Осколки разбитой души

Он снова остался наедине с собой. Наедине со своими мыслями. Казалось, все, что есть в нем, постепенно разрушается, разбиваясь и падая, в осколках, в глубину души так, словно эти осколки больно резали душу, разрывая на части. Потеря и безысходность стали для него уже чем-то обыденным... Чем-то неудивительным и повседневным. Вина и пустота медленно пожирали его, нашёптывая ему самые обидные фразы. Хотя… Эти слова и выражения сами проросли в его голове. Он сам «поливал» их и «удобрял» своими размышлениями, вновь и вновь, падая в бескрайнюю бездну, что утягивала его в страдания, не давая даже вздохнуть. Ком застревал в горле. Оно болело, он не мог дышать. Откуда-то доносились крики, а потом он понял. Что горло болело потому, что кричал он. Слезы покатились по щекам. Когда в последний раз он плакал? Пол года назад? Год? Изуку сидел на холодном, мокром снегу, опустив руки, что и без того были ледяными. Этот крик был самым громким. Он никогда не кричал… Это был голос его души. Боль, которую он пережил, он вложил в этот звук и наконец выпустил на волю. Все свои чувства, все свои переживания. Всю свою скорбь он вложил в этот крик… На секунды три отпустило. Мидория опустил свой взор на собственные запястья, которые были покрыты шрамами и свежими красными отметинами, что не сильно то и доставляли ему дискомфорт. — Прости мам… -Изуку достал телефон, а затем вытащил из-под чехла маленькое лезвие, которое он выкрутил из точилки и даже не вытирал. Это лезвие было покрыто высохшей кровью почти полностью. И лишь сам кончик он иногда протирал, дабы нанести увечье сильнее. Помнится… Он по началу наносил совсем тонкие, неглубокие царапины канцелярским ножом, но спустя еще пол года этой зависимости, или же, другим словом, его «выхода», он резал глубже, с еще более сильным давлением на лезвие. И постепенно боль, которую он чувствовал физически от самоистязания, угасала, заставляя резать еще дальше. Когда он успел впасть в такое отчаяние? Мидория сжал между своими тонкими пальцами остриё и отодвинул рукав легкой куртки. Нельзя было сказать, что она была «чистой», скорее совсем наоборот — полностью в шрамах и новых порезах до дермы. Юноша поднес лезвие ближе к коже. Резкое движение. И вот уже видны красные бусинки бусинки алой крови, вдоль разреза. Изуку оттянул кожу, вглядываясь в порез, убедился в том, что он достаточно глубок. Еще несколько повторений этого ритуала и он почувствовал себя легче. Да. Это ему помогало. Что еще оставалось делать? Он понимал, что давно должен был отпустить ее. Необязательно забыть, достаточно было принять как существенное, а не оставаться на одном периоде жизни, считая, что это и есть конец его недолгого и далеко несчастливого существования. Но это не так. Нужно было жить дальше. Мидория запутался, застрял в одном дне, проигрывая его события снова и снова в голове. Кровь стекла по руке и капала на снег. Изуку наблюдал этим и вскоре положил лезвие обратно под чехол, убирая телефон в карман. Некоторые участки снега стали красными, которые он, встав, растер подошвой обуви. Юноша в свой уход промолвил лишь: «На следующей неделе, я вернусь с твоими любимыми ханакотобами.» На небе давно сияли звёзды, а на часах телефона Мидории виднелось «05:08». Изуку тяжело вздохнул и воткнул наушники в уши, включая музыку на всю. Да. Когда человек счастлив, он слушает музыку, а когда он подавлен, то вслушивается в слова. Музыка его спасала, давала еще один выход. Еще один глоток воздуха. Казалось он давно погряз в отчаянии и дни, что шли друг за другом одинаково и бессмысленно уходили прочь. Время уходило от него в мгновение ока. Изуку даже не успел оглянуться, как прошло уже пять лет, а он все еще тоскует. Пора отпустить. Идти дальше, юноша вновь и вновь спотыкается и падает снова в темную бездну. Тонет, словно в глубине океана. Теряется, бросает всё и уходит из жизни людей которые им дорожат. На улице все еще холодно и темно, совсем скоро наступит рассвет и солнце медленно станет подниматься в небо, скрывая уже тусклые звёзды под покровом небес. Сегодня суббота. Юноша проходился по просыпающимся Киото. Постепенно начало светлеть и все больше людей скапливалось на тротуарах. Изуку не было комфортно среди общества. Он не доверял уже никому. За последние пять лет, Мидорию неимоверное количество раз предавали, подставляли и бросали. Люди не так глупы, как казалось бы. Нащупав слабину, они тут же нажмут на нее, посильнее. Используя твои чувства против тебя! Они поглотят твою душу. Сожрут и не подавятся. Вот такое представление у него было. Дойдя до заброшенного здания, что сгорело около двух