small present from ananti golf club

Когда мужчины топчатся на плитке недалеко от входных прозрачных дверей, солнце уже готово спрятаться за зелёную кипарисовую крону, медленно но верно склоняясь к горизонту. – Ты смог отпроситься у Джинри? – быстрым движением вскрыв крышку стеклянной бутылки боржоми, как бы между делом спрашивает Сынчоль, с небывалой жаждой прильнув к горлышку. – Да, – глаза жадно смотрят куда-то в район шеи и активно двигающегося чужого кадыка. От такого быстрого ответа блондин слегка опешивает. – Хорошо, – оторвавшись от бутылки, он, подняв бровь, отводит взгляд изучая верхушки деревьев вдалеке. Простояв так ещё немного, он шумно вздыхает, пытаясь унять внезапно накатившее волнение, и бросает короткое, – Пойду забронирую номер. – «-ра», – не моргая добавляет Джонхан, на что Сынчоль подвисает на секунду, и прежде чем первый заметит лёгкий жар на других щеках от глупой оговорки, отвернувшись, издаёт согласный звук и кидает недопитую бутылку в мусорку, направляясь к стеклянным дверям.

Получив карты-ключи, мужчины поднимаются в свои номера, договорившись встретиться в холле первого этажа через полчаса. Сынчоль быстро принимает душ и укладывает волосы как может, за неимением привычного набора в виде хотя бы несчастного геля. Пригладив непослушные прядки, блондин в тысячный раз смотрит в зеркало. Непонятное чувство беспокойства, поселившееся в грудной клетке, не покидает его с тех пор, как он остался наедине с самим собой. Когда мужчина, выглянув из номера, хочет встретить своего секретаря, что должен привезти комплект на вечер, Джонхан в конце коридора уже ждёт свой лифт. Эта мокрая укладка чрезвычайно идёт ему, а серый оверсайзный костюм с белой рубашкой и чёрным галстуком сидят так хорошо, что что-то ударяет в голову, и становится сложно удерживать мысли в себе, только слова разбегаются как муравьи, и формулировать предложения становится адски сложно. – Вау, – открывает рот Сынчоль, переваривая увиденное, – Крутой костюм, – углубляться в детали как-то неуместно, хотя, эта чёлка спадающая на глаза, явно заслуживает, чтобы её оценили, – Когда ты-, – протягивая последний слог, он рисует в воздухе пальцем, указывая на его пиджак, – когда успел? – Ты ещё не готов? – брюнет, повернув голову на звук, обводит его взглядом с головы до ног, сводя брови к переносице, – Хотя эта жилетка, очевидно, и так смотрится отлично. – Джухёк уже подъехал, я скоро присоединюсь, – слегка смутившись, Сынчоль прячет руки в карманах брюк. Джонхан на услышанное согласно кивает, цокая невысокими каблуками в кабину лифта, и Чоль исчезает в своём номере. Когда секретарь, постучавшись, кланяется Сынчолю и, протянув портплед, учтиво быстро покидает его, Сынчоль искренне благодарит за спешность, на прощание похлопывая по плечу, как старого друга, а после торопливо примеряет нежно-розовый идеально выглаженный брючный костюм. Он успевает забыть о глубине его выреза, в воспоминаниях приняв его за другой, а нужной рубашки под рукой не оказывается и, не долго думая, он решает оставить всё, как есть. Пара золотых подвесок, кожаные туфли. Немного вишнёвого парфюма. Спустившись на 1 этаж, блондин направляется в условленный бар-ресторан, который находится в соседнем крыле. Когда хостесс уточняет, бронировал ли мужчина столик, он, уже найдя взглядом знакомую шевелюру, снова чувствует лёгкий прилив адреналина. – Хорошо выглядишь, – приветствует Джонхан, когда Сынчоль появляется из-за спины, и как-то слишком хищно изучает глазами его всего, отчего вмиг становится не по себе. Его взгляд задерживается на вырезе пиджака и виднеющейся части грудной клетки, вызывая волну непонятных мурашек. – Как насчёт лобстера? – бросает в воздух