Lady And Gentlemen

      Ох уж эта любовь англичан к своим традициям и бесконечное стремление отдавать дань прошлому! Частный светский бал семьи Брутн для сливочных сливок Лондона — ярчайший пример такой любви.       Из года в год он остаётся средоточием чистого английского духа во всей его представительной кожуре. То ещё мероприятие: с одной стороны тут всегда можно хорошо развлечься и потешиться, но с другой — неусыпное внимание к соблюдению канонов светской жизни вынуждает помнить о своём реноме постоянно, даже развлекаясь и тешась. Ведь на кону здесь не только собственная репутация, но и репутация всей семьи, похерить которые можно довольно быстро. Лично она сильно устаёт от этого негласного правила соблюдать все негласные правила, во многом к тому же устаревшие. Однако присутствовать на подобных приёмах сильно желательно, особенно для поддержания благоприятного мнения о себе, ибо нет ничего лучше для бизнеса, в Англии — точно, как стерильная репутация его владельцев, и ей это хорошо известно.       А потому она уже выходит из своего автомобиля, ступая изящным изгибом любимых туфель на вымытый, ещё влажный асфальт подъездной дорожки. Родители почти одновременно с ней выплывают с задних сидений предыдущей машины. Всех их радушно встречают распахнутые двери величественного особняка викторианской эпохи. Вокруг — молодая, полная сил зелень щедро накинута на плечи мягких холмов здешнего ландшафта, старательно облагороженного стрижкой и диким старинным камнем. Одно эстетическое наслаждение осматривать эти просторы, берущие в свою зелёную охапку хорошо сохранившийся фамильный особняк.       Родители направляются к его парадным дверям, она идёт следом за ними. Идёт величаво, степенно в своём новом созданном на заказ платье бездонного чёрного цвета, щедро расшитого вручную нитями с чистым золотом. Его шлейф торжественно стелется за своей хозяйкой, нефтью разливается по мраморным ступеням крыльца.       На входе их приветствуют хозяева бала в торжественных масках: мистер Брутн сегодня игривый Скарамучча, а его жена — неустанно смеющаяся Иль Дотторе. Гостям же они вручают классические не менее чудесные венецианские маски на ручке, что полностью скрывают лицо. Став инкогнито, можно пройти в залы, где среди изобилия света, духов и голосов совсем легко потеряться. Здешняя обстановка нескромной роскоши стремится проглотить вас с головой. Красота граничит с великолепием, а учтивость — с лицемерием. Всё как и более сотни лет назад.       По залам всюду курсируют холодно-белые лица масок, искусно декорированных разнообразным красочным узором, лентами, перьями, сквозь которые гости ведут размеренные беседы и исподтишка рассматривают друг друга. Их разбавляют то тут, то там мелькающие одинаково-тёмные полумаски обслуживающего персонала, вовсе не создающие никакого сословного контраста.              Вот мистер Брутн выходит на сцену выступить с напутственным словом перед началом бала. Он витиевато рассказывает, насколько сильно его семью озаботил (ни с того ни с сего, просто так) вопрос «сохранения культурных ценностей Венеции». Настолько, что они решили даже посвятить этой теме свой бал. И вот теперь для них большая честь приветствовать всех гостей здесь и бла-бла-бла. Ничего интересного.       Этот бал — ежегодная минута славы для всей семьи Брутн. Их можно назвать достойной версией современных английских аристократов, которые тянут на себе великую миссию проносить сквозь года былые танцевальные вечеринки высшего класса просто потому, что ничем другим заниматься они не умеют. Но стоит отдать должное: балы у этой милой тщеславной семейки получаются отменные.       После вступительных слов мистера Скарамучча и общих фото (вероятно для потомков), гости оставляют свои нарядные маски и пускаются в свободное плавание. Теперь наконец-то можно рассмотреть присутствующих. Она замечает пару-тройку знакомых лиц, которым тут же приветственно кивает ещё на расстоянии.       Как же много людей! Их голоса, смех, восклицания затираются шуршанием роскошных нарядов дам, плутают между гармоничными звуками живой музыки. Гости активно здороваются, знакомятся друг с другом, только успевай запоминать имена и статусы. Но она справляется: собирает и делает комплименты, улыбается, подаёт руку, льстит новым знакомым, игнорирует взгляды незнакомых, — то есть соблюдает все нормы приличий.       