Lady And Gentlemen

      11:07 pm: «Мы не виделись почти неделю. Я соскучилась. Жду встречи».       11:16 pm: «Я тоже».       11:20 pm: «Завтра?»       11:21 pm: «Всё может быть»       11:28 pm: «Тогда до завтра».       11:29 pm: «Спокойной ночи».       Она гасит свет на кухне. Так этот очередной славный день заканчивается: спокойно и многообещающе. Остаётся только отнести графин со свежей водой обратно в спальню и можно залезать в кровать. Хочется что-то ещё ответить Рэю на его сообщение, но как при этом не показаться слишком заинтересованной? Она медлит, в задумчивости сверля взглядом потухший экран.       «Раз он хочет сделать всё честно и правильно, — вспоминаются ей слова Эми, — дай ему выиграть все рыцарские турниры и официально тебя заслужить. Твоя задача томно вздыхать в своей башне и махать платочком».       Этот мудрый совет подруги вновь вызывает у неё умилительную улыбку. Томно вздохнув, она забирает телефон со стола и идёт сквозь тёмную гостиную, освещённую единственным торшером. Лишь очередные мысли о Рэймонде не дают ей прохода. Невероятно приятные и будоражащие, мысли эти с того самого вечера откровений теперь каждый раз перед сном заключают её в свои тёплые объятия, обвязывая собственной кружевной паутиной.       Она всё больше и больше чувствует, замечает влюблённость Рэймонда, хоть он по-прежнему никак себя не выдаёт: никаких смайлов в ежедневных переписках, никаких двойных смыслов, почти никаких комплиментов. Вместо этого есть нечто большее: их негласное, несформулированное, но такое горячее и очевидное стремление быть друг с другом. И она отчего-то точно знает, что они будут.       Кажется, Рэймонд — тот самый мужчина, которого она искала. Невероятно закрытый, суровый, упрямый, ожесточившийся — неужели не счастье? Однако с каждым из его демонов ей и вправду хочется мириться. Ведь под этой каменной бронёй всё далеко не так серо и скучно. Она догадывается, что у него там внутри. Свой сад жарких взаимных чувств ему уже не утаить, не спрятать за маской спокойствия и нервными тиками.       Случайна ли их встреча или вполне запланирована судьбой, неизвестно. Но, быть может, им очень повезёт, и…       Бёдра сами начинают довольно вилять от этих размышлений, пока она проходит к включённому в гостиной торшеру, чтобы погасить его по пути. Пусть в квартире станет совсем темно, не считая её прикроватной лампы в спальне, зато не придётся возвращаться обратно. Тут вкрадчивое похрустывание замка входной двери, будто кто-то вставляет в него ключ, застаёт её врасплох. Это вынуждает остановиться на полпути и прислушаться. Тихо. Неизвестно, что хуже: окажись этот звук галлюцинацией, или наоборот?       Она решает выглянуть в окно гостиной. Тут же вспоминает, как в него посматривал Рэймонд недавним вечером, и от мелькнувшей в памяти тени его силуэта на фоне подсвеченного окна, чуть улыбается. Сейчас пейзаж за стеклом пуст: никого не видно, правда крыльцо квартиры в угол обзора здесь попадает неполностью. Она отходит, но не успевает сделать пару шагов, как снова слышит шорох в замочной скважине. Этот звук тонко, но настойчиво пробирается по механическому лабиринту дверного замка, стараясь не нарушать тишину квартиры. Кто-то явно планирует устроить ей сюрприз.       Рэй?!       Первая же догадка остаётся последней, потому что ни у кого больше не может быть запасного ключа. Да никого другого ей в этой облегающей шёлковой сорочке сейчас встречать и не стоит. Она открывает переписку с Рэймондом и видит, что он всё ещё онлайн. Пока замок двери издаёт первый щелчок, она успевает набрать сообщение.       11:36 pm: «Ты решил ускорить события?».       Пока замок двери издаёт второй — и последний — щелчок, она оказывается у невысокого стеллажа вдоль спинки дивана и оставляет там кувшин с водой. Её глаза замечают, как смс на том конце прочитывается. Выйти в прихожую она не успевает и ещё остаётся за углом, в гостиной, когда входная дверь беззвучно отворяется.       Одновременно с тем, как Рэймонд набирает сообщение, в квартиру осторожно проходят.       11:36 pm: «что?»       Сердце, встрепенувшись, затихает, сжимается стальным кулаком леденящего ужаса. Вот входная дверь безжалостно закрывается за вошедшим. Вот в прихожей за углом раздаются осторожные шаги. У неё несколько секунд, чтобы спрятаться, но на экране всплывает входящий вызов от Рэя, на который она неосмотрительно отвлекается. А дальше в гостиную из прихожей входит гость. Она, не поднимая глаз от телефона, видит лишь чёрные армейские ботинки на удручающе близком расстоянии. Слух режет чудовищно знакомый голос:       — Привет, малыш.       Кажется, будто тьма забралась в квартиру следом за ночным визитёром и стирает собой то, что имело значение несколько секунд назад. Теперь всё остальное тускнеет, меркнет перед этой смертельной угрозой, что пришла на своих двоих прямо к ней в дом. Вечер перестаёт быть томным.       Она ошарашенно поднимает голову, чтобы наконец взглянуть на непрошенного гостя. Человек в чёрном с натянутой на лицо балаклавой, уставившись на неё, выжидает последующую реакцию. Эти неестественно голубые глаза в прорезях маски знакомы ей до жути, до спазма лёгких. Пожалуй, он — последний человек, с которым она готова была встретиться в подобных обстоятельствах. Радары внутренней паники трещат, зашкаливая на оценке «Пиздец». Ужас смешивается с кровью в её жилах своими едкими чернилами. Задыхаясь от накрывающего смятения, она начинает цепляться за каждый вдох как за последний в своей жизни, пытается поймать ртом хотя бы немного кислорода. Но вместо воздуха теперь будто вакуум: ей больше нечем дышать.       — Вижу, ты меня узнала, — Грэй заинтересованно склоняет голову набок, наблюдая за производимым впечатлением.       Ночь становится гуще и темнее, заражая своим мраком и шансы на выживание, и оставшееся будущее. Возможно, остаётся ей там не так уж и много. Она понимает, что совсем одна в пустой квартире с самым настоящим голодным зверем. Рассчитывать особо не на что.       — Я зашёл узнать, как у тебя дела, — он снимает балаклаву, являя ей своё гадкое нисколько не изменившееся лицо, — и передать кое-что.       К горлу подступает тошнота, пока Грэй расстёгивает молнию куртки и лезет рукой куда-то вовнутрь, чтобы достать увесистый бумажный конверт А4. С улыбкой он крутит им в руке, забавляясь её ступором. А она, научившись дышать заново, молчит и бездумно разглядывает посылку.       — Куда положить? — Грэй внимательно следит за её лицом. — Сюда? Ты только обязательно посмотри. С тобой скоро свяжутся, и лучше, чтобы ты была в курсе.       Он кладёт конверт на сиденье дивана, сделав шаг в её сторону. Теперь они ещё ближе друг к другу.       Всё кончено.       На улице тихо, нелюдимо. Ночь зашторила собой окна снаружи дома и предлагает ей в одиночку проходить этот невыносимый уровень остросюжетной игры без сохранения жизни. Во всех смыслах.       — Что-то ты совсем не разговорчивая. Или ещё не пришла в себя от счастья нашей встречи?       — Тебе лучше свалить нахер отсюда прямо сейчас.       Грэй с любопытством следит за её безэмоциональным лицом.       — Помнишь, я обещал тебе, что мы ещё встретимся? — он расстёгивает молнию куртки до конца и выуживает откуда-то из закоулков подклада ещё и узкий обтекаемый футляр. — Я знал, что это обязательно случится. Как видишь, ты запала мне в сердце, крошка. И вот я здесь.       Во рту кислый привкус омерзения не собирается проглатываться, сколько не старайся. Грэй замечает, что телефон, который она всё ещё держит в руке, высвечивает новый вызов от Рэя.       — Отложи это в сторонку, тебе никто не успеет помочь.       — Как ты попал… — его слова вызывают жгучую резь в висках, от которой приходится осечься, — …как ты попал сюда?       — Я сказал: положи его, — псевдодоброжелательно говорит Грэй. Она понимает, что лучше повиноваться, и кладёт мобильный на стеллаж, рядом с кувшином воды. На экране заканчивается второй пропущенный вызов от Рэя.       — Умница. Как я сюда попал? Вставил ключ и вошёл.       — Ключ? Откуда у тебя ключ от моей квартиры?       — Я не собираюсь отвечать на все твои вопросы, малыш. Меньше болтовни, больше дела, — Грэй облизывает губы, что вызывает подступающую тошноту.       — Я никаких дел с тобой иметь не собираюсь.       — О, это неправда, — и от его мягко покачивающейся головы становится совсем дурно. Из узкого футляра достаётся шприц, — у нас с тобой много дел этой ночью. Я успел столько нам придумать… ты меня сильно распалила в прошлый раз.       Чёрная слизкая грязь его слов липнет к коже, тягуче сползает по оголённым участкам её тела вслед за взглядом этих неестественно голубых глаз. Дело становится всё хуже и хуже. Ей не справиться один на один с этим чудовищем во плоти. Грэй — матёрый охотник, который в совершенстве владеет искусством насилия: от него не спастись ни уговорами, ни силой, ни подчинением. Здесь функция пощады ампутирована вместе с сердцем и совестью. Надеяться не на что.       — Мы начнём, когда эта штука подействует, — Грэй показывает ей шприц в своей руке. — Я хочу чтобы ты была в сознании, но ничего не могла сделать.       Нещадный кулак ужаса сильнее зажимает её сердце, провоцируя яростную боль в груди. Жаль, Грэю этого недостаточно.       Надо бежать.       Входную дверь он преграждает собой, окно — тоже не вариант, так как она просто не успеет вылезти: Грэй доберётся до неё быстрее и затащит обратно. Остаётся скрываться в глубине квартиры. Если успеть добежать и запереться в спальне, то можно вылезти через окно там. А если нет? Тогда можно запереться в ванной. Но что дальше? Выломать дверь Грэю не составит труда, это лишь вопрос времени. И что потом?       Кто придёт за ней? Догадался ли Рэймонд, что дело плохо? Она же ни о чём не сообщила.       Сигнализация! Он говорил, что охранная система её квартиры уведомит их всех, если что-то случится. Нужно только спровоцировать сработку, и тогда останется ждать помощь, заперевшись в ванной. Решено. Другой вопрос: как вызвать сигнализацию?       — Ты думаешь, что сможешь убежать? — Грэй внезапно вклинивается в её поток мыслей. — Учти, я издалека улавливаю план побега. Наверное поэтому никому ещё сбежать так и не удалось.       Как гордо он улыбается! Тревога впивается ей в мышцы всеми рядами своих режущих зубов. Этот человек беспробудно болен, и всё, что остаётся делать, — бежать и скрываться. Бежать и скрываться от его неизлечимо голубых глаз.       На кону её жизнь. Вся её нормальная жизнь без непоправимых поломок.       Чем же спровоцировать сирену? В трёх шагах от неё окно, в шаге — небольшой кувшин с обновлённой водой, который выглядит очень обнадёживающе. Одно плюс второе равно…       Она в миг хватает графин с этажерки, бесцеремонно выплёскивая из него порцию воды. Грэй не сразу улавливает смысл этого действия, оставаясь на месте с самодовольной ухмылкой следить за происходящим. Должно быть, он решил, что она хочет запустить графином в него. Его слепая уверенность в своём просчитывании других наперёд играет с ним злую шутку. Он понимает это уже в следующее мгновение, когда графин отправляется на прогулку прямо через окно. Она вкладывает в этот бросок всю силу своего отчаяния, а потому увесистое венецианское изделие летит быстрее фрисби далеко за пределы квартиры.       