маленькое черное платьице

Если бы Антон недостаточно хорошо знал своего недавно приобретенного мужа, то решил бы, что Арсений послушается его и выполнит наказ не вляпываться в ситуации. Но вся проблема в том, что Антон знает своего мужа. И достаточно хорошо. Настолько, что когда тот появляется в огромной гостиной, где собралось человек семьдесят благородной знати, одетый в обтягивающее черное и незаконно короткое платье, Антон даже не удивляется. Всего лишь захлебывается слюнями и моментально встает. И не со стула. Окольцованные пальцы сжимают фужер так сильно, что стекло может запросто треснуть. Антон тяжело сглатывает и прокашливается, потому что поперек горла встает ком. Наполненная шумными людьми комната сужается до жемчужных бусин на кромке черных чулок, второй кожей облепивших бесконечные ноги Арсения. Звон бокалов, стук каблуков, смех размалеванных омег, гул альфьих голосов — все это приглушается, погружая Антона в вакуум, где он и находится, когда Арсений, плавной походкой обойдя всю комнату, оказывается возле него. Фужер в руке трещит уже наяву. — Привет, муженек, — елейно тянет Арсений; его губы, покрытые прозрачным блеском, тянутся в самой милой улыбке на свете, а на щеках проступают ямочки. Те самые, ради которых Антон готов хоть прямо сейчас в Ад спуститься и набить Аиду морду. Ну или хотя бы разогнать всех этих людишек нахрен, если Арсений просто попросит. Антон снова прочищает горло, прежде чем заговорить. — Ну и какого хрена? — спрашивает он, понимая, что голос все равно хрипит. А еще понимая то, что на Арсения это действует ожидаемо — его глаза загораются, щеки вспыхивают, тело вздрагивает. — А что не так? — Арсений в самом невинном жесте склоняет голову к плечу. Он смотрит так, что у Антона каменно стоит от одного только этого хитрющего взгляда, и его черные брюки от Brioni этого никоим образом не скрывают. — Что не так? — нарочито холодно переспрашивает Антон. Держать себя в руках становится все тяжелей. — Я просил тебя одеться так, чтобы все конкуренты мне обзавидовались и поняли, что я заполучил самого красивого омегу в городе. — Все еще не понимаю в чем проблема, — жмет плечами Арсений. Их скрывают короткие рукавчики, но Антон ведь все равно уже знает, что они усыпаны родинками, как мороженое — шоколадной крошкой. — И так, — все еще хрипло добавляет Антон, — чтобы у меня не встал. Арсений улыбается шире. Все его существо буквально светится от самодовольства, что не может не вызывать у Антона улыбку и немедленное желание нагнуть его на первую попавшуюся поверхность. Потому что его муж невозможный. Самый лучший. И самый невероятный человек в его богатой, но дурацкой жизни. Взгляд Арсения ожидаемо опускается; он заманчиво прикусывает нижнюю губу и хмыкает. — Тебе стоит носить штаны посвободней. — Это деловой костюм, — с силой отодрав собственный взгляд от Арсения, Антон обводит глазами комнату, равнодушно осматривая собравшихся в его доме журналистов, светских львиц и самых богатых и влиятельных людей в городе. — Ему положено таким быть. — Предательски узким? — Арсений выгибает бровь. — Не с твоим членом такое носить, милый. Антон тяжело вздыхает, прикрывая глаза. Считай, Антон, приказывает он себе. Ни у одного человека в мире, даже у его отца, никогда не было столько власти над ним. Никто не смел вертеть им и его чувствами. Никто не смел ему приказывать. Ставить условия. Но потом в его жизни появился Арсений. Появился одним серым и дождливым майским вечером. Мокрый с головы до ног, злой, потерянный и отчаявшийся. Под его левым глазом красовался плохо закрашенный тональником синяк, губы были плотно сжаты, руки дрожали. Люди у Антона почти никогда не вызывали хотя бы какие-то эмоции, оставаясь для него досадной помехой, белым шумом, недоразумением, с которым приходилось взаимодействовать по работе. Но в тот день, увидев Арсения в таком состоянии, он впервые что-то почувствовал. Нет, не жалость и не сочувствие ни в коем случае. Интерес. Ведь с человеком в таком состоянии договориться гораздо легче. А договориться было о чем. Проблема у Антона на тот момент была всего одна — ему срочно нужно было найти пару и желательно сразу же вступить с ней в брак. Видите ли, когда ты