Сᴋᴏᴩбнᴀя ᴨᴇᴄнь ᴏ бᴇɜʙᴩᴇʍᴇннᴏй ᴄʍᴇᴩᴛи

      Блять, а как ему себя чувствовать? Как, блять, кто-нибудь скажет, подберёт, сука, подходящие определения?!       Энджел шёл на работу, всё делал, как обычно… но стоило камере выключиться, а актёрам с их сраным боссом отвернуться, он становился чернее тучи, если не серее неясного неба. В какой-то мере они с Линой оставались в расчёте… Ведь в тот раз подвёл их он. Только легче от этого никак не становилось. Всё это время Даст реально сдерживался при сутенёре от того, чтобы наконец-то подойти к Ойро и, если не поговорить с ней, то хотя бы обнять, прикоснуться к ней вместо каких-либо слов, знать, что она рядом и всё… И сам же знал, что от этого на самом деле тоже не станет нихуя легче. Они оба вместо мишень для неигрушечных пуль, висящих вот-вот в ожидании своего зоркого игрока… точнее хозяина этой цели.       И всё же паучок не мог терпеть… Не мог, блять. Мужчина, блять. Нихуя. Да он настоящий неудачник и здесь. Ну не может он… Его ломает намного хуже, чем от вовремя непринятой дозы новой наркоты. Его ломает от отсутствия… её отсутствия рядом. Она, вроде бы, и здесь, каждый день, и почти в паре метров… но, по правде, дохуя далеко и никак не близко.       Он решил это прекратить…       Накинув на себя свой розовый халат, чтобы не заморачиваться по поводу одежды и вообще не тратить на это время, грешник проследил, чтобы Вал был занят обсуждением нового сценария со своим работником, а затем схватил Лину за руку, в это время несущую кофе, и завёл за ближайший угол коридора, ощутимо прижав её к стене одним едким движением и нисколько, блять, не заботясь о том, что кофе со всем остальным заказом опрокинулось на пол. Ничего, она не облилась, это главное, а этот гондон подождёт… Ему нужны эти секунды. Хотя бы. Грёбаные. Секунды.       Не позволяя ей ничего сказать, Энджел сразу же перехватил её щёки… точно так же, как и она в кабинете Вокса совсем недавно, и поднял её лицо на себя, чтобы она неотрывно смотрела в его глаза и видела в них всё, что он пытается до неё донести. — Мне плевать… — голос совсем некстати стал хрипеть и обрываться на полуслове, как будто ему не хватало воды или дыхания, однако Даст уже смирился с предательством этой функции своего организма. Как угодно, но ему важно это донести. Она поймёт его… поймёт, даже если он скажет это жестами рук или ног. Всегда понимала. — Плевать… что будет дальше. Но я без тебя… ты нужна мне рядом, Лина, я… я не могу. Делай, что хочешь, можешь орать на меня, отталкивать, что угодно, но… сука, Лина, я никуда не уйду.       Немногочисленный запас, но этого им двоим достаточно, они оба друг друга очень хорошо понимали. Поэтому паучок в эту же секунду замолчал, проглотив все остальные слова, проходящего сквозь сжатые сухие стенки горла, и просто, молча и ни к чему не принуждая, прижался к её лбу своим, прикрывая глаза не только свои, но и ей своей же чёлкой.       Они ни к чему однозначному не пришли. Предстоит ещё одна встреча с Воксом, где они окончательно определятся, что ей нужно будет делать. Но на последнее, третье условие, Лина до последнего отказывалась соглашаться. Однако у Вокса очевидное преимущество. Пока что он доволен и удовлетворён, как физически, так и морально, но долго ли это продлится? Когда он начнёт ставить ультиматумы? И какого хуя все вокруг лезут в её личную жизнь?!       Пока теледемон оставил её в покое и не трогал. Лина работала… делала всё, как обычно расчётливо, холодно и профессионально. Валентино работал. Энджел работал. И все они — в пределах пары сотен квадратных метров, друг у друга на виду. Ойро в сторону Даста даже не смотрела, заботясь лишь о своих профессиональных обязанностях. И не потому что не хотела. А потому что боялась. Кто бы знал, как она заебалась чувствовать этот блядский страх. Ей до одури страшно, что они что-то с ним сделают. Что Вокс всё-таки добьётся своего и включит в уплату долга разрыв толком не начавшихся снова отношений с Энджелом. Что Валентино выжмет из паучка жизнь собственными руками при малейшем косом взгляде. Что Энджел решит, что ей самой всё это не нужно, что он не нужен. Нужен. Поэтому она и делала вид, что его здесь нет.       Поэтому и погружена бóльшую часть времени либо в работу, либо в себя. Поэтому и хватка Энджела, резко потащившего её за угол, оказалась слишком внезапной. Её так потрясло, как демон ни с того ни с сего утянул её посреди работы и вжал в стену, чего никогда не делал, что весь заказ Валентино выпал из ослабевших рук на пол. Девушка, не сопротивляясь, подняла вновь ставший живым и эмоциональным взгляд на Энджела. Казалось, он хотел её утопить в своих эмоциях и чувствах, и это только лишь глаза. По телу побежала холодная дрожь, когда хриплый голос паучка стал забивать последние гвозди в крышку их гроба, одного на двоих. Потому что она просто не могла его оттолкнуть. Не могла даже поднять руки.       Где его осторожность? Где знаменитая актёрская выдержка? Где чёртовы мозги?       Лина тоже закрыла глаза, крепче прижимаясь лбом ко лбу Энджела, тяжело сглотнула ставшую слишком вязкой слюну, и слабо, но слишком горько улыбнулась. — Энджел… прошу тебя… я не выдержу, если с тобой что-то случится. — у неё язык не поворачивался сказать ему уйти, прекратить, оставить её и пойти работать. Не могла и всё. — Я в прошлый раз чуть с ума не сошла. Давай… — шёпот надломился. Демонесса потёрлась об его лоб, носом и скулой оглаживая его щёку. — Хотя бы не здесь. Приди ко мне после работы. Не смей давать им повода…       Энджел не идиот, даже если им был, он, сука, работает в порностудии, порноактёром под носом этих самых подонков… один из которых тоже практически всё ещё держал Лину на привязи. Прямо сейчас он прислонялся к ней лбом с закрытыми глазами… и эта тьма невольно, бессовестно издеваясь над ним самим, превратилась, конечно, в гипотетические, но очевидные картинки того, что делал Вокс, как только он покинул его территорию… как только оказался за пределами двери и, как мразотная скотина, так ничего и не сделал. Ей одной пришлось отдуваться за всё это. Защищать их двоих. И, сука… ей, наверняка, было приятно. Он понимал. Понимал, что это неизбежно, что это их работа, это яма, из которой они никогда не выберутся… однако Даст хотел отсчитывать все свои последние секунды с ней. С ней. С ней, блять.       