Звонкий хор беспорядочных осколков и визг сирены вспарывают окружающее затишье. Она слышит это уже за спиной, потому что мгновенно удирает прочь, в спальню.       — Вот же дрянь! — выплёвывает Грэй и кидается ей наперерез прямо по дивану, парой шагов преодолевая его и приземляясь кошмарно близко.       Она не сдерживает испуганного вскрика, тонущего в разревевшейся сирене. Остаётся бежать назад и нырять в ванную, распахнутый проём которой так многообещающе досягаем. Пара мгновений и кафельное убежище уже приветствует хозяйку своим прохладным спокойствием. Она успевает забежать внутрь, но со спины её всё-таки настигают мерзкие настойчивые руки. Грэй крепко опоясывает её прямо в проёме, отрывает от земли и утаскивает обратно, смертельной хваткой стискивая рёбра, прижимая к себе. Только как бы не так. Её свободным рукам удаётся зацепиться за дверной косяк и, сдирая кожу с пальцев, она старается сопротивляться что есть силы. Грэй же дёргает её со всей дури, не на шутку разозлившись. Он упорно утягивает её в гостиную, стараясь во что бы то ни стало заполучить своё, даже если придётся оторвать ей руки, оставив их мотаться в этом чёртовом дверном проёме. Она почти не чувствует боли, с которой её мышцы трещат от перенапряжения. Нет, боли нет, есть только желание спасти свою жизнь любой ценой. Тонкая игла в его руке слегка царапает её кожу, и она вспоминает про шприц, который может лишить её любой возможности сопротивляться. Этого осознания достаточно, чтобы пальцы резко отпустили дверной косяк. Грэй побеждает.       От силы своего противодействия он отбрасывается на несколько шагов назад, хоть и продолжает удерживать её на своём весу. Тут его встречает диван, который своим внезапным появлением опрокидывает их обоих на пол. Они как-то неуклюже валятся набок, и в этом падении Грэй болезненно восклицает, так как весь вес его добычи приходится ему на одну из рук. В бешенстве сирены даже можно услышать похрустывание какого-то из его локтей. Но даже после этого пламенные объятия Грэя не выпускают своего трофея.       Теперь она думает только о том, что в одном из его кулаков спрятан зловещий шприц. Слабый свет торшера на секунду выхватывает отблеском металлическую иглу, что уже так опасно близка к её коже. Права на ошибку нет: нужно срочно лишить Грэя этого преимущества. Она с остервенением вонзается в нужный кулак обеими руками, налегает на него всем весом, вынуждая выпустить шприц. В завязавшейся возне Грэй недовольно рычит от получаемой боли на свежетравмированную руку. Он отпускает свои объятия, чтобы ловко схватить её за горло свободной ладонью. Воздух кончается на втором вдохе. Ей приходится это игнорировать, чтобы из последних сил обеими руками удерживать натиск кулака со шприцом, который Грэй нещадно приближает к поверхности её тела миллиметр за миллиметром. Горло сдавливается сильнее, и комната начинает уплывать в выступающих слезах и мутнеющем взгляде.       Конечная. Выходим.       Мысленно проклиная этого монстра на скорую жуткую смерть, она скрипит от раздирающего её на куски отчаяния. Силы на исходе. Остаётся только разрядить шприц до того, как он вонзится в неё. Так она может выиграть ещё немного времени. Ладони сами находят и яростно сжимают кулак Грэя, заставляя его давить на поршень шприца, и это срабатывает. Игла прыскает прозрачной струёй, сплёвывая на их одежду всё содержимое до последней капли.       Итак, ей отвели ещё одну минуту жизни.       Слёзы струятся по щекам. Холодный воздух из разбитого окна никак не может вдохнуться, только издевательски щекочет её нос. Пока Грэй отвлекается на опустевший шприц, её горло ослабляется, пропуская необходимую порцию кислорода, но тут же снова жёстко сдавливается. Она нападает на эту стальную ладонь, пытаясь расцарапать её, добраться до вен на запястье. Грэй в ответ наваливается на неё сверху, чтобы придавить своим весом, и озверело ругается:       — Сука! Какая же ты сука! Лишила меня всех наслаждений своими дурацкими выходками!       Этими словами он отрезвляет её, даёт сознанию удержаться на плаву, хотя от нехватки воздуха она была почти готова отключиться. Наконец его рука переходит с горла на её взлохмаченные волосы, оттягивает их вместе с головой назад. Жадно вдыхая, совсем над своим ухом она слышит:       — Но этот шанс я всё равно не упущу.       В тот же самый момент на полу прямо перед собой она замечает чудесную статуэтку. Это — бронзовый ангел с шикарными полусложенными крыльями, приземляющийся на свой постамент. Прекрасное увесистое произведение искусства, которое, видимо, во всей этой мешанине незаметно упало с этажерки. Её рука сама дотягивается до бронзового создания и пододвигает его ближе.       Грэй, увлечённый расстёгиванием своих штанов, не замечает всех деталей происходящего. Его тоже можно понять: непросто лёжа верхом на рыпающемся теле разобраться с ширинкой пострадавшей рукой, пока другой ещё пытаешься удержать кого-то за волосы. Значит, есть только несколько секунд, чтобы переиграть ситуацию в свою пользу, и она не теряет ни одной. Словно под действием какой-то магии её сознание, только что таявшее в небытии, становится кристально чистым и ясным. Она косится в сторону Грэя, чтобы прицелиться, и неузнаваемым, совсем чужим голосом спрашивает:       — Помочь?       