Сынчоль, пододвигаясь к столу, и рассматривает списки предлагаемой кухни, – Или возьмём по стейку? – будто тот сам не сможет выбрать. Он наблюдает, как тонкие пальцы напротив перелистывают большие страницы буклета меню, – Слышал, здесь достойная говядина. Хоть они и играли в этом гольф-клубе довольно часто, конкретно в данном заведении они находятся впервые. Ужинали они вместе всего пару раз, да и то на двойных свиданиях. Сынчоль оглядывается по сторонам, отмечая высокие потолки, небольшую сцену с инструментами, где видимо, иногда выступают живые музыканты. Замечает диджейскую будку в углу, и заканчивает осмотр длинной барной стойкой за спиной. – Почему мы раньше не бывали здесь? – снова нарушает он тишину. – Ты не звал, – как-то обыденно отвечает Джонхан, всё ещё листая меню, и Сынчоль теряется. Что значит не звал? Прозвучало странно. А должен был? – Ты вроде хорошо владеешь корейским, – парирует он, отпивая воды из любезно предоставленного рестораном стакана. Джонхан, застыв, лишь поднимает на него взгляд из под длинных ресниц. А у Сынчоля в ответ подскакивают брови, и он ведет головой вбок, ожидая ответа. – Ты прекрасно понимаешь о чём я, – глубоко вздыхая, говорит брюнет. – Не уверен, – Сынчоль выглядит также недоумевающе, как и полминуты назад. – Ещё раз здравствуйте, господа, я готов принять Ваш заказ, – официант появляется у их столика слишком неожиданно, заставляя почти что вздрогнуть и заняться более важным.

Когда им приносят закуски и бутылку красного неприлично дорогого вина, дышать сразу становится легче. Алкоголь это то, что придаёт Сынчолю уверенности и поднимает моральный дух, отчего все непонятные слова и фразы уходят на второй план. Настроение повышается, диалоги идут активнее, и он больше не чувствует себя прижатым к стенке. По большей части они обсуждают работу, делясь личными достижениями за последние недели. – Ваш томагавк медиум-прожарки, – официант ставит на стол две доски с мясом, ожидая, пока парни попробуют и убедятся в нужной готовности. – Всё отлично, – дожёвывая, мягко кланяется Сынчоль, и промакивает рот чёрной салфеткой. Поднеся крупный фужер к губам, он делает очередной большой глоток, мягко гоняя тёмную жидкость во рту. – Видел новости, что акции твоего отца сильно выросли. – Я уже связывался с ним, – докладывает Джонхан, отрезая небольшой кусок мяса, и отправляет его в рот. Он слегка меняется в лице, и Сынчоль чувствует небольшую радость, что сумел угодить мужчине. – Мы давно не общались, передавай ему привет от меня, – орудуя ножом и вилкой, Сынчоль умело разделывает мясо, получая согласный кивок и «хорошо» от соседа напротив. Когда вскоре ресторан постепенно превращается в бар, света становится меньше, а в яркой будке в углу зала вырастает диджей, из-за чего громкость музыки заметно увеличивается, и парни принимают решение перебраться за барную стойку. – Два двойных виски со льдом, – обращается Сынчоль к симпатичному мужчине с полотенцем через плечо по ту сторону гарнитура, со знанием дела полерующему стакан. У него короткая блондинистая стрижка, на носу прямоугольные очки без оправы. – Ты даже не спросил меня, – возникает Джонхан, опуская взгляд на свои руки, когда бармен уже испарился. – Ты можешь заказать что угодно, – говорит очевидное Сынчоль, забавно дёргая за выпавший чёрный галстук, отчего тот довольно резко поднимает голову, вновь встречаясь с ним взглядом. Полбутылки вина делают своё дело, но странное ощущение не покидает, а думать сейчас совсем не хочется, поэтому он ставит локоть на барную стойку и подпирает им голову, внимательно изучая чужое лицо. – Ваши двойные виски со льдом, – быстро бросает тот же самый высокий работник, и Сынчоль открыто пялится, не