Может, это и называется… Может, это и есть… Между ними… Л-       Мысли прерывались от её слов помехи, голова раздувалась, как огромный пульсирующий шар, разум уже давно с ним распрощался, без договорённости обрекая его тело на внушительный натиск душевных страданий. — Это я не выдержу, если с тобой что-то случится… — голос дрожал, как у разрыдавшегося младенца, чему удивился и сам паучок, потому как сейчас они оба были в безопасности и не лежали под пулями… но в том-то и дело, что только сейчас. — Лина… Я не могу. Не могу… без тебя.       Не может… Никогда не сможет. Идиот, идиот, почему даже здесь у него нет выбора?! Это всё… всё, что это? Сердце, блять, голова, его собственное эго, что это, нахуй?!..       И всё же она права… Не здесь. Не как в прошлый раз. Будет очень здорово, если они доживут до этого самого вечера, в который наконец-то всё обсудят и решат, что делать. Только бы дождаться и не сдохнуть с количества счёта времени, так сильно сдавливающего и беспощадного… — Хоро-       Звук разбитой грунтовки стены уже так привычен и скорбен для этого здания, что никто бы не шелехнулся… будь он здесь. Но они не одни. Их здесь трое.       Валентино оказался сзади, больше не собираясь наблюдать это смазливую картинку двух неудачников, и резво схватил эту бездархную шляху за шиворот халата, чтобы не прижать её к стене, как в тот раз… Горло ему, может быть, и ни к чему, но в этот раз Вал придумал способ его заткнуть поизящнее, а точнее у него просто-напросто отсутствует желание и уж тем более повод сдерживать свои ненадуманные силы, с которыми он единственным размахом одной и той же руки швырнул жалкого пассивного грешника в стену спиной. Нет, у него нет намерений убить его так скоро и просто, всё-таки он не бывший, а всё ещё прославленный кровью и кишками сутенёр, поэтому приложил умеренное количество мощности с целью лишь помутнения сознания демона, ну и, возможно, некоторых повреждений спинного мозга…       Нет~. Этот сучёныш должен оставаться в рассудке и видеть всё, что здесь произойдёт. Всё, что произойдёт с ним.       Мотылёк не просто с элементарно раздражительным, а каменным лицом мрачных посылов нагнетающе зашуршал в кармане своей шубы, чем-то щёлкая… … прежде чем обнажить своё новое оружие, проведя по её линии губами, якобы только так пробуя на вкус, после чего уже нормально сделал за всё это время единственную затяжку, неспешно выдыхая и слушая отчаянное лебетание своей секретарши, жалкой сучки, вступающейся за своего, к сожалению или счастью, кому как, небессмертного дружка.       Слушал… не слышал, постукивая все её слова пальцем о собственный новый мундштук, заставляя даже здешние неживые стены задрожать… И нет, не от звука выстрела, не от шумной очередной затяжки… Ви резко обернулся к ней и не менее жестоко отвесил неслабую пощёчину, намеренно не сдерживая себя настолько… чтобы никакими жирными слоями тоналки невозможно было замазать это яркое, чем-то даже вкусное и сочное потемнение кожи, непослушно не призывающую в эту зону поток крови. Он недолго смотрел в её сторону после этого, будто в действительно интригующем ожидании, упадёт она от этого «шлепка» на своих шустрых каблучках или нет. Так и не дождавшись этого предвкушения… на самом деле она стала для него с этой минутой кляксой, серым пятном, будто бы несуществующим в этом мире и неспособным говорить. Что бы она не делала, что бы не говорила… Он не изменит своего решения. И упёртая строптивая демонесса сама его к этому подвела, сама же привела своего дорогого «друга» под его руку, сама же покорно подала оружие пыток для его сладкой вкушающей смерти.       Сделав пару шагов вплотную к голове Даста, какое-то время мужчина ещё неподвижно стоял и смотрел на него сверху вниз, так унизительно и прискорбно, как только умел, словно смотрел на ту самую дешёвую бутылку каньяка. На что-то, что его не достойно. Что не достойно называться живым или даже существующим.       Честно говоря, уже побив рекорд о своём долгом молчании, Валентино без раздумий и всё ещё под слишком жалкое завывание Лины достаёт уже настоящий пистолет, свой самый любимый, покрытый золотом и зебровым покрасом на обхвате. Ты умрёшь… умрёшь красиво, Энджел, как трахался, так и умрёшь. Шлюхой. Сняв его с предохранителя, он без последующих колебаний направил его точно на лоб Энджела, для наглядности немного прищурившись, хотя он и без того всегда был уверен в своих способностях, особенно в натрезво заточенном глазомере.       Любишь пассивов, да, Лина? Любишь главентво везде и вся… Вот почему ты его выбрала. Верно? Выбрала вариант волочущейся за тобой тряпкой? А она казалась ему гораздо умнее… и подвижнее.       Уходи. Пойди прочь, идиот… хотелось бы ей сказать, если бы был хребет. Но Энджел только затаптывал их глубже в землю и сам же наступал на горло и ей, и себе, как настоящий чёртов мазохист. Что же тогда говорить о ней? Сколько бы Ойро не бравадилась, какой бы независимый и уверенный образ не создавала для окружающих, на деле она лишь бесхарактерная ведомая кукла, стоит всего лишь найти правильные нити, чтобы стать её кукловодом. У Энджела тоже есть эти нити. С ним она становилась уязвимой, безвольной и слишком неаккуратной в своих действиях. Из-за него у Лины отключалась способность рационально и критически мыслить, притуплялось чувство самосохранения и терялось ощущение времени. Это опасно, особенно если учитывать, что в последнее время бояться ей приходилось за них обоих, а не только за свою шкуру.       