Ответить он не успевает. Она бьёт его наотмашь, и бронзовый ангел, спустившийся с небес упавший со стеллажа, устремляется прямо в голову Грэя, поражая мишень острыми углами крыльев точно в цель. Глухой мягкий удар можно различить даже сквозь пронзительное нытьё сирены. Грэй болезненно мычит, тут же теряя хватку. Его сильно ведёт, но он старается удержать равновесие. Следом ему прилетает второй удар, от которого он вновь не успевает увернуться. Её сердце в бешенстве срывается с петель, когда она резко сбрасывает Грэя с себя и возвышается над ним на коленях. Он, полулёжа, пытается скорее встать, чтобы сопротивляться, но ему ещё нужно прийти в себя. В этот момент её руки возводятся к небу, крепче сжимая своего ангела-спасителя, чтобы срастись кожей с холодным металлом. Ни секунды промедления. Ни секунды сомнения. Удар снова приходится Грэю прямо в голову. Он вздрагивает и немощно поднимает к ней своё лицо. Эти неестественно голубые глаза закатываются, заливаясь щедрой тёмно-бордовой струёй. Ещё удар. Грэй запрокидывается на бок, распластав руки в безмятежной неге. Следующий удар окропляет её лицо тёплой тёмной кровью, но это ни на миг не закрывает ей глаза. Она впитывает каждую секунду своего возмездия. Снова удар. Странный хруст его лица не может её остановить. Больше ничто не может её остановить. Снова удар. И снова.       И снова, и снова, и снова, и снова.       И ещё один. Теперь в полумраке гостиной с пола на неё смотрит разверзшаяся дыра в половину некогда ненавистного ей лица. Она останавливается и ждёт: не начнёт ли «это» шевелиться. Но «это» больше не жизнеспособно.       Боже, что это с ним сделали?       Её руки всё ещё крепко сжимают нагретый металл. Бронзовый ангелок со скромной улыбкой, изящно тянущий ножки к своему прочному основанию композиции, запачкан ошмётками красного мяса и сгустками крови. Вид у него получается, конечно, неоднозначный, но ей не до этого. Она не моргая следит за распластавшимся перед ней телом без лица, без холодных голубых глаз. Ей кажется, что Грэй притворяется, что он сейчас встанет и снова начнёт хватать её своими омерзительными руками. Но он всё не встаёт и не хватает.       Почему?       Она отодвигается в сторону от его спокойного тела и облокачивается спиной о диван. В голове полный штиль: ни единой мысли, ни единой идеи. Остужающий ветер залетает в разбитое окно, прислоняется к ней своей прохладной щекой, дразня холодком распалённую кожу. Смущённо улыбающийся ангелок прижимается к её груди и получает утешительные объятия в ответ. Время течёт так медленно, что неизвестно, сколько минут, часов, дней или лет она сидит на полу в этой тёмной гостиной, вдыхая странный сырой запах кислого железа в обнимку с нагретой фигуркой издевательски улыбающегося ангела.       Входная дверь, кажется, только спустя пару столетий впускает в квартиру торопливые пары ног. Через несколько секунд в гостиной появляются знакомые лица телохранителей с пушками наготове. Марк с Дэйвом быстро осматриваются, оценивают обстановку и в конце концов убирают оружие. Почти сразу отключается сирена, отчего в уши вонзается непереносимая тишина. Верхний свет решают не зажигать, чтобы скрыть от любознательных зевак мало приятные виды, поэтому включают только подсветку да несколько светильников. Чёрное пятно крови на полу с течением времени превращается в лужу и постепенно захватывает всё большую территорию гостиной.       Вот Марк спрашивает о чём-то. Кажется, ранена она или нет?       Нет. Физически нет.       Ей предлагается рука, чтобы помочь подняться. Она бы с радостью, но не чувствует своих ног. Дэйв говорит кому-то по телефону, что нужны ещё люди. Марк уходит проверить остальную квартиру. Она сильнее обнимает холодную бронзовую фигурку: Грэй же может в любой момент очнуться. Нужно быть начеку. Всё её внимание приковано к неподвижному телу в кровавой кляксе, что расползается по гладкой поверхности пола. Эта лужа явно пытается стать озером.       — Вам необходимо срочно принять душ, — Дэйв склонившись к ней, чуть касается её плеча, но встречает полный игнор. Минуты меняют друг друга, пока смутное осознание того, что произошло, выползает из тени её свежих воспоминаний всей своей тошнотворной реалистичностью.       Вот в квартире появляется ещё несколько ребят. Они начинают приводить гостиную в порядок, переступая через тело с дырой во лбу как ни в чём не бывало. Её глаза продолжают загипнотизированно вглядываться в очертания задремавшего на полу Грэя, стараясь заметить его дыхание. Но как бы пристально она за ним не следила, отыскать его признаки жизни не получается. Она делает очередной вдох, а он — до сих пор нет. Марк с Дэйвом вновь предлагают ей руку, чтобы подняться, но узнают, что встать она не может, поэтому поднимают её с пола, поддерживая с двух сторон. Они по-прежнему хотят проводить её в ванную.       Внезапно похолодевший воздух квартиры разрезает торопливая поступь, слышимая позади, от входной двери. Она оборачивается на звук, хотя уже знает, чьи это шаги. Из прихожей появляется Рэй. Мягкий, вкрадчивый нижний свет гостиной прислоняется к его застывшему траурному выражению лица и набрасывает свою вуаль на слишком пристальный, хмурый, но знакомый взгляд. Знакомый, потому что точно с таким же взглядом Рэй вспоминал своего брата, которого когда-то не смог защитить, не спас. Теперь он так же смотрит и на неё.       Появление Рэя сильно отрезвляет рассудок. Похоже, всё, что здесь было, оказывается правдой. К её ужасу, это всё оказывается правдой. Она в мольбе бросает взгляд на Рэймонда, чувствуя, что сдержать слёзы не получится. А он напускно спокоен, проходит ближе к ним и замечает тело на полу. Его выдержке можно позавидовать:       — Что с ним случилось?       — Мы не знаем, босс. Мы нашли его уже таким.       