поднимаясь, читая надпись на бейджике вслух: «Мэттью Ким», а затем вдруг ловит длинный нечитаемый взгляд Джонхана. – Ты вроде всегда пил виски, – оправдывается блондин, но в ответ получает уже привычное молчание, – Какое интересное имя, вы не местный? – обращается Чоль к неуспевшему далеко убежать бармену. Тот возвращается на звук. – Да, я переехал из Штатов пару лет назад, – работник за стойкой коротко осматривает сверху вниз из под очков обоих парней, чуть дольше задерживаясь на Джонхане, который, кажется, совсем не участвует в разговоре. После пары стандартных вопросов его окликают клиенты с другой части бара и он, извиняясь, удаляется. Сынчоль не торопясь подносит напиток к губам и делает первый глоток. Горло обжигает, а по телу с новой силой разливается ощутимое тепло. Джонхан на соседнем стуле по-прежнему прожигает в нём дыру. Отводить взгляд от тёмных бусин совсем не хочется, и он продолжает в открытую пялится обратно. – Что? – будто со слегка недовольным видом произносит брюнет. – Ничего, – поднимая брови поспешно отвечает мужчина, – Ты очень красивый, – вышло как-то совсем естественно. В целом он сказал чистую правду. Хоть на секунду и почувствовал, что что-то не так, алкоголь быстро подавил эти мысли, растворяя в приятной неге лёгкой усталости. Его собеседник, к счастью, никак не среагировал, продолжая молча глазеть в ответ. Через пару таких бокалов, Сынчоль чувствует себя вполне готовым. Он резко встаёт и, хватая чужую кисть, тянет на небольшой сымпровизированный танцпол. Людей будто недостаточно и всё это выглядит немного чересчур, но в мужчине говорит алкоголь, а значит он будет делать то, что захочет. Благо, Джонхан особо не сопротивляется, молча поддаваясь чужому порыву. Оставшись на танцполе, они слегка неловко двигаются, и Сынчоль взглядом изучает группу молодых ярко накрашенных девушек неподалёку. Одна из них, русая дама в эффектном зелёном платье, смотрит в ответ, и он не может удержаться от своего фирменного подмигивания. Через минуту она уже направляется в их сторону с другой молодой особой под руку. Судя по лицу Джонхана, эта затея ему нравится меньше, и Сынчоль понимает это позже необходимого. Он человек свободный, с Юджин у них несерьёзно, с Джиуном тем более, а остальных вспоминать даже не имеет смысла. У Джонхана же ситуация немного иная. Будучи три года в браке, он должен соблюдать приличия, особенно находясь в обществе. То, что у них не всё гладко, Сынчоль знает не понаслышке, а от него лично, но официальных заявлений сделано не было. Имя Юн Джонхана не самое последнее в списке влиятельных людей Кореи, и лишние слухи и скандалы ему совсем не нужны. На их везение, спустя 10 минут пустых разговоров, дамы сливаются сами. Может мужчины слишком явно перестают поддерживать диалог, а может кто-то просто смотрит совсем не туда, куда предполагалось изначально. Взяв ещё по стакану на баре, они переводят дух и отправляются обратно на танцпол. Чем дальше идёт вечер, тем душнее становится в этом зале с высокими потолками. Атмосфера нещадно давит, а алкоголь усваивается всё проще. Периодически перекидываясь фразами, они подходят всё ближе из-за шумной музыки, перекричать которую сложнее, чем кажется на первый взгляд. Нарушать чужое пространство тянет без повода, отчего руки гуляют, поправляя воротник белой рубашки, вновь трогая галстук, и отходя, дёргают его на себя. Тонкие пальцы приземляются на плечи розового пиджака, чтобы не налететь вплотную. И на мгновение дыхание перехватывает. Этот неловкий жест за секунду будто оставляет новый отпечаток на формате их отношений, заставляя сердце заходится в бешеном ритме. Сейчас не место и не время, правда для чего толком непонятно. Шестерёнки осознания смазываются