Свобода не даром

      Гонвер оказался настоящим фанатом всей семьи; на полученные файлы Кевин потратил среду и первую половину четверга. Он и представить не мог, что материалов будет столько! Один интереснее другого — Кевин пропустил и ланч, и обед, и только назойливое урчание желудка заставило его выбраться из мотеля к вечеру. На пути в паб Кевин осмысливал прочитанное. Свежесть сумеречного воздуха снимала охватившее его с утра напряжение, но даже после получасовой прогулки Кевина все еще не отпускало. Наоборот, время от времени мандраж усиливался. Подумать только, сколь удачной оказалась идея написать Гонверу! Старина Мэттью болел Гилбертами, дышал ими и, судя по всему, ими жил! То рвение, с каким он взялся за дело, ощущалось даже в сохраненных заметках на полях. А в какие суммы обошлась Гилбертам их репутационная чистота! Кевин не мог просчитать даже навскидку: Гонвер занимался сталкингом годами. Настоящий гвоздь в заднице! Локации, адреса, социальные связи и банковские операции — под конец дня Кевин потерял нить, на ком из семьи Гонвер отыгрывался с особой страстью, но главное он уяснил без необходимости перечитывать. Кевин не спешил разделить уверенность Мэттью в глупости сыновей Грегори Олби Гилберта, но то, что оба отпрыска наследовали несметное состояние, являло собой факт из неоспоримых. Бороться за теплое место не пришлось бы ни одному, даже если бы папаша осеменил небольшой город впридачу.       Кевин не раз задумывался о масштабах Гилберта. В силу обстоятельств он видел этого человека лишь обгрызенными фрагментами: пустующее на триста комнат поместье и частные перелеты, особняк в Цюрихе и… на этом все. Но и сейчас, с затаенным дыханием от одних цифр и прыгающим пульсом от других, Кевин понимал, что шансов угадать у него не больше, чем было на Рождество в Саут-Йоркшире. Разве люди бывают богаты настолько? Да как будто он представлял, насколько! Казалось, и самая смелая фантазия не приблизит его к реальности ни на дюйм.       Международная строительная компания со столетней историей и годовым оборотом в тридцать один миллиард. Встречайте, господа: «GGFoundation»! Оглушающие фанфары под мерцание конфетти фантазия Кевина взяла на себя. Как иначе представить этого агломератного монстра? Головной офис в Лондоне с дочерними компаниями в Штатах — теперь ясно, отчего ему попались статьи о футбольных полях. Однако этим список лишь начинался. Страховые фонды. Инвестиции в инфраструктуру и недвижимость. Акции в трех машиностроительных компаниях. СМИ. И даже сотовый оператор. Два частных банка Швейцарии предлагали услуги по управлению частным капиталом. Гилберт будто занимался всем на свете разом. У Кевина вскипал мозг: Гилберта недоставало разве что в политике, но теперь отсутствие семьи в видимом электоральном поле выглядело, скорее, подозрительным. Если уж Гилберт беспардонно влезал в дела швейцарской церкви, то влиять на светские ветви инструменты у него тем более имелись. Кстати, о вовлеченности Гилберта в божьи промыслы Мэттью, похоже, и не знал. Вывод принес иррациональное удовлетворение: коррумпирование Гилбертом церкви становилось в умелых руках козырем, и матерый волк журналистики его упустил, а вот у Кевина такой случайно завалялся в кармане. Этот кусок от Гилберта принадлежал ему одному.       В остальном размах осведомленности Гонвера поражал. Сколь старательно Мэттью ни делал вид, что воротит нос от подробностей интимного характера, сам он на несколько лет зарылся в грязное белье Гилбертов по уши. Кто из двух братьев оказался большим извращенцем? Вопрос на миллион. Читать биографию Джорджа Грегори Гилберта и не испытывать при этом брезгливости получалось с трудом. Не исключено, что Гонвер ошибался или преувеличивал намеренно, и число тинейджерок, с кем Джордж вступал в интимную связь, было не столь и велико, но, по мнению Кевина, хватало и одной, чтобы относиться к Джорджу Гилберту так, как он того заслуживал. Летом тысяча девятьсот девяностого, как сообщали Гонверу его источники, Джордж отмечал с одной из любовниц ее двенадцатилетие. Надо признать, на фотографиях девочка выглядела года на четыре