Рэй вопросительно взглядывает на неё из-под очков. Он удивлён, но ответить ей нечего: она лишь спасала свою жизнь. Окружающие поглядывают то на неё, то на своего босса в ожидании. Рэй подходит ещё ближе, заметив, что она что-то держит.       — Отдай-ка это мне.       Он протягивает руку к её ангелу-спасителю, с которым она всё ещё слита воедино. Повторять свою просьбу ему не приходится. Ей почти легко вложить перепачканную крылатую фигурку в большую тёплую распростёртую ей ладонь Рэя. Робким шёпотом она добавляет:       — Он… ударился о статуэтку.       — Я знаю, — голос Рэймонда звучит так мягко, так убаюкивающе. — Хорошо, что он так сделал.       Её промёрзшая в эту ночь душа отогревается от этих слов словно от факела, которым Рэй прикрывает её перед устрашающей мордой омерзительной реальности. Он передаёт бронзового ангела кому-то ещё, не уводя от неё взгляд. Как же ей хочется немедленно прижаться к Рэю, пропасть без вести в его объятиях, но он даже сейчас зачем-то держит дистанцию.       — Ты не ранена?       — Нет, — снова отвечает она на дурацкий, некорректный вопрос.       — Нам нужно срочно увезти тебя отсюда до прибытия полиции.       — Рэй, — выдыхает она, понимая, что он думает совсем не о том. У неё уже получается держаться на ногах, а потому она освобождается от поддержки и подаётся ближе к нему. Однако Рэй внезапно отступает на полшага назад. Спасительный свет факела в тот же миг гаснет, и из сумрака холодной реальности высовываются уродливые образины фактов: Рэймонд здесь не для её утешения. Он здесь лишь потому, что это его работа.       — Тебе нужно быстро принять душ.       Сухой тон его голоса только подтверждает сделанный вывод. Она шатко разворачивается и, покачиваясь, молча уходит в ванную, с треском захлопывая за собой дверь.       Как же он умеет бесить!       В зеркале на неё неожиданно выглядывает всклоченный ходячий мертвец, перепачканный кровью и чьими-то мозгами, будто недоеденными на ужин. Её тут же тошнит от всего этого дерьма, от собственного отражения. Неудивительно, что все вокруг так галантно и настойчиво предлагают ей принять душ.       Как мило с их стороны.       Она в бешенстве забирается в душевую кабинку прямо в одежде и позволяет буйному потоку воды смыть с неё всё, что она натворила. Кровь, куски чужого тела, боль, жар, слёзы, мысли. Пусть смоет её саму с лица Земли. От приступа нахлынувшей злости она с силой сдавливает челюсти и выливает на себя целую банку чего-то мыльного. Раненые пальцы жгуче щипят от образующейся ароматной пены. Жаль, это не очистит совесть от того, что сегодня пришлось совершить.       После спавшего раздражения внутри невольно поднимается неприятное чувство, что за ней следят. Оно пробирает до дрожи, и в конце концов она даже не может поднять взгляд на матовую дверь душевой кабины, словно там кто-то стоит. Кто-то в чёрных армейских сапогах, чёрной одежде, с чёрной дырой в пол-лица. Она знает, что его там нет, но ей кажется, что он там. И успокоиться у неё совсем не получается.       Это было взаправду.       Всё тело трясёт в диком мандраже, и ей больше невозможно держаться. Она поднимает глаза и от безобразного ожившего кошмара, который мерещится ей в размытом стекле душевой, пронзительно кричит:       — Не-ет!       Видение жуткого мёртвого тела, стоящего за дверью кабины рассеивается, как только в ванную влетает Рэй. Она, вжавшись в холодный кафель стены, снова и снова повторяет своё хлипкое «нет», которое проглатывает душ своим водопадным шумом. Рэймонду хватает пары мгновений, чтобы понять происходящее. Схватив полотенце, он распахивает дверь кабинки со словами:       — Я здесь. Иди сюда.       Одним движением он выключает воду, другим — сгребает её со стены полотенцем, приговаривая:       — Я с тобой, я здесь. Всё закончилось.       Её колотит крупной дробью, хотя от температуры воды в ванной стоит белый пар. Она закрывает глаза руками, стараясь развидеть ходячего Грэя с кровавым месивом вместо лица. Рэй, обернувшись в открытый дверной проём, просит принести ей какую-нибудь сухую одежду.       В нужных руках и правда становится легче. Его присутствие разом выключает панику, унимает её разбушевавшуюся лихорадку. Он всего лишь придерживает её возле себя, обернув полотенцем, не более. Она всё ещё остаётся внутри кабинки, Рэй — всё ещё снаружи. Никакой магии, но чудо случается: она просто успокаивается. Ведь когда он здесь, ей ничто не угрожает. Ничто и никто.       Никто угрожать ей больше не может. Так забавно. Нет, даже не забавно, смешно. Она задорно улыбается. Как же прекрасно, что больше никого здесь нет и быть не может! Ей становится так весело от этой мысли, что она не может сдержать смех. Обняв Рэя за шею и оперевшись о него всем весом, она смеётся, будто очень долго сдерживалась. Ей отчего-то просто очень и очень смешно.       С каждым ведь такое бывает, не правда ли?       — Босс, полиция на подходе. Говорят, что время истекло, больше ждать они не могут, — раздаётся в ванной, когда приносят чистую одежду из её гардероба.       Она продолжает смеяться от того, как ласково борода Рэя щекочет ей мочку уха. Однако, в облаке его непростительно приятного аромата улавливается и что-то чужое. Этот навязчивый горько-пряный женский парфюм, к сожалению, ей тоже знаком. Рэймонд отстраняется, обхватывает руками её плечи, и бережно встряхивает:       — Послушай меня, сейчас не время для истерик. Тебе нужно срочно уехать. Я отвезу тебя в одну из ваших городских квартир. Поживёшь пока там.       — Почему не к тебе? — она смотрит ему глаза в глаза с вновь вспыхнувшей злобой. — Мисс Сеттерфилд будет против, не так ли?       