и всё активнее крутятся сами по себе, запуская процесс невозврата, но разбираться с этим Сынчоль не готов. На бедре что-то активно вибрирует и ему приходится залезть в карман, чтобы взглянуть на кричащий экран телефона. Высветившаяся ожидаемо спасительная надпись оказывается скорее погибельной, они оба уставляются неё, на секунду зависнув. – Ты не сказал ей? – Джонхан первым нарушает молчание, облизнув подсохшие губы, как он делает это всегда, когда начинает злиться или чем-то недоволен. – Я должен был приехать к ней завтра. Не понимаю, что ей сейчас может быть нужно, – глупо хмурясь в экран подаёт голос блондин, отключая звук. Второй смотрит на него так, будто его только что предательски обманули. Сынчоль под этим взглядом теряется, не понимая, но явно чувствуя, что что-то не так. Осталось совсем немного до того как пазлинки начнут складываться в одну большую новую картину. Если подумать, кто такой Юн Джонхан, в голову придёт несколько вариантов: молодой успешный предприниматель, юный наследник большой корпорации, а также отличный игрок в гольф, порядочный сын и муж, да и просто хороший человек. Но тот факт, что он своей интонацией заставляет почувствовать будто тебе сейчас нужно оправдываться перед ним без повода, ставит в тупик. Ничего не случилось и то, что он остался сегодня здесь (с ним) не должно так сильно сбивать с толку. Да, Сынчоль всё ещё слабо понимает, что творит, и от этого понимания не легче. Ещё через секунду осознание обрушивается как снег на голову. Бьёт яркой молнией прямо в темечко, заставляя почти содрогнуться. Кажется, ему впервые, наконец, удаётся признаться себе в том, что умалчивалось последние месяцы. Все его странные нестыкующиеся мысли и нелепые чувства, ожидание заветных выходных и недавно усилившийся интерес к гольфу, вдруг вылились в одно вполне логичное объяснение. У всего этого только одна причина и зовут её Юн Джонхан. Когда рука хватает чужую и тащит куда-то в холл прочь из шумного зала, мыслительный процесс трещит по швам. Двери лифта начинают закрываться, и они еле успевают, в последний момент буквально влетая в узкое пустое пространство. Блондин за секунду сокращает расстояние, испытывающе изучая глаза напротив. Мужчина в ответ смотрит в лицо – спокойно и уверенно. Подойдя ещё ближе, Сынчоль ощущает как другое тело упирается спиной в стену лифта, слегка опешив от вторжения в своё личное пространство, но взгляд не отводит. Когда рука блондина приземляется совсем рядом с головой, а собственные бёдра почти утыкаются в его, спрятанные за серой тканью свободных брюк, происходит следующее. Свет в лифте резко гаснет, а губы касаются чужих с небывалой точностью. Они мягкие, и такие нежные, что хочется облизать их и съесть полностью. Приятный цветочный запах духов ударяет в нос, и от этого кружится голова. То как Джонхан не сопротивляется, а только углубляет поцелуй, убивает настолько, что ещё немного и Чоль задохнётся. Эта чёртова темнота с тишиной действуют на них слишком сильно, кажется, что они сейчас сойдут с ума от переизбытка чувств. Левой рукой оглаживая линию челюсти брюнета, он вдруг с напором впечатывает его ещё сильнее к стене, со всей силы вжимаясь бёдрами и чувствует чей-то стояк. Сынчоля от осознания ведёт не по-детски, и левой рукой он задирает чужой подбородок, открывая доступ к шее, второй рукой жёстко хватая чужую талию. Впиваясь пухлыми губами в нежную кожу, он даже не задумываясь, оттягивает и кусает, заставляя второго издать недовольный звук, расстёгивая ещё пару пуговиц на воротнике для лучшего доступа. Шипение вызывает новую волну дофамина с окситоцином, хочется искусать его всего целиком и полностью, и он переходит на другую сторону шеи, особо не