генеральный директор нефтяной компании, у тебя появляются некоторые обязательства, с которыми приходится мириться. И быть самым завидным холостяком в тридцать три года оказалось недопустимой роскошью для такой должности. Антону нужен был омега. Который родит ему ребенка, желательно в ближайший год, а потом исчезнет из его жизни. Нет, не благодаря разводу. Развод в его случае тоже невозможен. Просто они станут жить в разных домах и будут видеться только на благотворительных мероприятиях, чтобы поддерживать видимость идеальной семьи. Да, Антон прекрасно знает, что он козел. И тут появился этот Арсений. Знакомый его юриста, самодостаточный и самоуверенный омега с шилом в красивой заднице, на которую он любил находить приключения. Даже их встреча не стала досадной случайностью. Арсений таскался на званые ужины в компании семейства Позовых, с которыми дружил с раннего детства. Антон несколько раз видел его мельком, одетого стильно, но не вульгарно, мило хихикающего над тупыми шутками альф и флиртующего со всеми подряд. Он как-то сразу умудрялся расположить к себе людей всего парой слов, всегда знал с кем и о чем поговорить, мог поддержать любую тему и всегда был вежлив. Безусловно, как представитель знати он был идеален. Только вот знатью он никогда не был. Сын самых простых людей, ничем не примечательных и не обремененных большими деньгами; живший скромно, но все равно радостно. Дикость. Дружба с Позовыми дала ему путевку в богатое общество. Арсений часто становился подопытным кроликом для модельных утех жены Димы, выгуливал ее одежду и даже пару раз снимался для журналов. Весь его нечастый и небольшой гонорар каждый раз уходил на собственное дело, мечту — чайный магазин. Омеги с подобными — коммерческими — замашками встречались Антону нечасто. В его мире все, что нужно омеге — богатый муж и море одежды. Арсению же было нужно другое. Он хотел заниматься собственным делом и ни от кого не зависеть. Хрустнув костяшками пальцев, Антон возвращает взгляд к своему мужу. И снова тяжело сглатывает, голодно осматривая Арсения от темной макушки до обутых в чертовы лабутены изящных ног. Ебаный еж. Туфли на высокой шпильке, делающие бесконечные ноги еще длинней; черные чулки; платье, заканчивающееся на ладонь выше колена и плотно облегающее бедра; тонкая цепочка на такой же тонкой шее; обручальное кольцо на безымянном пальце. Арсений идеален. От и до. Во всем. В каждом своем жесте, улыбке и даже взгляде. Антон никогда не отличался любовью к омежьему полу, да и любовью к людям в целом. Совсем неслучайно в прессе его иногда называли Злодеем. Человеком без души, для которого важна только прибыль. И который плевал на людей и окружающую среду. Но Арсений за время их недолгого брака смог пробудить в нем лучшее. Антон снова невольно восхищается мужем и даже самим собой, потому что потерять несколько миллиардов, остановив ради него бурения в Арктике, — мощный и сумасшедший ход. Отец до сих пор не пришел в себя и считает, что Арсений его просто околдовал или приворожил, потому что они — омеги — это умеют и могут. Отец так думает, потому что ему чуждо слово любовь. И снова Антон улыбается. Самому не верится, что с ним это все-таки случилось. Что у Арсения получилось. — Простите, — чей-то голос выдергивает Антона из мыслей; он моргает и фокусирует взгляд на подошедшем к ним Вячеславе Чепурченко — учредителе благотворительного фонда «Чистое будущее». Антон невольно сжимает кулаки и вздыхает при виде этого человека, из-за которого вся его деятельность воспринимается исключительно в негативном ключе. — Могу я пригласить вашего мужа на танец? Арсений ожидаемо бросает на Антона взгляд, но не вопросительный, а тот, который говорит — я потанцую с ним и ты не сможешь мне помешать. И Антон знает, что он действительно не сможет. Не посмеет. Хотя и до зубовного скрежета хочется откусить Чепурченко руки по локоть и рявкнуть, что Арсений никуда с ним не пойдет. Пойдет, потому что так нужно. Приходится терпеть эти неудобства, чтобы быть в курсе дел своих соперников. А Арсений умеет разговорить любого. Вложив ладонь с кольцом на безымянном в руку Чепурченко, Арсений буквально плывет к центру гостиной, где все гости моментально