Её высокий разрез на платье так и завлекает неравнодушные взгляды в свою ловушку. Этим ногам, заманчиво мелькающим за кулисами чёрных складок её платья, не уйти от стороннего внимания, которое, однако, вовремя прячется.       — А вот и они, — произносит папа, замечая кого-то в стороне. Пока он приветственно машет стоящим там мистеру и миссис Пирсон, она оборачивается за его жестом и замирает. На неё, оказывается, смотрят такие завораживающие зелено-голубые глаза, что всё остальное тут же смазывается, сливается в сплошные линии, расплывается в расфокусе.       Рэй понимает, что замечен ею, и сразу отвлекается на переговаривающуюся рядом чету Пирсонов. В этом смокинге с прелестным галстуком-бабочкой выглядит он, признаться честно, бесподобно. Быть таким привлекательным — настоящее преступление.       Мужчины в вечерних костюмах всегда были её уязвимостью, но Рэй теперь и вовсе превращается в какой-то тайный фетиш. Пока она робеет от приятного впечатления, её родители уже устремляются к Пирсонам. Те продвигаются им навстречу, и мистер Смит идёт следом, машинально поправляя лацканы своего пиджака.       Кажется, желание непроизвольно прихорашиваться свойственно нам в присутствии кого-то глубоко симпатичного, не так ли?       Расстояние до Рэймонда сокращается, и её дыхание всё больше и больше сбивается. Без знакомого свежего аромата парфюма дышать обычным кислородом не так здорово. Рэймонд в своём смокинге двигается меж гостей стройно, гладко и не замечает, как несколько особ даже засматриваются на него. Зато это замечает она.       Вот наконец их компании соединяются: мужчины жмут друг другу руки, галантно приветствуют женщин, которые кивают им в ответ. Рэймонд здоровается с ней лишь официальным «добрый вечер». Она отвечает ему тем же, как будто их переписки вовсе не существует. Той самой, где он с момента её возвращения в город время от времени спрашивает, всё ли в порядке, а она вместе с ответом интересуется, как прошёл его день. Рэй даже иногда не игнорирует этот вопрос и присылает своё «всё по плану». Кто-то скажет, что это слишком скучно, сухо, но лишь потому, что не сможет интуитивно угадать здесь большее, притаившееся между строк, которое так хочет быть обнаруженным и понятым, но вынуждено маскироваться. Это — трещины его гранитных стен, откуда теперь, словно из ран, сочится то светлое, то настоящее, что уже зачалось наедине между ней и Рэем.       Сейчас, стоя друг напротив друга, они никак не могут встретиться взглядами. Пара Пирсонов и пара её родителей разделяют их по обе стороны, встряв между двумя полюсами взаимного необъяснимого притяжения. В образовавшемся круге обсуждаются какие-то неважные, но обязательные темы. Она не успевает в них вникнуть, потому что галстук-бабочка на шее Рэймонда своим потрясающим едва различимым синим отливом магнитит к себе всё её внимание. Лишь внезапный комментарий Розалинд Пирсон возвращает в реальность:       — Мы узнали, что сам сэр Ричард приглашён сегодня.       — Да, — добавляет Микки, — но мы его пока не встретили.       — Куда же без столь почтенных персон, — её отец саркастично ухмыляется, нахмурив брови.       — Кстати, с выздоровлением, — Розалинд обращается к ней.       — Да, спасибо. Вы очень милы.       — Мы хотели навестить тебя в больнице, но смогли лишь отправить цветы. Такая себе замена, но, хочется верить, что ты не держишь на нас зла.       — Что Вы, конечно нет.       — Рэймонд посоветовал выбрать для тебя лотосы. Надеюсь, мы не прогадали?       От услышанного её глаза на мгновение округляются, и запах, нежный запах прекрасного букета доносится до неё откуда-то из закоулков памяти.       — Это оказался один из самых очаровательных букетов, миссис Пирсон, благодарю, — она счастливо улыбается и посматривает на Рэя, делающего вид, что колыхание занавесок на распахнутых окнах — самое интересное зрелище в данный момент.       — Прошу, просто Розалинд. Сегодня и так слишком много официоза.       Они видятся с ней всего второй или третий раз в жизни. Миссис Пирсон кажется ей очень милой, хоть и, должно быть, строгой. Впрочем, вдвоём с мужем они безумно гармонично дополняют друг друга.              