церемонясь, руками резко отодвигая кончик подбородка. Органы чувств обострены на максимум, он слышит все его рваные вздохи и плохо сдерживаемые стоны, и от этого накрывает настолько сильно, что сил терпеть практически не остаётся. Поднявшись дорожкой рваных поцелуев к уху, он останавливается и слегка посасывает и прикусывает чужую мочку, заходя зубами на хрящ. Хорошо, что там нет лишних колец, это бы добило окончательно, хотя мысленно он ставит пометку предложить ему сделать пару проколов. Не удержавшись, он на ощупь возвращается к чужим губам, наконец вспоминая, что они так и не нажали на кнопку лифта. Тянуться до неё слишком далеко, а оторваться хоть на миг кажется преступлением, и он позволяет себе забыться ещё на минуту. Джонхан, будто почувствовав и воспользовавшись чужой задумчивостью, за долю секунды берёт инициативу в свои руки, и тянется вперёд, досаждая парню. Во рту он языком проходится по чужому, будто играясь, потом кусает нижнюю губу, заводя тем самым ещё сильнее. На свой страх и риск, он позволяет себе расстегнуть чужой пиджак и залезть руками под плотную ткань, заставляя Чоля почти заходиться в истерике. Его кожа горячая и очень чувствительная, пресс напряжён, как и всё тело, и когда он проходится по нему пальцами, блондин дрожью отзывается на эти прикосновения. То, что Джонхан позволяет себе такое, чертовски приятно, ему хочется обмякнуть и больше не двигаться. Но волна возбуждения от такого Юн Джонхана накрывает с новой силой и он опять подаётся вперёд, больше не уступая. В этот момент в лифте резко зажигается свет, ослепляя и сбивая с толку, а кабина резко дёргается, двигаясь вверх. Реальность врывается слишком внезапно, окатывая ведром ледяной воды. Парни мгновенно отлипают друг от друга, Сынчоль делает шаг назад, а потом ещё один, когда Джонхан отходит от стены, и потерянно смотрит на то, что только что натворил. Джонхан, в спешке, нажимает заветную кнопку 6-го этажа, параллельно поправляя галстук и причёску. Руки слегка трясутся и это затрудняет возможность быстро застегнуть пиджак, но Чоль справляется, и, заглядывая в зеркало, тоже торопливо приглаживает волосы. Тело всё ещё лихорадит от накативших чувств, и он со вздымающийся грудью смотрит на Джонхана. Желудок нестерпимо тянет от одного его вида, понимая, что причиной этой растрёпанности является никто иной как сам Сынчоль. Когда лифт останавливается на 5, они перестают беспорядочно пялить друг на друга и отступают, насколько позволяет лифт, в разные стороны, пропуская людей внутрь. У них есть где-то по 10 секунд, чтобы прийти в себя, но это ощущается невыполнимой задачей. На 6 двери лифта открываются снова. Они молча выходят из кабины и идут в сторону своих номеров. Сынчоль, чувствуя себя как под кайфом, останавливается и искренне не знает, что сказать, лишь выдаёт короткое: – Зайдёшь? Джонхан молча подходит и ждёт, пока сработает чужая ключ-карта, и, когда дверь за ними закрывается, всё начинается по новой. Кажется, сейчас всё стало ещё более реальным, это Юн Джонхан, его старый приятель и коллега, впивается в его губы со такой страстью, что хочется умереть прямо на месте. Кое-как добравшись до кровати, не разлепляя поцелуй, Сынчоль помогает снять чужой пиджак, и тот летит куда-то на пол, после чего начинает развязывать галстук. Затем он на секунду отстраняется, чтобы посмотреть в чужие глаза, и, кажется, тает окончательно, медленно опуская руки. В тусклом свете из коридора, Джонхан кажется по-особенному красивым. Волосы немного распушились, несмотря на укладку, кожа такая ровная и гладкая, а глаза.. Слишком много в них небывалого интереса с толикой привычного озорства. В то же время, взгляд такой чистый, что сразит любого, и вот