Девушка закусила губу в попытке спрятать уязвимость, но хрена с два это помогло, скорее, наоборот. — Энджел… — её ладонь подрагивала, когда она подняла руку, чтобы легонько дотронуться до его талии подушечками пальцев. Посмотрела на него сквозь белёсую чёлку. Не глазами, а аквариумами, полными чувств. Лицо исказилось в сдержанной гримасе боли и глупой, призрачной надежды, что во всём этом утопическом хаосе без надежды на хороший исход для них найдётся какой-нибудь незаметный лаз, и они найдут его. Лина усмехнулась приоткрытыми губами. — Мы такие идиоты…       Зачем было расставаться вообще. Он всё это время держал все эти свои чувства при себе? Или они так распалились только сейчас, когда у них появился катализатор в виде мотылька, который какого-то хуя всеми силами пытался присвоить грешницу себе?       Лина вдруг вспомнила их первое столкновение с сутенёром. Как она подняла на него совершенно лишённый страха и уважения взгляд, будучи у него в ногах и оттирая от его брюк и шубы разлитый кофе. И как Валентино на неё смотрел тогда. Что-то внутри обжигающе кольнуло, и от этого от затылка по спине пробежали холодные мурашки. Девушка сморгнула мимолётное видение, раздражённо нахмурившись из-за внезапного флэшбека, который нахер ей не всрался. Особенно, блять, сейчас!       Даст был её тихой, безопасной гаванью, всегда был и будет. Они могли бы попробовать, правда? В этот раз иначе, по-другому, осознавая то, что они делают и чем рискуют. Только вот в этот раз риски слишком велики. Сложностей будет три вагона и две тележки, но… игра, наверное, стоит свеч, да? Или всё же… Ей не хочется быть эгоисткой, и если безопасность Даста, а в данном случае имелось в виду отсутствие угроз его жизни, зависело от того, будут они вместе или нет, то Лина, пожалуй, оставит всё как есть. Лишь бы с паучком ничего не случилось, она лучше пожертвует тем, что между ними вновь зарождалось. Но если они будут предельно осторожными, если…       Голова пухла от метающихся мыслей. Вечером, они всё обсудят…       Лина вздрогнула всем телом от резкого неожиданного удара о стену где-то рядом. Зрачки с ужасом сузились до размера точки. Она даже не успела что-либо сказать или шелохнуться, когда Энджел вдруг отлетел от неё со скоростью пушечного выстрела. Изо рта вырвался короткий вскрик прежде, чем демонесса успела прижать обе ладони ко рту. Валентино швырнул демона с такой силой, что она по-настоящему испугалась, что этого хватит, чтобы его убить. Сколько, блять, в нём силы?! Откуда?! Он будто даже и не напрягся толком, сделав это одной, сука, рукой!       Лина не могла ни вдохнуть, ни выдохнуть, пока Энджел, камнем лежащий на полу, не зашевелился. — О, господи… — короткий шёпот вырвался из лёгких, когда девушка убедилась, что паучок жив.       Она перевела взгляд на стоящего рядом с ней сутенёра, медленно заломила шею, опасаясь смотреть на него, но всё равно это сделала, особенно когда он вытащил из кармана… новенький мундштук. С таким могильно-каменным лицом, что мышцы занемели от холодного страха. С таким лицом расстреливают детей. С таким лицом забивают семьи на глазах у предателей. И Валентино, похоже, своим «предателем» считал её.       Пока он подкуривал сигарету и не предпринял никаких новых действий, Ойро поняла, что это её единственный шанс привести его в чувства, включить голову и, возможно, достучаться до разума. — Валентино, Энджел ни в чём не виновен. Мы просто говорили. — приходилось давить рвотные позывы от собственных оправданий, которых вообще не должно было быть как таковых. — Не трогайте его, этого больше не повторится. Мы просто будем работать и всё. Только оставьте…       В глазах вдруг потемнело. Всё тело развернуло, она ударилась боком и виском о стену, пока не осознавая боли. Волосы хлеснули по шее и лицу, в ушах зазвенело, а мышцы ослабли. Одну половину лица она попросту не чувствовала. Пожалуй, если бы она не привалилась к стене, то точно бы свалилась на пол, хотя и без того есть риск осесть вниз, потому что ноги заплелись.       Спустя несколько секунд появилось жжение, которое всё усиливалось, и усливалось, и усиливалось, вызывая желание содрать кожу на щеке. Но, как только демонесса дотронулась до места, куда Валентино ударил, к жжению добавилась резкая боль. В этот же момент она поняла, что отшибла себе плечо, которым треснулась о стену. Голова кружилась, крайне сложно понять, от силы пощёчины или от животного страха за то, что сутенёр станет делать дальше. Ойро тряхнула головой, пытаясь вернуть зрению фокусировку, и растерянно обернулась туда, где только что стоял Ви. Вот только он уже был не рядом с ней, а возвышался над Энджелом с таким видом, будто собирался раздавить его голову ногой. — Ва… Валентино, постой… — она скакала в обращениях к нему каждый раз, когда они сталкивались, но почему-то именно сейчас ей показалось, что лучше оставить официоз. Лина сделала нетвёрдый шаг в их сторону, но её повело. До сих пор Оверлорд, которого чаще всего было не заткнуть, пока он не выскажет всё, что думает, сохранял молчание, и честно, демонесса даже не думала, что это может настолько панически пугать. — П-позволь поговорить с тобой. Только… ты и я, пожалуйста.       