Первый и единственный

Се Лянь прогуливался по павильону, наслаждаясь чудесными картинами. Они, что редкость, были написаны в стиле реализма. Перед одной из них мужчина остановился. На холсте черными, серыми и белыми мазками автор показал уличную драку: лица мальчишек слегка размыты, будто их засняла фотокамера. И во всём тусклом обезличенном изображении выделялось несколько вкраплений ярко-красного — крови. Именно эти капли привлекли Се Ляня: будто настоящие, будто он снова оказался на ринге и снова ранил противника ради мимолётной победы, будто из его носа вновь потекла кровь. Се Лянь неосознанно коснулся своего лица: показалось. Мужчина вздрогнул, когда позади раздался голос: — Картина и правда завораживает: сочетание цветов, текстуры. Изображение носит название «Улицы Бруклина», и всё же я считаю, что подобные сцены разворачиваются в каждом уголке нашей планеты. От них не избавиться, ни улучшая качество жизни, ни повышая образованность детей из трущоб. А как считаете вы? Можем ли мы на что-то повлиять? Се Лянь, всё время монолога незнакомца, стоял застывшей статуей, завороженный картиной, а может и бархатным голосом. Мужчина заставил себя обернуться, и его глаза расширились от удивления, когда он увидел того, кто всё этого время стоял позади. — Сань Лан! — Гэгэ, — мягко и бархатно произнёс уже не мальчик, каким его помнил Се Лянь, а настоящий мужчина. — Я так рад видеть тебя. Сколько лет прошло с нашей последней беседы? Как ты поживал все эти годы? — Гэгэ, лучше расскажи о себе. Ты до сих пор участвуешь в соревнованиях? Как твоё здоровье? — Всё хорошо, Сань Лан. В соревнованиях сейчас не участвую, преподаю. И не обязательно звать меня «гэгэ». — Как же я могу, гэгэ. Всё моё детство ты опекал меня и помогал во всём. Ты мне… а я говорил, что эта выставка моего знакомого? Он хорошо рисует, и мой павильон как раз оказался свободен на удобные для него даты. — Ты владеешь павильоном? Сань Лан так вырос. Се Лянь за время разговора успел близко подойти к Хуа Чэну и сейчас протянул руку, желая привычно потрепать волосы мужчины. Ему пришлось встать на цыпочки, чтобы всласть испортить всю причёску того мальчишки, которого он помнил. Хуа Чэн улыбнулся от этого жеста так ярко, что Се Ляню показалось, будто именно он освещает всё пространство рядом с ними. — Как только я закончил школу, на те деньги, что ты тогда мне дал, я купил фотоаппарат. Вскоре начал фотографировать людей, продавать фото дикой природы. Я успел побывать в каждом уголке Китая. Так и заработал на первую студию для выставок, а дальше дело только росло. Се Лянь внимательно слушал Хуа Чэна и внутри него с каждым словом мужчины росло чувство гордости за него. Мужчина помнил, как они познакомились: на турнире, где Сань Лан присутствовал в качестве фотографа для школьной газеты, а Се Лянь боролся за первенство по сань да. — А я вот понял, что хочу стать учителем, наставником для детей, приходящих учиться сань да. Эта картина напомнила мне о том, из-за чего я ушёл с арены. Хуа Чэн тоже помнил. Он смотрел этот бой в круглосуточном магазинчике, поедая быстрозавариваемую лапшу. Мужчина смотрел каждый бой Се Ляня, и этот не стал исключением. С самого начала Хуа Чэна что-то смутило — он не совсем понял что, но интуиция разрывалась сиреной в его голове и сердце. Он видел, что Се Лянь уступает, будто хочет проиграть. Да, мужчина наносил удары, но не в полную силу, держал слабую защиту. Хуа Чэн поднял глаза, чтобы понять, кто же этот человек, которому гэгэ так откровенно поддавался. И мужчина не удивился, увидев имя: Му Цин, школьный друг Се Ляня. И все годы, после единственного проигрыша мужчины, Хуа Чэна мучил лишь один вопрос: — Гэгэ, почему ты тогда позволил ему победить? Серьезный взгляд смутил Се Ляня. Он привык видеть в Хуа Чэне маленького мальчика, которого так часто вытаскивал из разных передряг, и который ходил за ним хвостиком. То случайное знакомство положило начало крепкой дружбе двух таких разных детей. — Сань Лан, что за вопрос? — Се Лянь улыбнулся, переводя всё в шутку, но лицо Хуа Чэна совсем потемнело. — Хорошо, хорошо. Я