Моя душа своем блаженстве убивает тело, но не находит удовлетворения для себя самой

«я загорелся интересом к человеку, показавшемуся мне еще больше нелюдимым, чем я». Эмили Бронте «Грозовой Перевал»

Лэствилл никогда не входил в список самых посещаемых городов мира и даже явно не мог претендовать на звание одного из самых красивых. Обычный заштатный городишка в штате Вашингтон, самый его центр, однако многие о нем фактически ничего не слышали. Но он был по-своему очарователен своей тишиной и неспешным ритмом жизни. Из достопримечательностей здесь были музей и картинная галерея, построенные в виде башни с замком в готическом стиле, не то, чтобы они сочетались с общей архитектурой и планировкой города, однако это было одно из любимых мест для прогулок у местных. Недалеко располагались небольшой сквер и искусственный пруд, так что я с удовольствием посещал его по вечерам в будние дни, так как он был пуст. Жители города здесь жили целыми поколениями, поэтому все знали друг-друга фактически в лицо. Новые лица появлялись крайне редко и сразу становились новостью номер один для обсуждений на ближайшие несколько месяцев. Так было и со мной, но я не самый гостеприимный сосед, как и те, кто проживает со мной. Мы старались держаться особняком. Нас нельзя было увидеть на еженедельном уик-энде во дворе, где мы бы жарили мясо, пили пиво и играли в фрисби. И возможно у наших соседей есть желание вызвать полицию, дабы хоть немного приоткрыть завесу нашей таинственности, но мы никогда не нарушали общественный порядок, по ночам устраивая громкие вечеринки. Неудивительно, что вскоре интерес к нашим личностям угас, а вот косые взгляды и перешептывания так никуда и не пропали. И неудивительно, двое школьников живут без родителей, а опекуном им приставлен сам мэр, при этом они даже не родственники. Тут явно есть какая-то тайна. А еще их частенько посещает странная блондинка, которую также часто замечают в компании мэра. Но как я уже сказал, я совершенно не спешил заводить новые знакомства и, конечно же, разъяснять, как все так вышло. Нравилось ли мне здесь? За то время, что я здесь нахожусь я так и не определился. Собственно у меня и выбора то не было и сравнивать мне тоже не с чем. За мои неполные 18 лет это второй город, в котором мне довелось жить. Да и в родном Брашове я мало что видел. Конечно, Лэствилл не мог сравниться с его атмосферой и архитектурой, но зато он впервые позволил мне хоть немного почувствовать себя в безопасности. Мне казалось, что стены этого городка слышат каждого, и, услышав меня, он решил максимально обезопасить мое пребывание в нем, и я был благодарен ему хотя бы за это. Здесь никто не знал моего прошлого и не пытался проникнуть в него. Здесь я был для многих тем, кем решил быть, нося «маску». С этими мыслями и со скучающим видом стоя на балконе дома, я докуривал сигарету — третью по счету, если не ошибаюсь. Не знаю, я не слежу за этим. Мне было глубоко плевать на все эти угрозы напечатанные на каждой из купленных мной пачек. Даже если я умру от рака легких, для меня это будет не худшим завершением моей никчемной жизни. Наоборот, я приму это как дар и благословение Господа за мои грехи, и может быть, перед самой кончиной, уверую в него, потому что моя жизнь с самого рождения была пыткой, и я больше не хотел и не видел смысла влачить ее дальше. Спросите, почему я тогда не покончил с этим всем до сих пор? Выдохнув из легких очередной терпкий дым, я взглянул на свои руки вдоль и поперек исполосованные шрамами. Ответ очевиден, я пытался, просто я настолько неудачник, что даже смерть не считает нужным забрать меня. Видимо в прошлой жизни я был тем еще блудником, раз я до сих пор не прощен и ежедневно варюсь в адском котле под названием — человеческая жизнь. Расскажи я своему психиатру о том, какие мысли вертятся в моем воспаленном мозге, он бы давно самолично провел бы мне