Стеклянные дома́

      «Жандармерия раскрыла некоторые подробности дела об изъятии большой партии наркотиков в Пантене. Напомним, что несколько пакетов героина лаосского происхождения общим весом в 2 кг и стоимостью более 100 тысяч евро были найдены в квартире в районе Эглиз. По версии следователей, проживавшая там гражданка США была связующим звеном между крупными траффикерами наркотиков и уличными распространителями.       Сегодня девушка была объявлена в розыск. Это 20-летняя Тэсса Адалин Ким. С 2005 года она проживает во Франции и сейчас учится в Университете Париж 13. Точнее училась, пока не исчезла бесследно из госпиталя при содействии некоего человека, назвавшегося её родственником. Полиция установила связь мадемуазель Ким с Фредериком Клевено, высокопоставленным членом криминальной группировки, действующей на юге страны. Клевено находится в международном розыске с 2008 года.       Соседи, которые проживали в одном доме с мадемуазель Ким более четырёх лет, были шокированы новостями. Все, с кем нам удалось пообщаться, заявляют, что ни за что бы не подумали, что эта девушка может быть связана с криминалом. Они предполагают, что смерть матери могла подтолкнуть мадемуазель Ким к такому заработку. По их словам…»       Тэсса отложила телефон. Это была уже, наверное, десятая новость на ту же самую тему. Опубликованные на разных сайтах, они почти ничем не отличались друг от друга, разве что тем, что журналисты одного издания пообщались с соседями, а второго – нашли сокурсников Тэссы в соцсетях и тоже расспросили их.       Все статьи и посты были одинаковыми, но Тэсса никак не могла остановиться. Это было как расковыривание раны, чистой воды селфхарм, с тем лишь отличием, что он не был физическим. Тэсса с отчаянием и ужасом смотрела, как разрушается её жизнь.       От охраны, которая по своим каналам получала более подробную информацию о деле Тэссы Ким, чем журналисты, она знала, что надеяться на восстановление справедливости всерьёз не стоит. Если в первые дни она думала, что, как только оправится, то вернётся во Францию, явится в жандармерию и сумеет разрешить недоразумение, то теперь понимала, что ловушка Мин Юнги была выстроена надёжно и и прочно, и сквозь её прутья не пробраться. В квартире нашли пакет, внутри которого хранились пять упаковок героина поменьше. По пакету было понятно, что изначально он содержал шесть упаковок, два ряда по три штуки; одна исчезла. На маленьких упаковках отпечатков Тэссы не было, что понятно – их никто не вытаскивал. На наружной упаковке, особенно в месте вскрытия, её отпечатков было полно.       Как они туда попали, она понятия не имела.       В квартире нашли только отпечатки самой Тэссы и ещё одни, по которым даже не смогли установить пол человека, который их оставил: это могла быть как женщина с крупными руками, так и мужчина с тонкими пальцами. Охранник, с которым Тэсса разговаривала, заверил её, что отпечатков пальцев Чон Чонгука у французской полиции нет: никто не сможет связать его с этим делом. Кто-то из соседей видел, как с Тэссе приходил молодой мужчина азиатской внешности, но его лица в точности никто не запомнил. Жандармы пытались составить фоторобот, но на изображениях получался типичный азиат, лишенный каких бы то ни было индивидуальных черт. Ким Намджун, видевший эти фотороботы, сказал, что в этом случае предрассудки и искажение восприятия сыграли им на руку: на всех рисунках у гостя Тэссы были узкие раскосые глаза. Даже если у Чона глаза разрез глаз был совсем другим, в воображении свидетелей он сохранился именно таким.       Тэсса была рада, что хотя бы ему ничего не угрожало. Если бы из-за неё неприятности начались ещё и у Чонгука, чувство вины перед ним, наверное, сгрызло бы её под корень. Тэссе и так было неловко принимать от него столько помощи. И не просто помощи и финансовых затрат: когда Ким Намджун увозил её в другую страну по чужим документам, он совершал преступление. Она столько людей втянула в эту историю!       