В твоих глазах мой рай

      Миён, несмотря на то, что была обижена на отца, все же рассчитывала, что он образумится. Она даже бабушке сказала, что праздничный ужин надо накрыть обязательно, потому что папа будет вечером с ними. Минджи в этом совсем не была уверена, но спорить с раздраженной внучкой не собиралась. Вместо этого она позвонила Джину:       — Здравствуй, дорогой, как твои дела? Ты вчера не звонил и не приезжал, был занят?       Джин улыбнулся, забота Минджи о нем давно стала материнской. Она беспокоилась и заботилась о Джине точно так же, как и о сыне с внучкой.       — Омони, все хорошо, обычные дела, суета. Как там Миён?       Минджи вздохнула:       — Джинни, я потому и звоню тебе. Они поссорились с отцом, но Миён уверена, что сегодня вечером он будет дома. Представляешь ее обиду, если он не придет к ужину?       Джин был уверен, что сегодняшний праздник Чонгук захочет провести с Тэхёном. Получится или нет, это другой вопрос.       — Омони, я думаю, что этот вечер у него занят. Хочешь, чтобы я поговорил с Миён?       Женщина снова вздохнула. Никогда раньше внучка не доставляла хлопот, но теперь девочка выросла, и надо как-то заново учиться жить с этими сложностями.       — Джинни, если кто-то и сможет сейчас воздействовать на нее, то только ты. Ей очень не нравится, что у отца кто-то появился. Кстати, ты знаешь этого человека?       Джин замялся и не очень уверенно ответил:       — Чонгук ничего о нем не рассказывал.       Минджи не то, чтобы поверила ему, но выбора у нее не было. Да и не так важно это сейчас.       — Ладно, омони, не волнуйся, я встречу ее из школы, и мы заедем пообедать куда-нибудь. Что насчет вечера?       Она пожала плечами:       — Миён требует накрыть праздничный ужин, так и сделаем. Ведь рано или поздно Чонгук вернется домой. Так что часам к восьми подъезжай.       Но ни в восемь, ни даже в десять Чонгук не появился. И вот на часах уже скоро полночь, а его так и нет. Джин с Минджи сидят на кухне и, тихо переговариваясь, пьют чай, Миён спит в своей комнате. Мирный семейный вечер.

Несколько часов назад

      Джин встретил Миён из школы и предложил прогуляться в парке.       — Снова будешь защищать отца? — подозрительно глядя на него, спросила она строгим голосом.       — Нет, малышка, не буду, — он покачал головой. — Я просто хочу поговорить с тобой по-взрослому. Ты сейчас закусила удила и провоцируешь конфликт, который может перерасти в очень большие проблемы. Именно ты, а не твой отец, разрушаешь сейчас нашу семью.       Миён молча слушала, и Джин подумал, что это хороший знак. Она хмурилась, перебирала пальцами ремень рюкзака, но не перебивала. Возможно, в этот раз он достучится до нее.       — Чонгук очень любит тебя, по-настоящему. Задумайся, ведь он был не намного старше тебя, когда стал отцом. И с самого момента твоего рождения ты для него смысл жизни. Твой отец удивительный человек, и он достоин самого лучшего. Он растил тебя с огромной любовью и уважением к тебе, учил быть мудрой, терпимой, сильной и мыслить самостоятельно. Он всегда был защитой для тебя и опорой. А вот сейчас, когда твоя поддержка ему особенно нужна, ты отвернулась от него, лелея какую-то свою подростковую обиду. Чего ты добиваешься? Ты думала, что будет с ним после того, как он по твоему требованию прекратит эти отношения? Я ведь говорил уже тебе, и повторю еще раз — всю свою жизнь он искал и ждал именно этого человека. Неужели твой отец не заслуживает такой любви? Неужели тебе настолько не хочется видеть его счастливым?       Джин никогда раньше не говорил с Миён так жестко. Опустив голову, она слушала и подсознательно понимала, что он прав.       — Джинни, но он мог бы найти нормального, обычного человека. Ведь…       — Миён, это не твое дело. И не мое. Мы не знаем Тэхёна, а твой отец его любит, значит, есть за что. Это касается только их двоих. Все, что сейчас ты должна сделать, — это либо признать право Чонгука на свою собственную жизнь и на любовь, либо отказать ему в этом, разбив его сердце. Решение за тобой.       — Джинни, а ты?..       Джин окончательно разозлился:       — Миён, наши отношения с Чонгуком тебя не касаются, и объяснять тебе все в подробностях я не буду. Просто прими как факт — мы семья, но с твоим отцом мы не пара. Всё.       Он завел машину и поехал в сторону дома. На душе кошки скребли, эта девчонка все-таки вывела его на эмоции. Джин покосился на нее, Миён сидела притихшая, обняв рюкзак, и о чем-то думала. Ему стало стыдно, наехал на ребенка, выплеснул свои переживания.       Надоело. Давиться ревностью — надоело. «Мы с Чонгуком не пара» — ты это себе говорить должен, повторять каждую минуту, думает Джин и, в очередной раз, стиснув зубы, собирает себя в подобие человека.