Пусть делает с ней, что хочет, плевать уже. Лишь бы его отвлечь. Лишь бы прекратил смотреть на Энджела, как на мясо. Но сутенёр заставил Лину подавиться собственным дыханием, застрявшем в лёгких. Как в замедленной съёмке она наблюлала, как Валентино достаёт свой пистолет. Ещё до того, как дуло оказалось направленно аккурат в лоб Даста, ещё когда до ушей донёсся звук снимающегося предохранителя, Лина, не осознавая, что делает, на подкашивающихся ногах рванула к мотыльку, в первобытном ужасе прикрывая пальцами рот, и обхватила, фактически обняла демона сзади обеими руками, наступив носком ботильона на чёрно-белую окантовку подола шубы, сжимая его так крепко, будто если она приложит достаточно усилий, ей удастся переломить его пополам, и он выронит свой ёбаный пистолет.       Но рука, направляющая оружие на Энджела, была гораздо дальше и выше, чтобы демонессе удалось её перехватить, да и вряд ли у неё хватило бы силы её прижать. Своим порывом Лина выбила себе лишь несколько секунд форы, она это отчётливо понимала. Взгляд упал на паучка. Сколько он пережил, и на сколько ещё его хватит? Сможет ли она жить, зная, что могла его спасти и не сделала этого? Почему-то она уверена, Даст бы сделал тоже самое, что собирается сделать она, будь они на месте друг друга. — Я хочу заключить контракт. — выпалила на одном дыхании, оглушив этой короткой фразой даже саму себя. Демонесса всё ещё не разжимала рук, так и обхватывая нижние руки и торс мотылька, пока не убедится, что он не собирается пристрелить Энтони. — Контракт на душу. Обсудим условия?       Темно… одиноко, тупо и слабо. Но он не умер. Не отключился. Валентино приложил столько силы, сколько нужно. Сколько нужно ему… Он руководил всем, от и до, и ему, блять, надоело, что так происходит постоянно. Вал король порноиндустрии, хозяин этой студии… и его души. Но не Лины. Он не руководитель их жизней и не имеет право распоряжаться ни одной из них, это чётко описано в контракте. Только как неприскорбно… и, правда, смешно, ему смешно, что он опять облажался и не сдержался как раз в пределах и стенах студии… … как будто специально рассчитывая на то, что Вал увидит их, а это не стало бы исключением и с учётом того, если бы они попрощались в ту же секунду, в которую начали говорить.       Ему стоило приложить немало усилий, чтобы двигать для начала хотя бы пальцем… но Энджел слышал всё, что происходило. И это навевало только больше холодного напряжения, и в воздухе, вязко застрявшем в слабом горле, и в онемевшем теле. Потому что Вал молчал. Сутенёр впервые, чтоб он сдох, молчал и опять брал под контроль всю ситуацию, поражая и обездвиживая не только ударом об стену. Зато Даст слышал Лину… слышал все её попытки достучаться до мотылька и откровенной мольбы её выслушать. Дура… Лучше бы бежала. Прямо сейчас, далеко и навсегда, пока у неё есть такая возможность. Дура… действительно дура. Такая же, как и он. Ничтожества. И идиоты.       Паучок решился вспомнить о функции глаз и разомкнуть их как раз в тот момент, когда перед предстал тот же тёмный цвет, только уже не принадлежащем пустоте, а вплотную расположенным напротив ботинкам, которые до сих пор ещё не отлупасили его со всей дури или хотя бы не придавили голову для меньшего сопротивления… на что у него тоже не осталось никаких физических сил. Да и моральных было не больше…       Мир с этой минуты не просто перевернулся… он разделился не на две части, а поделился на миллионы мелких осколков, чтобы ни у кого больше не было возможности и времени собрать его заново и воедино. Он разрушился и больше не имел надежду склеяться вновь… Как бы пафосно это не звучало. Его мир в самом деле пошёл к чертям собачьим… к этим самым ненавистным натёртым до блеска туфлям сутенёра, в которые ему хотелось плюнуть. Хотелось убить его… Потому что он знал Лину. Грешник знал, какая она упёртая… и знал, чувствовал собой же и своими руками, как она дрожала в его присутствии, с той же не преобретамой, а оголяющей хрупкостью и уязвимостью, как и он. И что по этой причине она защищает его так и никак по-другому. Кроме замены контракта ему ничего не поможет.       И пусть он не простит Лину… Блять, это не лучше. Он лучше сдохнет в лужи имманентной, вязкой, ещё тёплой крови и перестанет дышать с этого момента, отдавшись последним игнорирующим недостойным судорогам, чем… чем нихрена не подруга будет в прямом смысле на привязи у этого гондона, больше никогда не имея возможности выбраться, освободиться и вдохнуть. Он же знает его… и знает, как тот не выбросит её, когда она надоест. Нет. Это слишком просто. Он утоговит ей участь похуже, если не хуже, чем с ним, хотя хуже, кажется, а точнее действительно него никогда и никто не будет… Настоящий Ад здесь. С ним. И это не то, что они, сука, заслужили. То есть, не она. — Нет… — едва ему стоило выпустить из себя хотя бы одно слово, Даст еле-еле успел отвернуться от дорогой обуви омерзотного демона и смачно откашлялся на пол железным привкусом, вызывающий приступ рвоты, но паучок отчаянно пытался подавить его, плотно закрывая рот и думая, как при этом не дать успеть Валу согласиться… У него секунды. Эти последние секунды их прежней жизни, чтобы успеть отговорить демонессу. Прекрасно, сука, зная, что ему не удастся. Дура, идиотина, тупая!.. — Закрой рот… Лина… Замолчи. — он поднял ненавистный… предупреждающий взгляд, на неё, не на него, собрав в себе достаточно той злобы и ненависти к нему, чтобы кричать о ней в её отворённые очи, чтобы она поняла, как она ему важна и как важно, чтобы она ни в коем случае не прописала себе дорогу в один конец. Он не успеет на этот поезд, даже если будет бежать со скоростью света, не сможет высадить её или выбросить в чистое поле. — Забери… слова назад.       Он говорил это сквозь руку, всё ещё подавляя рвоту, несмотря на то, что червонные охладевшие струйки пугающей жидкости продолжали скатываться и по его ладони, мгновенно и алчно окрашивая отдраинные полы пустого коридора.       