расступаются, освобождая им пространство. Антон видит, как другие омеги завистливо смотрят на Арсения, а альфы обвешиваются слюнями прямо на юбки своим мужьям и женам, буквально раздевая Арсения глазами. Им Антон хочет пооткусывать головы. Жизнь Арсения не была простой. В отличие от Антона он не родился в богатой семье и никогда не был так же уверен в своем будущем. Да, Антону тоже приходилось вкалывать, как проклятому, много работать над собой и учиться в самых дорогих и престижных школах и университетах, но у него для этого всегда были возможности. Арсений же добивался всего сам и с нуля. Его отец не особо поощрял желание заниматься бизнесом и вообще бы предпочел как можно быстрее выдать сына замуж. Но Арсений никогда не был послушным ребенком. Закончив школу, он поступил в университет и стал подрабатывать везде, где придется, чтобы начать копить деньги. Где-то в эти студенческие годы его и застала она — первая любовь. Общие мечты и планы на будущее, тогда Арсению казалось, что его жизнь просто прекрасна, ведь он вместе со своим женихом скоро откроет собственное дело. А потом уже муж воткнул ему нож в спину. Все накопленные деньги муж проиграл. И как будто мало было этого, еще умудрился занять просто космическую сумму у не самого подходящего человека. Время шло, сумма долга росла. Но Арсений об этом не знал. Он спокойно ходил на благотворительные мероприятия с Позовыми, веселился, напивался, радовался жизни. На тот момент они с Антоном уже несколько раз пересекались — взглядами, через толпу людей; или же лично, оказавшись в одной компании. Антон помнит, как раздражала его болтливость омеги. Он тараторил за троих, за всех за столом, отпускал не самые приличные шутки и смеялся так заливисто, что в какой-то момент Антон нашел прямую связь между этим звуком и своим стояком. И спешно удалился, не выдержав такой компании. Арсений потом как-то признался, что уже тогда был в него влюблен. Дурачок. Одним танцем не ограничивается. Арсений ходит по рукам, кружит по гостиной со всеми его партнерами, конкурентами и журналистами, звук его мягкого голоса слышен даже сквозь десятки других. Хотя говорит он тихо. Крик множества людей не заглушит его шепота. Стоя у стола с шампанским, Антон наблюдает за ним совсем уж по-маньячески. Во всяком случае так он точно выглядит для всех вокруг. Многие здесь вообще считают, что он держит Арсения в заложниках и плохо с ним обращается, о чем он не устает читать в многочисленных статейках в интернете. — Холеный он у тебя, — внезапно оказавшись рядом, говорит Чепурченко. Антон не удивлен, что не заметил его приближение; слишком был занят — следил, чтобы его мужа не похитили у него из-под носа. Этот комментарий он, кстати, решает оставить без ответа и реакции. Все так же продолжает невозмутимо стоять на месте, пристально глядя на Арсения, который уже разговаривает с двумя омегами и ведет себя при этом так, будто знает их всю жизнь. Невозможный. Господи, в Антоне чересчур много чувств к этому человеку. Настолько много, что иногда становится тяжело соображать, если Арсений не рядом. — Такой живой и радостный, — продолжает тем временем Чепурченко. — И как только терпит тебя, хмурого волка. Антон вздыхает. — Тебе так нравится разговаривать с самим собой? — наконец не выдерживает он, хотя на Чепурченко по-прежнему даже не смотрит. — Наверное, дома у вас такие же однобокие разговоры. Сочувствую Арсению. Такое солнышко не заслуживает, чтобы его вечно заслоняли тучи. Чепурченко уходит, оставив после себя раздражение и запах отвратительного одеколона. Арсений ловит взгляд Антона через всю гостиную и понимает все без лишних слов; торопливо, но при этом не менее грациозно идет к нему, как по подиуму, и его завитые волосы подпрыгивают в такт шагам. — Давай уйдем, — не просит, а сухо приказывает Антон, когда Арсений останавливается рядом с ним. От него приторно пахнет чужими мерзкими духами и собственным мягким мятным ароматом; среди растрепавшихся волос не хватает разве что диадемы. Антон мечтает поцеловать его прямо здесь и сейчас. Не будь у него проблем с проявлением чувств на публике. Арсений уверяет, что подобное ему будет только на руку, но Антон почему-то приходит в ярость и замешательство, когда