Медвежонок

Чонгук потягивает затекшую от не самых удобных больничных коек спину, моля всех богов, чтобы Ча Чонин действительно приехал и больше им не пришлось ночевать в больнице. Чонгуку едва удалось убедить главного врача выделить им лабораторию для исследований, а стоило прийти Тэхёну — так больница превратилась в крепость, а стабильные пациенты были транспортированы в другое место. Чонгук, конечно, горд Тэхёном. Их движение уже серьезно воспринимают, как потенциальное правительство. — А ты уверен, что он приедет? — Тэхён оборачивается на Чонгука с немым вопросом в глазах, допивая Чонгуку-плохеет-какую кружку кофе за утро. Ему тоже здесь плохо спится. — Ча Чонин. Может он не получил твое приглашение? — Душа, его крайне понятно донесли соулмейту Ча. Он явится. — Как думаешь, он согласится покинуть пост? И все остальные… — Чонгук с радостью вытягивает из пальцев мужчины кружку и заменяет их своей ладонью, заглядывая ему, сидящему на стуле, в глаза с высоты роста. — Надеюсь, что да. Думаю, что нет. Но переворот займет всего несколько дней. Господин Хан прогнозирует взятие города за сутки, но я ориентируюсь на худшее. — Ты еды и воды в больнице припас, как будто нас будут осаждать минимум три месяца, — Чонгук хмыкает, когда Тэхён едва заметно закатывает глаза. Но улыбается, потому что удалось того отвлечь от нервов. — Может произойти нечто, что мы не предвидели. Я не могу рисковать вами, только не вами. И ты забыл упомянуть генераторы и блоки питания. — О, ну, ты их в любом случае оставишь потом тут, как подарок для больницы. Так что против них я ничего не имею! — Чонгук ярко улыбается, пробуждая в них обоих тепло, способное хоть ненадолго прогнать тревогу от сегодняшних планов. Но как бы там ни было, Чонгук безмерно уважает в Тэхёне желание продумать все запасные пути и варианты событий. Пусть он и сделал из больницы буквально крепость, но действительно, вдруг Ча договорился с соседствующей закрытой Северной Корей, а об этом никто из доносчиков Тэхёна узнать не смог. Чонгук, честно говоря, уверен, что у Тэхёна есть и более экстренные планы на случай, если Ча действительно сможет дать серьезный отпор. Что-то в духе частного самолета с дежурящим в нем пилотом и частный остров где-то у берегов Америки. — Наши отряды закрепились в каждом районе Сеула, — Чонгук и так это знает, слышал обсуждения. — Не понимаю, почему мы беспрепятственно смогли вести их в город. — Может он понял, что сопротивляться бессмысленно? — На его слова Тэхён так красноречиво сводит брови к переносице, что даже ответ не нужен. Чонгук, наклонившись, ласково целует его в складку, чтобы не хмурился. — Ты уже не можешь ничего сделать, осталось ждать. — Не так и долго. Чонгук следом за его словами замечает, как эфир телеканала, что был открыт на ноутбуке, сменяется срочным выпуском новостей. И правда, осталось совсем недолго. Следом за первыми подъехавшими машинами телеканалов, Чонгук забирается в вещи Тэхёна, силясь найти себе что-то подходящее для такого события — долгожданной победы. Он, в отличие от своего соулмейта, верит в лучшее. Тэхён с тихой улыбкой следит за ним, отложив дела. Дает целых десять минут перебирать вещи перед камерой телефона, а после молча протягивает любимую Чонгукову толстовку. Капитуляцию Чонгук принимает молча, но про себя обещает наконец купить соответствующие Тэхёну вещи. Вся больница словно чувствует, как скапливается напряжение — виновники, те десяток влиятельных человек, что стали главным советом движения, спустились на первый этаж, а врачи и пациенты напротив скрылись на верхних этажах. Чонгук присаживается, смотря на полный холл людей — тут их родственники тоже, друзья и ещё много людей из движения разных должностей, совсем не знакомых юноше. Тэхён нашел для них вполне удобные скамейки, рядом с Чонгуком примостился Чимин, насильно усаженный Юнги. Не будь мужчины рядом, тот бы нервно ходил от стены до стены, пока не бился бы носом. Чонгук, кстати, шел бы рядышком. Ему не по себе сидеть и просто ждать, когда уже, вот-вот. Случится с минуты