Жизнь пронеслась перед глазами… У Валентино, что непосредственно удивило его самого. Перед глазами неохотно и принуждённо начали всплывать самые запоминающие картины… а их было немало из-за его впечатлительной натуры мотылька. И почему, сука, у него такое чувство, будто это он сейчас уязвим? Будто дуло пистолета наведено на него. Если бы это было так, он бы остался таким же спокойным и не испытывал ни единую извилину внутри себя. Он не боялся смерти. И его не устраивал такой расклад.       Для ненаигранности своих намерений и наглядного проявления, Валентино немедленно откатывает маленькое колёсико, не похожее на то, что имеется небольшого у револьвера, и останавливается на последней ступени откатки. Тем самым наведя самую дальнюю и скорострельную мощность. Эта шлюха должен страдать и умереть, мать его, красиво… непросто завалиться на пол, а изящно располосовать свои никчёмные останки по как можно большей площади полов и стен, создавая неповторимую завораживающую композицию, каждый узор которой нёс в себе отдельную историю и посыл, рассказывая о последовательности, значений его поступков.       Выстрел, содрагающее тело Энджела… кровь и манящий дым из постолета, который одурманивает его гораздо круче и весомее обычного курева из мунштука.       Даст дёрнулся от пули, на последней удачи пролетевшей у него над головой и исчезнувшей в просторах коридора за считанные миллисекунды, после чего он в ту же секунду только очередной раз выплёвывал у его ног собственную отталкиващую кровь…       Промахнулся. Промахнулся, потому что она впервые коснулась его. Если бы это сделал кто-то другой… блять, нет. Если бы это сделал кто-то другой и, например, не просто обнял его сзади, а просто толкнул, ударил или бы вскрикнул, он бы не промахнулся. Он, мать его, глава не одной мафии при жизни и отменный стрелок до всех этих пор. Но хуй бы тебя побрал… сутенёр… не слаб, а по-настоящему позволил застать себя врасплох этой сучке. Это первое её прикосновение. Нежеланное, незапланированное и неискреннее… но первое. Какого чёрта он так реагирует? То есть… Реагирует его тело вот так. Тело, которое хотело её в эту же секунду… в этом блядском коридоре… и при этой смазливом недоноске.       Блять~. Он не этого добивался. Не этого.       И несмотря на это, очень, сука, хотелось наплевать на всё, наплевать на отхлёбывающегося Даста, наплевать на собственные принципы и в ту же секунду прижать её обмякшее тело к стене. Зажать её гланды, перекрывая недостойный её кислород. Прикоснуться к её телу в самых уязвимых местах… чтобы видеть. Видеть и впитывать её оголённые чувства, которые она всё это время так упрямо и нагло скрывала от него. С другой стороны… ему, наверное, даже стоило поблагодарить паучка. Ведь именно благодаря его бездарным «чувствам» его секретарша стала настолько уязвимой и обнажённой в подходящем смысле этого слова, что, вот, теперь он может… нет, мужчина обязан прочувствовать всю её, выпить её, испробовать, сожрать её внутренности, и вытрахать её настоящую наружу. Её. Настоящую. Обнажённую. Всю. — ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА!.. — ему стало настолько смешно, что эта безмозглая шавка предложила ему контракт, который он прямо сейчас может закрепить словами, что… что, сука, не смог удержаться, заржав во всё горло и в жалкой иронии прикрывая часть своего лица, всё ещё с её руками на своём теле… накрывая их одной из своих так, словно он, в самом деле, мог нести что-то нежное и чувственное.       Чтобы тут же перехватить её руку и рывком развернуть к себе на шатающихся ногах. О~, этот слой боли и слабости ей очень подходил, непросто украшал, а раздевал всё её нутро, особенно в районе аппетитной щеки, побуждая его облизываться… и всё же её глаза, как два потрескавшихся зеркала, сейчас интересовали его куда больше. — Нет уж, куколка… Мне хватило этого времени, чтобы узнать все твои «коготочки». Посему, Лина, если хочешь, чтобы он остался жив… — Ви не направил пистолет для повторной наглядности опять на её драгоценного друга… а приставил к левому уголку её рта, чуть проникая широким дулом в неповторимо трясущиеся колкие губки, то ли с угрозой выпустить пулю прямо ей в рот, то ли сразу же выстрелить, не глядя, в грешника.       Решать ей. –… ты подпишешь его на любых моих условиях.       В этот раз, песнь, ты никуда не денешься. Он достаточно опытен в своём бизнесе… а ещё мотылёк теперь опатен с тобой для того, чтобы как следует напрячь мозг и лишить тебя даже незначительных ходов. Отныне ты ничего не сделаешь без его позволения… … и будешь принадлежать ему везде. В студии, и вне… В Аду и на Земле.       Не дожидаясь её словестного ответа, в котором он, честно говоря и не нуждался, Валентино незамедлительно приподнёс ей контракт, подвешанным перед её носом благодаря магии в воздухе… и неоспоримо пропитанным его личным некатином, до раздражительного ослепления сечатки напоминая, кем именно он составлен. О нет, сутенёр не действовал на обум снова, им не двигали спермотозоиды в головном мозге, повеливающие поскорее заполучить душу и тело этой пряности, потому что даже за такое короткое время мотылёк более чем успевал думать головой и смог бы составить целый годовой отчёт, а здесь он точно и определённо знал, кого и зачем хочет…       Едва ли сквозь панику до неё донёсся отрицательный шёпот Энджела, который тут же закашлялся кровью. Даже сейчас он отвернулся, сплёвывая кровавую слюну, чтобы не запачкать дорогую обувь босса.       