Его лицо почти не меняется, если не считать сильного нервного тика. Он молчит. Она проворно выбирается из его рук, выходит из душевой и начинает стягивать с себя насквозь мокрую сорочку. — Надеюсь, твоя дама в курсе, куда ты отлучился.       Рэй без слов тут же удаляется из ванной, пока не успел увидеть лишнего. Теперь его очередь хлопать дверью. Оставшись наедине с собой, она не может перестать мысленно передразнивать это его «сейчас не время для истерик». И с каждым повторением её злость разрастается всё больше и больше.       Конечно, мой дорогой, в следующий раз она поставит будильник для своей истерики заранее!       Мудак.       Бойко переодевшись и небрежно высушив волосы феном, она выходит в гостиную под его тихое «наконец-то». На полу здесь больше никого нет, что сразу бросается в глаза. Её просят собрать свой чемодан, и для этого она, демонстративно игнорируя Рэймонда, направляется в спальню. Хочется забыть, как смешивается её любимый, лакомый мужской аромат с примитивным запахом духов Аманды. Однако мысли на этот счёт настойчиво возвращаются на круги своя, пока вещи бросаются в чемодан как попало.       Вот отчего он приехал со столь траурным лицом! Его отвлекли от очень важных постельных сцен, как же!       Мудак!       Как только чемодан оказывается, если можно так выразиться, собран, Марк забирает его в машину. Она прихватывает сумочку и идёт следом, складывая в неё все необходимости по типу зарядного устройства или ключей. В гостиной её взгляд падает на диван. Подушки на нём сбились от акробатических трюков Грэя, и под одной из них всё ещё виднеется крафтовый конверт А4. Как само собой разумеющееся она молча забирает его с собой, не привлекая особого внимания. Хорошо, что он удачно помещается в её сумку и ничьих вопросов не вызывает. Забавные ощущения от того, как ловко она проносит эту пачку прямо под носом у Рэймонда, вновь подмывают её довольно улыбаться. Главное не рассмеяться, а то примут за сумасшедшую.       Путь до машины не обходится без внимания соседей, которые то тут, то там выглядывают из своих светлых и тёмных окон. Сигнализация всполошила всю улицу, обычно прилично тихую, и теперь местные жители немо требуют исчерпывающих объяснений произошедшего.       Но хоть бы кто попытался помочь ей, когда это было так нужно!       Зато теперь сопереживающие или неодобрительные физиономии высовываются из своих убежищ, жадно вглядываясь в происходящее. Как же они бесят! Каждый дом, каждое лицо, каждый печальный взгляд или покачивание головы — просто бесит. Бесит этот свежий летний ветер, который сочувственно вздыхает ей вслед. Бесит даже то, что ей постоянно везде придерживают дверь. Поэтому пока Марк укладывает чемодан в багажник, она не дожидается ничьей услужливости и сама решительно открывает дверцу своей машины, чтобы забраться на задние сиденья. Её сопровождение в этот момент молча переглядывается, но мысленно посылается ею в дыру со всем своим автомобильным этикетом.       С крыльца её квартиры за ней следит пара зеленовато-синих глаз за прозрачными линзами очков, и перед ними она точно больше не будет казаться бессильной, не будет распускать нюни вне расписания. Он по-прежнему старается делать всё «правильно» и соблюдать блядскую субординацию в обход её чувств, так? Что ж, пускай. Он ещё не знает, что теряет из-за этого нечто более ценное.       В таком настроении её увозят с взъерошенной улицы в одну из лондонских квартир родителей. По дороге она нащупывает в сумке баночку и выпивает дополнительную дозу таблеток, прописанную ей психиатром на «острый случай». Но что тут может исправить одна белая пилюля?       Квартира на 11 этаже встречает своей завидной опрятностью и чистотой, словно здесь давно ждут гостей. Вид из панорамных окон откровенно шикарен. Тонкий прозрачный запах дерева и цитрусов заново знакомится с временной хозяйкой квартиры. Здешний комфорт и уют ей явно сейчас не помешают. Только вот после проверки территории охрана удаляется дежурить снаружи, оставляя её в квартире одну. А оставлять её одну нельзя: за ней придут свежие живые воспоминания и будут водить своими гнусными покорёженными пальцами по тончайшим до боли натянутым струнам скрипки её нервов.       Она обрабатывает свои пораненные пальцы рук и почти сразу забирается в постель, но сон говорит ей «не сегодня». Битый час голова бесполезно ворочается по подушке, меняя лишь маршруты слёз на лице, и становится понятно, что об отдыхе можно забыть. В этой темноте пустой квартиры вспышки воспоминаний ярче стробоскопов слепят её своими ужасами. Этот животный страх, эта визжащая сирена, эти оковы рук, шприц, удушье и кровь. Много крови. Очень много крови. Она вся сжимается в клубок, берёт себя в обнимку и уговаривает поскорее уснуть. Но стоит только глазам закрыться, перед ними вновь возникает чёрная пробоина в черепе, и от этого видения нет спасения. Оно без анестезии режет татуировку на измученной душе, чтобы навсегда остаться её отвратным садистским клеймом.       Убийца.       Когда небо начинает подсвечиваться включающимся солнцем, она окончательно садится на своей просторной одинокой постели и наблюдает, как ночь медленно тает в невозможной красоте зари. Вскоре Лондон начинает послушно пробуждаться, встряхивать своей людной головой, умываться дымкой мокрого тумана и зевать открывающимися подземными парковками. Утро этого дня почему-то такое обычное. Она, как и все, тоже готовится отправляться по своим стандартным делам. Уже без страданий и эмоций, словно манекен, она приводит себя в полный порядок. Внешне, конечно же, только внешне. СМС от мамы с вопросом «как ты сейчас?» даёт понять, что родители всё знают. Отвечать им она не собирается. Зачем?       