✦✦✦

      Не дождавшись отца, Миён ушла спать. Ей есть, о чем подумать. Она все еще ослеплена обидой на него, но слова Джина зацепили, и Миён попробует посмотреть на все с другой стороны. Не сейчас, но чуть позже — обязательно.       На кухне Джин и Минджи ведут неспешную беседу за чаем.       — Кажется, она спокойно приняла то, что он не приехал. Что ты сказал ей?       Джин пожал плечами, допивая уже третью чашку чая:       — Она умница, сама многое понимает, просто юношеские эмоции пока перехлестывают здравомыслие. Она справится и примет ситуацию, просто надо дать ей время для этого.       — Как думаешь, у них это серьезно? — Джин понимает, о чем спрашивает Минджи, и отвечает, не задумываясь:       — Трудно пока сказать, но для Чонгука точно да, серьезно.       Минджи осторожно дотрагивается до его руки:       — Ты в порядке?       — Разумеется, — грустно усмехается Джин, — ведь столько лет прошло. Да и сам виноват, что всё так, как есть. Ладно, омони, я, пожалуй, домой поеду, — он нехотя поднимается из-за стола, но Минджи делает попытку остановить его:       — Может, останешься у нас?       У Джина в этом доме есть своя комната. Вообще-то она считается гостевой, но все знают, что это комната Джина. И он частенько ночует здесь, ведь по сути, это его второй дом.       Но не сегодня.       Он качает головой:       — Нет, омони, спасибо.       Ему надо напиться подумать.

