Сᴋᴏᴩбнᴀя ᴨᴇᴄнь ᴏ бᴇɜʙᴩᴇʍᴇннᴏй ᴄʍᴇᴩᴛи

      Захлебнулась. Ей нечего ответить на эту грязную, омерзительную правду. Вчера она, игнорируя то, как Валентино обошёлся с ней на концерте, то, что он едва не застрелил того, с кем хотела, правда, хотела попробовать вляпаться в отношения, что он уже несколько раз поимел её против воли и чуть не сломал ей шею и позвоночник в наказание… вчера она хотела его. Хотела настолько, что стала позорно поддаваться ему на встречу, стонала и ныла от жуткой смеси неконтролируемого желания и стыда за то, что не смогла себя контролировать. Да, он довёл её до исступления, но в итоге, как ни крути, Лина сама позволила разуму отпустить вожжи.       Это правда, от которой не спрячешься, как и от запаха его курева. Лина ни за что не признает даже самой себе, что первый её порыв был вдохнуть этот запах поглубже.       А халат… она б и не надела его. Просто это единственное, что было в доступе. Полотенец ведь в ванной она не нашла, будто мотылёк ими вообще не пользовался. Да и шарить по шкафам было как-то… не в её духе.       Чёрт возьми, Валентино почти ничего ещё не сделал, но уже вывернул всё так, будто это всё лишь её вина. Что это она, неблагодарная и неуравновешенная сука, устроила истерику, пока он, поразительно собранный и сдержанный мужчина, стоит с протянутым ей подарком, который она посмела даже не взять в руки.       Ну, по крайней мере теперь не будет звучать в будущем нечто на подобие: «подарки легко принимала, так и член принимай так же».       Воздух сгустился и стал почти осязаемым. Ойро сама испугалась, как необдуманно вылила на неуравновешенного во всех смыслах этого слова демона всё, что закипело внутри. А он стоял и молчал. Опять. И опять это страшнее, чем когда он психовал в студии на своих шлюх. От этого ноги вновь стали ватными, а его вопрос едва их не подогнул, как и тот факт… что Валентино позаботился о том, чтобы её сим-карта оказалась в новеньком смартфоне. Чёрт возьми. Телефон вибрировал в его руке, но Лина просто боялась оторвать взгляд от его кровавых глаз, напоминавших заряженное дуло пистолета.       Она хотела знать ответ, исходя из встречного вопроса сутенёра… к тому же, ей прямо сейчас мог писать Энджел.       И девушка потянулась.       Чтобы тут же поджать дрогнувшие от звериного рычания пальцы. Это же запястье и оказалось в тисках ладони демона. Валентино даже не заметил сопротивления и попытки выкрутить руку, пока тащил её за собой. Лина упиралась, дёргалась, даже присела на полпути, однако всё равно оказалась там, где пожелал самый испорченный из всей троицы оверлордов Ви — перед ним, сидящем на диване, призывно раздвигающим ноги. Пропорционально увеличению его ухмылки росло и давление пальцев на её запястье. Останется синяк, без сомнений.       Интересно, что будет, если прямо сейчас ёбнуть его по яйцам? Сделать это в близжайшие секунды — крайне соблазнительная идея. Но мысль не успела толком обжиться, как Валентино одним властным движением дерзко развязывает пояс халата. Ткань под собственной тяжестью тут же опадает с плеч до согнутых локтей. Желание прикрыться — рефлекторное, инстинктивное, оно грубо пресечлось. Лина вновь между его ног, глухой грохот от падения на содравшиеся колени взвесью осел на стенах просторного помещения и остался невидимым свидетелем её позорной слабости. Кацающий звук расстёгнутой пряжки, а следом и ширинки, действовали не хуже похабно свистящих с трибун нетерпеливых зрителей, требующих зрелищ и крови.       Едва Валентино обнажил член и посмотрел ей в глаза, а не на обнажённую грудь, грешница плотно сжала губы и воинственно нахмурилась, скрывая какого-то хера возникшее глубоко внутри кусающее разочарование.       И всё равно глаза расширились.       Соси. Как шлюхе.       Нет, даже хуже.       Ну, с днём рождения, блять, Лина. Пожалуй, она сделает себе маленький подарок.       Опустив взгляд к его губам, девушка мучительно медленно закусила свою и поднялась, не вставая с колен, чтобы оказаться прижатой животом к его горячей плоти, а лицом оказаться у его груди. Заломила шею, влажно выдыхая в губы мужчины, не настойчиво, но призывно открыв свои. Ну же. Пригнись к ней хоть на миллиметр. И едва Лина уловила скользнувшую в нём растерянность, резко подняла свободную руку. И влепила ему пощёчину, так, что аж руку прожгло. — Ты прав. Лучше я буду сосать тебе, чем чувствовать твои поцелуи. Особенно такие мягкие и податливые, какими ты нежно одаривал меня вчера, после того как чуть не убил. — пальцы вдруг резко обхватили горячий ствол у основания, а острые ногти опасно впились в яички, ещё не принося нестерпимую боль, но готовые в любой момент пронзить их насквозь. Грудь вздымалась от тяжёлого дыхания, но в этот раз причиной был не страх. Лину обуяли ярость и отчаянная решимость, какие бывают только у тех, кому нечего терять. Как перед казнью или дулом пистолета. Она не сдвигалась ни на миллиметр, с непривычной дикостью впивалась в лицо демона прицеленным взглядом и буквально умоляла вынудить её сжать пальцы и когти до конца. — А ещё лучше унести твоё хозяйство с собой в небытие. Несчётное количество демонов вознесёт моё имя на небеса за такой щедрый предстмертный подарок.       Лишь на мгновение, на одну секунду, грешница вновь опустила взгляд к его губам. Разряд тока пробежался по венам, стоило мыслям подбросить воспоминание, где они вчера были, что и КАК делали. Сукин сын. — Руку мою отпусти. И будь дóбр показать наш контракт. Меня особенно интересует пункт, где я должна с тобой жить… Валентино.       Он не тупой, прекрасно понимал, что это Лина и так легко она не дастся, тем более в свой день рождения… Однако он ждал не столько её прибавления ума, сколько благодарности. Всё-таки это её день рождения, он преподнёс ей не от балды какую-нибудь дешовку, а как это говорится? От чистого сердца? Фу, нет… Скажем так, подошёл грамотно к подарку. Помимо всего этого, его отношение к ней намного лояльнее, чем к тому же Энджелу. Он бы мог показать свою настоящую натуру, завладев её душой. Чем она недовольна? Тем, что он её не унижает, не избивает, не держит на цепи, не трахает каждые 5 минут и каждый час не заставляет приносить доход, а только тратит на неё собственный? Это, по-твоему, муки, да, песнь?!       Конечно же, основным и исполненным компонентов таких соглашений является лишение свободы, полной свободы воли… Однако же нужно быть идиоткой, чтобы не заметить, какие компенсации и лазейки он здесь ей предоставляет.       