старше, но общей картины это никак не меняло. Самому Джорджу месяцем ранее исполнился двадцать один. Кевину оставалось лишь гадать, что за чудо уберегло Джорджа от уголовного преследования: ни одна из малолетних пассий не была похожа на живущую проституцией беднягу, девочки смотрелись дорого и ухоженно, за них явно было, кому заступиться. Может, именно поэтому подругу Джордж выбрал не из своего круга. Некая Карла Сарто даже вышла за него замуж. Кевин потер лоб: если эта женщина дала рождение Ив, выходит, Ив не знала о родителях всей правды? Не знала, что в той аварии, о которой она сама Кевину и рассказала, ее мать выжила? Или Ив была рождена другой женщиной? Вторым браком? Вне брака? Ответ Кевин так и не получил: в материалах Гонвера он не нашел ни единого упоминания ни развода Джорджа, ни последовавшей затем свадьбы. По всему выходило, что Джордж разбился на трассе с другой женщиной, а несостоявшаяся поп-дива, овдовев, проводила в рехабах больше времени, чем где бы то еще, а когда выбиралась на свободу, то тщательно избегала любых точек пересечения с Гилбертами. Из чистого любопытства Кевин послушал несколько треков из альбома двадцатилетней давности. Он не понял ничего — Карла пела на итальянском, а въедливый мотив только раздражал. Кевин остановил трек. Могла Карла Сарто, узнав об измене мужа, подстроить для него аварию? Вполне. Ослепленная ревностью, жена Гуччи тоже расправилась со своим мужем — Кевин изучал этот кейс в Школе журналистики, потому и запомнил, — обе были итальянками.       Сам Брендон Гилберт отнял у Кевина времени меньше, чем кто бы то еще из расследований: Мэттью не нарыл ничего. Ничего из того, о чем Кевин бы не знал или не догадывался. Открытый гей, повернутый на БДСМ. И что? В силу специфики самих практик или же Гилберта действительно не возбуждали подростки, но выбирал он любовников исключительно совершеннолетних. По меркам Великобритании ничего противозаконного — вот почему о его постельных приключениях Гонвер и слушать не стал: ухватиться не за что. Будь иначе — челюсти на шее Гилберта уже бы сомкнулись, а так только время потратит. Что касалось бизнеса, то после две тысячи седьмого любые деловые утечки были сведены к нулю. Гонверу перекрыли кислород, а саму компанию сотрясли перестановки на местах и громкие увольнения. Некоторые повлекли за собой даже судебные тяжбы. Кевин перепроверил год и оказался прав: именно в две тысячи седьмом, в свои двадцать шесть, младший сын Грегори Олби встал у руля. В «GGFoundation» начиналась новая эра. Компанию лихорадило, и неудивительно: тысячи человек разом получили шанс сменить кабинет на более просторный, оставалось лишь вовремя поцеловать новому большому папочке золотой зад. Кевин так и представлял желающих: наверняка очередью обогнуть экватор! Все стихло в момент — и ни одной компрометирующей детали для Гонвера с тех пор. Информацию о жизни Гилбертов стало возможным достать лишь из общедоступных ресурсов, иными словами, из ниоткуда. Отчего-то Кевина это приободрило: в отличие от Гонвера, он и не нуждался в особых источниках — он сам был таким источником.       К утру пятницы Кевин расправился с последней папкой. Позавтракав, он решил, что неплохо бы смотаться в хоспис. Чемоданы он собрал еще с вечера, так что до вылета у него оставалась уйма времени. Без малейшей идеи, когда ему захочется вернуться в Баму снова — точно не раньше, чем над Терри Пристоном начнется судебное разбирательство, — Кевин сел за руль. Возможно, сегодня он увидит Чесси в последний раз, но Кевин не чувствовал по этому поводу ни тени сожаления: они годами обходились друг без друга, он привык. С матерью он свяжется уже из Нью-Йорка, но отцу Кевин позвонил еще до завтрака. Увы, пересечься не получится: тот сорвал на складе спину и теперь отдыхал перед сменой, восстанавливая силы. Кевин ему почти поверил, вот только под звон разбитого стекла, да раздавшуюся поодаль пьяную брань разбилась и ложь. Отец даже не смутился, значит, был уже под градусом. Кевину не хотелось быть ему судьей и, тем более, палачом, но одна лишь мысль, что в критический момент Том мог обратиться к нему за помощью, а бухой идиот точно так же слился, приводила в глухую ярость. Кажется, приезд домой изломал в его сыновних чувствах то немногое теплое, что еще тлело в нем до последней встречи с родителями. На себя Кевин тоже злился, он не намеревался влезать в белое пальто.       