✦✦✦

      Уже несколько лет «подумать» для Джина означает провести ночь в клубе. «Думает» он до невменяемого состояния, а потом заботливый приятель, владелец этого самого клуба, отправляет его на такси домой.       Иногда Джин возвращается из клуба не один, но ни разу за все эти годы его не интересовало имя нечаянного ночного спутника. Все эти люди были не Чонгук, поэтому зачем Джину знать, как зовут очередное утешение на одну ночь?       Он сделал Чонгуку очень больно много лет назад, предав его. Чонгук простил, но сам себя Джин простить так и не смог. Просто так, по пьяни, он бездумно отбросил все лучшее, что случилось с ним в этой жизни, и слишком легко отказался от Чонгука.       Может быть, если бы Джин сделал шаг навстречу, они снова были бы вместе, кто знает? Но в тот момент Джин не счел для себя возможным прикоснуться к человеку, которого он бесконечно любил, но при этом унизил своей изменой.       Гораздо позже он все же сделал попытку вернуть Чонгука, но время уже было упущено, и настаивать он не стал. Со временем Джин вроде бы успокоился, принял себя в качестве близкого друга и члена семьи Чон, и этого стало достаточно для него.       У Чонгука наверняка за эти годы были какие-то увлечения, но ни разу он не поделился этим с Джином, по-прежнему оберегая его. А Джин, изредка замечая необычный блеск в глазах Чонгука, искренне радовался за него. Но почему-то никогда не думал, что в их жизни появится кто-то еще, в этом он с Миён был солидарен.       Все изменилось после возвращения Чонгука из Флоренции. Джин может только догадываться, что произошло в те два-три дня, но одно ему ясно — Чонгук потерял голову, влюбился, абсолютно утонул в этом своем Тэхёне.       Каково это осознавать Джину? Он и сам не понимает своих чувств. С одной стороны, обидно, да. Видимо, все-таки на что-то он еще надеялся, с удивлением думает Джин. А с другой стороны, и это удивляет его еще больше, ему стало спокойнее за Чонгука, потому что теперь его мальчик счастлив, и он не один.       Но вот прямо сейчас Джину хреново. Чонгука все еще нет дома, и, значит, он с Тэхёном. Джин снова и снова звонит ему, но ответа так и нет. И все здравые рассуждения Джина летят к чертям собачьим. Потому что одно дело — видеть сияющие глаза Чонгука и просто радоваться за него, и совсем другое — вдруг осознать, что человек, которого ты безнадежно любишь до сих пор, прямо сейчас сгорает от страсти в руках другого.       Ревность душит, застилает глаза горькими слезами, не дает нормально вздохнуть. Затуманенный алкоголем мозг подкидывает картинки, одну красочнее другой, — вот Чонгук целует Тэхёна, вот он, опустившись на колени, зубами тянет вниз ползунок молнии на его штанах.       Джин все еще помнит этот взгляд потемневших от страсти глаз — исподлобья, горящий похотью и желанием.       Обида, ревность и возбуждение переплетаются внутри Джина в яростный комок ненависти — к Чонгуку, к Тэхёну. Но в первую очередь, к себе.       За то, что поддался когда-то своей слабости, изменив.       За то, что остался рядом.       За то, что продолжает любить.       И за то, что все еще жив.       Не в силах справится со шквалом эмоций, он хватает первого попавшегося под руку мальчика и тащит его в туалет. Мальчик не упирается, мальчик рад, что понравился такому красивому импозантному мужчине и на ходу пытается выяснить его предпочтения в тайной надежде на продолжение.       Но его грубо толкают вниз, на колени. Джин остервенело долбится в чужой рот, представляя, как его Гуки сейчас стонет под Тэхёном. ЕГО Гуки, рычит Джин и, безжалостно вцепившись в мягкие волосы мальчика, насаживает его рот на свой член по самые яйца.       А потом, когда мальчику позволяют подняться, он с удивлением замечает на лице мужчины слезы.