на минуту, а может через десять минут — это ожидание жутко давит, кислород перекрывает. Чонгук хочет, чтобы уже скорее решилось, а с другой стороны жутко боится. Бэкхён, жутко перепуганный количеством нервных людей вокруг, едва не плачет ему в шею. Еще один пунктик, отчего Чонгук сам едва ли не плачет. Держится только ради Тэхёна. Он свою тревогу выражает в каменном спокойствии — стоит и смотрит на окна в другом конце холла так напряжено, словно готов кинуться в драку. Чонгук хотел бы успокоить его хотя бы в душе, но его так сковывает страхом, что пробудить нечто светлое и протянуть это в сторону Тэхёна не получается. — Всё будет хорошо, — Чонгук едва выдавливает слова, понимает, насколько это жалко, но он обязан сделать хотя бы что-то. — Нет, — Тэхён переводит на него совсем незнакомый, перенапряженный взгляд. А после позволяет Чонгуку почувствовать душу — в ней все затемнено выворачивающей наизнанку тревогой. Предчувствием. — Что-то не так, душа. — Мы в жилетах и там целый отряд наших бойцов, — Чонгук цепляется за пальцы мужчины, второй рукой придерживая голову Бэкхёна у себя в шее. — Ничего не должно пойти не- — Приехал! Ким Тэхён! Громкий, словно молния на иссиня черном небе, голос разрезает помещение. Все тихие переговоры и слова между близкими стихают, оставляя в зале давящую тишину. — Ты можешь остаться, — Тэхён слабо улыбается Чонгуку, а после целует Бэкхёна в макушку, словно собирается и правда уйти от них. Чонгук хотел бы остаться с сыном. Успокоить, но, сжав губы, чтобы не разрыдаться от его криков, он передает медвежонка Чимину. Детский плач отбивается от пустых стен холла, разбивая сердце Чонгуку, но он поднимается с прямой спиной под взглядами сотен людей вокруг и берет Тэхёна за руку. — Мы одна душа, — отвечает лишь это, смаргивая влагу. Потому что и правда, как бы Чонгук не любил своего ребенка, Тэхён — это часть его души. Тэхён поджимает губы — чувствует и собственную боль от рыдания Бэкхёна, и Чонгукову, — и сжимает его ладонь, уводя через расступающуюся толпу к выходу. Следом за ними отделяются другие участники движения — Мина растрепанный Господин Хан, женщина-политик. С ними уже нет пары, что читала мысли друг друга, ведь один из них сливал информацию Сонпё. Об их судьбе почему-то знать страшно. Чонгук подхватывает открытую Тэхёном дверь и придерживает женщине позади себя. Их появление вызывает волну шума, все репортеры бросаются к камерам, подхватывают микрофоны и наверняка снесли бы Тэхёна с Чонгуком, пока остальные ещё даже не успели выйти на улицу. Но их останавливают выстрелы в небо — перед толпой выделяется ряд людей в черной форме, с увесистыми жилетами. Почти сразу же перед Чонгуком и Тэхёном появляются такие же, только в темно-синей форме — их силовой отряд. — В порядке? — Тэхён даже не вздрогнул от хаоса, воцарившегося вокруг за секунды, в отличии от подпрыгнувшего на месте Чонгука. — Да, нормально, — юноша прижимается чуть ближе к мужчине, следя, как постепенно все возвращаются по местам: их отряд к больнице, чужой — к дороге, а журналисты к фонтану сбоку больничной площади. Со своими людьми за спиной и Чонгуком наперевес Тэхён выходит на центр площади, все еще напряженный до ужаса. Чонгук вместе с ним ищет в толпе напротив Ча Чонина, а найдя первым тянет в его сторону руку Тэхёна, показывая направление. Он аккуратно, стараясь не показаться глупцом, скашивает глаза за плечо, отмечая, что следом за важными в движении людьми на улицу вывалили все, кто был в холле. Во втором ряду, спасибо хоть, что не в первом, Чонгук замечает Чимина с Бэкхёном на руках. Толпы вокруг так похожи на ту, что была словно в другой жизни, когда Чонгук видел, как Тэхёна забирало правительство. Только в тот раз он был далеко, никак не мог помочь и даже не знал, что происходит. Сейчас же Чонгук гордо смотрит в глаза Главы, потому что это его соулмейт загнал его в тупик и вот-вот свергнет. — Стоит сказать, что в Корее стоит сменить власть только потому, что мой соулмейт стоит рядом, в отличии вашего, Глава Ча. Стоит под прицелами ваших