лет назад, Изуку зашел внутрь подъезда. Поднимаясь на второй этаж, Мидория дошел до нужной квартиры и вошел в дом. Юноша разглядывал старые картины, что висели вдоль коридора и ободранные обои, что давно стоило сменить еще во время проживания здесь. *** -Мама! Я достану нам денег! Я буду хорошо учиться и буду обеспечивать тебя на хорошей работе! Ты больше не будешь ни в чем нуждаться! — Уверял восьмилетний Изуку. — Изуку, я уверена, что ты добьешься того, чего так желаешь. Я верю в тебя. — Инко погладила его по голове и обреченно улыбнулась. На самом деле она считала, что это останется лишь в мечтах Мидории, о которых он все же забудет, познав тяжести труда. *** Изуку вошел в гостиную и подошёл к старому черному фортепиано. Мидория прошелся кончиками пальцев по крышке инструмента и смахнул пыль. Открыв ее, юноша дважды протер рукой сиденье и сел за инструмент. *** -Ты должен стараться усерднее! Никчемный ребенок. Это единственное, что досталось от твоей бабушки. Ты обязан ценить это. — Хизаши впечатал голову мальчика в клавиши, что больно отдавалось в висках. — Еще раз! -Изуку, с полными слёз глазами начал снова играть одно и то же произведение, которое было далеко не по его возрасту, чтобы он мог осилить уровень его сложности. Мидория вновь запнулся и дернулся от поднимающийся вверх руки отца. Еще одна пощечина, обжигающим следом осталась на его щеке. — Ты ни на что не годишься! Я говорил ей сделать оборот! — Мужчина швырнул сына так, что тот отлетел в стену и судорожно кашлял. -Бездельник, лучше бы учил эти чертовы произведения, и достал бы нам денег, тупица! *** Парень поднял обе руки и опустил их на клавиши. Тишина прервалась его нежной игрой, на инструменте. Пальцы скользили и плавно извивались в воздухе. Изуку закрыл глаза и продолжил исполнять одно из произведений Чайковского - «Болезнь куклы». Оно было достаточно простым, но в нем можно было найти изюминку, то ради чего хотелось слушать эту мелодию сотни тысяч раз, которые не надоели бы нисколько. Мидория плавно опустил руки и обречённо окинул взглядом инструмент, который долгое время ненавидел. Многие его взгляды поменялись в последствие минувших дней, но принципы остались те же. Встав со стула, Изуку направился к комнате, где он спал с родителями. Неприятные воспоминания ударили в голову. Пыль и грязь были повсюду. Беспорядок заполонил всю комнату. Разорванные плакаты, украденные им где то на мусорках с его любимыми персонажами из мультиков. Протухший палас, что был пропитан вонью и сыростью заставлял поморщиться. И большая кровать, на которой они спали в троем. *** Он ненавидел ночи, никогда. Когда ему было еще шесть, его родители занимались утехами прямо при нём, будто даже не беспокоясь о том, что он увидит. Он всегда закрывался одеялом по голову и отворачивался, стараясь заснуть раньше, чем это произойдет. Звуки сдержанных стонов, заполняли его разум тревожностью. Было необъяснимое чувство, словно его матери больно, что Хизаши бьет ее. В момент когда он узнал о том, чем именно они занимались каждую неделю, его мозг отказывался перестраиваться и принимать это. Все слишком запутанно все слишком странно и пугающе. *** Изуку посмотрел на сломанную кровать с чувством омерзения в последний раз и вышел из комнаты. Больше ничего Мидория не хотел видеть, ни кухни, где давно сгорели две лампочки, а холодильник постоянно вонял и пробуждал рвотный рефлекс. Ни ванной, где было разбито зеркало и тесный душ, грязные унитаз с раковиной. Чувство отвращения к этому дому росло. Единственное что заставляло его посещать это место как музей, были картины, написанные его матерью. Это было тем, что напоминало ему о ней. Перед своим уходом, Изуку в последний раз взглянул на ее творчество, которым он по прежнему восхищался. Мидория вышел из квартиры и направился к выходу из подъезда. Юноша огляделся и поднял глаза на небо. Уже светлело и снег снова начал падать на землю. Изуку гулял по городу еще несколько часов, вдыхая свежий, прохладный воздух. Утро. Начало нового дня. Начало бесконечных и пустых трат времени. Начало бессмысленных речей в голове и вопросов, на которые он не найдет ответа. Потеря сломила его и теперь Изуку не сможет взлететь как раньше. Это как взять человека с травмой ноги — в конце концов, он не сможет больше бегать как раньше. Так было и с Мидорией, он больше не сможет улыбаться как прежде… Киото уже во всю спешил куда-то. Снова началась шумиха повсюду. Изуку взглянул на небо, где звезды давно погасли и исчезли. Раздался звонок телефона. Мидория поднял трубку и услышал чужой, но до боли родной голос. Его сердце охватил ужас, а дыхание сбилось.