Лина во все выпученные до боли глаза смотрела за Валентино и пыталась уловить, что там происходит. Мотылёк был крупным для неё даже в обхвате, так что Даста она видела лишь приблизительно. Зато теперь чётко слышала слова паучка и краем глаза наблюдала его многоговорящий взгляд и неподвластное желание вывернуться наизнанку. У неё нет времени попрощаться даже молча, нет возможности извиниться, нет сил послать его или сказать, что любит. Хотя это даже к лучшему. Всё, что она могла — это трястись и молиться Сатане, Люциферу, всем, блять, ангелам и Богу, лишь бы Валентино переключился на неё, лишь бы забыл про этого влюблённого идиота и оставил его в покое.       Ойро зажмурилась, вдавливаясь всем телом в мягкий мех шубы сутенёра. Что? Что ей сделать? Она уже подумывала расцепить сжатые до судорог пальцы одной руки и залезть ими под полу шубы спереди, но в этот момент… прозвучал выстрел. Визг застрял в горле, глаза распахнулись, а тело застрясло в таком животном ужасе, что ослабевшие окончательно ноги стали по-настоящему подгибаться. Она не свалилась только потому, что не могла разжать пальцы.       Нет… нет, нет, нет. НЕТ! ОН НЕ МОГ, ОН…       Энджел закашлял. А демонесса теперь завалилась на Валентино в облегчении. Даже вымученно замычала, будто сейчас потеряет сознание от перенапряжения.       От сумасшедшего смеха сутенёра, помноженного на её собственный неутихающий страх, стало закладывать уши. Грешница вздрогнула, ощутив обманчиво ласковую ладонь, накрывшую её руки, и закусила губу, прокусив её изнутри. Наверное, это последняя минута её прежней жизни. Хотя нет, её жизнь закончилась ещё тогда, в кабинете Вокса, в ногах в трёхметрового демона, облитого кофе, и с полотенцем в руках. Он ещё тогда знал, что это лишь вопрос времени, когда они окажутся вот в этом моменте, а она до последнего не верила. Отбивалась. Брыкалась. Валентино не только её победил, он только что переиграл Вокса. То, чего хотел теледемон, та выгода, которая ему открывалась с её появлением здесь — всё это станет пылью, стоит мотыльку сказать пару нужных слов, чтобы ограничить её действия. Вокс ничего не сможет сделать, они ещё не заключили соглашение по выплате её долга. Только по поводу одного пункта и сразу на месте, третий уже тоже будет соблюдён, хочет грешница того или нет. А вот второй… будет невозможен.       Конечно, всё это лишь после того, как Лина подпишет контракт, но честное слово, и так всем ясно, как белый день, что она это сделает.       Особенно ему, королю секс-индустрии и сутенёрства, который дёрнул её за руку, чтобы выставить перед собой, так резко, что девушка только чудом не свалилась, и то, наверное, потому что демон держал её. Он смотрел на неё с таким нездоровым, хищным удовольствием, а в глазах девушки пульсировало лишь одно: страх, страх, страх, страх. Валентино видел её всю, Лина не могла прикрыться даже призрачной уверенностью или тончайшим напускным спокойствием. Не могла ничего. Тряслась, как осиновый лист, и молчала, пока Оверлорд выносил ей приговор.       Тело рефлекторно дёрнулось назад, едва холодное дуло оружия, так подходящего этому психопату, коснулось её кожи, но он не позволил ей отодвинуться. Да и она сама себе не позволила бы, ведь любое неаккуратное действие сейчас для сутенёра будет провокацией. Поэтому, питая мотылька собственным ужасом, будто нектаром, девушка позволила губам приоткрыться, когда демон пожелал протолкнуть ствол между ними. Дуло легко на язык, во рту стала образовываться вязкая слюна от кислого вкуса обжигающе холодного металла. И самое странное, самое сумасшедшее во всём этом, пожалуй, то, что Лина умудрилась даже сейчас, не контролируя в этой ситуации ничего, даже себя, найти в себе силы посмотреть на Ви с самоубийственной ненавистью и отвращением.       Потому что он прав. Она подпишет, чтобы он не внёс в свой блядский контракт. Этот ублюдок не оставит ей ни одной лазейки, не позволит внести ни одного пункта. Валентино уже наверняка понимал, что ещё немного, и она нашла бы способ обойти договорённость с Воксом, ушла бы в закат, и он бы ничего не смог с этим сделать. До того момента, пока не узнал об Энджеле.       Контракт материализовался прямо перед её лицом. А Лина продолжала смотреть на Валентино, даже не покосившись на свиток, так несущий его дурманящим запахом. Подхватила ручку, трясущимися пальцами. И занесла её над пергаментом, остановив движение руки в паре сантиметров от него. Всё же посмотрела. Нет, не потому что собиралась артачиться, ей наглядно дали понять, что будет, если Ойро заикнётся хоть об одном из пунктов. Ей просто хотелось знать, что он вписал в контракт, чтобы понимать масштаб бедствия. И этот масштаб космических размеров. Хватило первых трёх пунктов, чтобы понять: Лина сдаёт себя в абсолютное рабство. Даже у Энджела было иначе, Валентино имел на него абсолютное влияние лишь в порностудии. Ойро же должна принадлежать ему повсеместно, целиком и полностью, дословно. Она закрыла глаза на несколько долгих секунд и сглотнула подступившую тошноту. Не стала дочитывать, что бы там ни было написано дальше, это не имеет значения. Ей не выбраться, а прописанные мелочи в остальных пунктах только затягивали канат на её шее, так что какая разница, из чего они состоят?       Медленно выдохнув, Лина разлепила глаза и, не глядя на Энджела, поднесла ручку к бумаге, чтобы уверенно оставить на ней размашистую, острую подпись. Прощаясь со своей свободой навсегда.       Лишь после этого грешница, собрав последние оставшиеся три крошки своей сдохшей храбрости, бросила взгляд на Энджела, так и валяющегося в их ногах сломанной куклой. Она хотела попросить его свободы. Хотела обменять свою жизнь на его контракт. Но в итоге просто обменяла свою душу на позволение Энджелу дышать дальше.       Потикали первые секунды её новой жизни, в которой ей пока что не были известны правила. Ничего, совсем скоро кое-кто со всей ответственностью к этому расскажет и покажет ей, чего на самом деле стоит её решение.       