Тот же выбор… Опять выбор. На каждом шагу выбор. Ты принципиально выбираешь не то, песнь, и ещё смеешь своим наглым языком, которым всё никак, дура, не обласкаешь его член, говорить ему гадости?!       Пока Валентино размышлял, неожиданно обнаружил Лину у своих губ, якобы податливую и подозрительно изображащую жажду… в нём. Ухмыльнувшись, но не расслабляя мышцы своего тела, он неспешно приблизился к ней в ответ… как вдруг эта сучка влепила ему пощёчину.       И это ещё не вечер, даже незаконченное утро сюрпризов… Тварь. Неблагодарная возомнившая тварь.       Но сутенёр не наорал, не вздрогнул, даже не прошипел, лишь спрятав уголки своих глаз под шляпой и так и не убирал свою опасную, хищную и предвещающую не совсем добро улыбку… и потерянно, так внушительно задрожав усиками, что они начали издавать громкий проницательный шелест.       ЧТО. Что. Что? Что это? Это оно?       Он сейчас, правда, не только лицезреет, но и сдавленно чувствует, сдерживая писклявое стрекотание в горле, как эта шавка ухватила его за яйца и достоинство? Да так, чтобы чуть ли не проткнуть его при любом неверном движении?!       СУКА… Вот ж, сука… Его сука. Соответствующая сука.       Мотылёк и сам метался, пока лишь внутренне, от своего неопределённого состояния и реакции. С одной стороны — эта сука в конец обнаглела и посмела угрожать ему, совсем позабыв, кто он и что с ней может сделать даже в такой ситуации… Он ведь и Оверлорд, напоминалочка. И самое сладкое «отнюдь»… Нет. Ну, нет, блять. Но да. Ему до безумия нравится её неповинование, нравится управлять им… Но то, что вытворяет эта осмелевшая шлюха прямо сейчас, действительно, поспособствовало тому, чтобы организм не согласовался с планами хозяина и позволил, блять, податливому стволу в её руке обволакивать её кожу своей смазкой, капать на неё мелкими струями спермы.       От этого своего же незапланированного поступка Ви ошаленно расширил глаза, наклоняя шляпу так, чтобы его не было видно. Хотя его отчётливо выдавала лихорадочная дрожь…       Он. Блять. В. Хуй. Не. Всраться. Ещё целый. Действительно… КОНЧИЛ?       От одного такого порыва… Нет. Нет, сука, это он хозяин хуёв, это он хозяин похоти, он король секса и это ему над этим владеть, над собой, а не ей!       Однако… произошло и то, чего и демонесса ожидать не могла.       Наконец-то выглядывая из-под тонкой красной ткани, освещая пространство намного сильнее и проникновенно червонным пронзающим цветом, мужчина в самом деле смягчился во взгляде, напоминая одинокого истоскававшегося младенца, смотрящего на… — Жёстче, ʍᴀʍᴏчᴋᴀ~… — его голос не пищал, не молил, не шалил, а рычал… рычал от нетерпения и… сука… повиновения. В то время как сам покорно, мать его, отпустил её руку. А другая щёлкнула, ничего не сделав ей… против её желаний. А обнажив их контракт, рядом невинно парящий в воздухе и пропитанный неслучайно пару каплями её крови. Её. — Сделай мне приятно… Пожалуйста~.       Ⲡⲟⲯⲁⲗⲩύⲥⲧⲁ… Фу, Сатана, фу, отвратительно, второй раз!       О, да, она начала выпадать из состояния аффекта и осознавать, что натворила, как только не увидела ровно никакой реакции от пощёчины. Совершенно. Абсолютно! След от её ладони медленно цвёл прямо на глазах, а Валентино сидел и ничего не делал. Но отпускало Ойро слишком медленно, а инстинкт самосохранения стал ворочиться слишком лениво, так что Лине хватило запала на нечто ещё более безрассудное, и это оказало на оверлорда эффект, которого не мог ожидать ни один из них.       Валентино лишь хищно улыбался, молча, даже не моргая, пока не припустил голову, пугающе пряча глаза под шляпой. Он оставлял себе обзор, чтобы видеть лицо девушки, полное отчаянного протеста и обещания бороться до конца. Как дикая кошка, загнанная в угол.       А затем всё изменилось.       Адреналин заложил уши, но он не помешал Лине услышать неожиданный шелест усиков демона-мотылька. Змея, блять, гремучая, и такая же ядовитая. И что это? Что это значит? Демонесса знала о повадках мужчины слишком мало, чтобы распознать сразу, какой смысл спрятан в этом его действии.       Её одурманенному мозгу понадобилось мгновение, чтобы переварить происходящее. Сердце перестало колотиться в груди, осталось лишь прерывистое дыхание Валентино и его горячая пульсация в перепачканной, лихорадочно сжимающейся женской руке. Он… он только что кончил. От одного. Её. Сжатия.       Демонесса во все распахнутые глаза смотрела на то, как его потрухивает от оргазма, пока сам мужчина полностью спрятал лицо за широкими полями шляпы, припустив голову ещё сильнее. Его грудь вздымалась, как от забега на стометровку, и, что Лина сама же не заметила, до глубины души поражённая видом сутенёра, её голая грудь тоже. Дрожь тела Валентино передалась и ей, заразила кожу крупными мурашками. Он что же… настолько… её хотел?       Это эффект неожиданности, помноженный на бурлившую в крови похоть, и ничего более. Ничего более, Лина.       Чёрт возьми, не смей придумывать такую чушь.       Ресницы дрогнули, поймав взгляд демона, не менее смертоносный и опасный, чем пистолет и револьвер в тяжёлой кобуре его на бёдрах. Кровавые глаза слишком обжигающие и прицельные. Такие же парализующие. Ими он и выстрелил, так обманчиво смягчившись, пока с извилистого языка слетало то, что пошатнуло демонессу где-то на уровне внутреннего фундамента. Лина ожидала чего угодно, абсолютно всего, и готовилась вступить в возможно смертельное противостояние за право отстоять себя и свою гордость. Но только не этого, не того, что он сказал. И что сделал.       А затем контрольный выстрел.       Пожалуйста.       Он просил её.       Рычание Валентино отразилось в глубине грудной клетки и завибрировало под выпирающими хрупкими рёбрами, оно трансформировалось в кипящее железо и потекло повенам, мешая дышать. Обман прозрачен, как ясный день. Они оба сейчас на минном поле, и оба рисковали подорваться лишь от одного единственного неверного действия. Оба ждали, когда это сделает другой. Сейчас её очередь делать следующий шаг.       