Разговор перетекает в другое русло, а мама замечает какого-то почтенного лорда неподалёку и предлагает дочери поприветствовать его, на что та не видит предлога отказаться. Почтенный лорд — холостой мужчина средних лет — оказывается очень рад знакомству, и не вовремя объявленный первый танец бала всучает ему в руки возможность сразу пригласить молодую грациозную особу себе в пару. Приходится согласиться.       Плохо танцевать на вечерах у семьи Брутн себе дороже: тут этого достаточно, чтобы, к примеру, вон та знатная пожилая пара, знакомая с королевской семьёй через два рукопожатия, пообщалась с вами очень формально и при другой встрече вовсе сделала вид, что не может припомнить вашего знакомства. На таких тонкостях здесь строится вся несущая конструкция карточного домика под названием светский статус. Поэтому абсолютное большинство на этих балах хоть что-то танцевать да умеет. И она научилась тоже.       После первого танца голова начинает идти кругом. Новые и старые знакомства сменяют друг друга, мелькая перед глазами очередными улыбками и нарядами. Все выглядят очень презентабельно, но никто не может сравниться с впечатлением, произведённым на неё Рэймондом в своём лаконичном смокинге.       Кстати, где он?       Вместо ответа её приветствует давний друг семьи, с которым тоже подворачивается возможность закружиться на великолепном паркете главного зала под национальные венецианские мотивы. За танцем они весело подшучивают над чьим-то слишком молодёжным фраком и нахваливают здешние закуски, особенно удачные в этот раз.       После, не успев отдышаться и ответить на несколько непринуждённых вопросов двух дам почтенного возраста, подвернувшихся под руку, — старых сплетниц всея Англии — она вновь выходит на паркет с очередным кавалером. Старушечки целомудренно провожают её взглядом, мысленно записывая в свой ментальный дневник заметку о столь легкомысленной молодой особе, что предпочитает беспорядочные танцы тихой приятной компании, имея в виду, конечно же, себя.       Только общий ужин в полночь позволяет ей сделать перерыв во всём этом головокружительном веселье. Там среди гостей она случайно встречается с изучающим взглядом жгуче-чёрных глаз. Ричард. Он всё-таки здесь, следит за ней, и, в секунду сцапав капканом своего ядовитого прищура, довольно ухмыляется каким-то неведомым ей мыслям, безразлично отворачиваясь в сторону. Сердечная мышца сильно сжимается от подскочившей тревоги. Становится так неуютно, так холодно и голо. Хочется спрятаться в чей-то тени за покатыми плечами. Она невольно ищет Рэймонда среди столов, но сопровождению гостей отведено отдельное обеденное место в соседнем зале. Она знает только, что он где-то тут, рядом, и уже от одной этой мысли шум моря внутри, взбившегося пенистой ватой, стихает.       После ужина вновь поднимается гомон голосов, поток лиц, шуток и комплиментов, от которых устаёшь улыбаться направо и налево. Время, спрятавшись за изгородью быстрых и медленных темпов итальянских мотивов, незаметно убегает в тёплую тёмную ночь. Наконец на импровизированную сцену выходит уставшая, но довольная миссис Брутн со своей завершающей бал речью в преддверии гранд-финала. Все гости, создав удивительную тишину, внимательно прислушиваются к томному голосу хозяйки бала.       Похоже, культурные ценности Венеции героически спасены прошедшими часами улыбок с танцами. Остаётся только это дело отпраздновать грандиозным, как и всегда, финалом: медленным танцем, в котором обязательно принимают участие все. После его торжественного объявления гости образуют широкий круг, оказываясь как на ладони друг для друга. Она — рядом со своими родителями, заинтригованно бросает взгляды по сторонам. Так азартно делать ставки на тех, кто осмелится пригласить её сейчас.       Музыканты заводят плавную прелюдию, под которую чёрные костюмы мужчин начинают двигаться по залу с мысленно приготовленными приглашениями для дам. В какой-то момент у неё появляется свербящее чувство в груди, и внезапно она снова улавливает Ричарда в поле зрения. Он, кажется, только и ждал, когда она обратит на него своё внимание, потому что тут же пускается напрямую к ней. Она чувствует, как цепенеет каждая клеточка её тела, но не может отвести взгляд от его гипнотизирующих чёрно-карих глаз. Ричард, очевидно, намерен пригласить её на танец.       — Рэй? — доносится поблизости шипящий голос отца, адресованный стоящему где-то за плечом Рэймонду. — Ты его видишь?       Тот утвердительно отвечает.       — Это то, о чём я думаю?       — Похоже, что да.       — Я не могу позволить этому сукину сыну притронуться к моей дочери.       Ричард уже в паре секунд от неё. Один молодой человек, с которым она познакомилась сегодня, оказывается ближе и успевает пригласить её на финальный танец буквально на несколько мгновений раньше. Только она не успевает согласиться, потому что Ричард уже подошёл к ней:       — Добрый вечер. Позволите украсть Вас у очередного счастливчика? — его вопрос патокой обволакивает мысли, и она не может вымолвить ни слова. Её растерянность путает все карты молодому ухажёру, который, рассмотрев повнимательней презентабельного кавалера, решает ретироваться с приветливым видом. Всё-таки репутация здесь и вправду идёт на два шага впереди.       — Вы же не откажете мне в удовольствии составить Вам пару в этом заключительном танце?       Ей не по силам ни двинуться с места, ни что-то ответить. Весом прошлых событий, в красках всплывающих при виде Ричарда, всю её строптивую смелость моментально припечатывает к полу. Она тяжела и негибка, словно высечена из глыбы камня, и сойти со своего постамента ей не позволяет властный скульптор.       Их зрительный контакт разрывается, когда прямо перед её глазами оказывается знакомая плотная шея, прикрытая русой ухоженной бородой и симпатичной бабочкой с синим отливом.       Это Рэймонд возникает между ними как будто из ниоткуда и незатейливо произносит:       — Ну что, идём?       Она озадаченно заглядывает в его глаза, не понимая, что машинально улыбается. Ей неизвестно, что он имеет в виду, но хочется ответить только:       — Конечно, идём.       — Простите, — Ричард отвлекает на себя внимание, и Рэй оглядывается на него вполоборота.       — Да?       — Леди танцует со мной.       — Боюсь, что это уже не так.       — Простите, мистер…       — Не стоит извиняться, — и Рэй снова смотрит ей в глаза. — Нам пора.       Нет слов, как же чертовски он хорош!       Рэймонд предлагает ей свою ладонь, и как только она касается его приятной кожи, весь спазм её тела в миг спадает. Из-за его плеча мелькает разочарованное выражение лица Ричарда. Они делают несколько шагов в сторону от него.       — А куда мы идём?       — Куда-то подальше от этого хера.       Мимо проходят её родители и встают в исходную позицию для танца. Отец при этом чуть заметно кивает им, поджав губы. Вокруг разбредаются остальные пары. Кто-то мельтешит, кто-то глазеет по сторонам. А они с Рэймондом неторопливо занимают своё место среди окружающих, не обращая ни на кого внимания.       Верхнее освещение изысканных люстр зала тушится, и остаётся только живой огонь бесчисленных свечей, оттеняющий искреннее чувство в её глазах. Она впервые так смотрит на кого-то. И на неё впервые смотрят точно так же.       В том моменте, где одна её рука хрупко лежит на правом плече Рэймонда, а вторая, уведённая в сторону, греется в его большой ладони, ей, кажется, срывает крышу. Она во сне, она точно в своём райском сне. Чтобы попытаться проснуться, нужно что-то спросить. Например:       — Мы что, и вправду будем танцевать?       — Похоже на то.       — Но…       — Я тоже не в восторге, — обречённым полушёпотом перебивает её Рэй.       А, нет, значит всё-таки не сон.       Музыканты пускают по залам пленяющий мотив какой-то ласковой композиции, и они вдвоём делают первые движения: неумело, забавно невпопад.       — Почему же? — она любопытно вглядывается в его сосредоточенное на ритме лицо.       — Что?       — Ты танцуешь медляк на легендарном балу с очаровательной красоткой, но говоришь, что не в восторге. Почему?       Секунда. Скрещенные шпаги их взглядов. Он ухмыляется:       — Я ведь на работе.       — Ты когда-нибудь о ней вообще забываешь?       — Забываю. Но не в присутствии своих боссов.       — Сейчас это всего лишь танец.       — Не похоже. Как ты сказала? «Медляк с очаровательной красоткой»? — от сиплых нот его приглушённого голоса, заползающего под кожу, тело бросает в лёгкий озноб.       — Да, именно так. Будешь и это отрицать?       — Зачем отрицать факты? — он смотрит ей куда-то за спину, улавливая краем глаза, как она лучезарно улыбается.       