Он добивался… Так долго добивался её желания, её возбуждения. Его желали все, он же грёбанный Валентино, которого не может не желать ни одна женщина или мужчина, блять… Но он заинтересовался ею. Далеко не первая, кто его отталкивает или не интересуется им, но первая, чьё отвращение и двойственность так привлекли его, с той самой чашки кофе… и Вокса. Он добивался её желания, добился наркотиками… а потом всё-таки достиг этого собственными усилиями буквально через пару мгновений. Когда её разум и рот хрипел «нет», а её тело и существо не кричало, орало «да», делая ни её зависимой от него… А его. Его, блять. И сейчас ужасно, сука, невозможно бесит тот факт, что он не единственный, кого она может настолько хотеть и истекать вязкой тонкой слюной… Так бесит, что он в прямом смысле был готов отстрелять всех, кого она хочет. Чтобы она никого не хотела, кроме него… Даже если бы хотела, то точно не так по-идиотские рассказала бы о своих желаниях, по крайне мере, если не хочет, чтобы он убил их всех. А учитывая, как Лина сейчас трясётся за Энджела и вцепляется в него, лишь бы он не выстрелил, не захочет…       И всё же. Сутенёр добился её возбуждения, однако всё это время не мог добиться её страха, внушения. Раздражения, опасения, не больше… Но не такого откровенного страха, которым он сейчас непостыдно любовался, пожирая каждую подрагивающую и напряжённую черту лица, особенно, естественно, неотрывно проследив за её потемневшими от ужаса карими глазами. Он внимательно наблюдал за тем, как её лицо на удивление не меняется, когда она уверенным движением ставит выточенную графскую подпись. Мотылёк ожидал увидеть злость, нейтралитет, поражение или жалость, тяжёлый груз безвыборного решения… И нет. На её лице продолжал царить страх. Такой продолжительный и сладкий для её личности… отчего он подумал, что не зря в знак некой маленькой компенсации и хотя бы малой выгоды добавил ещё один немаловажный для неё пункт в контракте. Конечно, будет невыгодно потерять такую членоспособную шлюху, как Даст… однако он точно в любом случае избавит его кровавым жестяным способом от работы, если он не перестанет тереться около Ойро. Он же не хочет возвращаться сюда не при каких условиях… вот и пусть сбегает. Демон уверен, что эта сучка, теперь его сучка, принесёт не меньше дохода, если не больше. Их эксклюзивные видео набирают даже слишком много шума…а стоит её немного подучить, наделить бесценным вязким возбуждённым способом, и доход увеличится втрое. — Что ж… было приятно работать с тобой, Angel. Но твоё место снизу теперь займёт кое-кто получше. — мужчина обошёл демонессу сзади и накрыл её плечо одной из своих ладоней, пока другая властно, не упуская ни секунду этой жажды долгожданно заключённого контроля, пробежала пальцами по длине её левого рога.       Она не дочитала контракт, он это заметил, пока влажно пожирал её эмоции и слизывал их с собственных губ, поэтому у него отсутствуют причины того, чтобы не продемонстрировать этот факт небольшим представлением. И при этом он не дал единственному их зрителю, больше не участнику шоу, с расширенными глазами и ртом, наполненным кровью, поопладировать или выразить хоть какую-то эмоцию, сразу схватив Лину за руку и поведя её по коридору прочь, даже не оборачиваясь на паучка… Во-первых, потому что он сам не желал его видеть, во-вторых, ему куда интереснее было даже при такой разнице в росте продолжать питаться нескончаемым неповторимым потоком эмоций этой сучки. И ему необязательно теперь смотреть ей в глаза, чтобы понять истину… Ему достаточно подумать об её душе у себя в руках. До чего же это, сука, невъебенно ахуенное ощущение, словами передать невозможно~… А им сейчас и не понадобятся слова. Ведь он заполучил её… и может делать всё, что ему заблогорассудится, отныне имея возможность кончать не только от её действий, но и настоящих прощупывающих эмоций.       Стоило им вернуться в студию, как работники тут же приостановили работу и выжидающе наблюдали за их парой, не вызывающей никакой, блять, радости или зависти, скорее, благодарности, что не один из них не был на месте этой грешницы… — Если вы не съебётесь через 4 секунды, мои дорогие хуесосники, я-… Так и думал. — ему не требовалось договаривать свою фразу, чтобы все тут же воспользовались новым внеплановым выходным и поскорее съебались отсюда, уже поёжившись от одной доброжелательности в голосе их невменяемого начальника.       Валентино расплылся в долгой адской улыбке только тогда, как женские предвкушающие очи поднялись на него. — Раздевайся. И ложись. — коротко и ясно приказал демон, указывая когтем на подготовленную для съёмок, а теперь для них просторную кровать, пропитанную кровавыми и червонными красками.       Его приказ не звучал как просьба, но и звука стали в нём не было. Казалось бы, Вал хотел питаться её страхом и дальше… Однако он знает, что в ближайшие несколько часов от произошедшего страх однозначно никуда не исчезнет. И теперь к этому коктейлю он хотел добавить последний и немаловажный ингредиент, по которому он очень соскучился… Желание. С которым мотылёк-то точно уже выжидал её приторно вынужденного послушание и дальнейших действий, пока что устрашающе и вызывающе оставаясь в нагнетающей тени прожекторов и по-быстрому доставая сигарету, с сияющим в его пленительных глазах интересом к её существу превращая обычный серый дым в подобный себе, возбуждающий и красный… Прямо как тебя, да, песнь?       И как только её руки притронулись к собственной одежды, мотылёк не дождался её дальнейшего снятия, словно не желая этого видеть…и неожиданно исчезнувшись ненадолго в гримёрной, оставляя Ойро погрязнуть в новой волне непонимания и страха… … пока он на самом деле выбирал для неё его лучшие игрушки. Не забыв прихватить со стола ещё кое-что, что Лина уже видела. Прошло время.       