Лина вновь выпрямилась, оказавшись в одном грёбаном сантиметре от губ мужчины, и опалила их терпким прерывистым выдохом, не отрывая взгляда от кровавого зарева в его глазах. Внимательно наблюдая, она сжала его внизу так сильно, что пальцы погрузились в податливую мягкую плоть ниже ствола. И всё равно щадяще, оказавшись на самом краю болевого порока, но не переступая его. В то время другая рука, так неожиданно ощутив свободу, пропала из поля зрения Валентино, оставив его в неведении на долгие пару секунд. Ладонь неуверенно дрогнула перед самым прикосновением к гладкой, плотно натянутой на взбугренные грудные мышцы коже. Разряд на подушечках пальцев. А затем рука скользнула под пиджак и неспеша коснулась пальцами твёрдого соска. — Так? — вкрадчивый голос с опаляющим выдохом в напряжённые губы. Лина зажала сосок вместе с пирсингом между средним и указательным пальцами и потёрла его фалангами, чуть покручивая. Она позволила пальцам, обхватывающим его член и мошонку, дублировать эти движения на яйцах, не ослабляя при этом давления. Сказала бы она, что гореть ей в аду, но ведь она уже здесь. Лина должна, блять, ненавидеть этого мудака, а не возбуждаться от опасности, которой он пропитан, и с которой сама же играла, как кошка с клубком, путаясь в нитках. — Или лучше…       Пальцы соскользнули с соска и поползли по груди вниз, по торсу, обтянутому дорогой тканью, неспеша пересчитывая кубики напряжённого пресса под ней, пока не оказались там же, где и левая рука. А точнее чуть выше. На головке. Демонесса почти невесомо обхватила её всей ладонью и бережно огладила влажную бархатистую кожу, размазывая сперму по всей поверхности, как лубрикант. -… так?       Ладонь плавно съехала вниз. Её руки создавали ярчайший контраст из ощущений, диаметрально друг другу противоположных. — Так, Валентино? — замирание в миллиметре от его губ.       Лина ненавидит себя и ненавидит его ещё больше. Презирает всей душой, чувствует, как сама гниёт изнутри буквально на глазах и падает, похоже, куда-то много ниже Ада. Порок затопил всё внутри неё скверной, он уже почти задушил разум. Она преодолела последнее расстояние и прикоснулась к Валентино раскрытыми губами. Не поцелуй, но и этого было достаточно, чтобы ток вновь ударил по чувствительной коже.       Она совершенно забыла про контракт, висящий в воздухе где-то рядом.       Ну же, ну… Ещё чуть-чуть. Да, блять, сколько тебе надо, чтобы-.?!       Похоже, Валентино, действительно, столько адреналина и остановки дыхания вместе с отказом остальных органов не получал и при жизни, и при смерти… сколько сейчас испытывал благодаря этой несурязной… охреневшей… обнаглевшей… блять, бесподобной… сук-… песне…       Кажется, у него замылились глаза… или тоже наполнились доказательством собственного возбуждения, когда он не видел, словно погрязнув в тумане, когда Лина сдавила его ещё сильнее, подчиняясь его приказу… совершенно иному и совершенно при иных обстоятельствах. Совершенно. При. Другой. Доминирующей. Роли. Над ним… Сука.       Её маленькая неслабая ладошка на его члене ощущалась как жестокие и железные кандалы… и в то же время неожиданно, блять, охренеть как неожиданно послужили неким долгожданным облегчением, которого он ждал всю свою жизнь… и делился с ней благодаря всё ещё вытекающей омывающей жидкости. — Да, мамочка~… Ах, как хоче-…! — сутенёр, вот-вот, уже бы вжимался в диван и елозил нехуже любой шлюхи, не описанную характеристикой благодаря денежному взносу. Если бы не… — М-м! Ма-… Кха…       Он задыхался. Конкретно задыхался перед этой сукой, с которой держит контракт на её же, хуй, блять, душу, и не мог совладать ни со своим телом, ни со своим языком… Да похоже, что и разумом, присущим только ему, не особо владея.       Её наглые прошаренные пальчики крутили и тыкали его сосок, неслучайно задевая повешанную цепочку, создавая ещё больше трения и натяжения, от которого его, признаться, неслабо коротило, вновь опасно, но так нуждающе зашевелившись тазом.       Мотылёк наконец-то выдохнул… горячий клубок пара ей в лицо, когда его глаза, будто облившиеся холодной ясной водой, наблюдали Ойро у своих губ… снова. Прикасаясь, однако толком ничего не делая. Пытаясь поймать его на крючок и как следует истерзать, чтобы в итоге не поймать. Его…       Тяжёлый рык. Хлёсткая пощёчина по больной щеке. Шелест его дорогих ботинок по паркету. — Я тебе покажу, сука, кто здесь П𐌀П𐌏Ч𐌊𐌀 ~… — через секунду необычная, блять, в конец возомнившая о себе демонесса уже была прижата к соседней стене за своё хрупкое никчёмное горло, которое отказалось принимать в себя член папочки.       Несмотря на ситуацию… она опять была выше него. Он и без того был высокий, но прижал её к стене так, чтобы она вновь была чуть выше. Вот, только её глотке сейчас перекрывал кислород он, почти незаметно нажимая на гланды. — Ну, и? Куда же делась твоя самоуверенность, мамочка? — он в самом деле громко плюнул ей в лицо, в этот же момент сильнее вжимая её в стену, как только приблизился, и долгой дорогой слизал с её пораненной щеки собственный след. — Совсем забыла о контракте? Так я тебе напомню…       Без какого либа жеста или звука подсвячанный документ подлетел к ним так, чтобы его смогла читать только Лина, хотя мужчина прекрасно знал и сделал всё так, дабы ей было, мягко говоря, не до него. — Пункт 5. Советую… нет, ты обязана, мразь, выучить его наизусть. — он не станет озвучивать ей, как ему нравится её непокорность и как он уже дважды кончил от неё в данный момент… а теперь собирается и третий.       Не позволяя ей ни то, что ничего не говорить, но и выдавливать какие-то звуки, Валентино с расчётом откинул её на диван, заставляя немного врезаться головой в спинку дивана. Так, чтобы она лежала лишь на половине и обязательно на спине… в его расстёгнутом халате… с обнажённой грудью.       Оказавшись над ней в милиметре, Вал небрежно схватил её за волосами сразу двумя парой рук и, зная, как ей это, сучке, нравится, резко натянул её за волосы. Чтобы самостоятельно вторгнуться к ней в глотку и снова лишить возможности даже дышать без его ведома.       Ты же не хочешь по-хорошему, песнь… Не хочешь показать ему свои способности и нормально отсосать ему. Значит, будет брать, как всегда.       Вторгнувшись в самый конец, чтобы вдоволь понаслаждаться её рвотными и задыхающимися звуками из мерзкого, но, блять, очень приятного сногшибательного рта, сутенёр задержался на какое-то время под дикое стрекотание и блаженное закатывание глаз. — Мамочке всегда нужен рядом мужчина… Папочка, который всегда сможет поставить её на место. Ведь так? Я правильно говорю… мамочка? — он издавательски похлопал её по одной из эротично выпирающих по вине его достоинства щёк и, усмехнувшись, наконец-то начал отдаляться бёдрами назад.       