Сынчоль как раз не исключение. Попасться на удочку гораздо проще, когда на крючке такая качественная приманка. Джонхан продолжает развязывать тугой узел, и тянется за новым поцелуем, но Сынчоль мягко отстраняется. Непонятно, чего сейчас хочется больше – насладиться прекрасным зрелищем того, как тот раздевается, или раздеть самому. На секунду Джонхан теряется (но всего на секунду), а после резко берёт и притягивает его за пиджак, хватаясь за пуговицу, встречаясь с тёплыми кистями. Сынчоль внутренне недоумевает от того, как может быть неимоверно приятно касаться чужих худых пальцев. – Я хотел, чтобы ты сам разделся, – зачем-то прямо говорит Сынчоль, уже давно опьянённый ситуацией. – Баш на баш, – отвечает он, зомбируя взглядом грудную клетку напротив, опуская руки и отходя на шаг назад, упираясь ногами в кровать. Он садится на край, а после откидывается назад, держась на локтях, и, кажется, Сынчоль снова теряет самообладание. Он облизывает и кусает нижнюю губу, а пальцы прилично ускоряются. Джонхан выпрямляет ногу, останавливая его там, где он стоит, когда тот порывается подойти ближе, и Сынчоль ясно ощущает, как его дразнят, ожидая продолжения их непроизвольной игры без правил, сочиняемых на ходу. Когда галстук наконец ослаблен, тот снимает его через голову, но далеко не убирает, откидывая к изголовью на подушки. Сынчоль не обходит эту деталь стороной, обещая себе, что задушит его этим галстуком, как только доберётся до кровати. Пальцы не торопясь расстёгивают рубашку, а всё внимание направлено прямо на мужчину в розовом костюме. Кажется, ещё немного, и этот взгляд прожжёт в нём дыру. Но блондин отвечает тем же, оторваться от этого вида крайне сложно. Когда он снова подаётся вперёд, Джонхан сильнее напрягает ногу и медленно ведёт головой из стороны в сторону, как бы говоря, что ещё не время. Сынчоль начинает потихоньку заводиться от своей нетерпеливости, и брови не наигранно ползут к переносице. На лице брюнета мелькает полуулыбка, кажется, он почти добился своего. Когда Сынчоль, наконец, справляется с пиджаком, Джонхан ещё только на половине. Облизнув пересохшие губы и сглотнув, он смотрит прямо на голое тело, выглядывающее между краев пиджака. Опустив ногу, он поднимается на локтях, оголяя грудь широким вырезом рубашки. И вот здесь, наконец, Сынчоль не выдерживает. Но на сей раз по-своему. Дойдя до точки и просто в край устав ждать, он садиться на пол, скрещивая ноги, и смотрит круглыми глазами сверху вниз. То самое чувство, когда тебя настолько сильно переполняют эмоции, что вместо того, чтобы выплеснуть всё, ты сдерживаешь их где-то глубоко, поселяя у сердца, аккуратно вешая табличку «что-то очень важное». Глубоко вздохнув, он обнимает приподнятые коленки руками, и, наклонив голову вбок, кладёт подбородок на ногу. Сынчоль чувствует, как поймал неожиданное умиротворение, хотя внутри творится чёрт знает что. Он готов признаться, что может смотреть на открывшийся перед ним вид часами. Джонхан слишком охуенный, даже когда вот так просто сидит на кровати. Хотя это, конечно, совсем не «просто». Эта вальяжная поза, волосы, по бокам прилипшие к вискам. Про грудь и рубашку он вообще старается не думать. Джонхан от такой покорности, кажется, снова сходит с ума. Наблюдая за выражением его лица, непроизвольно задерживается на глазах. Всё его естество сейчас пропитано какой-то небывалой нежностью, под его взглядом и вовсе хочется расплавиться. – Не смотри так, – с какой-то слабостью в голосе говорит брюнет. – Как? – Вот так, – продолжает свою шарманку Джонхан, на что Сынчоль глубоко вздыхает, делая ещё более милое выражение лица, слегка хмурясь и совсем немного улыбаясь. – Боже, нет, перестань, – уже явно просит