Кажется, Лина с трудом осознавала, что сейчас происходит. То есть не так. Мозгами она отчётливо понимала, что сделала и что теперь её ждёт, гораздо сложнее было осознать, что у Валентино теперь безлимит и во времени. Но вот сердце стало биться медленнее и глубже, будто желало замедлиться до такой степени, чтобы в какой-то момент просто остановиться, лишь бы его не заставляли воспринимать всё происходящее за реальность.       Едва её филигранная подпись оказалась на пергаменте, который исчез спустя пару мгновений, а её взгляд упал на Энджела, Ойро вновь ощутила, как вокруг шеи стягивается невидимый, но нерушимый ошейник, который ей вряд ли когда-нибудь выпадет счастье снять. Паучок наверняка видел по её глазам, как её шею и запястья стягивают кандалы, такие же, как и у него самого.       Девушка лишь слегка вздрогнула, когда сутенёр обошёл её и властно положил ладонь на её плечо, вместе с тем огладив её рог. Но вот слова, которые он произнёс…       Что?       Что?!       Взгляд грешницы замер и расчеялся, будто она прекратила что-либо видеть. Всё в его фразе было тонким издевательством: и испанский акцент на имени Даста, и якобы профессиональное прощание с уволенным работником, и показательная демонстрация замены незаменимх сотрудников. Вот только и Ойро, и Энджел пребывали в одинаково шокированном состоянии, не веря в то, что только что произнёс оверлорд. Он что… он отпускает Энджела? Сам? Добровольно?! Почему? Как это возможно??!       Демонесса не успела раскрыть рта, ровно как и паучок. Может, это Валентино так развлекается? Издевается над ними, «шутит»? Они не смогли в этом убедиться самостоятельно. Мотылёк сам их убедил в правдивости своих слов.       Потому что демон резко обхватывает руку девушки и тащит вглубь коридора с такой скоростью, что у неё не было и шанса заикнуться или не подчиниться. Он оставил паучка позади, лежать на полу и отхаркиваться кровью, но. правда оставил, будто Даст действительно больше его не заботит.       И исходя из того, что Валентино сказал, он собрался… он собрался поставить её на место Энджела?       Вопросов был вагон и маленькая тележка, и все они грозили пробить её черепную коробку каждую секунду, пока мотылёк тянул её за собой обратно в порностудию. Хотелось бы ей верить, для того, чтобы продолжить прерванную работу, хотя как она теперь продолжится, если он только что… ОТПУСТИЛ Энджела Даста, свою главную порнозвезду? Но учитывая настрой и скорость, с которой сутенёр несся к рабочему месту, Лина, захлёбываясь собственным дыханием, предположила только две вещи: либо он тащит её в гримёрную, либо собирается буквально сделать то, что только что сказал Энджелу — подложит её под актёров вместо паучка.       От этой мысли затрясло. Ойро шумно задышала носом, пытаясь прогнать вновь подступающую тошноту и начать хоть немного храбриться. Энджел жив, это ведь главное. И более того, похоже наконец, спустя столько лет личного ада, свободен от влияния Валентино. Это разве не победа? Только радоваться за… кто он ей, уже было слишком сложно сказать, мешал вставший камнем ком в горле.       Как и всегда, их с мотыльком появление вызывало у сотрудников индустрии одну и ту же реакцию — шокированную, полную страха и тем не менее жадную до сплетен тишину.       И вновь он опустил её на новую ступень шока. Какого.?!       Валентино даже не успел договорить свою пафосную и весьма соответствующую ему фразу, как каждый в этой студии рванул на выход, чуть ли не испаряясь на месте. Сейчас их меньше всего заботили причины такого поведения босса, потому что, вероятно, любой, кто задержится здесь на секунду дольше, рисковал в прямом смысле этого слова получить пулю в зад. Теперь демонесса не сомневалась, он правда это сделает.       Вот только тот факт, что сутенёр вновь разогнал подчинённых посреди рабочего процесса, нихрена не успокаивал, и понятнее, что именно он задумал, не становилось.       Лина не смотрела, как демоны, бесы и грешники просачиваются мимо них нестройной толпой, вместо этого медленно подняла глаза к лицу Валентино, натыкаясь на клыкастую улыбку, адресованную ей и никому больше. Так они стояли, пока не оказались совершенно одни. Хотелось поёжиться, сжаться, прикрыться от этого его кровавого взгляда сквозь неизменные очки, но Ойро не могла себе больше такого позволить. Точно не сейчас.       Приказ демона стал триггером для слабости, в очередной раз накрывшей тело с ног до головы. Не моргая, Ойро перевела взгляд на огромную кровать для съёмок, освещённую прожекторами… постановку которых она сегодня контролировала лично, потому что Валентино угрожал разорвать каждого светопостановщика, если они не выставят всё корректно в течение трёх минут.       Она не сразу смогла заставить себя сделать первый шаг по направлению к кровати. Второй она уже не чувствовала. Оказавшись сбоку от неё, у подножия, девушка обернулась через плечо и впервые увидела демона так, как видят его актёры: в тени, усташающим силуэтом с горящими кровавыми глазами, опасно суженными, из-за чего было сложно понять, предвкушение это или холодная ярость.       Каково же было её удивление, когда Ви резко исчез в своей гримёрной, едва она дотронулась до одежды. Пожалуй, так было легче. Вряд ли он сделал это ради неё, но так непослушными пальцами было гораздо проще стянуть одежду. Лина села на край кровати в нижнем белье, а потом едва не засмеялась над самой собой. И на что она расчитывала, оставаясь в нём? Поэтому онемевшие пальцы по итогу быстро стянули и его. Одежда лежала аккуратной стопкой на полу, а девушка подтянула одеяло и укуталась в него в ожидании сутенёра. Теперь, видимо, её сутенёра.