! — заржал он. — Похоже, я единственная, кто так долго терпит твои грубости и все еще не дал тебе по кумполу? Хотя очень уже хочется. — О, Колбаса, я еще очень ласков с тобой! — Охотно верю! — Улыбаясь, я отвернулась к окну. — Ну что? Давай свой номер красотка! — потребовал Котов, остановив тачку у моего обжищития. Я привычно взметнула взгляд вверх: проверила те окна, своего крыла в котором живу, а затем вспомнила снова о Ярике. Как всегда, на автомате все мысли о нем. — Не стоит, правда. — Я открыла дверцу, вышла, закинув сумку на плечо и наклонилась, чтобы взглянуть в салон. — Как-то я не впечатлилась твоей наглостью и обонянию, знаешь ли Глеб. — Черт, — нахмурившись сказал он все не спуская с меня глаз. — Твоя прекрасная задница не оценила мои гениальные шутки? Выдохнув, я закатила глаза и показала ему средний палец, развернувшись и пошла к двери. Странный, странный вечер. Еще более странный внезапный разговор с отшибоенным на всю голову чуваком. Уйти и забыть. — Обожаю тебя, Колбаса! — донеслось из машины. Этот придурок опустил стекло, чтобы прокричать мне это. — Дурак ты Котов! Он в ответ широко улыбнувшись посигналил. Дурацкая улыбка никак не желала сходить с моего лица. Но мне нужно теперь было поспешить проскочить мимо нашей строгой вахтёрши, собрать вещи и вызвать машину чтобы ехать в Новомосковск к бабушке. Я ей обещала приехать как у меня будут свободные дни от учебы и работы. Я тихонько повернула в замке ключ и вошла наконец спустя четыре часа езды в такси в родную квартиру где выросла. Но перед этим оказавшись перед родным подъездом, стоя с сумкой я сразу взглянула на окна своей комнаты где не горел свет естественно, потому что там я не жила как раньше и мой взгляд невольно переместился на соседнее точно такое же окно. Окно Ярика. В его комнате тоже не было по-прежнему света — темно и пусто и кажется теперь так будет всегда… Слишком много его сегодня для меня, в собственных мыслях всегда, сейчас словах, упоминание его имени, воспоминаниях и все остальное… На цыпочка я разделась и пошла к своей комнате, чтобы не разбудить бабулю. Так как времени было очень много и поздно а я дико устала и хочу спать. Но все мои старания были напрасны: она еще не спала. Короткие подозрительные всхлипы сопровождали ее шаркающие шаги. — Ба, ты что? — спросила я, включая свет и бросая уже свою сумку на пол. Ее трясло мелкой дрожью. Старое красивое морщинистое лицо было красным, распухшим от слез, губы тряслись. — Ба, прости, что задержалась и поздно приехала, — поспешила оправдаться я. — Встретила в Москве школьного друга, мы заболтались, и я… Не успев договорить, я уставилась на бумажку, которую она мне молча протягивала. На мятом тетрадном листке был записан какой-то номер. — Вот, держи Женечка… — Бабушка шмыгнула носом, достала из кармана халата платок и приложила к слезящимися глазам, а я наблюдая в шоке за ней и стоя все на одном месте, растерялась и не знала что мне делать, успокаивать ее или стоять! Что делать? — Звонила. Мать твоя. Беспутная. — Мама? — Не веря своим глазам, я рассматривала номер, выведенный аккуратным бабушкиным почерком. Будто, если долго смотреть, эти цифры могут ответить на все мои вопросы. — Да. — И что сказала? — Ничего. — Бабуля покачала головой. — Как всегда. Точно ничего и не случилось. «Мам, привет, как дела? А у меня все прекрасно». Еще обиделась, что я с ней холодна. — Она показала дрожащим пальцем на бумажку. — Продиктовала номер, велела отдать тебе, вдруг захочешь ей позвонить. — И все? — Я села потерянная и сбитая всем с толку, на кровать, столько всего со мной произошло за этот долгий вечер. — Все Женечка. — Бабушка села рядом, опустив плечи, совсем поникшая и грустная. Я сложила бумажный квадратик вдвое, потом вчетверо, потом еще раз и еще. До боли сжала в побелевших пальцах. Что мне было делать с этой информацией? Что я должна сказать женщине, которую ни разу не видела? Я не слышала ее голоса, не знала ее тепла, не представляла, какая она и как я должна к ней относиться. Моя растерянность превратилась в черную дыру, способную поглотить меня целиком. В глазах у самой защипало. Когда-то я очень этого хотела: узнать ее, услышать, что она меня всегда любила, просто по какой-то причине не могла навещать. А сейчас? Хотела ли я этого теперь?