Мелодия изящной птицей набирает высоту, широко раскинув свои лёгкие мягкие крылья. В этом полёте слышится свободный ветер, ощущаются кудри летних облаков, отчего кажется, что она сама становится маленькой и невесомой, того и гляди любое дуновение может подхватить её воздушным змеем и унести в неизвестном направлении.       Но Рэймонд уверенно придерживает её рядом с собой, пока ведёт их пару в танце. Получается даже красиво. Она благодарно смотрит ему в глаза, съезжает взглядом по ровному носу прямо в заботливо облагороженные усы, растекающиеся в красивую бороду, пробирается сквозь них к губам и вместо желанного глубокого поцелуя делает глубокий вдох. Рэй обращает на неё своё внимание, и она произносит:       — Похоже, у тебя теперь будут проблемы. Ричарду очень не понравилось, что ты увёл меня прямо из его рук.       — В который раз.       — В который раз, — её лицо озаряется радостным сиянием, которое отражается в расширенных зрачках Рэя.       — Что ж, ему пора к этому привыкнуть.       Она кокетливо хихикает и встречает его улыбку в ответ. Музыкальный аккомпанемент заставляет их балансировать друг с другом в простых, почти складных движениях, и эта привлекательная шершавость их танца делает его каким-то особенным, даже романтичным.       Как они красивы, как беззаботны в такой момент!       Их пара буквально мерцает, искрится и переливается натуральными чувствами, словно бриллиант, что нескромно сверкает своими невероятными гранями, стоит только случайному лучу опрокинуться в его геометрически идеальное зазеркалье.       Рэймонд аккуратно уводит их обоих левее, чтобы не столкнуться с разошедшейся рядом парой:       — Должен сказать, двигаешься ты… круто.       Неловкость от его вымученного комплимента почему-то смешит её. Она не сдерживается, и от нелепости ситуации он улыбается ей в ответ.       — Ты хотел сказать, что тебе нравится, как я танцую?       — Да, мне нравится, — его нервный тик непроизвольно подмигивает ей.       — Спасибо. А мне нравится, как танцуешь ты.       — Я не делал этого лет десять.       — И как ощущения? — она заигрывающе поглядывает на него своими небесно-синими, будто речь идёт вовсе не про танец.       — Непривычно. Но интересно.       — Я заметила здесь несколько дам, которые были бы не против составить тебе компанию в этом танце.       — Кхм-кхм, — Рэй по старинке теряется от сокращения ею дистанции, но быстро возвращается в седло, — мне уже повезло заполучить потрясающую компанию.       И его рука крепче обтягивает собой её ладонь.       — Кажется, мы переходим на что-то личное?       — Я не могу себе это позволить.       — Кто сказал?       — Я сам.       Рэймонд, ну твою бабушку!       Они медленно покачиваются в такт музыке, не замечая, как их лица с каждой минутой становятся всё ближе и ближе друг к другу. Надо бы что-то сказать, но диалог сорвался. Остаётся нащупывать новую нить разговора. А танец близится к своему завершению, и ей хочется ещё успеть надышаться Рэем про запас. Если бы только это было возможно!       — Ты сегодня особенно ослепительна, — вдруг произносит он, будто бы сам от себя не ожидая. Его губы сразу же неуверенно поджимаются. Наверное, он всё это время думал, как ей сказать о своём впечатлении.       — Хорошо, будем считать, что ты всё-таки перешёл на личное, — она пленит его своей очаровательной улыбкой, и он не в силах отвести глаз.       — Боюсь, что да.       Музыка, покачиваясь, волнами уходит к краю горизонта, постепенно отнимая у этих двоих сладостную атмосферу наслаждения друг другом, и, наконец, они вместе с остальными останавливаются. Зал до краёв заполняется аплодисментами, что вторят её дребезжащему от ликования сердцу, которое никак не может успокоиться.       Всех приглашают на улицу лицезреть праздничный салют. Рэймонд даже предлагает ей взять его под локоть, и они — практически официальной парой — устремляются к выходу вместе со всеми. Идут медленно, без слов, удобно держась рядом, интуитивно угадывая темп и походку друг друга. На улице она останавливается чуть спереди от Рэя и прижимается своим плечом к его груди, а он позволяет ей склеится с ним, пока искры фейерверка озаряют чернильное небо. И она, и он знают, что им остаётся совсем чуть-чуть побыть вместе, а после их снова разделят обстоятельства, как только рассветёт следующее утро.       