людей, когда у моих опущено оружие, — Тэхён говорит, не сильно повышая голоса, но всё вокруг замирает так, что его однозначно слышат в самых дальних рядах. — В отличие от вас. Прячетесь за спинами ваших людей. — Честь — не главное качество лидера, — Чонгук даже не замечает глаз мужчины, когда тот отвечает, настолько плотно сомкнута перед ним живая стена. — Поспорю. — Соглашусь, ведь Господин Ким, в отличии от вас, Господин Ча, основал прибыльную империю. Вы же пришли на готовое место и под вашим руководством Южная Корея не добилась никаких успехов, даже напротив. Стоит ли отметить инфляцию за последние месяцы? Или введенные в третьем квартале четыре новых закона, повысивших налоги? — Чонгук снова едва не подпрыгивает на месте от раздавшегося сзади звонкого женского голоса. Тэхён усмехается настолько пленительно, насколько именно он умеет. Довольствуется вниманием к ним, хотя Чонгук чувствует — он не прочь спрятаться от всего и всех. Чонгук с потаённой радостью наблюдает, как Чонин выходит из-за спин мужчин в бронежилетах, вставая наконец лицом к лицу. — Приятно наконец вас увидеть, — Чонгук, собрав всё свои внутренности и остатки храбрости, которые ещё не впали в депрессию, тоже поддерживает Тэхёна. Он не смеет показать, что у мужчины слабый соулмейт. — Друзья мои, — Ча все эти слова кажется нисколько не смутили и не вогнали в эмоции. Он улыбается с привычным холодом, словно выступает где-то с написанной на листочке речью. — Нет смысла рассуждать, где именно ты стоишь и чего достиг, если вот-вот умрешь. На том свете значения это иметь не будет. — Ни я, ни мой соулмейт сегодня не умрем. Желаю тебе того же. Как и всем, кто пострадал не по собственной вине. Как давно вы узнали, что закон по снижению потребностей населения выполнен? По моим подсчетам одиннадцать лет назад семьи уже могли заводить по два ребенка, а сейчас вы образовываете демографическую яму, чтобы что? Нанять дешевую рабочую силу из бедных стран, которая не станет погружаться в тонкости правления? — Чонгук нервно сглатывает, когда Тэхён так легко отворачивается от Чонина и смотрит в камеры, стоящие сбоку. Вот юноша не может отвести взгляда от нынешнего Главы, будто он не посмеет напасть, пока Чонгук наблюдает. Это глупо, но Чонгук ничего не может сделать со страхом, который сковывает его. У Тэхёна ведь тоже было плохое предчувствие, но он так легко игнорирует его, отворачивается от угрозы. — Нас обязывали найти пару до тридцати лет. Сколькие пострадали от этого? Мне очень повезло найти истинного соулмейта, но не могу представить несчастье людей, живущих рядом с чужими. Скажите, Глава, — голос вновь набирает той темноты, с которой Тэхён обращался к Сонпё. — Почему именно тридцать лет? — После тридцати страдает репродуктивная система. Мы давали людям любить, но поддерживали здоровье населения, — даже Чонгук понимает, насколько бредово звучит. А ведь он, как и все, кроме тех, кто стоит за спиной Тэхёна, верил этому с экранов телевидения. — Не потому ли, что средняя разница лет между соулмейтами двадцать? Вы давали истинным находить друг друга, но где они сейчас? — Вы обвиняете Главу в убийствах определенного слоя населения? — Один из смелых репортеров отвлекает даже Чонгука от Ча, лицо которого остается таким же бесстрастным. Чонгук уверен, что Тэхён не мог взять обвинения с воздуха. Да и он сам почти попал в сети, ведь наверняка будь не Тэхён его соулмейтом, Сонпё бы нашел его. А что ждало бы дальше, Чонгук даже боится представить. — Обвинения — пустая тратата времени. У меня есть факты, цифры, документы. Я делаю на их основе выводы. Всё-таки, я бизнесмен, — Тэхён оборачивается обратно к Ча, а Чонгук замечает краем глаза, что люди на той стороне начали двигаться, словно готовясь к чему-то. Но пока Чонин впереди, никто не должен посметь открыть огнь. — Куда трижды в год переводится двадцать процентов бюджета страны, Глава Ча? Мои программисты могут выйти из закрытой сети Кореи, но даже они не смогли отследить конечного получателя. Вы дробите бюджет, переводите его кругам между