Джонхан. – Да что? – искренне не понимает Сынчоль, а уголки губ ползут ещё сильнее вверх. Джонхан поднимается с кровати и садится напротив совсем рядом. Почему Сынчоль сейчас кажется самым прекрасным созданием на Земле? Его большие невинные глаза, непроизвольно надутые губы и милый наклон головы – всё это заставляет сердце пропустить очередной удар. Как давно Джонхан понял, что что-то чувствует к нему? Недавно, возможно даже, как и Чоль, лишь сегодня. Правда многие вещи месяцами напролет были на поверхности, но он напрочь отказывался их замечать. Здесь они оба хороши. – Ты слишком милый, – нарушает тишину Джонхан. Если они начнут перечислять всё, что думают о друг друге, то к утру не закончат. – Поверь, ты милее, – отвечает Сынчоль, и кто бы что не говорил, этот приторный диалог сейчас кажется необходимым доказательством своих серьёзных взглядов. – Нет, ты, – тише продолжает Джонхан, и Сынчоль понимает, что это разговор в никуда. Но остановиться означало бы принять проигрыш, а где это видано, чтобы он без боя сдавался такому человеку как Юн Джонхан. История с яхтой не в счёт. – Ты, – почти шепчет блондин, и его голос сливается с тишиной вокруг. Лишь слабое гудение холодильника глухо отражается от стен, делая ситуацию немного более реальной. Джонхан наконец тянется за долгожданным поцелуем, но не успевает – Сынчоль перехватывает и практически бросается на него, опрокидывая спиной на ковёр. Их поцелуи сейчас наполнены небывалой нежностью. Каждый хочет сказать больше, чем может произнести вслух. Сынчоль аккуратно держит его лицо в ладонях, будто он самая хрупкая вещь на свете. Подкладывая руку под затылок, он приподнимает его голову, чтобы неспеша переместиться на кровать. Когда брюнет, наконец, касается головой подушки, Чоль по-хозяйски нависает сверху, ощущая, как тело под ним расслабляется и больше не играет в недотрогу. Поцелуи вновь становятся жарче, и Сынчоль больше не ждёт, сам расстёгивая рубашку. Спускаясь от подбородка к шее и дальше вниз, он выцеловывает чувствительную кожу груди, и когда с пуговицами, наконец, покончено, он почти облизывает живот и возвращается наверх, подбираясь к соскам. То, как Джонхан реагирует, даёт представление о второй эрогенной зоне после шеи. Издаваемые им звуки срывают крышу, но он изо всех сил старается не спешить. У них ещё вся ночь впереди. Не долго мучая, Сынчоль на секунду отрывается от груди и смотрит ему прямо в глаза. Жест интимный, и Джонхан на секунду замирает, а после тянет на себя, вновь утыкаясь в чужие пухлые губы. Тем временем блондин впервые позволяет себе пойти дальше, аккуратным движением накрывая чужой пах. Стояк никуда не ушёл, а только, кажется, укрепил свои позиции. Напирая сквозь поцелуй, он сжимает серые брюки в районе члена, и брюнет снова стонет в губы. Чолю приходит в голову одна сумасшедшая мысль, и он вновь спускается куда-то в район чужого паха. Джонхан, не сдерживаясь, хватает его за волосы, как бы говоря, что он не уверен, готов ли зайти так далеко. Хотя всё его поведение кричит об обратном. Телефон в кармане Джонхана вдруг издаёт неприятный пиликающий звук. Отпуская блондинистую голову, он залезает в карман и снимает блокировку телефона. Это мимолётная мелочь снова будто вырывает Сынчоля из самого сладкого сна. Он, всё также расположившись сверху, ждёт, а затем поднимается и садится рядом, смотря вперёд. Джонхан накрывает руками лицо и это не остаётся без внимания второго. – Что такое? – голос Сынчоля разрушает тишину комнаты. Джонхан, не отнимая рук, проводит ими вниз, оставляя половину лица закрытой, и очень шумно вздыхает. – Извини, – он поднимает корпус, садясь, упираясь локтями в бёдра. Больше всего на свете Сынчоль боялся услышать это