✦✦✦

      Чонгук не может отвести влюбленного взгляда от карих глаз, в которых сейчас столько ласковой нежности. Он до сих пор не верит, что его ангел теперь и правда его. Все кажется чудесным сном, и Чонгук совершенно не хочет просыпаться. Лучше вот так, как сейчас, просто лежать рядышком и смотреть глаза в глаза.       Оба уставшие и обессиленные, но это так приятно чувствовать, потому что отдал себя ему целиком, ничего себе не оставив.       Длинные пальцы Тэхёна с невероятной легкостью прикасаются к груди Чонгука, гладят шею, проводят по губам. Ему нравится вот так узнавать и привыкать, он слишком зависим от тактильности. Чонгук чуть не мурчит от удовольствия, как сытый довольный кот, и каждое прикосновение для него — это любовь, которую Тэхён отдает ему самыми разными способами. И подушечками изящных пальцев, в том числе.       А Тэхён очарованно разглядывает лицо Чонгука, любуется:       — Какой же ты красивый…       Чонгук не протестует, млеет, ему нравится. Он красивый для Тэхёна.       Им спокойно и хорошо. Оба чувствуют одинаково — это не на одну ночь. Тэхён вспоминает про день рождения и тихо смеется:       — Вот теперь все подарки подарены.       Улыбаясь, Чонгук притягивает его к себе и целует в нос:       — Люблю тебя…       Он нежно проводит рукой по теплой щеке, гладит мягкие волосы:       — Тебе нужно хотя бы немного поспать.       — Я есть хочу, — чуть капризно сообщает Тэхён.       Он может себе позволить быть с Чонгуком любым, и ему это нравится. Не играть в разные образы знаменитого айдола, а просто доверчиво позволить себе быть обычным человеком.       Он впервые чувствует такое, и это новое ощущение очень волнующее. С Чонгуком не нужно контролировать взгляд, слово или жест, потому что он не отдельный чужой человек. Чонгук — это Тэхён, а Тэхён — это Чонгук. Две половинки, сросшиеся намертво. В этом сейчас они оба уверены.       Он ловит руку Чонгука, целует ее и повторяет:       — Хочу есть, пойдем на кухню.       — Пойдем, — с улыбкой отвечает Чонгук и продолжает любоваться своим ангелом, не двигаясь с места.       — Гуки, перестань на меня пялиться. Мы с тобой так и не поужинали, а сейчас уже три часа ночи. — Тэхён смешно дует губы и делает попытку вылезти из постели, но его ловят и снова крепко прижимают к себе, шепча на ухо:       — Я всегда буду пялиться на тебя. Даже когда буду стареньким и слепеньким, я куплю самые сильные очки и буду пялиться.       Тэхён замирает от этих слов, почему-то они кажутся ему до безумия трогательным признанием, а Чонгук, ласково покусывая его ухо, продолжает:       — Сейчас я быстро приготовлю что-нибудь поесть, потом накормлю тебя, силы твои восстановятся…       Тэхён не дает ему договорить, накрывая поцелуем губы, а потом смеется:       — Ты ненасытный, знаешь?       — Мм… — Чонгук согласно мычит, зацеловывая нежную шею, а потом все же берет себя в руки и нехотя поднимается с кровати.

