Мы не умеем улыбаться

Кадзуха мнёт влажную шею. На языке до омерзения родной привкус крови. А в оба виска будто в упор стреляют. Кадзуха зол. Кадзуха очень зол на Скара. Только имеет ли он право злиться на мужа? Он всего-то попросил реже курить.  А Кадзуху подобное сильно оскорбило.  Вслух, конечно, не сказал, да Скар по затяжному молчанию и колкому взгляду понял всё. Не понял лишь одного: Кадзухе реально плевать? Как же нужно не любить себя, чтобы так доводить больной организм?.. ему совершенно противопоказано курить! Но почему Райдэн задумался об этом лишь сейчас? Потому что Каэдэхаре опять плохо.  Снова кровавые сгустки на белой раковине, снова в рационе только обезбол, снова Кадзуха прикован к постели, снова не спит ночами. Когда всё же удаётся найти силы встать, Кадзуха идёт на балкон.  Скару надоело.  Начал издалека. Затем не выдержал и заявил, глядя в уставшие глаза.  — Я не хочу, чтобы ты курил.  Сказать, что Кадзуха был шокирован, это закрыть свой рот и больше не открывать его. И он доступно даёт своему муженьку понять, что очень много тот хочет. Райдэн предлагает компромисс — бросают оба. Глаз у Каэдэхары в тот момент задёргался знатно.  А потом он ушёл. Молча. И более не разговаривал с мужем. И старался не пересекаться с ним в квартире. Райдэн знал свой косяк, потому изо всех сил пытался загладить вину.  А точно ли он виноват? Кадзуха всё равно смиренно молчал. Как покойник — выглядят сейчас одинаково. Так сильно не хочет бросать курение? Не хочет. И не может. Это понимает и он сам, и Скар. Второй тоже вряд ли сможет так просто отказаться от данной привычки. Определённо сорвётся. Не раз, не два — много раз. Но по итогу сквозь слёзы, пот и боль сумеет бросить сигарету. А Кадзуха нет. Сорвётся раз — на второй забьёт большой и жирный. Да, вредно, да, нельзя. А организм требует.  Кадзуха очень хочет злиться на Скара, но понимает, что супруг как лучше хочет.  Поэтому Кадзуха злится на себя.  Он остывает. То ли холодный душ, то ли пара дней обиды остудили. Кадзуха медленно поднял глаза на запотевшее зеркало. Вид напротив тошнотворен. Нужно что-то светлое сделать.  Кадзуха протирает зеркало так, что видно только рот.  Кадзуха сжимает хрупкими пальцами раковину.  Кадзуха напрягает все мышцы своего бледного лица.  Губы задёргались.  Уголки медленно ползут вверх… Кадзуха зажмуривается и отводит голову в сторону, когда видит это… Поднялся только правый уголок его рта. Левый остался неподвижен. Оттого улыбка вышла безобразной и в прямом смысле кривой.  Кадзуха бьёт кулаком раковину и поворачивается спиной к собственному отражению. Конечность запульсировала адской болью. К горлу подкатывает тошнота. Кадзуха старается набрать побольше воздуха в лёгкие, но столь глубокий вдох отозвался острой колющей болью. Кадзуха скрючился. Его будто ножами колотят одновременно в спину и грудь. Кадзуха ругается всеми ругательствами, которых наслышался от мужа. Вслух.  Кадзуху рвёт кровью от себя самого.  Возможно, Скар прав. Стоило бы курить не как паровоз.  А Скару стоило бы меньше пить.  Кадзуха привёл себя в более или менее божеский вид и наконец-то покинул ванную. Думает уже поселиться там. Замечает на кухне Скара в компании бутылки чего-то жутко крепкого. Кадзуха терпеть не может пьяниц. Даже не пьяниц — любого нетрезвого человека. А Райдэн? Кадзуха не терпит его, а принимает. Потому что пьёт редко и ничего плохого не делает. Но парень всё равно предпочёл пройти молча в спальню, не привлекая внимания супруга.  Предпочёл, но не выполнил.  Каэдэхара вошёл на кухню. Встал около Скара. Тот залил в себя полстакана тёмной жидкости. На кухне открыто окно, чтоб не несло спиртом. Скар заметил мужа. Промолчал. Кадзуха ненавязчиво спросил: — Который день пьёшь? Райдэн поднял глаза на Кадзуху. Мыльные. Скар ничего ему не ответил, лишь пожал плечами. Кажется, с момента конфликта. Только конфликт ли это? Скорее, один не захотел сунуть гордость в одно место и хоть раз подумать о собственном здоровье. Скар не злится. А если злится, то совсем чуть-чуть. И не на себя, потому что не виноват. Мог быть резок в своих словах, однако не виноват.  — Я хотел как лучше, — внезапно вымолвил Скар. К великому удивлению, он ещё не нахрюкан. — А ты гордый слишком.  Кадзуха знает и молчит. Знает, что Скар не просто так спохватился, и знает, что гордая сука.  — Ты злишься? — Нет.  Скар поднялся из-за стола. Не может более терпеть. Кадзуха интуитивно отпрянул назад. И врезался в стену.  — Иди ко мне.  Его голос растёкся чем-то сладким, тягучим, нежным и забытым. Скар тянет руки к мужу. А Кадзуха не понимает, чего от него хотят, потому старается легко оттолкнуть. Райдэн опустил руки на чужую талию, а нос коснулся шеи.  — Скар, мне плохо, — настойчиво проговорил Кадзуха, отворачиваясь.  И слышит над ухом смешок.  — Дурак, — с тем же смешком ласково констатировал муж. Руки сцепились за спиной Каэдэхары. Губы касаются сгиба шеи. Вдыхает нежный сливочный аромат. Кадзуха тупит глаза в пол. — Я не животное.  Кадзуха захотел под землю рухнуть. Знал же, прекрасно знал, что Скар ничего ему не сделает. Но посмел допустить такие мысли. Даже действия, казалось, имели скрытый подтекст. Райдэн более не может терпеть одиночество. Не буквальное, Кадзуха всё это время был дома. И в этом заключалась проблема — они живут бок о бок, но не контактируют друг с другом. У Скара в ушах звенело от тишины. Так не хватало родного голоса, касаний… Скар задал волнующий вопрос: — Тактильный голод не замучал? Кажется, Кадзуха только сейчас с облегчением выдохнул. Руки с груди мужа переместились на его спину. Тело заметно расслабилось, даже обмякло.  — Не говори, что нет, — тише проговорил Скар.  — Не скажу. Замучал.  Кадзуха обнял крепче. Скар целует в шею. От него пахнет алкоголем, только сейчас этот запах успокаивал Кадзуху. Будто вернулось то, чего долго не хватало. Скар целует ещё раз, опять же в шею. И ещё раз. И снова. Держится стойко, чтоб не зацеловать Кадзуху с головы до ног. И не искусать. Ему присущ жуткий тактильный голод. Кадзуха знает это и совсем не против стать живым полотном.  Скар зацеловывает его шею, ключицы, плечи и лицо прямо на кухне. Опьянён он сегодня не только спиртным. Однозначно. Кадзуха закрывает глаза. Голову то и дело склоняет в разные стороны, чтобы Скар поцеловал его везде. Только губ, почему-то, совсем не трогает. Кадзуха проявил инициативу сам. Взял мужа за щёки и невесомо коснулся его губ. А поцеловал жарко и грубо. Скар ответил непривычной себе нежностью.  Продолжили в спальне. Продолжили целоваться. Первым сдался Райдэн, хотя всячески сопротивлялся онемевшим губам. Сдался, но ещё раз потянулся за поцелуем. Кадзуха приложил пальцы к опухшим губам. Смотрит ласково и спрашивает тихо: — Конфликт ведь не исчерпан? Кадзуха убрал от лица мужа руку. Скар мотнул головой.  — Не исчерпан. Но конфликт ли это был? Поза для переговоров была… неподобающей. Скар сел напротив мужа, тот следует его примеру.  — Кто виноват? — Я, — признался Кадзуха.  — Оба.  Кадзуха не считает так. Скар говорил с ним тогда без агрессии, не ставил ультиматум или перед фактом. Лишь изъявил своё искреннее желание, которое даже обращено к нему не было. Скар хочет, чтобы Кадзуха либо курил реже, либо не курил вовсе. Второй вариант можно считать невыполнимым. По итогу выбор-то невелик. Скар ничего сейчас не будет говорить. Что вредно, что нет. Кадзуха сам всё прекрасно понимает. И делает выводы.  — Я прислушаюсь. И прости за обиду.  Кадзуха спрятал лицо в сгибе шеи мужа. Райдэн гладит мягкие волосы, распутывая их. И ему также есть, за что извиниться.  — Прости, что пил.  Кадзуха даже внимания не обращал. Лишь сегодня подумал об этом.  — И у меня… просьба. Если такова выполнима.  Кадзуха вынырнул из своеобразного укрытия. Смотрит в блестящие глаза супруга, хлопая ресницами. Скар губу закусил. Выдохнул. Вымолвил, прошептал одними губами: — Улыбнись.  Сердце у Каэдэхары колит. Губы приоткрываются и тут же немеют. От страха? От безысходности. Он морозит Скара пятый год. Морозит своей вечно недовольной кабиной. Ощущается, как некая форма абьюза. Кажется, что ничего сложного. Это только кажется. У Кадзухи онемела нижняя часть лица в результате стресса. Разумеется, есть прогресс, но он не хочет показывать мужу такую… да эту гримасу даже улыбкой трудно назвать.  Но он вопреки всему показывает, даже не напрягая лицо. Губы, кажется, сами по себе ползут вверх. Правый уголок дрожит, а левый неподвижен. Откуда-то из больных лёгких вырвался еле слышный, совсем глухой смешок. Лицо Каэдэхары напоминает гримасу психа: взгляд пуст и устремлён куда-то сквозь эту реальность, рот в истерической улыбке перекошен, ещё и смеётся. А от радости ли? Ему хочется разбить своё лицо об стену.  Хочется ровно до момента, пока Скар не поцеловал губы.  Касание непривычно лёгкое и трепетное, словно опасливое, словно Райдэн боялся то ли обжечься, то ли боль причинить. Губы впрямь запульсировали чуток из-за предыдущих ласк. Кадзуха расслабил лицо, однако на поцелуй не ответил. Скар быстро отвлёкся, но не отдалился.  — Улыбайся чаще, — прошептал он. — Прошу.  Бархатный голос растекается внутри Кадзу тягучим мёдом. Становится тепло. Скар обнял его шею, прижимаясь ближе. Он шепчет что-то тихое и очень ласковое. То, о чём вслух они не говорят. То, что показывают действиями. То хрупкое, что вместе берегут долгое время. Кажется, кривость улыбки он даже не заметил. Ему важен лишь сам факт, что Кадзуха сделал это. Скар уверен, Кадзуха долго к этому шёл и морально, и физически.  Райдэн бесшумно заплакал в плечо мужа. А тот в ответ. И обнимает в ответ. И клянётся выполнять просьбу.