разных стран, оставляете им небольшие комиссии. Скажите, на эти деньги ваш соулмейт сейчас находится в частном доме в Европе? Не на эти ли деньги должны работать больницы и школы? Очередное движение одного из мужчин на той стороне кажется слишком резким. Чонгук сам дергается, хотел было оттянуть Тэхёна от линии выстрелов, но никто не стреляет — это лишь Чонгук, перепуганным кроликом, боится каждого вдоха в их сторону. Но больше всего его пугает абсолютное спокойствие на лице Ча. Будто не его Тэхён обличает, не добивает остатки нерешившихся встать на его сторону. Будто Ча знает, что Тэхёна скоро не станет. — Сонпё обвинял правительство, хоть он сам разработал это и инфицировал детей. Вы же, напротив, стали обвинять его. Доказали свою непричастность. Мне всё не давало покоя, как же он смог это провернуть, не используя моих средств. Следом за растворяющимися в воздухе словами Тэхёна, на той стороне снова начинается движение. В этот раз Чонгук не пугается его, напротив, внимательно следит, чтобы вовремя увидеть опасность, но её нет. Напротив несколько человек в форме опускают нацеленное на Чонгука и Тэхёна оружие в землю. — Вчера мне донесли, как именно вы платили ему. Из украденных налогов, выведенных из страны. Вы думали, что он сократит детское население, а это меньше голодных и больных, меньше расходов при тех же доходах. Вы дали ему возможность убивать наших детей. Ча не отвечает, да и слова эти предназначены уже не ему. Тэхён, как и Чонгук, замечает внимающих ему мужчин. Он заглядывает в глаза сомневавшимся, показывает, что видит их в ответ. Словно проведя за несколько секунд молчаливый диалог с ними, Тэхён убеждает в своей правоте — снова слишком легко ему доверяют, с десяток человек переглядываются друг с другом, игнорируют слова позади себя и переходят пустую площадь между сторон. Встав рядом с отрядом Тэхёна, они поднимают оружие уже в сторону Ча и своих бывших товарищей. Но Тэхён делает легкий жест рукой, прося опустить, а убедившись, что просьба выполнена, он оборачивается на репортеров. — Я не хотел никогда жить так, — слова на камеру ощущаются абсолютно иначе. Тэхён говорит почти с той же мягкостью в голосе, какую привык слышать в свой адрес Чонгук. Он правда любит их народ. — Я не жил так, честно говоря. Мне повезло родиться в состоятельной семье и поддерживать качество жизни. Но вот мой соулмейт, часть моей души — он лишился семьи в детстве, родителей казнили, а брата Чонгук никогда не видел. Чонгук выживал в детском доме, полюбил ребенка, но не мог даже забрать его. Ему пришлось оставить свой дом и переехать жить ко мне, когда мы были знакомы менее часа. Чонгук был всю жизнь один против всего мира. Может я и не познал это на собственном теле, но на душе — да. Чонгук олицетворяет всю нашу страну. Я боролся за нее ещё до знакомства с ним, не собирался отступать, но теперь — мы победим. Чонгук заставляет себя отвернуться от Чонина, впервые чуть поджавшего губы. Спорить с тем, что Чонгук действительно лицо их народа, смысла нет. Как и в том, чтобы оспорить любовь и принятие Тэхёна к ним. — Наши исследователи на грани выявления состава, который излечит наших детей. Если вашему ребенку до десяти лет и вы верите мне — я прошу вас участвовать в исследованиях. Это полностью безопасно, приходите в эту больницу. — Наш ребенок участвует, — Чонгук говорит в камеру, но старается вспомнить тех людей, что они встретили по пути к Сонпё. Напуганных до ужаса, как и сам Чонгук сейчас. Он даже не пытается скрыть страха в голосе, ведь и правда — он самый обычный, простой паренек, олицетворяющий всю Корею. — С самого первого дня наш сын участвовал в этом. Мы создадим лекарство, это лишь вопрос времени. Но чем больше материалов у нас будет, тем быстрее мы сможем помочь все- Слова Чонгука обрывает знакомый плач, точно такой же, как в холле больницы десятью минутами раньше. Чонгук мгновенно проглатывает слова и оборачивается на крики Бэкхёна, а после задерживает дыхание — малыш как-то вынудил Чимина поставить его на землю, а там сумел выбраться из рук