И как только её губы без контроля хозяйки сжали его всё ещё подтекающую головку… Ви без какого-либо стеснения или выдержки начал таранить её негостеприимную, зато очень занимательную узенькую глотку, пошло и старательно натирая её стенки собой с самыми элегантными и вызывающими движениями собственных бёдер, от которых сам не мог не улыбаться и не быть без ума, а стоило его взгляду чуть опуститься… — А, точно. Чуть не забыл… — как одна пара рук всё-таки доверила подталкивание её головы себе навстречу другой и уверенно накрыла её манящие сиськи. Нет, не для того, чтобы просто радовать себя и сжимать их оправданную структуру… а с целью устроить себе полноценный праздник, раз уж от него отказалась Ойро, и вжимать их навстречу его немаленькому широкому члену, дополнительно стимулируя и одурманивая его глаза, которые будто бы лицезрели перед собой Рай.       Валентино сделал это снова. Всухую. Она даже не успела дотронуться до него внизу второй рукой, как он снова излился.       Дьявол, Валентино, сколько в тебе фетишей?       От происходящего Лина почувствовала скручивающую внутренности боль, сконцентрированную аккурат между чуть разведённых ног. Их сводило, и желание просунуть руку вниз, чтобы избавить себя от острого зуда, стало почти нестерпимым.       Но она забыла, кто он. Забыла, с кем имеет дело, позволила порочному желанию, которым он её заразил, будто вирусом, и шумящему в ушах адреналину ослабить жизненно важные в данный момент бдительность и контроль. На одно короткое мгновение Лине показалось, что в Валентино есть то, чего о нём никто не знает, и это «что-то» сейчас медленно и недоверчиво обнажается перед ней. Парадоксально, девушке очень не хотелось это спугнуть. Но она допустила ошибку.       Щека занемела от боли. Всё, проигрыш. Дура, блять, как только мысль допустила… Расплата за неопытность в таких делах настигла сиюсекундно.       Голову откинуло в сторону. Беззвучный всхлип, оголённый страх в глазах. Его убийственный взгляд, хриплый от захлестнувших эмоций голос, полный удушающего обещания. Резко захотелось раствориться в воздухе, как дым от его сигареты.       Валентино не был похож на потерявшего разум безумца, когда треснул её тельце о стену и подвесил рукой за горло выше собственного роста. Он был похож на хладнокровного убийцу, профессионального головореза, способного применить абсолютно любые методы, даже те, от которых и заядлых извращенцев вывернет наизнанку лишь бы цель была достигнута. Боль в спине и в горле, жжение в пустых лёгких заставляли глаза слезиться. Лина этого не замечала, она слишком была занята тем, что обеими руками пыталась отодрать его пальцы от своей шеи, хотя бы чтобы сделать вдох. Валентино резко обездвижил её, и сделал это даже раньше, чем навалился и вдавил собой в стену. Демонесса замерла от шока, когда он плюнул ей в лицо. Как на шлюху. А затем слизал, широко водя языком по чувствительной к любым прикосновениям щеке.       Воздух, чёрт возьми, ей нужен воздух. Но демону было плевать. Чёртов контракт… Лина изо всех сил, кривясь и беззвучно хныча от собственной слабости, сфокусировала расплывающийся взгляд на документе, пока Валентино прижимался, как насильник к жертве. Пункт 5, где этот сраный пункт 5…       «Обзатально делать то, что Валентино захочет»       Хорошо, что он сейчас её душил, это мешало слезам от жгучей обиды за саму себя скопиться в глазах и потечь по щекам. А ещё лишало её возможности покрыть его с ног до головы такими матерными оборотами, которых, возможно, он даже и не слышал. Прям одни, блять, плюсы.       Да, Лина сама на это подписалась, и сделала бы это снова. Энджᴇᴧ. Всё ради него. Но у неё перед паучком было очевидное преимущество — скверный, упёртый характер, и впервые девушка видела в этой своей черте нечто положительное. Этот мудак дважды кончил от одной её попытки ему противостоять, и судя по реакции сутенёра, такое случилось с ним едва ли не впервые. А, на минуточку, с момента подписания контракта не прошло и суток.       Что он там пожелал ей? Не растерять упёртости? Боится скуки? Так она тебе устроит, блять, весёлую жизнь, гондон.       Это всё непременно отразилось бы в глазах девушки, если бы зрение не начало расплываться в темноте от нехватки кислорода. И именно в этот момент Ви швырнул её на диван. Плевать было на удар головой и болезненно выгнутую спину от неудачного приземления на край дивана. Всё, что Лину сейчас заботило — это собственные жадные вдохи. Чем больше воздуха проникало в божжённые лёгкие, тем больше собственная кровь становилась похожа на газированную. Глаза невольно закрылись, поддавшись слабости, но накрывшая тень, источающая молчаливую угрозу, вынудила разлепить их. Сквозь ресницы Ойро успела увидеть, как Валентино встал над ней и потянул все четыре руки. Изо рта вырвался короткий возмущённый вскрик, и ни за что она не признает, что ей его жёсткая хватка в волосах принесла грёбаное удовольствие. Урод, последняя сволочь, ёбаный, блять, гондон, он тут же воспользовался возможностью. И запихнул свой член, который еле, мать его, помещался ей в рот, сразу на всю длину в сопротивляющееся горло, по ощущениям даже куда-то в пищевод. Тело отторгало его всеми правдами и неправдами, издавало такие звуки, от которых самой же хотелось провалиться под землю, руки толкали его в крепкие бёдра и пытались вынудить вусунуть хоть немножко, но Валентино замер в этом положение и откровенно наслаждался происходящим. Лина билась, извивалась и дёргалась, крепко улерживаемая четырьмя ладонями за волосы, пока сутенёр проводил грязную воспитательную беседу, рассуждая сам с собой, и жадно вжимал её лицо себе в пах. Глаза проматерили его гадкую улыбочку, она дёрнулась от его похлопывания, дав понять, что если бы не его член во рту и хватка трёх рук на затылке, её зубы уже бы впились в эту его ладонь и прокусили насквозь.       Вдох получился таким натяжным, что крылья носа втянулись, едва лёгкие снова получили доступ к кислороду. Это отвлекало, собственный организм отказывался полноценно функционировать от кислородного голодания. Осознание, что губы фактически добровольно сжимаются вокруг его крупной головки, ударило в мысли слишком поздно. Интересно, он осознавал, что будь она хоть на немножечко в более собранном состоянии, ей ничего не стоило бы откусить ему кусок члена? Или настолько любил играть в русскую рулетку, как истинный псих?       Жаль, что эта мысль не посетила мгновением раньше, до того, как Валентино стал делать то, чего так сильно всё это время хотел: самозабвенно, грубо трахать её в горло.       