Обратный путь он заложил с расчетом заскочить в церковь. Он помолится, затем заберет из мотеля чемоданы, вызовет такси до Хантсвилла. И наконец-то в Нью-Йорк! Нью-Йорк — совсем другое дело, а когда отыщется Том, так ему и вовсе станет не до жевания соплей. С бабкой он управился за четверть часа: из-за успокоительных она спала мирным ангельским сном. Разумеется, будить ее Кевин не стал. Поправив чуть съехавшую подушку, он покинул с чистой совестью палату и, не задерживаясь, паркинг хосписа. Его не отпускали мысли о Гилберте и всем том, что он теперь о нем знал, — без малейшей идеи, что делать с файлами дальше. Никакую статью он писать не собирался! Это понятно. Все это он затеял из интереса и азарта, черт, да он и не думал, что Мэттью откликнется! Да еще и клюнет на удочку россказней про Туркменистан. Впрочем, теперь Кевин понимал, почему так все же случилось. Случиться не могло по-другому. Туркменистан был жемчужиной в короне расследований Гонвера, и тот узрел в нем собственное воскрешение: многолетняя одержимость принесла долгожданные плоды — свою единственную жизнь Мэттью тратил не зря. Ладно, черт с ним, с Гонвером. Испытывал ли Кевин стыд перед Гилбертом — за то, что копался в его грязном белье? Ничуть. Во-первых, Гилберт не узнает. О Гонвере Кевин вообще не станет никому рассказывать, а если тот начнет надоедать, то просто заблокирует его во всех сетях. Во-вторых, Гилберт тоже не встретил Мурров из Миннесоты случайно за углом. Да тот вообще следил за домом его родителей, а самого его похитил — никакое расследование не сравнится! Провинность Гилберта была куда тяжелее.       Как же тогда так вышло, что Гилберт отпустил его столь просто? Даже сейчас, спустя три недели, Кевин не понимал. Или понимал — он не мог разобраться даже в собственных объяснениях. Годились любые, оставалось лишь выбрать, но выбрать как раз и не получалось. Неужели Гилберта даже не беспокоило то, что он, Кевин, мог с ним сделать? Заявить на него в полицию, например. Или же Гилберт рассудил, что слишком хорошо изучил его за проведенное в постели время, и у него, Кевина, не хватит духа? Раскусил в нем алчность, но и учел боязливость? Денежный перевод мог ведь сыграть в обратную: не запечатать рот, а наоборот, стать доказательством причастности к похищению. Конечно, легко бы не было. Обиженный любовник и все такое. Но если таранить, как Гонвер, напором, в какой-то момент общественность уже не смогла бы закрывать уши и отворачивать лица, Кевин бы заставил себя слушать. Ему ведь даже не нужно собирать доказательства вины Гилберта — он был сплошным доказательством. Конечно, в какой-то момент он мог погибнуть в автокатастрофе, откинуться от передоза, неудачно подраться в баре или утонуть в бассейне — да хоть в чашке с чаем! Но еще он мог и попасть под программу защиты свидетелей! В конце концов Гилберт похитил гражданина Соединенных Штатов, а это было серьезно! Но еще в газете у Кевина были с этим проблемы: работая над заданиями Кларка, он то тормозил, то не дожимал, а то и вовсе включал заднюю, за что Кларк не упускал возможности ткнуть его носом в промахи, будто щенка, помочившегося на ковер. Кларк был прав, он осторожничал. Ссал, одним словом. Был ли Мэттью Гонвер чуваком без тормозов или же за ним стоял влиятельный покровитель, лез он напролом, но он не Мэттью! Он всего лишь Кевин Тайлер. И в отличие от Гилберта, не родился с золотой ложкой во рту, чтобы не беспокоиться о завтрашнем дне. Пока что золотой ложкой ему только водили по губам, и если он не хотел, чтобы поводили чем-то еще, навлекать на себя неприятности не стоило. Тем более, что он даже не знал, насколько правильно было Гилберту мстить и насколько он хотел этого сам. Съехав на хайвей, Кевин дал себе слово поступить в этой ситуации разумнее всего, а именно забыть об истории с Гилбертом раз и навсегда.