парня, чтобы побежать прямо к ним через толпу. — Ничего, — Тэхён реагирует быстрее замершего Чонгук и наклоняется, чтобы поймать Бэкхёна в объятия и усадить себе на бок. Чонгук молчит, знает, что все слова и его страхи услышат все люди вокруг, но чувствует словно впервые за день тепло со стороны Тэхёна. Мужчина пытается убедить, что все хорошо. Чонгук не чувствует того же, не чувствует безопасности, но верит ему. Встает правда чуть вперед, чтобы закрыть спиной в жилете почти всего медвежонка в руках Тэхёна. Бэкхён плачет — Чонгук слышит это и аккуратно касается его головы поверх прижимающей к шее руки Тэхёна. — Мне не жаль себя, — Чонгук находит взглядом камеру и чуть сдвигается, надеясь показать медвежонка всему народу. — Я потерял родителей, не знаю брата, даже жив ли он. У меня не было дома, зато были две работы, бедность и голод. Мне не вернуть потраченных лет, не вернуть убитую лживым законом семью. Голос предательски дрожит, но Чонгук позволяет это себе, как и поволоку чувств в глазах. Он — душа Тэхёна. Поэтому теперь не боится показать настоящего себя, показать настоящую душу Тэхёна. — Но для этого малыша ещё не всё потеряно. Для наших с вами детей есть будущее без боли и тяжести, что выпала нам. Я борюсь не за себя, даже не за Тэхёна. Осознание приходит в медленно вытекающими словами из рта, за которыми юноша перестал следить. Он бегло оборачивается на Тэхёна, боясь, что задел его, но мужчина лишь слабо ему улыбается. — Прости, — шепчет, наверняка тоже услышанное всеми. — Я борюсь за своего ребенка. Это мой инстинкт, я умру ради него, как и должен это сделать родитель. Я не прошу вас умирать, но если вас беспокоит будущее ваших детей, если хотите сделать светлее мир, в котором они будут жить, прислушайтесь к Ким Тэхёну. Пожалуйста. Тэхён поддерживает его снова теплом внутри — гордится, скорее всего. А Чонгук наконец поворачивается к нему, сталкиваясь взглядами и едва удерживаясь, чтобы не вжаться также как Бэкхён. Но Чонгук лишь дрожащими руками забирает Бэкхёна, медлит, смотря на красные глаза и нос малыша, а после целует его в лоб, относя к вышедшему Чимину. — Не забирайте папу, — Бэкхён среди слез находит слова, от которых Чонгук замирает. Он хотел бы пообещать, но никогда не станет лгать своему малышу. Чимин тихо, так же не отвечая, забирает его к себе. Словно чувствуя нечто страшное, Бэкхён истошно кричит, силой держится за шею Чонгука и совсем не хочет отпускать. А Чонгук рвет себе сердце, когда расцепляет маленькие пальчики, заставляя отпустить себя. — Идите в больницу, — просит мягко, но не Чимина — Юнги. Мужчина поджимает губы, не хотел бы оставлять их, но согласно кивает и рукой на лопатках направляет Чимина в здание. Только убедившись, что малыш в безопасности, Чонгук возвращается к Тэхёну. Глава молчит всё время, чем заставляет Чонгука нахмуриться — что-то правда не так. Он совсем не пытается отстоять свою позицию, не борется, лишь слушает. Лишь смотрит чуть прищуренными глазами в их сторону. — Даю вам сутки, — Тэхён кладет руку на талию Чонгука, которая едва ощущается из-за жесткости жилета под толстовкой, но просто от этого жеста юноше становится немногим спокойнее. Тэхён разделяет его боль. — Подпишите соглашение всем составом текущего правительства и убирайтесь из Кореи. Иначе я приду за вами также, как за Сонпё. — Так много слов, — Чонин заставляет Чонгука сжаться, когда наконец отвечает на выпады. Как юноша раньше не видел эту гниль в нем, как мог верить его словам, не понимает. — Нужно было уезжать, пока была возможность, Ким Тэхён. Чонгуку стоит огромных усилий не ступить за спину Тэхёна, когда Ча переводит взгляд ровно ему в глаза. Собственные почему-то начинаются слезиться, Тэхён рядом напрягается, снова омываемый кричащей тревогой. — Теперь её нет. Глава пожимает плечами и делает короткий шаг назад, но Чонгук не успевает проследить за ним — Тэхён резко дергает его назад. Чонгук оступается и почти что падает, но за мгновение он теряется в реальности вместе с разлившейся по груди и взрывающейся в плече болью.