Что за звуки только не выходили из её горла… особенно когда мужчина стал вытаскивать почти полностью, чтобы потереть ствол о её крепко сжатую одной парой грубых рук грудь и всунуть обратно до упора. Лина жмурилась. Лина возмущённо мычала. Лина упиралась. И совершенно ничего не могла сделать. Хотел Валентино или не хотел видеть её слёзы, но от его действий глаза девушки слезились против воли. Может ударить, если ему так легче, может наорать, поугрожать, но чтобы в её глазах прекратила рефлекторно образывываться влага, ему придётся перестать всовывать свой член в её рот глубже гланд и голосовых связок.       Смесь слюны, его смазки и сладкой спермы от двух оргазмов вязкими нитями стекала по подбородку на ключицы. Это было грязно, извращённо, насильственно… и, сука, слишком развратно. Пальцы крепко обхватили в запястья его рук, намертво вцепившихся в грудь, чтобы попытаться стянуть с себя хоть куда-нибудь, и сперва делали это упёрто, иступлённо, не собираясь останавливаться, пока не получится от них избавиться. Затем попытки стали какими-то машинальными, будто Лина просто не могла перестать это делать. Она всё пыталась и питылась сместить его руки, дёргала их, трясла, пыталась развести в стороны, но чем больше проходило времени, тем слабее становились её действия… пока в итоге ладони вокруг его запястий просто не замерли. Она выдохлась, и сил сопротивляться больше не было. Лина плотно закрыла глаза… и расслабила горло.       Как стало скучно… Какое-то время Лина хотя бы брыкалась и пыталась его оттолкнуть. Понятно, что совершенно безуспешно, но это доставляло ему хоть какое-то удовольствие, особенно с теми развратными звуками, которые пытался протиснуть её рот сквозь его член. Он ждал, что та вновь будет выкабениваться и злиться, но наконец-то от собственного непридуманного удовольствия, в коем горела и потаплялась одновременно вчера ночью, превращаясь в его… в его кислород.       А сейчас? Она просто обмякла и расслабилась? Просто решила лениво принимать свою судьбу? Ну, нет, нахуй, это ни в какие ворота…       Всё возбуждение как раком спадало от одного её незаинтересованного прикрытия глаз и обездвиженного уже по её воле тела. Вот, сука… Опять что-то задумала? Опять решила поиграть на его нервах? Ну, ничего, ничего, сука…       Резко покинув её рот и позволяя отдышаться, Валентино продолжил двигаться, только теперь на её сочной большой груди и до будоражущих разрядов тока по всему телу натирал собственный член об её затвердевшие соски, головка которого пошло и так великолепно врезалась в её подбородок, пробуждая красиво и потерянно вертеть головой из стороны в сторону. — О, да~… Да, сучка. Мамочки должны быть с папочками. Мамочки обязательно должны иметь при себе член. Особенно между своих аппетитных прелестей, верно, Лина? — сутенёр как-то мрачно и громко рассмеялся, склоняясь к ней и таким образом непрекращающимися движениями натираясь об её живот, пока одна из его лап не потянула её маленькую голову за грубое натяжение чёрных прядей к себе навстречу. — Я сказал, что мой член нигде так хорошо не смотрится, как между твоих ахуенных сисек, Лина…       Неслучайно разговаривая с прямым и пошлым помыслом и не менее умелым и развратным языком оглаживая ушную ракушу, напоминая, как тоже имел её отверстие вчера собственным языком, мотылёк постепенно выпрямился и внушительно шлёпнул её по груди, так, чтобы причинить боль мелкому невинному выпирающему сосочку и оставить рядом с ним тёмное покрасневшее пятно, усмехаясь и довольствуясь результатом. Затем он жадно схватился всей парой рук за её грудь, сдавил её так, что Ойро не могла не заорать и не увидеть яркие большие звёздочки у себя в глазах. — Нравится? Нравится власть папочки, мамочка? — коротко и едко посмеиваясь, он продолжал ещё какое-то время беспамятно и по-хозяйки мять её возбуждённые полушария рядом с краями своего халата, будто бы старательно месит затвердевшее тесто.       Вновь без какого-либо предупреждения и уж тем более разрешения… демонесса по одному хлопанью длинных ресниц оказывается у него на коленях. А Ви, соответственно, уже удобно рассевшимся на диване, немедленно поднимает уголки к губ как можно выше и острее, пока разглядывал открывшуюся ему картину, имея полное право и возможность оплетать её своими руками, словно собирается делать массаж. — Скажи-ка мне, песнь… — надолго затянул страстным алчным шёпотом мужчина, подцепив только кончиками когтей самые края СВОЕГО халата и, на этот раз не торопясь, стягивая его вверх, ближе к лопаткам девушки, дабы вдоволь полюбоваться открывшимся видом. Всё ещё не продолжая свою фразу, Валентино вытянул с неё пояс и им же неспешно, прикладывая настоящие усилия, связал её руки на спине сложным подарочным узлом. Ещё немного оглаживая ладонями в незамысловатом направлении её полностью обнажённое тело, так и прикасаясь к заветному истекающему месту и без его стараний, что он, безусловно, заметил, Вал вновь приблизился к её уху, колоша своим шёпотом пару лицевых взмокших прядей. –…кому ты принадлежишь, хм~?       Запланированно не рассчитывая на её ответ сразу, в неё что-то нежданно, как разбушевавшийся гром среди ясного неба, и твёрдо упёрлось в её лоно, благодаря своей смазке уже приглашая оружие внутрь… однако ему было необходимо донести до неё, что это на самом деле, прокрутив своего любимчика по часовой стрелке, с прикусыванием нижней губы задев её клитор дулом. — Ну-ну, чш… Чш-чш-чш-чш. — как только её губы разомкнулись, сутенёр выпрямился обратно и сразу же нещадно вторгся началом своего пистолета в её подготовленную теперь уже благодаря собственным стараниям промежность. — Он ведь всё-таки заряжен…       Едва его последняя мысль вылетела с длинного языка, мотылёк снова резво толкнулся в неё до конца. И ещё. И ещё. И ещё разок… Словно уже потанув в истоме от одного разглядывания её вздрагивающих в испуге бёдер, он сладко прохохотал и наклонился к её горячей коже, не целуя, а порочно рисуя её лопатки заново вязким кончиком языка, словно тонкой кисточкой, пускающей только проконтролированные замудрённые мазки каплями пунцовой слюны. В то время, как под контролем его твёрдой руки вгонял в её просторную матку не менее твёрдый длинный предмет, а другой собственнически лапал её ягодицы, бегая от одной то к другой, не зная, на какой определиться и задержаться, но каждую не забывая одаривать и помечать новым слоем хлёстких похотливым эхом разносящихся по квартире шлепков. — Ты, конечно, уже немаленькая девочка… Но даже такие обнаглевшие мамочки, как ты, нуждаются в порке.       