лоботомию, несмотря на то, что она запрещена. Докурив сигарету, я потянулся за новой. Город постепенно оживлялся. На улицах становилось все больше людей, звуков, открывались кафе и магазины с лавками. День обещал быть ясным и жарким. А мое настроение и без того хреновое, становилось еще хуже. Какой нахрен выпускной класс?! Чиркнув зажигалкой, я поднес к ней сигарету и быстро сделал новую затяжку, усмехнувшись своим словам. Я явно не тяну на роль прилежного школьника. Все мои сверстники только сейчас начинают постигать все прелести «взрослой жизни» с ее запретами: травка, алкоголь, секс в самых неприличных местах и позах. Все это уже было у меня. И даже больше. То, о чем все эти папины и мамины прелести даже не догадываются, если только не рискнут залезть во что-то более откровеннее, нежели профиль на «Pornhub». Поверьте, то, что многие называют «жестким поревом», еще лайтовая версия. Я — то знаю, о чем говорю. Тот мир, откуда я выкарабкался самая отстойная помойная яма, от которой, к сожалению, не отмыться, даже если содрать всю кожу. Он всегда будет со мной, и никакие психоаналитики и прочие светила психоанализа не исправят этого. Дедушка Фрейд был бы в восторге, будь он моим врачом, а вскоре и сам бы двинулся по фазе. Как там говорилось в Библии? «Возлюби ближнего своего»? Вот этими-то словами и руководствовались те, кто должен был спасать заблудшие души мира сего. Я был одним из тех, кого «спасли и возлюбили». Видимо последняя сигарета была лишней. Во рту появилась горечь, и я тут же выбросил ее. Нужно собираться. Эрджи и Раду точно не дадут мне пропустить снова уроки, ведь мы обещали мэру не создавать проблем. Я вернулся в комнату, и сразу столкнулся глазами Эрджи. Она сидела на кровати поджав под себя ноги нервно прикрывая одеялом свое обнаженное тело, а ее глаза со смесью страха и стыда остановились на мне. Для любого другого парня это было бы завораживающее зрелище. Эрджебет выглядела словно супермодель с обложки, даже только проснувшись. Стройное подтянутое тело, полные губы цветом персика, большие голубые глаза — пронизывающее холодным стальным взором, длинные ресницы и черные брови, слегка вздернутый носик и копна роскошных волнистых белоснежных волос. Ее щеки алели румянцем, придавая ее бледной коже еще более соблазнительный вид. Однако мое сердце было безучастно к этой красоте. Эрджи нервно кусала губы, весь ее вид говорил о том, как она ненавистна себе. Снова. Меня это не удивило, это происходило каждый раз, когда она оставалась со мной. Только я никогда не обвинял ее и уж тем более не поддерживал ее самобичевания. Она была такой же, как я, человек «иного» мира. Она училась выживать, как и я. Как и Раду. Но если мы с Раду научились принимать все с безразличием, то Эрджи в попытке стать одной из миллиарда людей, воспринимала свои ошибки как очередную трагедию. — Если хочешь заняться новым сеансом самобичевания, то поезжай домой, Эрджи. — Ровным тоном произнес я, проходя мимо нее. Она вздрогнула, а по ее щекам покатились тихие слезы. Закатив глаза и устало вздохнув, я все же продолжил собираться в школу. — Почему мы все время возвращаемся к этому, Влад? Почему я не могу остановить себя? — Почему ты всегда осуждаешь только себя, Эрджи? Трахались мы оба. — Безразлично ответил я. Эрджи мотнула головой. Копна ее белоснежных волос рассыпалась по плечам. Она вытерла слезы, несколько раз глубоко вздохнула и выдохнула. Я даже знал, о чем она себе мысленно вторит: «Возьми себя в руки Эреджебет Батори. Сегодня наступил новый день твоей бесконечной борьбы». Это был ее жизненный ритуал, догма. Еще с тех времен, когда мы впервые встретились в стенах нашего общего дома — приюте св. Марка в Брашове. Уже через несколько минут она гордо вскинула голову, от слез и ее слабости не осталось и следа. Эрджи схватила свои вещи. Я следил за тем, как она быстро собирается. Именно такой я ее знал — сильной, хладнокровной и порой даже беспощадной для виду, и сломленной изнутри и потерянной наедине с собой. На самом деле она куда сильней меня в моральном плане, просто не хотела в это верить. Она стремилась жить — вот, что главное. Она была красива, аристократична, горда и упорно шла к своей цели, отметая все на своем пути. И только я видел ее слезы, каждое утро после того, как мы проводили совместную ночь. Любили ли мы друг-друга? Абсолютно нет. Это не было любовью. Мы друзья? Если так можно сказать о наших отношениях, то да. Но секс у нас был не по дружбе, нет. Считайте, это такая терапия. Да, извращенная, но и мы не были идеально здоровыми. Такая близость позволяла нам чувствовать себя хоть немного важными и нужными, хотя бы друг для друга. В тех чувствах, что мы испытывали в процессе, можно было на время заглушить всю душевную боль и утопить мысли, которые терзали нас. С учетом того, где мы росли и как, для нас с Эрджи не существовало правил морали установленных обществом. У нас она была своя. Честно признаться мы и сами не до-конца понимали, как объяснить самим себе то, что мы совершаем. Но оба точно понимали, что нуждаемся этой близости, пусть и неправильной со всех сторон. И мне было больно видеть, что Эрджи испытывала терзания совести. Она была девушкой мэра, и не просто девушкой, а невестой. Но загвоздка была в том, что между ними не было светлых чувств. Просто Эрджи своей красотой и умением вести себя придавала мужчине на 30 лет старше нее более выигрышный статус. Рядом с ней он чувствовал себя уже не стареющим, а просто зрелым мужчиной. А для самой Эрджи он стал крепкой защитой от мира, из которого она сбежала и вытащила меня с Раду. И я до конца жизни буду ей благодарен за это. Именно она настояла на том, что ее жених-мэр стал нашим опекуном, рассказав ему ту версию нашей общей истории, которую мы сообща придумали. Удивительно, но Маккензи хватило и этого, без всяких подробностей. Видимо ему очень хотелось покорить нашу непоколебимую блондинку. Я осознавал, что ее муки связаны с тем, что она хочет полностью изменить свое прошлое, дабы оно не наслаивалось на ее нынешнюю жизнь. И если бы функция форматирования была встроена в ее память, она бы несомненно так бы и поступила. Маккензи был не самым худшим вариантом, уж для нее то тем более, но «гордиев узел» было невозможно ни размотать, ни разрубить, его можно было только скрыть и Эрджи пыталась, честно. Уверен, в глубине ее израненной души она испытывала нежные чувства к своему избраннику, просто для таких как мы в этой жизни все было непросто. А когда у нее заканчивались силы нести этот груз, она вновь искала возможность хотя бы немного разделить его с тем, кто сам запечатал своей за стальными воротами с семью печатями — со мной. Остаток времени мы собирались в тишине. Перед тем как спуститься к завтраку, где на кухне нас уже наверняка ждал Раду, Эрджи подошла ко мне и коснулась ссадин на моем лице. Я поморщился, но не отвел лица. Она лишь с легким укором в голосе проговорила: — Почти зажили. Постарайся больше не провоцировать этого Сойдана. Маккензи главный конкурент его отца. — Это тот, которого обвинили хищениях и мошеннических махинациях? Уж не твой ли благоверный постарался перед выборами? Эрджи лишь загадочно блеснула глазами, но на вопрос не ответила. А затем и вовсе направилась к двери, я поплелся следом. Когда мы вошли на кухню, там уже как и ожидалось был Раду. В отличие от меня, мой младший брат оказался куда более благосклонней к нашему переезду в Лествилл и с большим рвением ухватился за учебу. Конечно ему было сложно, но Раду был открыт этому миру. Он не познал той кромешной тьмы, что я и Эрджи, он был слишком мал, когда мы оказались в приюте, и мы с Эрджи старались максимально обезопасить его, позволив поглотить в ад нас. Эрджи безумно любила его, это было больше чем сестринские чувства, казалось, что она