думает о том, чтобы подобного рода снимки красовались где-нибудь в интернете или журналах. Ничего не сказав, Арсений берет Антона за руку; их пальцы сплетаются, и это точно окажется в чьем-нибудь объективе. Они направляются к лестнице, ведущей на второй этаж. Антон следует за Арсением, глядя то на их сцепленные руки, то на спину и затылок мужа. Очень хочется провести языком вдоль цепочки на его шее и зарыться носом в волосы. И он обязательно это сделает, как только они окажутся за дверями его кабинета. Он ушел с собственного мероприятия, оставив внизу толпу гостей просто потому, что ему срочно приспичило пообжиматься с мужем. И давно он таким стал? — Необязательно было танцевать с этим хмырем, — стоит двери захлопнуться, говорит Антон. — Необязательно было сверлить меня таким ревнивым взглядом, — не остается в долгу Арсений. — Люди могут решить, что ты и правда держишь меня в плену. — Если только в сексуальном, — хмыкает Антон, расстегивая пиджак. Тот сразу отправляется на спинку стула, а Антон принимается за рукава белой рубашки, чтобы после закатать их. Губы Арсения тянутся в хитрой улыбке, руки скрещиваются на груди. — Ты ради этого меня сюда привел? — Арсений опускает взгляд на внушительную палатку в штанах мужа. — Потрахаться захотел? — Рядом с тобой я хочу этого непозволительно часто, — хрипит Антон, в пару шагов оказываясь возле Арсения. Тот вжимается задницей в его рабочий стол, опускает руки и не смотрит привычно снизу вверх, потому что каблуки делают их одного роста. Антон смотрит в синющие глаза напротив и безбожно тонет. — Хочу тебя, пиздец. — Ух ты, да ты ругаешься, — хихикает Арсений, но тут же замолкает, когда Антон накрывает его губы своими. Тонкие руки обвиваются вокруг его шеи, горячее тело охотно прижимается ближе. Антон подхватывает Арсения под бедра и усаживает на стол, чувствуя, как пояс тут же опутывают стройные ноги. Одной ладонью Антон держит Арсения за лицо, второй ныряет под платье, выше задирая черную ткань. Дергает чулок вниз, скользит рукой к внутренней стороне бедра и чуть выше, к своему шоку понимая, что… — Ты без белья?! — ошалело спрашивает Антон, не нащупав в пределах паха мужа никакой кружевной тряпки. Арсений невозмутимо и невинно улыбается уголком губ и легонько жмет плечами. — А что такое, муженек? Тебе разве не нравится? Антон со свистом втягивает носом воздух. Муженек. Арсений зовет его так с самого момента регистрации брака. Прилипчиво и бесюче поначалу, но так приятно — до дрожи в теле и порой стояка — сейчас. И каждый раз это слово звучало по-разному: оно бывало и презрительным, и ласковым, и издевательским, и игривым, и злым, и раздраженным, и сучьим, и в дальнейшем неприкрыто бесконечно влюбленным. Их брак не был идеальным с самого начала. Он и не мог таким быть, учитывая, благодаря каким обстоятельствам он вообще зародился. И скорей всего это бы так и оставалось, если бы не упорство и труд Арсения. Этот невыносимый омега перевернул привычную жизнь Антона с ног на голову, решив, что ему можно ставить мужу условия просто, потому что муж, потому что сраный штамп в паспорте, будь он неладен. Не виси бизнес и репутация на таком тонком волоске, Антон бы лишний раз подумал, стоит ли вообще связывать себя узами брака с кем-то настолько упрямым и сложным, как Арсений Попов. До личной встречи Антон считал его выгодной партией за счет милой внешности, манер и умения вести себя в приличном обществе. Такой омега мог приглянуться любому холостяку с толстым кошельком (да и приглядывался, если честно, и не одному; и не то чтобы Антон за этим делом следил). Но помимо всяких прочих убеждений, мол, что счастье омеги не в детях, что он хочет и может заниматься своим делом, что омеги не свиноматки и тому подобное, Арсений был твердо уверен, что брак должен быть только по любви. Он так Антону и заявил, когда они снова встретились и даже впервые поговорили на праздновании годовщины свадьбы Позовых. Антон тогда только демонстративно презрительно фыркнул, едва сдержавшись от прочих не самых приятных замечаний по этому поводу. Все-таки праздник друзей, не хотелось его портить. А Арсений вдруг разозлился. И его запах со спокойного мятного стал тягучим и горьким, а