Ведь ничего необычного не произошло, она просто убила человека.       Ей вообще ни с кем разговаривать не хочется. Поэтому, когда при встрече с Дэйвом она узнаёт, что прежде всего им обязательно нужно заехать в автосервис, она лишь молчаливо соглашается. Без интереса, без возражений, без каких-либо ещё эмоций. Просто максимально всё равно, только бы её оставили в покое. Обычное человеческое желание.       В автомастерской, куда её привозят, при выходе из машины она слышит радостное приветствие, что сразу вызывает желание куда-нибудь спрятаться. Откуда ни возьмись её встречает сама миссис Розалинд Пирсон собственной персоной, которая — вот это да! — оказывается ещё и владелицей этой мастерской. Сколь странное совпадение. Они по-приятельски здороваются друг с другом будто всё совершенно как прежде. Миссис Пирсон по обыкновению сканирует её агатами своих внимательных глаз. Они обе знают о событиях прошедшей ночи, но это совсем ничего не меняет. Розалинд даже приглашает её расположиться в своём кабинете со всеми удобствами, на что получает вежливый отказ. Ещё не хватает тут давать Роуз интервью о своём состоянии за чашкой чая. Поняв настроение клиентки, миссис Пирсон вскоре учтиво оставляет её одну дожидаться окончания сервисных работ и уходит к себе.       Местный запах кожи, резины и машинного масла несколько резок, но со временем к нему получается привыкнуть. Например, сидя на этом милом диванчике в зоне ожидания, где она оказывается удачно спрятана от посторонних глаз, так как пара джипов скрывает её от входа. Хорошо, что отсюда ей никого не видно, а то за утро она уже успела устать от людей. Здесь её совсем никто не тревожит. Чуть позже, при появлении каких-то очередных посетителей, она вновь видит Розалинд, выходящую из своего кабинета.       — Дорогой, ты что-то хотел? — спрашивает та, и, сойдя с лестницы, пропадает из поля видимости.       — Хотел убедиться, что всё в порядке, — слышится голос Микки, который быстро стихает и становится едва улавливаемой речью. Они о чём-то переговариваются поодаль, слов не разобрать.       —… на ней нет лица, — доносится мимолётом приглушённый голос Роуз.       Теперь усидеть на своём месте ей трудно, и она начинает ходить из стороны в сторону, не замечая как вскоре из-за ближайшего авто вырисовывается Рэймонд. Он делает пару шагов и останавливается, сцепив руки в замок за спиной. Она останавливается тоже, наконец увидав его меткий взгляд с лёгким прищуром. Нужно отдать должное: невозможно игнорировать чувство утешения, которое этот человек вызывает в ней одним своим появлением. Рэй не прерывает их громкую паузу, и это приходится сделать ей:       — Если ты хочешь спросить, как мои дела, то я отвечу: просто потрясающе, блеск, лучше некуда.       — Да, я вижу, — мрачно комментирует он.       — Правда? А я-то думала, на мне «нет лица», — она холодно цитирует миссис Пирсон, и Рэй на секунду оборачивается через плечо. Мерный звук накачки шин соединяется с шелестящим фоном полировки автомобиля, которые скрывают их голоса от чужих ушей.       — Надеюсь, тебе удалось поспать сегодня?       — Боюсь, мне ещё долго не удастся поспать, Рэймонд.       — Я понимаю.       — Нет, это вряд ли.       Он шумно выдыхает, опуская своё лицо вниз. Лоск его русых волос переливается благородным глянцем, но она одёргивает себя, чтобы не засматриваться. Отчего-то его необъяснимый плен остаётся главным козырем против любых её эмоций, и деться от этого некуда.       — Возможно, я и правда слабо представляю, что тебе пришлось пережить этой ночью, — Рэй звучит как-то по-особому тепло и деликатно. — Но я вынужден спросить тебя о случившемся.       Она недовольно смотрит на него вместо ответа, и он продолжает:       — Зачем он приходил?       — Кто?       — Мы с ним несколько разминулись, чтобы познакомиться, — она закатывает глаза от столь остроумной иронии, — но, кажется, его звали Грэй.       — Ах, Грэй. Он сказал, что пришёл проведать меня.       — Вы были знакомы?       — Да, когда меня похитили, он настойчиво оказывал мне знаки внимания.       Она не знает, как ей удаётся говорить об этом так холодно. Тень сожаления ложится на и без того пасмурное лицо Рэймонда. Отдельные пазлы событий в его голове начинают складываться в логичную последовательность. Он кивает то ли услышанным словам, то ли своим мыслям, и добавляет:       — В его переписке говорится, что он должен был тебе что-то передать.       — Парочку венерических заболеваний, я полагаю.       — Давай серьёзно, — его брови сильнее хмурят ему напряжённый лоб.       — А я, по-твоему, шучу сейчас? — тут же детонирует громкость её голоса. — По-твоему, тут есть место шуткам?       — Я прошу, говори тише, — он так обезоруживающе обращается к ней, что моментально вызывает снисхождение. Его примирительный тактичный тон срабатывает. — Я же стою рядом.       — Он пришёл, чтобы реализовать свои извращения, Рэй, — теперь она говорит тихо, но подаётся почти вплотную. — И мне повезло, что он не успел этого сделать.       Рэймонд уводит взгляд, в напряжении поджимая губы, а она продолжает вполголоса:       — Я смотрю, ты решил мне тут допрос устроить? Думаешь, самое время? Это я должна устраивать допросы, дорогой. Объясни мне, какого, блядь, хера у него оказался ключ от моей квартиры, а? Почему никого из охраны в тот момент не было поблизости? Почему вы не знали заранее про его планы? Почему вы вообще нихера не сделали на этот случай? — и, оттого что кричать она себе не позволяет, её кулак со злостью прилетает в его предплечье. — Я спрашиваю, почему?!       — Держи себя в руках, — Рэй выставляет указательный палец на её неосмотрительное действие.       — Оу! А иначе что?       — Иначе мы закончим этот диалог, пока ты не придёшь в себя.       — Как тут прийти в себя, когда оказывается, что никто не в силах меня защитить? — она снова бьёт его кулаком по предплечью. — Никто! Все только и могут, что пялиться и обсуждать случившееся.       — Я сказал, прекрати, — когда Рэй злится, каждое его слово звучит особенно резко. Вновь замахнувшийся кулак он плавно перехватывает ладонью, останавливая её очередной импульс. — Хватит уже твоей жестокости.       — Моей жестокости? — Она высвобождает свою руку из аккуратного перехвата. — Что ты имеешь в виду?       — Ты знаешь, о чём я.       — Это была самозащита! — пышущее внутри возмущение отстраняет её от Рэя.       — Я видел тело. Ты не защищалась, ты убивала.       Его фраза со свистом рассекает её покалеченную душу суровым хлыстом. Там, где-то очень глубоко внутри, она догадывается, что Рэй прав. Но, если соглашаться с этим громким заявлением, то можно попрощаться со спокойной совестью и лучшими представлениями о самой себе. Столь великолепные женщины, какой она считает себя с сознательного возраста, не пачкают руки в чужой крови, и уж тем более не получают от этого нечто, похожее на удовлетворение.       Порочить своё возвышенное мнение о себе какой-то поганой, пускай и честной, меткой, — непростительно. И она лишь огорчённо произносит:       — Я была на волоске от смерти. А где был ты?       Сам дьявол вынудил её это спросить.       — Почему ты не смог меня защитить, Рэй? Почему ты этого не сделал? — одними губами шепчет она, не ощущая, как соль слёз уже сверкает у неё на ресницах.       Этот вопрос рвёт его сердце по старому шву. Защититься от такого апперкота Рэймонд не успевает. Он осматривается по сторонам, стараясь переключиться с обострившего приступа эмоций на что-то ещё, но и его хвалёному самообладанию наступает конец. Лишь на секунду они вновь сталкиваются взглядами, и, потерпев поражение от её невыносимо красивых, но слишком измученных глаз, он притягивает её за затылок к своей груди.       Теперь всё на своих местах. Она словно котёнок утыкается носом в мягкую замшу его пиджака, не сдерживая слёз. Наркотическое наслаждение от свежего запаха потрясающего парфюма пускается по её телу. Она не может остановиться дышать им.       Рэй одной рукой прижимает к себе её голову, другой — тихо водит по спине, поглаживая. Быть укутанной в этих искренних объятиях и вслушиваться в учащённый ритм его сердца — её настоящая нирвана. Рыдания прекращаются сами собой, сменяясь упоением от такого сентиментального момента. Она запоминает его, забирая с собой на память неподдельное тепло чувств, которыми они оба сейчас объяты.       Мерный голос Рэймонда слышится очень-очень близко над ухом:       — Ты не представляешь, как я жалею, что меня не было рядом.       — Я тоже об этом жалею.       — Прости меня, — её пробирает до мурашек от этого бархатистого тембра, туманящего рассудок. — Ты права, я должен был быть там.       — Да, мне очень тебя не хватало.       — Я знаю, радость моя.       — Второй раз я просто этого не вынесу, Рэй. Я не смогу.       — Второго раза не будет, слышишь? Я обещаю, что больше с тобой такого не повторится.       — Правда? — она отстраняется от его груди, чтобы взглянуть в глаза. И в этом искреннем сине-зелёном море все её сомнения идут ко дну.       — Даю слово. Я этого больше не допущу.       Чтобы не сорваться на поцелуй, он снова утыкает её куда-то в шею, покрепче прижимая к себе. Она ласково обнимает его торс, почти переходя на благодарное мурчание.       — Я так испугалась, Рэй. Это было ужасно. Столько крови…       — Ты всё сделала правильно, — его приятные руки и голос плавят воск её сердца. — Ты отлично справилась.       — У меня теперь будут проблемы, да?       — Никаких, я всё уладил.              Разве кто-то может затмить его после этого?       Рэймонд бьёт все рекорды её личного рейтинга мужчин, вырываясь в однозначные лидеры. Она сильнее жмётся к нему и получает лёгкое касание его губ где-то у своего виска. Кажется, ничто не может омрачить им этот чудесный момент. Только если несуразный вопрос, внезапно прокравшийся ей в голову:       — Ты действительно был с Амандой этой ночью?       Первая секунда, вторая, третья… Ответа нет, хотя и без него всё становится предельно ясно. Её даже начинает мутить от очередного эмоционального перепада словно после пёстрой карусели, что своей центрифугой хорошенько закрутила ей голову. Она разъединяется с приятным телом Рэя и оценивающе смотрит на его нахмурившееся лицо. Он продолжает молчать, играя напряжённой челюстью вперёд-назад. Такого ответа ей достаточно.       — Исчерпывающе, — рубит она повисшую паузу, отступая от него на несколько шагов.       — Я не стану отвечать тебе на подобные вопросы, — бесстрастно произносит он.       — Почему же?       — Потому что это — моя личная жизнь, которая тебя всё ещё не касается.       — Оу, как доблестно, оказывается, ты защищаешь всё, что тебе на самом деле важно.       — Рэймонд? — раздаётся голос Микки со стороны. — Мы уже можем ехать?       — Тебе пора, — она бросает на Рэя злостный взгляд.       — Да, я слышу, спасибо, — он раздражённо одёргивает свой пиджак, сметая с себя следы их тесного общения. — Поговорим, когда ты сможешь спокойно воспринимать мои слова.       — Поговорим, когда ты перестанешь делать из меня дуру!       Рэймонд стремительно лишает её своей компании, скрываясь из виду.       Стоп. Ей показалось, или он назвал её «своей радостью»?