Одно дело – дарить драгоценности, и совсем другое – оплачивать побег из страны, лечение в клинике и операции, рисковать собственным благополучием ради неё…       Если Тэсса раньше сомневалась в чувствах Чон Чонгука – слишком требовательных и жестоких, чтобы быть любовью, – то теперь она понимала, что то, что он чувствовал к ней и чем бы оно ни было, – огромно. Чонгук не преувеличивал, когда говорил, что пойдёт ради неё на всё. Он пойдёт на всё, чтобы спасти ей, но точно так же он пойдёт на всё, чтобы удержать её.       Его ловушка была не менее прочной, чем та, что выстроил Мин Юнги, но куда более изощрённой и изящной, такой, из которой не хотелось выбираться.       Тэсса не была глупа, она видела себя со стороны: наивная девочка, попавшаяся в сети человека гораздо более опытного, талантливого манипулятора, расчётливо и бесстыдно использующего свою почти неодолимую привлекательность. Но каким бы он ни был – она любила его и видела в нём ответное чувство.       Сейчас её любовь к нему стала по-особенному безнадёжной. Тэсса чувствовала свою полную зависимость от Чона. Он устроил её побег, оплатил пребывание в клинке и пластическую операцию, а теперь, когда ей не нужен был постоянный присмотр врачей, ещё и виллу в Виллар-сюр-Оллон. Городок была маленьким, просто россыпь шале и домиков на склоне, но не малолюдным, как это случалось в низкий сезон с некоторыми горнолыжными курортами. Место было тихим, но не настолько, чтобы все сразу обратили внимание на нового человека: женщину, которая почти не покидала дома и закрывала лицо.       Тэсса не боялась, что её узнают – отдыхающим здесь любителям трекинга и просто горного воздуха наверняка и дела не было до парижской криминальной хроники. Просто отёки после операции ещё не сошли, и с таким лицом не хотелось никому показываться. Видела её только уборщица, телохранители и массажистка. Врачи из клиники посчитали, что массаж поможет ей быстрее восстановиться после травм, а также снимет мышечное и эмоциональное напряжение. Самые большие проблемы возникли как раз с последним. Физически Тэсса поправлялась: синяки проходили, рёбра срастались, приступы головокружения исчезли, но чувствовала она себя так, словно её накрыла беспросветная тьма.       Она была в отчаянии.       С террасы и из окна спальни было видно зелёные луга и покрытые снегом горы, и иногда она замирала, глядя на это невероятную, наверное, даже слишком грандиозную красоту, и мучилась от того, что никак не может забыться. Ничто не может заставить её забыть. Она представляла, в каком восторге была бы от этого места месяц назад. Их с Чонгуком ссоры были такой мелочью по сравнению с тем, что происходило с её жизнью сейчас. Вернее, именно сейчас с ней ничего не происходило. Она жила словно в стеклянном пузыре, выстроенном для неё Чон Чонгуком, но если выйти за его пределы… Если она выйдет, то через несколько дней окажется в тюрьме.       Как это могло с ней произойти? Если бы два года назад ей сказали, что она будет скрываться от французской полиции в Швейцарии, она бы ни за что не поверила. Она была именно той скучной девушкой, с которой никогда ничего не происходит.       