в синих глазах заплясали молнии, впервые заставив Антона подумать — красивый. Антон этой забавной омежьей злости не придал никакого значения, впрочем, как и всем людям вокруг себя. А потом узнал от Димы, что Арсений вышел замуж. Естественно, на тот момент его эта новость никак не затронула, не задела никаких струн его гнилой души. Долгожданный брак по любви, чего еще можно было ожидать от этого омеги? Как оказалось, многого. Например категоричного отказа в ответ на предложение выйти замуж, чтобы расплатиться с долгами бывшего мужа. Нынешнего мужа, поправил тогда Арсений. Антон закатил глаза. Этот гондон бросил его с долгом в пару миллиардов, да к тому же натравил на него двух громил, которые успели оставить на нежном личике Арсения несколько синяков. Антон понятия не имел, сколько раз эти уроды уже нападали на Арсения, потому что тот ничего не рассказывал, но его тело говорило само за себя — парой визитов явно не обошлось. Антон помнит, как с некоторой долей беспокойства интересовался не было ли изнасилования. Арсений ответил твердым нет. И несмотря на протесты и даже угрозы, Антон смог убедиться в его правоте благодаря своим личным и самым лучшим врачам. Доверяй, но проверяй. Когда он промокший и потерянный стоял на пороге его кабинета, сжимая в руке сломанный зонт, Антон понял, что теперь дело точно плохо. Иначе почему еще столь упрямый и гордый омега решил все-таки принять его предложение о браке. Можете считать Антона самым большим ублюдком в мире, но ему хватило совести заявить, что предложение больше не в силе. И он даже не соврал — получив отказ Арсения, он просто тут же вычеркнул его из своего списка и отправился к следующему претенденту, который оказался более сговорчивым и менее требовательным. Дом в самом престижном районе города и возможность три раза в год летать отдыхать на острова — легкая плата за использование чьей-то матки в своих личных корыстных целях. Тем более для нефтяного магната. Взгляд Арсения нужно было видеть. Его рот приоткрылся, глаза стали еще больше, настолько больше, что на лице остались только эти два бездонных озера; на полу вокруг его ног уже собралась приличная лужа дождевой воды. Он не знал, что это проверка. Холодная и расчетливая, возможно, даже бессердечная, но Антон все-таки не до конца прогнил. На тот момент он уже напрочь забыл о том, кому успел сделать предложение. Теперь в его голове прочно обосновался Арсений Попов. Брошенный, отчаявшийся, одинокий. С таким ворохом проблем, что любой другой омега давно бы сломался. Но потрясение во взгляде Арсения вдруг сменилось злостью. В глазах не осталось ни намека на слезы. Отчаявшийся. Но не сломленный. Не разбитый вдребезги. Удивительно. А Антона мало что могло удивить. До того вечера. До Арсения. На заданный мужем вопрос Антон решает не отвечать. Вместо этого он рывком сдергивает Арсения со стола, отводит в сторону и толкает к окну. Панорамное, оно выходит на роскошный сад с розами и фонтаном. На сад. И чей-то частный двор. Каждый вечер ровно в десять сосед выходит из дома с бутылкой пива, чтобы полить свои обожаемые гортензии. Местное время — 21:58. Первые несколько раз Антон думал — вот сейчас Арсений поймет. Вот сейчас он все бросит. Попросит остановиться. Прекратить. Ну вот сейчас постучит два раза по любой доступной поверхности или по его бедру и, обозвав конченым извращенцем, уйдет. Любой ушел бы. Ведь это слишком. Слишком грубо. Слишком жестко. Слишком извращенно. Антон бы понял и спокойно принял это, потому что это нормально. Вот почему ему проще платить за секс со специально подготовленными к подобному элитными шлюхами. Но Арсений ни разу его не остановил. И это сделало их фиктивные отношения еще более человечными. Рывком задрав платье Арсения до спины, Антон чуть отходит и любуется мужем, пока расстегивает собственные брюки. Арсений упирается ладошками в стекло, прогибается в спине и сильней оттопыривает свою аппетитную задницу, усыпанную родинками. Каких усилий стоит не наброситься на него без всяких промедлений. Грубо задранное платье, сползший с левой ноги чулок, туфли и его запах — густой и возбужденный, малиновый, вкусный настолько, что слюни рекой льются. Он течет так сильно, что от