Ком в груди рос с поразительной скоростью. Парадоксально, но горло особенно сильно спазмировало в момент, когда Валентино резко покинул его. Тело готово растечься в ногах, как желе. Валентино нависает, давит буквально бьёт в нос своим запахом, смесью дорогого парфюма, пропитанного гурманской сладостью табака, спермы и чего-то такого, отчего хочется заткнуть нос. Не потому что неприятно, а потому что наоборот. Этот ублюдок только что растянул ей глотку и раздавил голосовые связки, а сейчас взялся трахать её грудь, всё больше и больше опуская её на уровень дворовых давалок, а она думает о том, как приятно он пахнет. Может, у неё просто мозг перегрелся и спёкся? А теперь ещё и тычет головкой в подбородок, и чем больше Лина пыталась изворотиться, поднимая голову выше и меняя углы, тем больше он напирал. Будто пытался растормошить и заставить сопротивляться намеренно. Лина негромко промычала, пытаясь уйти от толчков в нижнюю челюсть, и даже упёрла ладонь в его бедро, но давало это ровным счётом ничего, кроме более острого осознания происходящего. Валентино говорил такие вещи, от которых хотелось поскорее заткнуть уши и от которых между ног стало слишком влажно. Собственное имя, неожиданно сорвавшееся с языка мужчины, вздрогнуло в теле и засело эхом в голове. От Валентино его слышать было всегда неожиданно. Почему-то когда он смеялся, особенно вот так, девушка ощущала себя маленькой, несмышлённой дурочкой. Это бесило и раздражало, уязвляло крепкое эго, но сейчас, оказавшись притянутой за волосы к опасно-хищному лицу, пока член демона тёрся о втянувшийся живот, у неё не было возможности ощущать что-либо, кроме напряжённой растерянности и… искажённого, переломанного возбуждения. Валентино пугал вот этим, своими контрастами и непоследовательностью в действиях и эмоциях, нельзя было предугадать, что он сделает в следующую секунду — драматично погладит по головке или приставит к виску револьвер, снятый с предохранителя. И этим же заставлял кровь вскипать против воли.       В Лине тоже были эти противоречия, хоть и не настолько яркие. Она до чёртиков временами его боялась, но при этом прямо сейчас так и хотелось спросить: «прямо-таки нигде?». Но в этот раз инстинкт самосохранени наконец включился вовремя. Демонесса дёрнулась всем телом, ощутив горячий язык на ушке, и тело пробило от ощущения очередного дежа вю. Она отлично помнила, какой сильный иррациональный страх испытывала, когда этот язык вталкивался в слуховой проход, вторя движениям бёдер. Но в этот раз Валентино внутрь уха не лез, и вообще всё прекратилось довольно быстро. Он возвышался над ней Лина чувствовала, как её накрыло тенью его тела и аурой власти, что он источает, как биологическое оружие. А в следующую секунду всё тело коротнуло и подбросило вверх. Губы раскрылись и глотнули воздуха. Как короткое замыкание. Грешница уставилась на демона широко распахнутыми глазами. А затем завизжала. От острой, почти нестерпимой боли из глаз брызнуло, но Лина так замотала головой и забрыкалась, что волосы закрыли лицо. — Прекрати!!! — взвизгнула ему в ответ. — Хватит!!!       Но Валентино ожесточённо мял её грудь ровно до того момента, пока сам не решил прекратить и переключиться на нечто иное.       Лина даже пискнуть не успела. Учитывая, каким высоким был мотылёк и какими длинными и крепкими обладал ногами, Ойро оказалась лежащей на его бёдрах, но по ощущениям подвешенной в воздухе. Халат укрыл её тело, как плед, и это принесло ей хоть и мимолётное, но облегчение. Дало передышку. Даже лапы Валентино не на голое тело не так откровенно вызывали внутренний протест. Что хуже — они вызывали мурашки и дрожь.       Лина напряглась от его обращения. Шёпот мотылька насквозь пропитан его главным пороком. И почему снова песнь?       Нет никакого чёртового смысла сопротивляться стягиванию халата, до того медленному, что уже хотелось прикрикнуть, чтобы прекратил и наконец стянул его, либо вернул на место. Она оказалась лежащей на его коленях абсолютно голой, а Валентино не спешил задавать вопрос, и сложно было сказать, насколько это хорошо это или плохо. Лина решила, что достаточно плохо, учитывая, что вместо его голоса, вьющего паутину вокруг её разума, демон начал оплетать её руки, буквально. Поясом от халата! Древний инстинкт сработал раньше, чем девушка успела подумать, и тут же заизвивалась на мужчине, как гусеница над огнём, изо всех сил пытаясь выдрать хоть одну из рук. Весь танец непокорности в миг прекратился, когда демон всё же закончил вязать узлы, и Лина вновь притаилась, нервно втягивая воздух. Обманчивая ласка рук, путешествующих по шершавой от мурашек коже, лишь затишье перед бурей, это она уже успела усвоить наверняка, но это пока ещё не усвоило тело, которое, несмотря на все доводы рассудка, в противовес логике имело наглость расслабляться и разгонять тепло под кожей. Опомнилось оно и стало вновь устало поднывать от снова растущего напряжения, когда Валентино нагнулся и оказался слишком близко к лицу. Лина уставилась в одну точку перед собой немигающим взглядом и плотно сжала губы, чувствуя его сладковато-табачное дыхание на виске и скуле. Глаза закрылись сами собой, когда мужчина наконец задал вопрос, на который у неё не повернётся язык ответить. И тут же распахнулись, едва сзади откровенно прижалось что-то твёрдое и холодное, если не сказать ледяное. Брови напряжённо сошлись в переносице, пока Ойро пыталась понять, что это. А когда поняла, лицо наполнилось откровенным, истеричным ужасом, прежде чем подавиться непрошенным и вообще неуместным в её положении стоном. Валентино не озвучил, что это, хотел, чтобы сама осознала. Лина дёрнулась всем телом и на этот раз уже невольно, на инстинктах сжалась в попытке отдалиться от пистолета, прижатого между ног, и может быть даже съехать на пол при большом везении, но издевательски-успокаивающий шёпот сутенёра, когда он выпрямился, сопроводился парализующим, грубым проникновением дула внутрь. Демонесса дёрнулась, открыв рот, но так и не позволила ни одному звуку слететь с опухших губ. А затем он заставил её тело заходиться в животном ужасе и, мать его, сжимающем удовольствии. Жуткий контраст, сводящий с ума. Месть за то, что она сделала с ним ровно тоже самое.       Валентино. Имел её. Заряженным. Пистолетом.       Он хоть с предохранителя его не снял?!       