слово. Внутри всё обрубает настолько быстро и громко, что пронзающая боль моментально сковывает грудь. – Что случилось? – произносит он, слабо узнавая свой голос. Джонхан поворачивается вбок и, упираясь руками в покрывало, скидывает каменные ноги на пол, пытаясь встать. Получается где-то раза с четвёртого, стопы не слушаются, но иного пути нет. Сынчоль с неподъёмной тяжестью на душе наблюдает эту картину, мучительно пытаясь сообразить, стоит его остановить или нет. Сердце бьётся на куски, вонзаясь острыми краями прямо под лёгкие. Как человек одной фразой и действием может причинить столько эмоций, всё ещё остаётся для Чоля загадкой. Но страх от того, что он впервые за долгое время прикоснулся к чему-то действительно важному, а потом за одну ёбаную секунду потерял всё, растворяя такие свежие и до боли приятные воспоминания в пыль, пробирал насквозь. Будто и не было ничего между ними, будто не Джонхан смотрел на него прожигающим взглядом минуту назад, в котором читалось столько новой ласки, тепла и желания, что хотелось сдохнуть, а теперь всё тело бросает в дрожь и он заходится кашлем от недостатка кислорода. С одной стороны, ему необходимо узнать, что произошло, что он так быстро из слишком живого человека превратился в мёртвую тряпичную куклу, что заставило его так резко передумать и отказаться от всего. С другой – явно чувствует заметную обиду за то, что он какого-то хрена позволяет себе так просто взять и уйти. Будто всё то, что только что происходило, для него вообще ничего не значит, пустой звук, глупое развлечение. Будто это самая типичная ситуация, такие происходят с ним каждый день. Твою мать, в конце концов, у него есть рот и он мог бы воспользоваться им, а не молчать как всегда, если бы его хоть немного волновали чужие чувства. И тут Чоль вспоминает, кто они. Просто старые приятели и коллеги, иногда играющие в гольф по выходным. Да, этого достаточно, чтобы получить ответ на свой вопрос. Когда меньше чем через минуту Джонхан снова появляется из-за угла, сердце падает куда-то в пятки. Сынчоль неосознанно вскакивает с кровати и делает шаг навстречу, моментально одёргивая себя. Джонхан взял дистанцию, её необходимо соблюдать. – Это Джинри, – вдруг выдаёт он слишком слабым голосом. Брюнет делает паузы, будто ему чертовски сложно произносить любые буквы корейского алфавита, – Она написала, что не может уснуть. Сынчоль правда не знал, как реагировать. Брови инстинктивно ползут к переносице, давая понять, что эта ситуация ему совсем непонятна. Джонхан говорил, что не переживает за неё так, как раньше. Что они сильно отдалились друг от друга, слишком устали (кажется, он даже упоминал о возможном разводе). Но то как на него сейчас действуют её рандомные ночные сообщения, вгоняет в ступор. Неужели он всё ещё что-то чувствует к ней? Или это обычная жалость? – Скорее верность, – будто читая его мысли, произносит Джонхан и прислоняется головой к стене, ища опору, – Я просто не могу, это неправильно по отношению к ней, в каких бы условиях мы с ней не находились. Осознание бьёт топором по голове. Всё становится слишком ясным, что аж зубы скрипят. Кажется, он не сможет понять его до конца, ведь никогда не был женат или замужем, это совсем другой вид отношений. Ему всё ещё больно, он смотрит в чужое лицо с видом брошенного щенка, который ещё немного и сорвётся, либо заплача навзрыд, либо кидаясь с кулаками на недавнего обидчика. У Джонхана от этой картины сжимается сердце, но он правда не может по-другому, и, поднимая пиджак с пола, он уходит. Слышно как хлопает входная дверь. Чоль потерянно садится на кровать, чуть не свалившись на пол, и, пытается не умереть на месте, переваривая всё то, что только что произошло.