смазки его бедра липнут друг к другу. Хочется упасть ему в ноги и тщательно все это вылизать. Каждый сантиметр его родинковой кожи, покрытый вкусной сладкой смазкой. Стоит, прижатый лицом к стеклу, в этом блядском платье, и сейчас его трахнут так сильно, что омеги в соседних районах испытают оргазм вместе с ним. Арсений Шастун. Это каждый раз бьет в голову похуже любого алкоголя. Да у Антона стоит только от мысли, что этот человек, вместе со всеми своими тараканами, загонами, безумными идеями и целой планетой в голове — его. Арсений как-то сказал, что все эти «мой» и «ты принадлежишь мне» прикалывают его только в книгах и фильмах, а вот в жизни вызывают лишь отторжение. Удивительно, но Антону он охотно позволяет так говорить. И течет сильней, с тихим стоном прикрывая глаза. — Какой же ты, — тихо и низко шепчет Антон, блуждая по телу мужа потяжелевшим взглядом. Он бы попытался подобрать какой-нибудь красивый эпитет, но от этого вида возле окна мозг полностью отключается. Вот вам и нефтяной магнат. — Даже не стану выспрашивать какой, — хихикает Арсений и призывно виляет круглой задницей. — Я после тебе скажу, — обещает Антон, подходя чуть ближе. Наклонившись к шее Арсения, он ведет кончиком носа вдоль кожи и шумно вдыхает любимый запах, который давно уже смешан с его собственным. Мята и дерево, малина и теплый мох. — Я тебе тоже после кое-что скажу, — подавшись назад, говорит Арсений. Он чуть запрокидывает голову, прикрывает глаза и выдыхает; Антон все еще вжимается носом в его шею, тщательно вынюхивая, и краем не помутневшего от перевозбуждения сознания замечает в запахе мужа какую-то едва уловимую странность. Но не успевает на ней зациклиться, подумать, потому что Арсений неожиданно заводит руку за спину и хватает его за член. — Убери руки, — рыкает Антон. Арсений тут же послушно выполняет приказ. — Постучи два раза. Арсений тихо стонет и торопливо кивает. Во двор выходит сосед с бутылкой пива. Арсений звучно стонет, когда Антон наконец-то в него входит. Антон стонет и сам, довольно зажмуриваясь от вроде бы привычного, но каждый раз такого крутого ощущения, как Арсений сжимается вокруг него. Какой он горячий внутри. Какой мокрый. Смазка влажно чвакает и сочится все сильней с каждым следующим толчком; течет по бедрам Арсения, марает дорогущие чулки, купленные Антоном на их первую годовщину. Арсений тогда все еще отказывался принимать деньги мужа, но все уши подружкам прожужжал, как хочет именно эти, с бисером. За целую сотню долларов. Антона мало что могло удивить. До того вечера. До Арсения. Поэтому следующие несколько дней он думал только о нем и о том, как этот омега рожает ему детей; с такой же хорошенькой модельной внешностью. Поразительно, но он даже не испытывал по этому поводу отвращения. Как раз наоборот. У Арсения нашелся еще один плюс — он не вызывал желание прихлопнуть его как букашку. С ним хотелось считаться. Потому что он нетипичный, не серая масса, не мусор. У него есть стержень, а еще столько проблем, что только самый равнодушный человек в мире не посочувствует. Поэтому в следующий раз Антон поехал к нему лично, чтобы заявить на него права. А еще спасти. Несмотря на тот факт, что прежде он никогда не демонстрировал признаков наличия совести, порядочности или внимания к чему-то, кроме своего члена, на этот раз Антон решил, что стоит повлиять на ситуацию и не дать Арсению погибнуть. Не в свою смену. Их ждал тернистый путь, на котором по первой было больше страданий и боли, чем чего-то хорошего, но даже такие козлы и ублюдки, как Антон Шастун, оказываются небезнадежны и умеют любить. Арсений смог откопать в нем что-то хорошее. Смог это разглядеть, а еще сделать так, чтобы это хорошее снова не зачахло. Наоборот, чтобы разрослось, расцвело и вспыхнуло ярким пламенем — не любви, конечно, ко всему живому, но хотя бы терпения. Но и любви тоже, правда только к самому Арсению. Антон вообще не подозревал, что можно так сильно кого-то любить. Продолжая толкаться под скулящие и такие сочные стоны Арсения, Антон чуть отодвигается, хватает мужа за ягодицы и разводит их в стороны для лучшего обзора. Припухшие и мокрые края входа плотно обхватывают его член, растягиваются, все больше краснеют, сочатся