То прелестное солнечное утро, когда в Лондоне всё дышит теплом и светом. Она в своём ресторане уже стоит за барной стойкой, проверяя документы на предмет ошибок. Боковое зрение замечает странное движение в панорамных окнах: возле входа несколько секьюрити в деловых костюмах разговаривают с её охраной на улице. Она смотрит в их сторону и видит, как на фоне за ними из припаркованной машины выходит сам Ричард Моран. Солнце тут же облизывает его чёрные глянцево уложенные назад волосы, отскакивает от чёрных очков и проливается на молочный пиджак. Она отчего-то смотрит в сторону Ричарда намного дольше, чем принято.       Он не спеша идёт от машины к парадному входу в ресторан, озолочённый весенним солнцем. Полы его пиджака приподнимаются и раскрываются от вмешивающегося порыва ветра, пока он оправляет рукав своей белой рубашки. Это зрелище её будто завораживает. Из-за свежего бархатного загара он кажется моложе своего возраста. Словно это какой-нибудь принц из Эмиратов, который проездом оказался здесь, в Лондоне, привезя с собой жаркое солнце.       Она заставляет себя отвернуться, когда Ричард оказывается очень близко к прозрачным дверям и что-то говорит охранникам.       Странно, её ненависть к нему вспоминается только сейчас. С усилием проглотив это чувство, она забирает нужные документы с собой в кабинет. Там через открытую дверь спустя несколько мгновений она с удивлением слышит, что в ресторан заходят. С её места за рабочим столом посетителей не видно, но догадаться, кто это, нетрудно. Она пытается сосредоточиться на бумагах перед собой, хотя у неё это больше не получается. Внутри всё предательски замирает.       Обстановка нагнетается размеренными шагами, настойчиво приближающимися к её кабинету. В проёме возникает силуэт в светлом пиджаке. Она замечает его в поле зрения, но напрямую не смотрит.       — Доброе утро, — произносит непрошенный гость в растянутой манере.       — Доброе утро, Ричард. Что нужно сказать моим людям на входе, чтобы они пропустили лидера нашего блэклиста?       — Что им лучше разозлить тебя, чем меня.       Она поднимает на него глаза и тут же пропадает в тёмных стёклах его солнцезащитных очков. Он стоит в дверях, убрав одну руку в карман брюк, и самодовольно улыбается.       — Я пройду?       Она указывает ему на кресло через стол напротив себя. Ричард входит в кабинет, закрывает за собой дверь и размеренно продвигается в её сторону.       — Великолепно выглядишь сегодня. Моё утро точно стало ещё добрее.       — Для чего Вы здесь?       — Заехал проведать.       Он игнорирует предложенное ему кресло, проходит её рабочий стол мимо и останавливается у его края.       — Как мило с Вашей стороны. Уверена, это не единственная причина столь раннего визита.       — Мне нравятся прямолинейные женщины, — Ричард стоит в профиль к ней и смотрит в окно, находящееся за её спиной. — У меня к тебе предложение.       — От которого я не смогу отказаться?       — От которого отказаться вряд ли получится.       — Значит, шантаж, — она разворачивается в его сторону на своём кресле.       — Что ты? — он наклоняет лицо вниз, медленно снимает солнцезащитные очки, и вновь поднимает голову. — У меня лишь дружеское предложение с искренними намерениями.       — Я слушаю.       Ричард разворачивается к ней, убирая очки в нагрудный карман пиджака. Его карие глаза утаскивают её отражение в свой тихий омут, и она чувствует, что ей не хватает воздуха. Приходится дышать глубже, интенсивнее раздувая грудную клетку. Его нескромный взгляд на её декольте внезапно вскрывает спрятанную где-то глубоко внутри дверь. И оттуда, сквозь скважину, начинает просачиваться странное липкое желание.       — Ты знаешь, что я неравнодушен к казино. А к «Дардевиллю» тем более.       — Вы его не получите.       — Кто тебя учил вести переговоры? — Ричарда забавляет её суровость. Их взгляды встречаются, и её липкое желание начинает сочиться сильнее.              — Видишь ли, я имею право на него не меньше, чем ты.       — Давайте без прелюдий.       — Войти на сухую? Как скажешь, — он сдвигает брови, и его взгляд становится сладко угрожающим. Липкое желание уже стекает вниз, на пол. Ей трудно понять, что это такое, и она раздражается. Не хочется признаваться себе в той химии, которая происходит сейчас внутри неё. Потому что это отвратительно. Ричард смотрит в упор:       — «Дардевилль» в любом случае будет мой. Но у тебя есть возможность оставить себе свой ресторан, который я при желании тоже могу забрать.       — Правда? И каким же образом ты собрался претендовать на него?       — Самым наглым.       Она сглатывает.       — Почему я должна выслушивать это сумасбродное, ничем не подкреплённое предложение?       — Потому что это — мой примирительный жест, который может удовлетворить нас обоих. Так мы вместе получим желаемое.       Замочную скважину выбивает напором потока, и сексуальное желание становится уже слишком ощутимым.       — Что именно ты предлагаешь?       — Твоя часть акций «Дардевилля» в обмен на полное владение «Эндимионом».       — Какая простая сделка, — она недоверчиво косится на него.       — Всё верно. Как ты уже поняла, казино тебе не видать: я в любом случае заберу его у вашей семейки. А если ты откажешься от моего предложения, то и твою забегаловку придётся прихватить на сдачу. Однако ты мне нравишься, (дышим ровно, это просто формальность) поэтому я решил предложить тебе посотрудничать.       — Фух, а я уже начала переживать, что прошло целых пару минут, а ты всё ещё не угрожаешь напрямую.       Ричард искренне улыбается и смотрит ей в глаза. Какой же он манящий. Липкое чувство расползается по полу.       — Я лишь хочу попробовать быть друзьями.       — Нет, ты рассчитываешь присвоить себе «Дардевилль» вот так просто, моими руками, замылив мне глаза рестораном. Видимо других вариантов у тебя нет.       — Если ты ещё не поняла, остальные варианты заполучить моё казино не совместимы с вашей жизнью, — Ричард приближается вплотную и склоняется сверху над ней, опираясь на подлокотники её кресла. Белоснежная ткань манжет его рубашки холодом касается её оголённой кожи рук, отчего она скрещивает их на груди.       — Довольно прозрачное пояснение.       Взглядом он вытягивает из неё силы сопротивляться. Сопротивляться необъяснимому, отвратительно приятному желанию. Нависнув над ней, он мечется глазами по её лицу, лакомясь моментом давления. Липкое свеже сочащееся чувство само обволакивает ручку двери, чтобы нажать на неё силой своего сексуального напряжения.       — Ты же знаешь, я всё равно заберу своё.       — Желаю удачи, — она выпрямляется в кресле, подаваясь вперёд и сокращает расстояние между их лицами до запрещённо близкого. Его запах парфюма из предгрозовых наэлектризованных туч, наколотых на ветви сандалового дерева, проникает в её лёгкие и своим терпким привкусом надавливает на ручку скрытой внутри двери.       — Ты хочешь поиграть со мной?       О, Боже, да.       Дверь внутри медленно отворяется и первые тяжёлые капли возбуждения срываются с поднявшейся за ней волны. Похоже, это цунами.       — Нет.       — Мне так не кажется, — он отстраняется, выпрямляется, забирая с собой свой притягательный запах. Из-за першащей пустыни в горле она жадно сглатывает и непроизвольно пробегает кончиком языка по внутренней линии приоткрытых губ. — Если ты думаешь, что я не заметил, как тебя заинтересовало моё предложение, то спешу огорчить: ты забыла выключить субтитры на своём лице.       Если бы ты знал, малыш, что именно её заинтересовало.       Она поднимает на него глаза, и её вновь утаскивают в бездну его внимательного взгляда. Первые капли тягучего желания ударяются об пол, оставляют упругие круги на растекающемся по нему вязком пятне, предвещая потоп.       — Нет, дорогой, с моей помощью ты «Дардевилль» не получишь.       — Речь уже не про «Дардевилль», а про этот ресторан, который я могу увести прямо из-под твоего очаровательного носика, — Ричард чему-то ухмыляется и отворачивается в сторону окна.       — Я сказала нет.       — Ты очень пожалеешь.       — Это дешёвый приём.       — Когда он подорожает, будет поздно, — он улыбается, снова поворачиваясь к ней и заправляя руки в карманы брюк. Полы его пиджака раздвинуты и ей очень хорошо виден его ремень и гульфик под ним. Глаза скользят туда сами. За первыми каплями набегает непереносимая волна плотного сладкого желания, которая выходит из тени дверного проёма и обличает свою непроглядную чернь.       Нет, пожалуйста, не говори этого. Только не…       — Мне кажется, есть ещё один вариант.       — Правда?       — Ты оставляешь мне мою долю «Дардевилля» и отдаёшь мой «Эндимион» полностью.       — Удивительно невыгодное для меня предложение, — улыбается Ричард. — И почему я должен на него согласиться?       — Может, когда я буду заглядывать в наше казино, чтобы узнать, как идут дела…       — Так, — он довольно кивает, слегка прищуриваясь от предвкушения.       — Ты будешь заглядывать ко мне, — она легко проводит кончиками пальцев по краю строгой юбки.       — Заглядывать куда?       — Куда захочешь.       Ричард замирает в раздумьях и тут же улыбается ещё шире. Поднявшаяся волна дикого влечения внутри уже изгибается, склоняет свою блестящую голову, опуская её за порог дверного проёма. Ричард сокращает дистанцию, тёплыми пальцами берёт её за руку и без труда вытягивает из кресла на себя. Один момент, и она уже целуется с ним взасос. Невообразимо, но прямо сейчас ей так сильно этого хочется.       Ричард Моран, последний негодяй, ужаснейший враг всей её семьи и фамильного бизнеса теперь победно пробует её саму на вкус, языком проникая всё глубже. Она терпит своё крушение, и это оказывается очень приятно.       Волна липкого желания крепко бьёт об пол всей своей массой напряжения. Брызги разлетаются в стороны, оставляют чёрные кляксы на девственно чистом пространстве.       Ричард разрывает их горячий поцелуй и прислоняется задом к борту стола, расстёгивая ремень на своих брюках.       — Я бы рассмотрел все условия твоего предложения. Покажи-ка мне.       Она хватается за его пах, нащупывая чуть затвердевающий член. Ричард шумно дышит, облизывая уже испарившие влагу губы. Накинувшись на них вновь, она встречает ответное страстное желание. Его эрекция идёт навстречу её блудливой руке, которая проходится вверх-вниз по заряжающемуся оружию. Всё, чего она хочет сейчас — взять его в рот. Оно становится готовым только наполовину, а она уже нетерпеливо опускается вниз.       Ричард достаёт ей уже довольно упругий член, но диктует условие:       — Открой рот, высунь язык.       Она безропотно подчиняется, и тут же его горячая плоть фривольно проходится по её губам, принося им обоим томительное наслаждение. Когда член опускается на широкую поверхность её языка, Ричард кладёт пятерню ей на затылок и резко подталкивает заглотить его прямо под корень. Она плотно обхватывает пенис губами и начинает послушно ездить по нему вперёд-назад. Рукой на её затылке Ричард твёрдо управляет темпом движений: то надавливает, то оттягивает её за волосы. По тишине кабинета рассеиваются глухие вибрации хорошего минета.       От кайфа она забывается, закрывает глаза и начинает стонать, с аппетитом заглатывая его орган глубже.       — Смотри на меня, — доносится сверху.       Подняв глаза к его нагло довольному лицу, она продолжает усердно сосать каменеющий накаляющийся член, слизывая с него смазку активным языком. Ощущать во рту эту набухшую головку, эти ребристые вены, обтянутые тонкой кожей, этот вкус плоти на своих губах — сейчас один из самых заветных для неё моментов.       Пальцы внезапно обхватывают её за подбородок, и член выныривает изо рта. Ричард придерживает её за лицо, гладит своим фаллосом ей по губам, позволяет поиграться с ним языком, вставляет его, уперев сначала в одну, потом в другую щеку, и затем снова засаживает ей по горло. Она с упоением кашляет от срабатывающего предохранителя рвотного рефлекса. Слёзы дикого возбуждения просыпаются в глазах, но останавливаться совсем не хочется.       Ричард крепко берёт её голову руками и двигается сам, заталкивая ей в рот свой леденец. Она с наслаждением поддаётся и в голос отсасывает ему, одной рукой залезая себе под юбку.       — Ты будешь сверху, — вскоре выдаёт он, забирая свой член из её рта. Она согласно расстёгивает на себе юбку, поднимаясь с натруженных коленей. Ричард устраивается на её кресле и, хоть это и лишнее, подзывает к себе. Освободившись от своей одежды, она под внимательным осмотром забирается к нему сверху. Его смоченные слюной пальцы проходятся по её раздразнённой киске, раскрывают шире и направляют навстречу к готовому прибору. Мгновение, и от заветного проникновения его колом стоящего члена по кабинету разносится её мучительно радостный вскрик.       От собственного возгласа она тут же просыпается среди ночи и в истерике вскакивает со своей постели, убеждаясь, что больше здесь никого нет.