расскажу тебе. Но не сейчас и не здесь. Морщинка меж бровей Сань Лана разгладилась, а на губах вновь заиграла озорная улыбка. — Гэгэ, если ты не против, можешь остаться сегодня у меня. Ты же приехал в Бангкок на встречу выпускников? — Сань Лан всё про меня знает, — шутливо заметил Се Лянь. — Я с радостью остановлюсь у тебя. Совсем забыл снять гостиницу. Хуа Чэн улыбнулся и подал Се Ляню руку, которую тот принял, и так они дошли до дома Сань Лана, находившегося очень близко. Се Лянь прожил у Хуа Чэна всего пару дней и уже затеял разговор об оплате и переезде, но Сань Лан на это сказал: — Гэгэ. Ты мой гость. Я хочу, чтобы ты здесь был, жил, делал всё, что тебе захочется. Ты никогда не сможешь обременить меня. Я удивлен, что ты подумал, будто я могу от тебя устать. Этого никогда не произойдёт. После Хуа Чэн ушёл на работу, а Се Лянь сел в кресло читать «Джейн Эйр» авторства Шарлотты Бронте. Но слова словно проходили мимо него, мужчина не мог сосредоточится как бы не старался. В его голове всё ещё звучали слова Сань Лана: «Я хочу, чтобы ты здесь был, жил, делал всё, что тебе захочется… Этого никогда не произойдёт.» Се Лянь никогда не размышлял о том, что кто-то может испытывать к нему симпатию подобного рода и, конечно, он сразу всё понял. Сам мужчина был очень далёк от чувств привязанности и любви к кому-то кроме родителей, но тут осознал, что всё это время врал себе. У него был ещё один человек, о котором он заботился: мальчишка, потерявший глаз ещё в детстве, юноша, что затевал драку из-за любой насмешки в свою сторону, мужчина, который распахнул для него, Се Ляня, не только дверь, но и своё сердце. Се Лянь защищал Сань Лана с момента их знакомства, он не позволял никому обижать его, но когда не мог уследить, то обрабатывал раны на всём теле Хуа Чэна. Се Лянь вспомнил, что его собственно сердце забилось при виде повзрослевшего после летних каникул Сань Лана, уже почти мужчину, оказавшегося выше него. Сейчас, сидя в квартире человека, который всегда значил для Се Ляня больше других людей, мужчина осознал свои чувства. В волнении, что одолело его сердце, Се Лянь позвонил Хуа Чэну. — Сань Лан, когда ты вернешься домой, я кое-что скажу тебе, — Се Лянь не любил писать смс, а сейчас и вовсе посчитал их неуместными. В ответ из динамиков раздалось: — Я могу приехать прямо сейчас, гэгэ. — Что ты, Сань Лан, — нежно произнёс Се Лянь. — Наверняка ты нужен на работе. — Все справятся и без меня. Я еду, гэгэ. Хуа Чэн зашёл в квартиру буквально через двадцать минут. Запах ароматного чая привёл его на кухню. Се Лянь сидел за столом, смотря в проём, и улыбнулся при виде мужчины. — Сань Лан, скорее садись. Есть две вещи, которые я бы хотел тебе сказать. Хуа Чэн послушался и сел за стол. Его брови сошлись к переносице, когда он понял, какой именно будет одна из новостей. — Начну с более раннего, если ты позволишь. В нашу первую-вторую встречу ты спросил, почему я тогда проиграл Му Цин. В то время я был на пике, никогда не проигрывал, сила буквально лилась у меня по телу. Я не мог пропускать стандартные удары и выставлять слабую защиту, но на меня будто нашло помутнение. Мы встретились с Му Цином за пару часов до боя: в школе мы были приятелями, а потому я не увидел ничего особенно в приглашении. В тот вечер Му Цин говорил о том, что ему важно победить меня, ведь тогда он сможет пройти в высшую лигу. Я знал о ситуации в семье Му Цина и понимал его. Точнее, думал, что понимал. Позже, после обследования у врачей, я узнал, что в том чае, что мы пили, было какое-то вещество, ослабляющее концентрацию. Любой человек на моём месте бы разозлился… — Но не ты, — Хуа Чэн никогда до этого не перебивал Се Ляня, и всё же сейчас не смог сдержать свои чувства. — Да. Я тогда отпустил эту ситуацию. Я подумал: раз так распорядилась судьба, то ничего не поделаешь. Я и сейчас не хочу долго говорить об этой ситуации, потому что есть вещь намного важнее, о которой я бы хотел сказать. В твоём кабинете, извини, что зашёл туда, я просто искал книгу. — Не нужно извиняться, гэгэ. Я же сказал, что ты можешь делать