смазкой, которая продолжает обильно вытекать наружу. Антон с кипящим мозгом вспоминает, как в прошлую течку мужа кончал в него так много и часто, что потом еще долго мог трахать его прямо по своей сперме, и та текла наружу с неприличными звуками, а сам Арсений почти что визжал. Он и сейчас готов это сделать; его голос звучит все выше и звонче с каждым толчком. Антон видит, как его синющие глаза распахиваются шире, когда он замечает среди розовых кустов соседа. Он пытается что-то сказать, но только снова громко стонет и сильней выгибается, упираясь влажными ладошками в стекло. К его спелой сочной малине примешивается кисловатый запах стыда, делающий малину переспевшей. Сосед поднимает голову от кустов, делает крупный глоток из бутылки и смотрит прямо в сторону их окон. Схватив Арсения за подбородок, Антон фиксирует его голову, заставляя смотреть прямо на соседа. — Подрочи себе, принцесса. Или поиграй с сосками, — шепчет в покрасневшее ухо и слышит, как Арсений вымученно стонет. Но выполняет приказ. Он прижимается щекой к стеклу и опускает одну руку к своему аккуратному омежьему члену, а пальцами второй лезет под платье и обхватывает сосок. Антон и сам бы с удовольствием ими занялся, укусил и вылизал бы как следует, потому что то, как его муж очаровательно хнычет в такие моменты, лучше и дороже любых денег во всем гребаном мире. — Умница, мой хороший, — с улыбкой тянет Антон; гладит Арсения по взмокшей пояснице, удовлетворенно хмыкает, услышав его всхлип. — Слушаешься меня. — Арсений что-то тихо невнятно бормочет. — У тебя такие чувствительные соски, принцесса. Потяни за них. И смотри при этом в сад. Только представь — он видит, как я тебя трахаю. — Антон касается уха Арсения губами, кусает за мочку. — Видит, как ты стонешь и течешь, как сука. Арсений мычит и пытается подстроиться под его толчки, быстро скользит тонкими пальцами по собственному члену, продолжая выкручивать и щипать сосок, пока глазами неотрывно следит за соседом. Тот смотрит прямо на них и наверняка видит, как они тут без зазрения совести трахаются. Контролировать самого себя и весь процесс в целом становится все сложней. Антон до онемевших пальцев вцепляется в талию Арсения, уже практически насаживая его на себя и лишь иногда чувствуя, как муж подается навстречу, тихо поскуливая от каждого движения. Теплая белая кожа под пальцами краснеет; Антон мнет ее и гладит, иногда щиплет, слыша арсеньевский писк, не сдержавшись звонко шлепает по правой ягодице, выбивая громкий стон. — Как же охуенно тебя трахать, мой хороший. Бля, ты как будто только под меня сделан. Специально для меня. В тебе так мокро и хорошо, ебануться. — Антон снова наклоняется к уху мужа и через его плечо смотрит в сад; сосед продолжает поливать свои драгоценные цветочки. — Тебя наверняка хочет каждый в этом доме. Хочет вот так же насаживать тебя на себя под твои блядские стоны. — Арсений закрывает глаза и беззвучно стонет, шире расставляя ноги. — Но ты только мой. Будь моя воля, Арс, я бы тебя со своего члена не спускал. Чтобы ты на нем засыпал и просыпался. Чтобы кончал так громко, что весь город был бы в курсе, как тебе хорошо со мной. Арсений невнятно мычит и сжимается на члене, убирает руку от своего. Его тело прошивает знакомая дрожь, бедра начинают дрожать. Антон решает его добить. — Собери со своих бедер смазку, — снова шепот на ухо, горячий и хриплый. — И размажь ее по стеклу. Пусть наш сосед видит, как тебе охуенно. Пусть знает, что с тобой делает твой муж. Антон достаточно хорошо знает Арсения, чтобы понимать — тот не отступит, не постучит, не свернет с выбранного пути. Теперь уже нет. Арсений делает и это. Ныряет ладошкой между своих бедер, мажет по коже, а затем прижимается мокрыми пальцами к стеклу. Размазывает. И так звонко красиво стонет, выгибая спину, что у Антона яйца буквально звенят. От стонов, от запаха, от послушности и стыда Арсения, который он так остро чувствует. Сосед блуждает взглядом прямо по окнам дома. — Твою мать… — Антон хрипит не своим голосом, чувствуя, как член дергается внутри Арсения. Он не хочет, но все равно кончает быстрей. Прямо внутрь, много, мощно и охуительно, чувствуя, как Арсений пульсирует и сжимается вокруг