Дни проходили один за другим, и вскоре Тэсса начала смотреть на себя в зеркало без содрогания и желания разрыдаться. Нос до сих пор выглядел ужасно, но доктор говорил, что всё идёт как надо. Тэсса регулярно ездила к нему на осмотры, и с каждым разом делать это становилось всё страшнее. К ней возвращалось её настоящее лицо, и кто-то в клинике мог её узнать. Она знала, что вероятность была чудовищно мала, но когда ей нужно было войти в открытые для ней охранником двери клиники, её сковывал страх. Она заставляла себя пройти в вестибюль, шла по коридорам, но вся съёживалась и ссутуливалась, вздрагивала, когда слышались голоса и кто-то проходил мимо. Она с трудом засыпала, и ей прописали снотворное, которое нужно было пить перед сном, но Тэссе казалось, что теперь ей нужны ещё и таблетки, которые надо пить днём. Она боялась, что её снова подкараулят люди Мин Юнги, боялась, что кто-то её узнает, боялась, что нагрянут жандармы во главе с Дебре. В своём доме она никогда не задерживалась подолгу в гостиной и в столовой, потому что оттуда была видна дорога. Машины проезжали по ней не очень часто, но каждая вгоняла Тэссу в холодный пот. Она думала, что это может быть полиция.       А ещё она думала, что сходит с ума.       Наверное, если бы Чон Чонгук был здесь, ей было бы легче.       Его не хватало.       Она скучала по нему и раньше, но сейчас – может быть, потому, что вся была как открытая рана, – ею овладевала острая, пронизывающая тоска.       Она металась внутри своего стеклянного пузыря, и рядом не было никого. Она была бы рада даже Ким Намджуну. Несмотря на то, что они совсем мало общались, Тэсса успела проникнуться к нему уважением. Но Намджун тоже уехал. Чон Чонгук часто с ним что-то обсуждал, что-то довольно неприятное или, может быть, сложное. В отличие от того случая, когда они разговаривали в присутствие Стоукса, парня из охраны, и из-за него перешли на английский, наедине они говорили на корейском. Тэсса даже пообещала себе, что если выберется из этой переделки, то снова начнёт его учить. Не с целью подслушивать, конечно; ей казалось, что она станет для Чон Чонгука чуть более «своей», если сможет говорить на его родном языке.       Но, если быть совсем честной, Тэсса не отказалась бы и кое-что подслушать. У Чон Чонгука было много тайн. Когда он сказал ей, что должен уехать и что на этот раз его не будет около двух месяцев, Тэсса сразу спросила, не попал ли он в неприятности. Раньше он постоянно куда-то летал по делам, и такая резкая смена образа жизни настораживала.       – Пока не попал. На самом деле это я собираюсь устроить неприятности другим. Возможно, сейчас они этого даже и не поймут. Но большие дела быстро не делаются.       – И что это за большие дела?       – Пока рано говорить, но это что-то вроде обретения суверенитета.       – Ты хочешь работать на себя, а не на HKSB? – предположила Тэсса.       – Да.       – И что, для того, чтобы уволиться из HKSB и начать своё дело, нужен какой-то сложный и долгий план отступления? И нужно устраивать кому-то неприятности?       Чонгук усмехнулся:       – Когда-нибудь я тебе всё расскажу.       – Почему не сейчас? Боишься, что я выдам кому-то твои планы?       – Нет, этого я не боюсь. Но всё сложнее, чем ты думаешь. Я сейчас произнесу банальную вещь, но для того, чтобы выжить, в моём мире приходится играть грязно и жёстко. Есть вещи… Я не хочу, чтобы ты узнала их обо мне, вот и всё.       – Ты думаешь, я считаю тебя хорошим человеком и буду разочарована?       Чон Чонгук поднял брови в притворном удивлении:       – А ты так не считаешь?       – В тебе есть много хорошего, даже… даже чудесного. Ты верен тем, кого любишь, ты умный, целеустремлённый, знаешь, как добиться желаемого, но ты вряд ли хороший человек в общепринятом смысле: добрый, честный, сострадательный, прощающий и так далее.       Чон Чонгук улыбнулся одной стороной рта и резко поднялся на ноги. Он отошёл к окну, словно для того, чтобы спрятать от Тэссы то, что отражалось на его лице.       – Ты права, – сказал он, не поворачиваясь к Тэссе. – Не знаю, рад я тому, что ты это понимаешь, или нет. Мне нравится, что ты умна и что можешь отличить желаемое от действительного. Обычно те, с кем я встречался, видели лишь ту мою сторону, которая им нравилась, и старались убедить себя, что такой я и есть. Но это была лишь половина меня, а может, и треть. Ты не пытаешься обмануть саму себя, не закрываешь глаза на то, что тебе не по душе, и ты понимаешь, каков я на самом деле. Но мне страшно, что ты не захочешь быть с таким человеком… А я не смогу тебя отпустить, и…       – Я хочу быть с тобой, – сказала Тэсса. – Я знаю, что это неправильно, нездорово, знаю, что такие отношения надо разрывать, но я всё равно хочу быть с тобой. Каким бы ты ни был.       Чон Чонгук подошёл к ней и обхватил за плечи. В его взгляде было что-то необъяснимое: мучительное, жестокое, влюблённое, густое и тёмное, в чём она тонула, задыхалась, теряла себя…       Его яркие, так красиво изогнутые губы дрогнули, потом плотно сжались – почти в нить, тонкую, как шрам.       – Надеюсь, ты когда-нибудь сможешь меня простить, – произнёс Чон Чонгук, не глядя на Тэссу.       Она провела пальцами по его щеке:       – Я не знаю, о чём ты…       Не мог же он говорить сейчас о том вечере, когда её провожал Матьё, – сейчас казалось, что это было чуть не год назад, бесконечно давно… И неважно. Или речь шла о чём-то другом?       – Я не могу дать тебе всё то, чего ты заслуживаешь. Я не… – Чонгук покачал головой. – Мне кажется, что я сам себе не принадлежу. Я хотел бы совсем не этого для нас с тобой.       Тэсса покачала головой:       – Ты дал мне очень много. Если бы не ты…       Чон Чонгук не дал ей договорить. Он осторожно, невероятно осторожно коснулся губами её губ.       Когда он осторожно, почти боязливо отстранился от неё, боясь, не причинил ли боль, Тэсса бессознательно потянулась за ним. Она положила руку на его затылок… Упругие, гладкие, как стекло, пряди, скользнули между её пальцев. Она уже много раз так делала, и это ощущение – как его волосы скользят по её коже, – было самым нежным, самым успокаивающим и утешающим, какое она только знала.       Прошло уже два месяца, два обещанных месяца с того момента, когда она видела его в последний раз, а Чонгук не возвращался, говорил, что пока не может надолго оставить дела в Гонконге. Они разговаривали, хотя и не очень часто. Обычно Чонгук звонил, когда у него был уже поздний вечер или даже ночь, но даже в это время он обычно был на работе. Тэсса к этому времени уже поняла, что одна из комнат, которые она видела позади Чонгука раньше, была его кабинетом. Не временным, пока он приезжал в офис банка в другом городе, не рабочей зоной в номере отеле, она была по-настоящему его. Иногда он сидел спиной к стене из светлого камня, иногда за ним была стеклянная стена, за которой простиралась ночь и огни. Но это был один кабинет, впечатляюще просторный, насколько Тэсса могла судить по тому, что видела. Наверняка творение какого-то именитого архитектора, шокирующее холодной выверенной красотой снаружи и неуютное внутри.       Сегодня Чон Чонгук опять разговаривал из своего кабинета, уставший, с покрасневшими глазами и наметившейся складкой у левого уголка рта. В Гонконге было уже почти десять вечера; Чонгуку давно было пора вернуться домой.       Тэссе захотелось обнять его, просто обнять. Может быть, если бы Чонгук рассказал ей, чем так занят, что заставляет его до полночи сидеть на работе, она могла дать какой-то совет – вряд ли очень ценный, – но так она вовсе ничего не могла.       Обнять его. Быть с ним.       – У меня для тебя… – начал Чон и замолчал. – Нет, не сюрприз. Может быть, подарок. Открой дверь. Прямо сейчас.       На доли мгновения Тэсса подумала, что за дверью может быть он! Что он приехал сегодня и решил сделать сюрприз, но тут же отбросила эту мысль: это было невозможно. Чон Чонгук сидел сейчас в своём кабинете в Гонконге, а если бы он каким-то чудом разговаривал из-за двери её спальни, то она услышала бы его голос.       