в моём доме всё, что пожелаешь, — Хуа Чэн улыбался, но в его голосе послышалось волнение. — Я не мог не заметить на твоей стене мои фотографии с каждого боя, в котором я участвовал. Не оказалось лишь одной. Я был удивлён, признаюсь, никто так не любил меня кроме родителей. — Гэгэ, я… — глаза Хуа Чэна расширились от страха, он напрягся словно натянутая струна, будто ждал самого страшного наказания в своей жизни. — Сань Лан, я тоже люблю тебя, — Се Лянь не к месту подумал о том, что за всю жизнь Хуа Чэн не позволял стольким эмоциям проявляться на своём лице. — Гэгэ, я… — Хуа Чэн всегда связно и красиво говорил, но сейчас слова будто застряли в его горле. — Сань Лан, ты можешь ничего не отвечать, не волнуйся так, — Се Лянь улыбнулся и положил свою ладонь поверх ладони Хуа Чэна. — Моё сердце бьётся лишь для тебя и из-за тебя, гэгэ. Се Ляня поразили эти слова. — Только тебе всегда было до меня дело, гэгэ. Только ты оберегал меня, помогал мне. Когда мне было тяжело — я вспоминал тебя, твою улыбку, добрый взгляд, твои объятья. Пока ты не появился в моей жизни, я думал о том, что хочу умереть каждый день. А с тобой всё изменилось. Я не представляю свою жизнь без тебя. Я… я не хотел этого говорить, но я следил за тобой: я знаю, где ты живёшь, знаю все достижения твоих учеников, знаю твоих друзей. Я даже знал, что ты будешь на той выставке. Я пойму, если ты сейчас уйдёшь. Я не буду держать тебя. Всё время, что Хуа Чэн прозносил свою речь, он смотрел Се Ляню в глаза, но на последней фразе не выдержал и опустил лицо, продолжая произносить слова куда-то в стол. Мужчина не выдержит, есть сейчас его гэгэ уйдёт. — Почему не зашёл в гости? — спросил Се Лянь удивлённо. Хуа Чэн вскинул голову в неверии: мужчина перед ним мало того, что не ушёл, но и задал ему вопрос. — Что? — только и смог выдавить из себя Хуа Чэн. — Почему ты не навестил меня, если знал, где я живу, Сань Лан? Се Лянь улыбался так, будто правда не понимал переживания Хуа Чэна, будто заявись тот к нему на порог, он бы распахнул перед Сань Ланом дверь. Хуа Чэн больше не мог себя сдерживать, он вскочил из-за стола, подбежал к стулу Се Ляня и упал перед ним на колени, обнимая ноги своего гэгэ. Се Лянь положил руку на голову Сань Лана, прижимая его к себе. — Сань Лан, я люблю тебя. Для меня ты: умный, красивый, великолепный мужчина — это ты. И ты, истерзанный болью, одинокий, нашедший во мне спасение — тоже ты. Главное здесь «ты», а не «какой». Се Лянь рывком поднялся, утягивая с собой Хуа Чэна, чуть привстал на носочках, ладонями обхватив его лицо, закрыл глаза и прижался губами к его губам. Их языки сплелись вместе, а зубы то и дело сталкивались — это был первый раз каждого. И мужчины просто не могли остановиться, разомкнуть объятия, перестать дышать друг другом. Они нехотя прекратили поцелуй, но лишь от того, что начали задыхаться. Хуа Чэн дрожал с руках своего гэгэ от переизбытка чувств, Се Лянь же поддерживал его, хотя и сам еле стоял на ногах. — Может… может немного отдохнём? У тебя в зале очень мягкий диван, — предложил Се Лянь. Хуа Чэн рассмеялся, так радостно и свободно. — Всё, что гэгэ пожелает. Мужчины потеряли счёт времени, целуясь и обнимаясь под тихо жужжащий на фоне телевизор. Оба отвлеклись лишь на знакомое имя: Му Цин сегодня участвовал в очередном бою. Хуа Чэн спрятал улыбку в волосах Се Ляня — наконец настало время возмездия. Се Лянь ощутимо напрягся, когда увидел, как Му Цин пропускает удары, как ставит ненадёжные блоки. Мужчина будто увидел тот бой, который произошёл десять лет назад со стороны, но лишь с той разницей, что тогда проигравшим был он. Се Лянь взглянул на Хуа Чэна, тот был спокоен, даже немного расслаблен. Се Лянь прижался к плечу Сань Лана и тоже принялся наслаждаться боем. Мужчина бы соврал, если бы сказал, что это маленькое мщение не доставило ему удовольствия. Судьба и правда распоряжается событиями так, как ей нужно. Особенно, если судьбу зовут Сань Лан. Му Цин продолжал лежать на ринге, но до него никому не было дела. Двое мужчин на диване в самом центре Гонконга смотрели лишь друг на друга.