✦✦✦

      Чонгук проснулся от странной тяжести на теле, и первое, что он увидел, открыв глаза, — своего спящего ангела. Губы непроизвольно растянулись в широкой улыбке, значит, все это не приснилось ему. Его родной мальчик, его любимый Тэхёни был рядом и сладко сопел ему в плечо, по-хозяйски закинув ногу на Чонгука.       Чонгук никуда сегодня не торопился, потому что сейчас он именно там, где и должен быть, — рядом с Тэхёном. Нет, не рядом. Теперь вместе с Тэхёном.       Ночью он нашел свой телефон, удивился количеству вызовов от Джина, написал сообщение матери, что жив и здоров, и на этом зарядка телефона закончилась. Наверное, это и к лучшему, подумал Чонгук.       Конечно, возвращаться в свою обычную жизнь придется, но момент этот хочется отложить по максимуму, как можно дальше, потому что там — нерешенные проблемы с дочерью и разного рода рабочие вопросы. И еще там теперь будет Тэхён. И это тоже требует определенных изменений в жизни.       Чонгук не хочет отношений, которые называются «гостевой брак» или как-то там еще. Для него единственно приемлемый вариант — жить вместе. Но пока непонятно, как к этому отнесется Тэхён. Мнение дочери на этот счет Чонгуку известно заранее, поэтому сейчас он об этом и не думает.       Самым правильным будет снять или купить для них двоих отдельную квартиру. Потому что здесь Чонгука папарацци или фанаты обнаружат довольно быстро, и ничем хорошим для его ангела это не обернется.       Чонгук так увлекся обдумыванием количества комнат в их, пока еще гипотетической, квартире, что не заметил, как проснулся Тэхён. Тот тихо лежал и умиротворенно наблюдал за сложным мыслительным процессом, целиком отражающимся на лице Чонгука.       — Гуки, — хриплым от сна голосом позвал он, — ты разрабатываешь план захвата Вселенной, да? У тебя ужасно серьезный вид…       Чонгук сгреб его в охапку:       — Моя Вселенная — это ты, малыш.       — Ага, — Тэхён согласен быть для Чонгука Вселенной, ему это очень даже нравится.       Ему вообще нравится все, что Чонгук делает, мимолетно думает Тэхён, чувствуя на себе горячие руки и тая в них. Но волшебство ночи закончилось, и реальность вместе с солнцем врывается в это утро. Тэхён вздыхает:       — Надо вставать, Субин заедет через час.       — Что у тебя сегодня? — еще несколько дней назад, в обычном телефонном разговоре Чонгук задавал этот вопрос, и Тэхён привычно рассказывал ему о своем дневном графике. И это был просто дружеский разговор.       А сейчас Чонгук гладит медовую кожу жилистой руки, целует и без того зацелованные припухшие губы, чувствует на своем бедре горячие пальцы и думает, как быстро все изменилось между ними. И теперь все так правильно в его жизни, как будто паззл полностью сложился.       — Так что?       Тэхён отвечает не сразу, потому что отлипать от сладких губ Чонгука совершенно не хочется:       — Мм… Съёмка, это на весь день, а вечером друзья ждут на премьеру. Но я могу и не идти туда…       Чонгук, с сожалением отрываясь от Тэхёна, чмокает его напоследок в любимую родинку на кончике носа и садится на краю кровати:       — Насчет премьеры позже решишь, а сейчас надо вставать. Неловко будет встречать Субина в пижамных штанах.       — Почему? — искренне удивляется Тэхён. — Нервная система у него крепкая, еще и не такое видел. По крайне мере, лицезрение тебя в таком виде и в моей квартире моральной травмы ему точно не нанесет.       Чонгук прищуривается:       — А что это он видел? Договаривай, раз начал…       У Тэхёна глаза загорелись:       — А ты и ревновать меня будешь?       — Ким Тэхён, у нас будет все, как положено, — пообещал ему Чонгук.