Тэсса недоверчиво посмотрела на Чона, но всё же встала и открыла дверь.       В коридоре стоял Стоукс, один из трёх охранников – двух мужчин и женщины, – которые попеременно сменяли друг друга на вилле. Он прошёл в комнату и положил на стол рядом с ноутбуком плотный тёмно-синий конверт. Так же безмолвно, как вошёл, он удалился.       – Что это? – спросила Тэсса, беря конверт в руки.       – Посмотри.       Чон Чонгук смотрел на неё почти нетерпеливо. От усталости в глазах не было и следа.       Тэсса открыла конверт. Там были три пластиковые карточки разных размеров с надписями на корейском, но Тэсса не успела по-хорошему их рассмотреть, потому что руки потянулись к аккуратной зелёной книжечке с золотым тиснением.       Надписи на ней были продублированы на английском, но Тэсса и без всяких надписей догадалась, что это было: паспорт.       Она открыла первый разворот. Там была её фотография и незнакомое имя.       ЛИ ДАЁН       Она перевела глаза на Чона.       – Теперь ты Ли Даён, – сказал он. – И не имеешь никакого отношения к той девушке, которую разыскивает полиция. Можно вернуться в Америку. Как только ты будешь готова – уедешь.       Тэсса ничего не могла сказать. Она была ошеломлена, её душили слёзы. Плакать хотелось разом и от чувства освобождения, и от того, в каком теперь она неоплатном долгу перед Чон Чонгуком, как много он делает для неё и как, должно быть, она важна для него. Конечно, она знала, что он занимается подготовкой новых документов для неё, но это почему-то казалось невероятным, тем, что обещают, но никогда не сделают, чем-то ненастоящим.       Но вот же она: тонкая книжечка с плотными страницами, от которых пахнет новой бумагой.       – Как ты сумел это сделать? – спросила Тэсса. – Это подделка? А если…       – Это не подделка. Настоящий корейский паспорт, – успокоил её Чон. – И все остальные документы тоже настоящие: идентификационная карточка, права и так далее.       – Но как? Правда, как?!       – Это не должно тебя заботить. Достаточно того, что ты сможешь уехать. В Штатах ты можешь пробыть без визы девяносто дней, но этот вопрос я уже начал решать. Мы немного уменьшили твой возраст, чтобы тебе подольше не наступал двадцать один год. До двадцати одного года ты можешь получить вид на жительство вместе с родителями. У отца уже есть грин-карта, так что всё должно произойти относительно быстро…       Тэсса не поняла и половины того, что Чон Чонгук говорил, потому что зацепилась за слова о родителях и после этого уже ничего почти не слышала.       – Что ещё за родители?! Мои родители?       – Отец. Ты же понимаешь, что не можешь быть гражданкой Кореи, которая существует точно в вакууме, взялась из ниоткуда. У тебя может не быть братьев или тёток, но родители должны быть, – объяснил Чон. – У тебя есть отец, Ли Кёнсу, у него уже есть грин-карта, и по закону его дети до двадцати одного года, если они не заключили брак, могут также её получить.       Тэсса в замешательстве провела тыльной стороной ладони по лбу. Всё это было объяснимо и логично, но… Но это просто не укладывалось в голове. Она растерянно рассматривала паспорт, своё имя, фото… Дата рождения действительно была другой. Пролистнув несколько страниц, Тэсса заметила, что на одном из разворотов даже стояли штампы пограничных служб: как будто Ли Даён уже куда-то летала.       Словно она действительно существовала до того момента, как Тэсса Ким забрала её жизнь.       – А этот мой… отец… – начала Тэсса. – Он…       – Ты его не увидишь. Тебе не нужно с ним встречаться, изображать любящую дочь и так далее. Он получает достойное вознаграждение за свою работу.       – А если с визой или с грин-картой что-то не получится, то мне, получается, надо будет уехать в Корею?       – Просто не думай об этом, хорошо? – сказал Чен. – Я беру всё на себя. Я тебя когда-нибудь подводил? Обещал то, что не смог исполнить?       – Нет, – покачала головой Тэсса.       Я не могу обещать тебе вечной любви. Никто не может.       Тэсса вспомнила эти слова Чонгука, и точно чья-то холодная ладонь коснулась её сердца и сжала, желая причинить боль. Он не обещал ей вечной любви, а когда невечная закончится, то что с ней, Тэссой, будет? Она полностью зависима от него. От его расположения, от его желания помогать ей и защищать её. Что с ней будет, если она перестанет быть ему нужной?       Это была такая жуткая, опустошающая мысль, что Тэсса не в силах была её по-настоящему думать, и поэтому отогнала.       – Было бы проще с американским гражданством, – сказала она. – Я не говорю по-корейски, и… Я американка на самом деле.       – К сожалению, я не могу вынуть из кармана паспорт любой страны, какой только пожелаю, – пожал плечами Чон. – Я исхожу из своих возможностей. Корейский паспорт в целом довольно удобен. Я и сам поменял гражданство на корейское.       – Так просто взял и поменял?       – Не так просто. Мне пришлось пойти в армию.       – Ты служил в армии? – Тэсса почему-то никогда не думала, что это возможно, что служба в армии вообще применима к человеку вроде Чон Чонгука.       – Неполный срок: меня, как ты понимаешь, есть кое-какие связи. Но проще было сходить. Зато корейское гражданство гораздо удобнее, почти куда угодно можно ехать фактически без визы, и есть кое-какие другие плюсы.       – Я почему-то всегда думала про Китай или Гонконг… То есть, я вообще не думала раньше про твои документы, но если бы подумала… – Тэсса сама запуталась в том, что хотела сказать.       – Я живу в Гонконге, но я не гражданин.       Тэссе вдруг пришло в голову, что он никогда не видела никаких документов Чон Чонгука. Речь не шла о паспорте… Но она даже прав или хотя бы банковской карточки с именем владельца не видела. В Рим и из Рима они летели отдельно. Не то чтобы это было важно, но…       – Ты приедешь сюда, и мы полетим в Штаты вместе? – спросила Тэсса.       – Нет, ты полетишь отдельно, а у меня будет перелёт сначала до Калифорнии, там есть кое-какие дела, а потом уже в Нью-Йорк. Там мы встретимся. Я наконец-то тебя увижу…       В последних его словах не было не радости, ни надежды, лишь горькое понимание, что увидит – ненадолго. Теперь они будут ещё дальше друг от друга.       Сейчас, когда с университетом всё равно пришлось распрощаться, Тэсса была готова поехать с Чонгуком в Гонконг, но Ким Намджун считал, что это очень рискованно. Никто не знал, в течении какого времени и насколько тщательно люди Мин Юнги наблюдали за Тэссой. Если они знали о встречах с Чоном, то быть рядом с ним для Тэссы было слишком опасно. Разумнее всего было обставить всё так, будто Чон Чонгук оказался одной из «жертв» Тэссы и заданием от агентства Сугимото – к тому же, так оно изначально и было. И, если повезёт, в переписке и документах агентства могли даже оказаться какие-то указания на это, например, досье на Чон Чонгука. И, конечно же, Чон Чонгук должен был быть в полном неведении относительно дальнейшей судьбы его парижской любовницы.       Даже в Нью-Йорке им придётся быть очень и очень осторожными. Ким Намджун сказал, что его люди постарались сфабриковать ложный след сбежавшей из больницы Тэссы Ким, чтобы всё выглядело так, будто ей помог кто-то из агентства Сугимомто.       Поверил ли в это Мин Юнги? Поверила ли в это французская полиция? Тэсса не знала, как не знала того, что будет с ней дальше. Ей придётся жить с ощущением опасности и погони, гончих, идущих по её следу, до конца жизни.       Но ведь её жизнь уже кончилась. Разве не так.       Перед ней лежат документа на имя Ли Даён. Тэссы Адалин Ким больше нет.       КОНЕЦ ЧАСТИ I