Каждый безжалостный толчок оружия внутрь сопровождался её испуганным вздрагиванием и свистящим всхлипом. Она не могла прекратить сжиматься от мысли, что в любой момент в неё может вылететь пуля, стоит мужчине чуть сильнее и неаккуратней сдавить курок. Если его палец на нём, конечно. И если всё же настолько неадекватный, больной псих, чтобы действительно пихать в неё оружие без предохранителя. Почему-то Лина почти не сомневалась ни в одном, ни в другом. Его довольный смех бархатным басом разлился по пространству, а Ойро вдруг задалась вопросом: как такой, как он, может обладать вот таким откровенно соблазнительным голосом и смехом, настолько сводящим с ума? Только когда узнаёшь Валентино чуть лучше начинаешь понимать, что на самом деле бархат в его словах и волнительной хрипотце должен вызывать ничего, кроме паники.       А затем… его выдох сквозь улыбку на голую кожу. И… — А-а…!       Она не хотела, не хотела! Но прикосновение горячего языка подействовало на напряжённый до предела организм не хуже двухсотдвадцативольтового разряда.       О, Господи, её разум сейчас просто сгорит. Это не нежность, не чувственность. Откровенное издевательство и демонстрация её слабости. Лина до боли выгибала спину и руки, то ли в попытке отдалиться и избавиться от его прикосновений, в том числе и на ягодицах… то ли наоборот оказаться ближе. Сутенёр профессионально мешал ей думать о том, чем именно имеет её в эту самую секунду. И вдруг она вскрикнула. Затем снова. И снова, но в этот раз жалобно, почти как хныкающий ребёнок.       Боль, страх и неконтролируемое, гнусное удовольствие — Валентино намешал коктейль Молотова в её крови и поджёг, выжидая, когда она взорвётся. И что самое… самое ужасное… прав. — Валентино! — голос срывался и надламывался. Лина согнула голову и закусила зубами ткань его брюк ниже колена, хныча всё сильнее и громче. — Ещё… пожалуйста!       Она близко, так близко! Если он остановится, она точно потеряет сознание.       Валентино. Валентино… Валентино. Так приятно слушать своё имя. Но когда его произносит… Нет, стонет. Нет, кричит Лина… Сатана, ради этого точно стоило жить и умереть. По крайне мере, для него.       Он добивался этого… и он добился этого вновь. Он опять выиграл, с упоением не пропуская ни одну дерзскую и тонкую ноту из её соблазнительного рта.       А как она кусала его колени… — М-м-м~… — Валентино довольно усмехнулся, хватая свободной рукой её волосы и животно подёргивая их при каждом новом движении, дабы окончательно утопить её в этом безумном коктейле похоти и, по истине, райского наслаждения. — Что? Что, ещё раз? — Вал с похабной издевательской ухмылкой приблизился к её ушку, неохотно отрываясь плоским удлинённом языком от её спины, словно от горячей пластичной карамели, растекающейся по его брюкам. Он умело заправил языком пару привлекательно лохматых и взмокших прядей за ухо, а его же сам вновь стал прорисовывать телесной кисточкой, так и подразнивая лишь в воспоминаниях о тем же движениях, что и внизу. Кстати, об этом… Перед тем, как заговорить, сутенёр вновь заставил её вздрогнуть, ощутимо дрогнув дулом пистола и врезавшись в боковые скользкие стеночки, утробно смеясь под её такое очаровательное пугливание елозенье у него на коленях, при этом желая продолжения… желая, чтобы он и никто другой продолжал трахать её своим пистолетом. Потому что больше никто не был и не будет на это способен… — Ну же, песнь… Мамочка, порадуй своего папочку ещё стонами. Папочке же нужно знать, что его мамочка усваивает урок и что ей нравится его воспитание.       Дёрнув оружием внутри ещё раз, только на этот раз жестоко ударившись в конец её истекаюшей и нуждающейся матки, его ладонь для напоминания и сладкого дополнения снова жёстко хлопнула её по ягодице, решив задержаться на подольше и ласково, будто бы хваля, погладить её, как верную служащую кожу… перед тем как переползти пальцами на ещё одно её отверстие, которое он за всё это время ещё ни разу не орудовал, а это для него являлось как личное преступление… да и не эгоизм ли?       Жадно завидев новое удивление и скорое противопоставление на личике Ойро, Ви ухмыльнулся чуть шире, едва ли касаясь клыками кончиком её ушка, как… как начал двигаться дулом пистолета втрое быстрее, бешено и скверно вторгаясь в её тело, пока оно дважды подряд не задрожало в помутнённых судорогах…       Через секунду их картина снова приобрела новые краски и совершенно иной ракурс постановки. Потому что тоже кончившаяся дважды демонесса уже валялась на полу, а мужчина в это время так и оставался отнюдь с невозмутимым видом на том же диване, только теперь вместо неё его руки сжимали собственный халат… Комната начала наполняться тихими щелчками, пока тёмная ткань халата откладывалась куда-то в сторону. Закидывая ногу на ногу и пару раз недовольно постучав по новой зажигалке в форме женской задницы в чёрных стрингах, Валентино откровенно развалился на спинке дивана и, не отрываясь от столь интересного любования положения Лины, жадно посасывал последнюю сигарету, чтобы потом заполнить почти всю комнату одной лишь долгой затяжкой, складывавшавшейся в определённые символы или картинки. Все те, что происходили между ними сегодня, заканчиваясь плясом на подрагивающем как при бите трека кончике его ботинка. — Что-то мы припозднились… Не считаешь? — больше не используя выражение ни «мамочка», ни «песнь», сутенёр, продолжая делать затяжки, громко промычал, действительно, привлекая внимание Ойро, и подхватил её даже нераспечатанный подарок, который он распаковал сам и любопытно залез в его створки. — М~… Даже не думал, что у такой токсичной занозы, как ты, могут быть друзья-девушки. — прожигая её довольным и отчего-то радующимся взглядом алых яблочек, мотылёк стряхнул на пол окурок, чтобы задержать сигарету на подольше уже в собственном плену губ без помощи рук, что стали листать переписку и увлечённо позволять читать сопливые извинения подруги, аж наигранно что-то напевая и морщась. Прежде чем неожиданно принять серьёзное выражение лица и вернуть суровый взгляд на демонессу, что буквально вчера отдала ему свою душу. — Там она тебя… на свидание зовёт.       Гадостно и при этом устрашающе вытянув паузу, хотя бы на пару секунд дольше смакуя её страх лучше любого дорогого напитка, которого он когда-либо пробовал, а главное намного влиятельнее одурманивающего голову, Ви расслабленно усмехнулся и откинул сигарету куда-то на пол, ближе к песне, продолжительно выдыхая в окружающие просторы червонную наркотическую пелену дыма. — Можешь пойти. — да, всё верно, она не могла ослышаться, а вот если что-либо переспросит, то точно сможет лишиться того, что он только что озвучил. — А, кстати. Ещё раз с днём рождения… Песнь. — добавляя к опьяняющей дымыстой атмосфере соответствующего запутывающего смеха, мужчина неспешно поднялся с дивана и покинул пространство зала.       