✦✦✦

      Первый день новой жизни был прекрасен для Чонгука. Минсо встретил шефа, как обычно, по стойке «смирно», но, увидев его сияющую улыбку, расслабился и так же лучезарно заулыбался:       — Здравствуйте, господин Чон! У нас всё спокойно, все работают.       Чонгук затормозил на секунду:       — Минсо, ресторан был великолепен, спасибо.       И пофиг, что они там ничего не успели попробовать.       Секретарь зарумянился от счастья:       — Я рад, господин Чон, что вам понравилось. Обращайтесь, если что.       Чонгук вопросительно приподнял бровь, и Минсо, смутившись, пробормотал:       — Простите…       Усмехнувшись, Чонгук закрыл за собой дверь в кабинет. Работать не хотелось совсем. Убрав руки в карманы брюк, он подошел к панорамному окну и залюбовался небом, по-летнему ясным и голубым, несмотря на начало сентября.       Чонгук бросил взгляд на часы. У Миён скоро закончатся уроки, почему бы не встретить дочь? Тем более, что он все же чувствовал себя виноватым за вчерашнее отсутствие.       В кабинет робко заглянул Минсо:       — Господин Чон, я забыл сказать, что вас хотел видеть господин Ким. Ким Сокджин, — уточнил он на всякий случай, и Чонгук невольно улыбнулся. Все-таки его секретарь — это нечто.       — Хорошо, пригласи его.       Джин появился в кабинете почти сразу, словно ожидал где-то поблизости. Он сегодня выглядел шикарно — красивая укладка, темный классический костюм безукоризненно отутюжен. Чонгук хмыкнул:       — Выглядишь как жених, — он хотел еще что-то сказать, но осекся. Джин был непривычно серьезен и собран. Даже в кресло любимое не сел, а устроился на стуле возле стола Чонгука.       — Гуки, ты сегодня не ночевал дома, — он словно обвинял Чонгука.       Тот удивленно посмотрел на него:       — И…?       — Это не мое дело, я знаю. Но Миён была огорчена. Да и Минджи тоже.       Чонгук не очень понимал, что пытается донести до него друг.       — Ты воспитывать меня собрался?       — Конечно, нет. Но если это снова повторится, то…       — Джин, это не просто повторится. Теперь так будет всегда, и тебе придется это принять, — Чонгук навис над ним и говорил тихо, но очень спокойно. — Не ты ли настраиваешь Миён против меня и Тэхёна, а? С чего бы она так взъелась на него, с чего вдруг решила уйти жить к тебе? И такая трогательная ее забота о любимом Джинни тоже наводит на размышления. Не стыдно манипулировать ребенком? Чего ты добиваешься, неужели все еще ревнуешь? Джин, прошло много лет, мы все обсудили уже давно, и решение наше было обоюдным.       — Чонгук, прекрати. Ты можешь обвинять меня в чем угодно, но только не в манипулировании Миён. Пока ты там ублажаешь своего красавчика, забыв о семье, мы с Минджи пытаемся объяснить девочке, что папа по-прежнему любит ее. Это ты должен был сказать ей, прежде чем устраивать личную жизнь. Но тебе же некогда, у тебя Ким Тэхён, ты весь в нем растворился…       Чонгук со всей дури хлопнул рукой по столу:       — Тогда какого хрена ты сказал ей о Тэхёне? Я согласен с тобой, это она должна была узнать от меня, но ты влез с этой своей якобы заботой.       Он говорил слишком громко, но и Джин не собирался молчать:       — Не перекладывай с больной головы на здоровую, Гуки. Признайся сам себе, ты полностью забросил семью и дочь в последнее время, тебя интересует только этот твой Ким. Ты…       — Джин, всё, хватит. — Чонгук устало потер глаза. — Я не бросал дочь, не бросал семью. Я забочусь о них по-прежнему. Но быть хорошим отцом — это не значит ставить на себе крест. Ты ведь знаешь, у меня такое в первый раз. И это по-настоящему.       — В первый раз? А у нас — что, не по-настоящему было? — Джин посмотрел на него с любопытством. — Я оступился, а ты так и не простил, да?       Чонгук покачал головой:       — Джин, ты не ребенок ведь был. Ты осознавал, что делаешь, и знал, что это причинит мне боль, но тебя это не остановило.       — Гуки, ты все еще обижен?       — Джин, ты так ничего и не понял. Ты не обидел, ты… — Чонгук замолчал, потому что не хотел снова озвучивать ту боль и вообще возвращаться к той теме. Он простил. Забыл. Отпустил.       Джину сейчас тоже нелегко. Он устал справляться с безнадежностью, и он больше не вывозит эту тяжесть. Ощущение своей вины — не перед Чонгуком, нет, перед собой, в первую очередь. Столько лет он тащит этот свой крест, но облегчения не наступает. Какому богу покаяться, какому дьяволу душу продать, чтобы отпустило, наконец?       Надо было уехать тогда, сразу, сейчас рвать по-живому больнее. Или нет? Тогда тоже было страшно, наверное, он уже толком и не помнит.       — Гуки, я…       Слов нет. Он готовился, проговаривал все мысленно, но сейчас вот — ступор. Чонгук хмурится, потому что догадывается, зачем на самом деле Джин пришел. Но не торопит, ждет.       Джин сглатывает комок в горле, не смотрит на него:       — Сначала главное… Я не спрашиваю, сам все вижу, — ты счастлив с ним, да? И я рад, правда, рад, — прозвучало это неуверенно, но уж как смог. Он, наконец, взглянул на Чонгука, тот смотрел на него в упор, заранее зная, что сейчас услышит.       Джин вновь отвел глаза и продолжил:       — Мне давно надо было уехать, но я все на что-то надеялся… А сейчас и рад бы, но не смогу. Пока все у нас… у вас, — осторожно поправил он себя, — не устроится. Если уеду, Миён на новый виток скандала пойдет…       Он мямлит и злится на себя. Но Чонгук слушает, не перебивает, и Джин договаривает:       — В общем, я больше не буду работать в холдинге. И как только Миён привыкнет к вашей новой жизни, я уеду. Придумаю какой-нибудь предлог и уеду.       Это разумно. И это хороший повод задержаться еще на какое-то время рядом с Гуком, чтобы окончательно разорвать себе сердце в клочья, мысленно усмехается Джин. На самом деле сказать проще, чем сделать. Он вовсе не уверен, что когда-нибудь уедет, потому что уже не сможет жить без своей ежедневной муки, она слишком сладко разъедает его.       Но первый шаг он все же сделает. Сюда он приезжать больше не будет. И домой к Чонам — тоже. Только по необходимости. Потому что пока он не может бросить свою запутавшуюся в эмоциях девочку, ставшую ему почти дочерью.