него, выдавливая последние капли спермы и оргазма. Очень хочется усадить его такого взмыленного себе на лицо и трахнуть языком до оглушающего оргазма. Хочется выебать пальцами до визжащих стонов, чтобы он кончил прямо на стекло. Хочется высосать из его задницы собственную сперму и поцеловать сразу после. Арсений скулит и сводит колени, когда Антон пятится и выходит из него; упирается ладошками в окно, дрожит и трясется, все еще не получивший своей разрядки, такой чувствительный, трогательный и жутко развратный одновременно. Молочная кожа красная в тех местах, где Антон за нее хватался; на ягодице румянец от смачных шлепков; черное платье по-блядски топорщится; по бедру стекает тонкая струйка спермы. Красивый до одури. Настолько, что серьезно можно кончить просто от взгляда на него. Шумно тяжело сглотнув, Антон шагает к Арсению как раз в ту секунду, когда муж, видимо окончательно ослабев, шатается на своих высоченных каблуках и почти падает. Перехватив Арсения за талию, Антон помогает ему опуститься на колени, а потом и на четвереньки прямо на мягкий белый ковер. Арсений облизывает пересохшие губы, хрипло стонет, когда Антон с хлюпом спермы толкается в него одним пальцем; туда, где все такое сверхчувствительное, горячее и нежное. А когда Антон опускает руку к его паху и обхватывает пальцами член, Арсений практически кричит и сгибается, упирается лбом в ковер и кончает в ту же секунду. Его теплая сперма растекается по антоновским пальцам, гладкие стенки растраханного входа судорожно сжимаются вокруг указательного. Антон наслаждается этим ощущением и тем, как вкусно Арсений пахнет, как обмякает в его руках и тяжело дышит ртом. Убрав руки, Антон обтирает пальцы прямо об ягодицы Арсения и, пошатываясь, встает, все еще пребывая в послеоргазменном ступоре. Арсений валится на ковер, и его покрытая неровными розовыми и красными пятнами задница оказывается незаконно красиво выставлена. Слишком незаконно, учитывая, что из нее продолжает сочиться сперма, стекая по бедрам к аккуратным маленьким яйцам. Ему всегда требовалось больше времени, чтобы прийти в себя. Антон же уже заправляет член в брюки, застегивает ширинку и раскатывает рукава рубашки, не отрывая глаз от любимого тела. — Он н-нас видел, — очухавшись, шепчет Арсений. Антон улыбается, но Арсений этого не видит. — Я никогда, блять, не выйду из этого дома. — Выйдешь еще как, дорогой. — И тут же сгорю от стыда. — Не стоит, — отвлеченно замечает Антон, встряхивая пиджак. И так же сухо добавляет, словно в этом нет ничего особенного: — Окно затонировано с внешней стороны. Он специально отворачивается, продолжая улыбаться и слыша, как Арсений возится, видимо, садясь на ковре. — Ты прикалываешься. — Никак нет. — Да не может… — начинает Арсений, но умолкает. Следует пауза, в которую до него, видимо, доходит. — Ах ты… Так вот почему ты не пускал меня в свой кабинет. Окно он разбил, когда вы бухали с Позом. — Антон смеется уже вслух. — Козли-и-ина, — тянет Арсений, но в его голосе — улыбка и бесконечная любовь. — И когда ты это придумал? И главное зачем? — Нравится смотреть, как ты нервничаешь, смущаешься и краснеешь, — Антон жмет плечами и поворачивается к мужу — тот так и сидит на ковре, поджав под себя ноги; в уже разглаженном платье и босиком; идеальный, как с картины. — Ты, кажется, хотел мне что-то сказать, — напоминает Арсений, плавно и изящно поднимаясь на ноги. Даже после оргазма он умудряется двигаться с грацией кошки. Антон помнит, что хотел. Окинув Арсения взглядом, Антон в два широких шага подходит к нему и останавливается почти вплотную. Смотрит привычно вниз, потому что Арсения больше не удлиняют каблуки. — Очаровательный. Сексуальный. Невозможный. Идеальный. Бесподобный. Безупречный. Изящный. Удивительный. Необычный. Арсений, кажется, улыбается все шире с каждым словом, на его щеках появляются милейшие ямочки, глаза буквально светятся. Он бегает взглядом по лицу Антона, задерживается на губах, молчит немного, а потом вдруг выдает: — И беременный. Антон в шоке округляет глаза. Тупо пялит на улыбающегося мужа, все еще переваривая его слова. А потом хватает за щеки и порывисто целует. Он вообще не подозревал, что можно так сильно кого-то любить.