Сука… Господи! Глаза закатывались до такой степени, что стреляли болью. Ей некогда было думать, насколько мерзко будет потом себя чувствовать, когда всё это закончится. Сейчас сиреной в мозгах орало только одно — ещё немного! Ещё чуть-чуть!       Только не выстрели. — А-а! — выкрик вышел таким, что соседи, если они есть, могли решить, что здесь кого-то собирались убить. Ей нечем его заглушить, как и все последующие, её лишили такой возможности, дёрнув за волосы и отодрав зубы от штанины и жилистой ноги, в которых Лина сама себе нашла кляп. — Н-х-аа!       Лицо, покрытое испариной, исказилось на вид будто болью. Сцепленные до онемения в мышцах зубы, скривлённые, растянутые в оскале губы, жалобно сведённые брови. И правда, демонесса чувствовала нестерпимую боль. Она накопилась внизу живота и ныла, ныла, давила, выкручивала органы узлами и умоляла её утолить. Это даже не унизительно, не грязно, это что-то гораздо более омерзительное. Лина не узнавала себя.       Валентино дёгал её за волосы в унисон с каждым проникновением пистолета. Жёстко, безумно. И, сука, выводя удовольствие на какой-то новый уровень. Он макал её гордость и строптивость в дерьмо снова и снова, нагибал во всех позах и показывал «место», как шавку приучая к новому положению вещей. Лина прижала язык к зубам, чтобы стоны превратились в ноющее мычание, хотя бы так пытаясь себя контролировать. Но у Валентино было своё мнение на этот счёт.       Демонесса не ответила на его издевательские вопросы, но шёпот в ушко насильно закрыл ей глаза и пару раз запутаться в собственном дыхании. Ей так отчаянно не хотелось это повторять. А он будто и не ждал. Сутенёру просто хотелось обозначить, в кого она превращается. Похоже, Валентино так порадовало собственное имя и мольба, неосторожно вылетевшая из её рта, что ему хватило и этого, чтобы ощутить моральное удовлетворение. Девушка уже не пыталась уйти от его горячего языка, нацельно ставшего мучить чувствительную тонкую кожу на ушке, всё равно он так ебануто тянул её волосы, что было просто опасно дёргаться. Шея всё ещё ныла после того, что он сделал с ней вчера в студии, и сейчас отчётливо напоминала об этом всё сильней и сильней.       Внимание резко устремилось вниз. Тело в очередной раз испуганно дрогнуло на его коленях и покрылось ледяными мурашками, Валентино ускорил их бег своим неспешным, глубоким смехом.       «Его мамочка»       «Своего папочку»       Энджелу он так говорил?       А Воксу?       Вообще хоть кому-то?       И как часто?       Лина взвизгнула, открыв рот. Валентино особенно жёстко и глубоко втолкнул длинное дуло, треснув по ягодице, наверняка уже бордовой от силы и количества ударов. Поглаживание тут же успокоило кожу, как прохладный бальзам. И вдруг глаза Ойро расширились так, что рисковали выкатиться из орбит. Дёрнулась раз, два, попыталась сдвинуть его пальцы, оказавшиеся там, где не ступала, не проникала и не засовывалась ни одна конечность человека. От этого острые зубы демона поскребли по ракушке, пока Лина не сжалась, парализованная жаром, окутавшим бёдра, и не закричала. Ноги согнулись, как и всё тело, насколько могло в её положение. Крики превратились в один сплошной писк, и кажется, перед глазами заплясали звёзды. Грешница потеряла связь с реальностью на несколько долгих секунд, окунувшись по ощущениям в кипящую лаву. Но этим всё не ограничилось. Валентино не сбавил темп ни на мгновение, а будто наоборот усилил напор ещё немного. Не успело её накрыть одной волной, как тут же накрыла вторая, не такая кипящая, но более долгая.       Лина стала приходить в себя уже на полу, лёжа у его ног, даже не заметив, как здесь оказалась. Первое, что проникло в сознание — несколько щелчков. С трудом сфокусировав взгляд на лице демона, девушка увидела дымящуюся сигарету и по прежнему острые, чуть суженные глаза, глядящие прямо на неё. Подрагивающий носок отполированной мужской туфли нависнул строго перед ней, когда Валентино закинул ногу на ногу. Она не пыталась отвернуться, подняться и поменять хоть что-нибудь в их положении относительно друг друга. Лишь тяжело глотнула, ощутив, как жутко пересохло в горле, и устало прикрыла глаза, не желая видеть всё, во что превращались клубы густой затяжки, медленно сочившейся из его рта. Тело, как застывший металл. Многотонный. Не поднять, не передвинуть.       Лина вновь разлепила глаза только когда Валентино зазывно замычал и лениво закопошился. В его руках оказался новый телефон. Её телефон. Демон залез в него, как в свой, а в груди девушки зашевелился червячок неудовольствия. И волнения. Кто знает, что он там собирался разыскивать, но если все данные сохранились… Во имя девяти кругов Ада, только пусть не наткнётся на переписку с Энджелом.       И вдруг Ойро как ледяным ушатом воды окатило. Ей же писали. Телефон жужал в его руке, когда он ей протягивал его на кухне. Ей писали. Лина задрожала, будто температура в помещении резко упала до нуля. Пожалуйста, только бы это был не Энджел! Пожалуйста! Только не Энджел, только не Энджел, только не…       Подруга? Кира?       Валентино читал её переписку, будто так и надо. Но девушка по прежнему молчала, только заставила себя повернуться и тяжело привстать. Его настроение было отчего-то приподнятым, что настораживало. Хотя в целом всё, что касалось Валентино, настораживало. И вот, не успела пройти минуты, как он вновь недоволен и опасно серьёзен. Лина ощутила, как кровь отлила от лица. Какое к чёрту свидание? Что он придумал? Но грешница по прежнему хранила молчание и ждала. Уже даже не гадала, о чём он думает и что собирается сделать, с ним это бесполезно. Однако неожиданно появился страх за подругу. Он же ничего ей не сделает? Она вообще никаким боком не должна его волновать. Только если… он не узнает, что это она организовала ей тот концерт. И вообще на него подбила. Чёрт возьми.       Но Валентино вдруг расслабленно усмехнулся и, сука, кинул к ней окурок от сигареты. Ублюдок, что себе позволяет?! Сука, чтоб он…       Можно пойти?       То есть он ещё мог не пустить, блять?       Ну да, мог. Она же, блядское всё, теперь ему принадлежит, в буквальном смысле.       Лина сокрушённо закрыла глаза. Больше она на сутенёра не посмотрела. Ни когда саркастично поздравил с днём рождения снова. Ни когда оглушил её тихим смехом. Ни когда поднялся поднялся с дивана, чтобы уйти из комнаты. Хотелось, как маленькой девочке, обхватить колени руками и хорошенько в них прорыдаться. Но вместо этого грешница подхватила телефон и быстро настрочила сообщение.