      ***

      Гилберт бросил взгляд на разобранную кровать. Примятая простынь. Одеяло скомкано бесформенной кучей. Рядом валялась футболка. Остальная одежда аккуратно висела на спинке потертого временем стула. Брендон поднес футболку к лицу. Вещь как будто не успела остыть и все еще хранила нагретое тепло. На миг у Гилберта остановилось дыхание, затем пришла пустота. Ему стало легко и спокойно, пока не заколотилось сердце. Он вернул футболку на место: слишком чутко реагировал на запах.       Брендон подошел к окну и открыл его настежь. Совокупляться в этой помойке он не намерен. Сегодня он увезет Кевина обратно: машина уже ждала их снаружи. Никакого Нью-Йорка. Никакой Америки. Место Кевина рядом с ним, в Европе.       Кевин не заметил его присутствия в церкви: склонивший голову в молитве, он был настолько погружен в себя, что не услышал, как с ним поздоровался проходивший мимо священник. Счастливчик, — Брендон многое отдал бы, чтобы тоже услышать, что шепталось в ладони, смиренно прикрывшие рот. Он не решился сломать хрупкость момента и остался на последнем ряду, созерцая красоту образа. Знал ли Кевин, насколько порочен в своей набожности? Видение балансировало на грани святости и на грани распутства. Кевин перелистнул страницу молитвенника. Его рука, вероятно, дрогнула — разорвалась бумага. Занятый приготовлениями к вечерней службе, отец обернулся на звук, задержав на раннем прихожанине взгляд более откровенный, чем предписывали любые каноны. Если бы в сердце Брендона сохранилась хотя б частичка былой веры, он бы оценил шутку всевышнего.       Он упустил момент, когда Кевин сел в арендованную машину: звонок из Лондона вынудил Брендона покинуть церковь. Звонок был важным, он не мог не ответить. Беззвучным жестом, не прерывая беседу, Брендон дал понять водителю следовать за ним. По окончании телефонного разговора он решил, что в Саут-Йоркшире пора привести в порядок их небольшую семейную капеллу. Наконец-то хоть кто-то начнет ею пользоваться.       Прежде чем войти к Тайлеру в комнату, Брендон постучал. Дверь оказалась не заперта. В самом номере громко шумела вода: разрешения войти можно не ждать. Он осмотрелся, не спеша снимать пальто. Место было неопрятным, здесь давно не убирали. Два чемодана у входа смотрелись как нельзя кстати: он не представлял, как в этом помещении можно было прожить столько времени и не сойти с ума.       Стоя у окна, длинным, глубоким вдохом Брендон наполнил легкие воздухом: запах Кевина навязчиво дразнил нос. Эйфория и возбуждение, пока еще легкие, охватывали его тело и сознание. Брендона это не удивило. Он давно научился мириться с вещами фатальными.       Парень, с которым он провел в Нью-Йорке первые сутки, был хорош собой, практически красив, покорен и возбуждался от плетки. Брендон повел себя с ним жестоко, причиняя боль ради боли. Безразличный к его возбуждению, он остановился, лишь когда по стройным ногам заструилась кровь. Никогда прежде Брендон не бил до крови, сумму в чеке он утроил. Он еще помнил христианские догмы о грехе. Одним из главных считалась попытка испытать то, чего на самом деле не ощущаешь. Две последующие попытки обернулись тем же бедствием. Он даже не трахал ни одно из оплаченных тел, не доходило дело — только минет. Трахать он хотел Кевина Тайлера.       