не сама того не осознавая, стремилась стать ему матерью. Ей было всего 25, но повзрослеть ей пришлось намного раньше. Меня Эрджи была старше на семь лет, и это было еще одной причиной для ее угрызений, ведь у нас был секс, пусть и по обоюдному согласию, но ведь я же был ей как младший брат по факту. Поэтому все свои невысказанные чувства любви и заботы она дарила Раду, она хотела хотя бы сделать счастливым. — Доброе утро, мой милый. Как спалось? — Ее лицо озарила счастливая улыбка, она нежно коснулась щеки Раду. — Вы опоздали к завтраку. Можно было бы уже не столь долго нежиться с друг с другом.- Раду недовольно заворчал не отрываясь от поглощения любимых хлопьев. Да он знал, о наших странных отношениях. Поэтому мы и не отреагировали на его выпад, а лишь молча присоединились к нему. — Может Эрджи отвезет тебя? — Даже не думай, Влад. Ты поедешь с нами, я лично проконтролирую, чтобы ты оказался на уроках. — Эрджи пригрозила мне ложкой. Пришлось сдаться ее милости. И хорошо бы тебе извиниться перед той девушкой. — Вторил ей Раду- ты хоть не забыл ее имени? Началось. С того момента как я подрался с Мехмедом Сойданом, и после того, как мои раны немного зажили, все разговоры сошлись к моей «спасительнице». Мне уже осточертели эти вечные: «Почему ты был так груб с ней?», «Ты должен бы давно попросить у нее прощения?» «Ты хоть помнишь ее имя?». Я бы и рад забыть, но с усердием Эрджи и Раду это было невозможно. Но дело было не только в них. Эта девушка… Она. Не знаю, она какая-то странная. И имя под стать — Лайя. И да, мне действительно было стыдно за мое хамское поведение. Просто я не привык получать помощь со стороны, ну кроме как от Эрджи конечно, но это иная ситуация. Эта Лайя оказалась очень настырна в попытке всунуть мне эти чертовы салфетки, но по крайней мере я сумел привести в более менее приличный вид и директор не вышвырнул меня из школы в первый же день. Я конечно был бы только за, но не хотелось подводить Эрджи. И опять же эта девушка. Перед глазами тут же возникло ее лицо, слегка испуганное, но при этом она стойко держалась проигнорировав мою грубость. Первое время каждое ее упоминание вызывало во мне приступ раздражения. Но чем больше мне о ней напоминали, тем больше я о ней думал и ее образ в день нашей встречи становился в моих воспоминаниях все отчетливей. — Ее зовут Лайя. — Совершенно спокойно ответил я, однако сам же уловил в своем голосе нотки заинтересованности. — Да, так вот, эта Лайя спрашивала о тебе. — Совершенно будничным тоном сообщил брат. — Что?! — В одночасье спросили я и Эрджи. — Когда это было? Откуда она знает, что ты мой брат? — Сказать, что я опешил, это мало. Зачем это этой девушке спрашивать обо мне? Но в то же время по моему телу прошло тепло. Неужели меня это тронуло? Бред какой-то. -Господи, чего вы так всполошились то? — Раду удивленно вскинул брови и встав схватил свой портфель. — Она не знает, что я твой брат. Просто я зашел отдать книги в школьный кампус, и она расспрашивала администратора о новеньком ученике. Трудно не догадаться о ком собственно была речь, тем более она описала твою внешность. — И ты ничего ей не сказал, Раду? — Эрджи как-то сразу поникла. — А что я должен был сказать? Привет, я Раду, младший брат того драчуна, которого ты снабдила салфетками? — Это неважно — перебил их я. — Дальше то что? — Ничего особого. Кроме того, что вы похоже в одном классе. Я окончательно был сбит с толку. Лайя Бернелл, девушка, которая вызывала во мне непонятные мне чувства, интересовалась мной. Эрджи и Раду как-то странно поглядывали в мою сторону. Видимо на моем лице отразился весь спектр испытываемых эмоций. Не глядя на них, я подхватил свои вещи, так и не закончив с завтраком и спешно ретировался на улицу, бросив через плечо: — Ладно, придется все же извиниться, раз вы так настаивайте. Признать, что я сам хотел этого было трудно, даже перед собой.