Шум воды утих. Гилберт потер переносицу. Впереди их двоих ждал не самый приятный разговор: ему очень не понравилось, что предоставленный сам себе Кевин первым делом вышел на Гонвера. Брендон не мог сбросить такое со счетов: ему нужны объяснения. Он слабо представлял, чего именно Кевин думал добиться. Любой из вариантов сулил ему заведомый проигрыш и ворох проблем. Тайлер не был идиотом, чтобы этого не понимать.       На то, чтобы смоделировать в уме их встречу, Брендон не потратил ни минуты времени. Но если бы он все же решил заранее перебрать варианты, то все равно бы не угадал. Кевин, не ожидавший обнаружить в номере кого-то еще, увидев его, весь дернулся и так же резко замер, постепенно приходя в себя от испуга.       — Твою ж мать!.. — его дыхание сорвалось, а с губ слетело еще одно довольно грязное ругательство.       Брендон ни за что не взялся бы утверждать, какое. Он не вслушивался. В эту секунду все в нем цеплялось за наготу Кевина, на нем не было даже полотенца. Кевин торопливо прикрыл пах ладонями. Действие было неосознаваемым, но все равно всколыхнуло в Брендоне волну раздражения: он уже запрещал ему прятать свое тело, но урок в памяти не отложился.       — Ты?.. Как ты сюда вошел? — Кевин задал самый глупый из всех вопросов. Взгляд метнулся на пустую замочную скважину, следом — на тумбочку около кровати. Ключи лежали на видном месте. Растерянность сменилась пониманием: он сам допустил промах, он сам впустил его сюда.       Нет, Кевин, вывод ложный. Запрись хоть за тысячей дверей, — Брендон сделал навстречу шаг, — он все равно войдет. Разделявшее их расстояние Брендон преодолел в три шага.       Теплые ладони поддались легко, Брендону ничего не стоило расцепить их: ошалевший от происходящего Кевин не упорствовал. Помедлив, Брендон ослабил захват на его запястьях и подступил ближе. Кашемировое пальто впитало капли с обнаженной груди и живота: он стоял вплотную.       — Это была ошибка, — от его дыхания одна из капель, дрогнув на шее Кевина, убежала к лопатке. Ее место заняли губы. Брендон поцеловал влажную кожу. Шлейф дешевого сладкого мыла не помешал ему насладиться той мягкостью, какую кожа обретает после горячего душа. — Я допустил ошибку, — повторил он шепотом.       Он не курил. Не употреблял ежедневно алкоголь. Не сидел на запрещенных веществах и не злоупотреблял легальными медикаментами. Но опиум нашелся и для него. Брендон с блаженством прикрыл глаза: его опиум начинал работать.       Он знал, что так будет, когда только вошел в мотель. Он знал, когда только устремился в Мэдисон. После разговора с Дугласом оставаться на расстоянии и дальше стало немыслимо. Его подвели медики, обещавшие задержать Кевина в Мэдисоне еще на пару недель, — Брендону требовалось закрыть все деловые вопросы в Нью-Йорке. Но, начиная с этой минуты, он перестанет раздражаться: не справившись, они только оказали ему услугу.       Будь Кевин одет — обмотал хотя бы бедра полотенцем, — у Брендона бы хватило выдержки, он бы устоял. Но случай распорядился иначе. Брендон мягко подтолкнул его к кровати, не дожидаясь, пока сковавший Кевина ступор отступит. Он хотел его. Хотел в него. Это случится здесь и сейчас, на неудобной кровати с несвежими простынями. Пускай. Потом, когда они будут в воздухе, они сделают это нормально, без спешки. Он будет ласкать Кевина столько, пока тот не начнет поскуливать, умоляя в себя войти. А сейчас — потерпит: долго не будет.       — Прости, Кевин, — Брендон произнес спокойно и уверенно, полностью контролируя голос.       Он не смотрел Кевину в лицо. Мольба, протест или что там еще плескалось у Тайлера в глазах, Гилберта не волновали и принесут только лишнее раздражение; все внутри и так уже было натянуто струной. Глупые трагедии они оставят на потом.       За что Брендон извинился, Кевин понял очень некстати.       — Эй, приятель, полегче! — он отступил на шаг и выставил рваным движением вперед руки: он готов защищаться.       Брендон криво ухмыльнулся: поздно, малыш, это уже проходили. Когда Кевин попытался ускользнуть, Брендон схватил его за плечи. Он грубо, не церемонясь, швырнул Кевина на кровать и сразу же, не давая опомниться, перевернул на живот. Не снимая одежды, Брендон навалился сверху. Долго Кевин не продержится, он выдыхался быстро, и когда силы его покинут, Брендон его возьмет. В глазах Брендона заплясали темные точки — возбуждение ударило по нему высоковольтным разрядом. Придавив Кевина всем весом, он кое-как избавился от пальто и, протиснув руку между их телами, занялся ремнем на брюках. Действовать одной рукой было неудобно, горячая кожа Кевина жгла кисть, а сам Кевин непрерывно брыкался. Но Брендон потихоньку справлялся, сгорая от нетерпения и вместе с тем растягивая момент. Он никуда не спешил. А вот в Кевина будто дьявол вселился! Он кряхтел под ним, шипел и извивался, и непонятно откуда черпал силы, продолжая свою бесполезную возню.       — Стой… Нет! — Кевин хрипел. — Погоди… не надо так… да погоди ты! — его тяжелое дыхание разбивало слова на странные звуки. Некоторые Брендон не разбирал. — В чемодане… открой чемодан, придурок! Оглох?!       Последнее Брендон расслышал хорошо.       — Что в чемодане? — он приспустил брюки вместе с бельем.       — Смазка! — выкрикнул Кевин. — В чемодане лежит лубрикант!       В чемодане что? Когда до Брендона дошел смысл — не смысл слова; о том, что оно означает, Брендон имел однозначное представление. Когда до него дошел весь смысл, он подумал, что прямо сейчас у него выпрыгнет сердце. Как это возможно? Он не понимал. Где были его люди? Как они проглядели? Как посмели проглядеть? Рывком он перевернул Кевина на спину.       — С кем ты был? — рука опустилась Кевину на горло, придавливая. Брендон впился в него угрожающим взглядом. — Отвечай, Кевин!       Тайлер же не иначе как язык проглотил. Жилка под ладонью Брендона уже отбила целый такт, а Кевин все смотрел на него и смотрел, прямо в лицо, вычитывая что-то в его прищуренных глазах. Миновала вечность, прежде чем Брендон услышал:       — Ты безумен! — вот теперь Кевин прекратил сопротивляться. И даже больше. Расслабленно откинул голову на простыню, нагло выставляя на обозрение свою незащищенную шею. — Слезь с меня. Давай поговорим. Сделаем вид, что ты только что постучал в дверь. Давай, Брендон, это не сложно.       Еще минуту назад Кевин брыкался и отбивался от него, как от чумного. Теперь улыбчивые губы звали его по имени — на памяти Брендона, впервые. У него сбилось дыхание. Начиная с той секунды, как он переступил порог комнаты, он будто взбирался на вершину. И вот, добравшись до пика, его резко рвануло, куда-то в пропасть, словно он летел вниз на американских горках. Нависая над распластанным телом, Брендон уронил голову. Член Кевина не был твердым в полном понимании слова «твердость», но, определенно, он был возбужден.