Кто не прав

***

Летняя веранда ресторана располагалась на террасе одного из недавно отреставрированных особняков эпохи модерна, и дизайнер отразил архитектуру дома в ненавязчивых элементах декора и оформлении меню. Чия всегда с удовольствием отмечала такие детали. С возрастом ей все больше нравилась аккуратность и продуманность, она порой с содроганием вспоминала свою растрепанную юность: спутанные кудри, растянутые майки и вечную нехватку денег, в которой она… они… тогда жили. Сейчас в ее жизни все было красиво и даже изобильно. Множество пар туфель, уверенная коллекция сумочек, посуда из тончайшего фарфора, ковер ручной работы, даже несколько вполне респектабельных современных картин в гостиной, — и все это потрясающее, выбранное с огромной любовью и большим вкусом. И рестораны Чие нравилось посещать изысканные. Она везде искала связность, идею и чистоту формы. Не это ли было истинным и наивысшим удовольствием в жизни? Чия была рада, что приехала первая, и у нее оставалось время в уединении насладиться благопристойной буржуазностью этого места. Роберт написал, что чуть задержится, и Артур с его новой девушкой еще не пришли. Собственно, она и стала поводом для встречи. Давний друг Роберта сделал этой девушке предложение, и они собирались с ней познакомиться и заодно отметить счастливое событие. Чия заказала бокал вина и, никуда не торопясь, наслаждалась окружающей обстановкой, любовалась огнями над барной стойкой и старой Москвой вокруг. Вечер был потрясающе теплый, весна пришла рано и очень настойчиво. Все это подействовало на Чию опьяняюще, и она была даже рада видеть Роберта. В строгом джемпере, суровый и как всегда аккуратный, волосок к волоску, он показался ей по-особенному привлекательным. — Они еще не пришли? — спросил он и поцеловал ее в щеку. — Как видишь, — сказала Чия с блуждающей улыбкой. — Ты что такая странная? Выпила?— Роберт, мыслями еще в работе, принялся нервно, словно сражаясь, листать меню. — Нет, просто. Красиво тут… У их столика возник официант, а за ним пришел Артур с той самой девушкой — темнокожей пакистанкой, невысокой и миловидной, с густой копной блестящих черных волос. — Хаджар, — представилась она негромко, с мягким пенджабским акцентом, слегка поклонилась и села. Роберт и Артур принялись энергично перебрасываться обычными дружескими репликами, Чия поглядывала на Хаджар, которая сидела, прямая, и смотрела вниз, куда-то в салфетку. Принесли закуски и аперитивы. Мужчины расслабились, Роберт даже позволил себе расстегнуть пуговицу на рубашке и по-хозяйски положил руку на спинку Чииного стула. — Рад за вас, ребята, — благодушно сказал он. — Свадьба — это прекрасно! — Да, а мы как рады! — просиял Артур. — Расскажите, как вы познакомились? — задала свой коронный вопрос Чия, по опыту зная, что влюбленные обожают на него отвечать, и обычно, перебивая друг друга, рассказывают каждый свою версию. Но Артур и Хаджар оба лишь потупились. — Секрет, видимо, — с улыбкой заметил Роберт. — Нет, не секрет, — сказал Артур, чуть вскинувшись.— Мы с отцом Хаджар больше года работали над общим проектом. Помнишь, та станция, что мы строили возле Рохри? Роберт кивнул, и Артур продолжил: — У нас сложились замечательные отношения, мы крепко подружились, и я часто бывал гостем в их доме. Ну вот и… — улыбнувшись, он посмотрел на избранницу. Она, не поднимая глаз, улыбнулась в ответ. Чия осторожно спросила, напрямую обращаясь к немногословной Хаджар: — Вы, должно быть, ужасно влюбились в него, раз решились на переезд в Россию? — Я послушалась отца, — спокойно ответила девушка. — Самой сложно найти подходящего человека. Чия открыла было рот и снова закрыла, обескураженная. — В Пакистане все же гораздо… — Артур прервался, потому что к ним подошел официант. Едва он удалился, Артур продолжил: — Лучше в этом плане. Вы понимаете. Но законы смягчаются по всему миру, даже в таких некогда традиционных странах. И благовоспитанной девушке стоит быть осторожной и разумной. Мы много говорили с отцом Хаджар, достаточно хорошо узнали друг друга, чтобы он смог отпустить со мной свою дочь. Чия почувствовала себя странно: еще пару мгновений назад настроение было таким благодушным, а теперь она ощущала сразу столько всего, что не могла ни однозначно отреагировать, ни даже определить для самой себя нужную эмоцию. Отвращение? И одновременно желание громко кричать. Гнев? И отчасти страх. Будто что-то темное и большое встало перед ней. — Снимаю шляпу, — сказал Роберт. Чия ошарашенно повернулась к нему, а он казался даже растроганным. — Это по-настоящему восхищает. Ваша позиция, Хаджар, в особенности! На таких женщинах держится этот мир! У Чии пропал аппетит, она едва притронулась к своему блюду. Молчала и смотрела в тарелку, подобно Хаджар. А та вдруг спросила: — А вы мусульманка? Чия чуть не ответила резко. Какое ей дело? Но сдержалась. — В детстве была. Но уже давно не исповедую. — От вопроса Хаджар, от ее тона и всей ситуации, от взглядов, направленных на нее, Чие стало неприятно, вязко. Хаджар только потупилась в ответ, чем взбесила Чию еще больше. Но тут вступил Роберт: — Это все равно очень влияет! Чия тоже благовоспитанная, интеллигентная, трудолюбивая. Я считаю, что традиционное воспитание — фундамент человека… Чия почувствовала, что ее сейчас стошнит. А перед глазами всплыла картина «Продажа невольницы», которую она когда-то в детстве долго рассматривала на открытке, присланной маме подругой. Она со звоном положила вилку и произнесла: — Прошу прощения, вдруг вспомнила о срочном звонке по работе. Желаю вам счастья, рада была познакомиться. Чия резко встала и под прицелом недоуменных взглядов, сбежала. Она не смогла далеко уйти. Прислонилась к ближайшей стене и разрыдалась, едва выйдя из ресторана. Она чувствовала себя так, будто над ней, ее образом жизни и над всем, во что она верила, посмеялись. Она вспомнила бабушку, до самой смерти готовившую деду три смены блюд на завтрак обед и ужин: «Чия, мбаллым Минем. Ир — йортның баганасы.*»  Она вспомнила маму: «Твой отец замечательный человек, это я сама во всем виновата… я себя запустила». Она вспомнила, как совсем юной девочкой клялась парню: «Я только тебя любить буду, всю жизнь, я твоя, твоя». Слезы лились ручьем. Она давно так не плакала. Она плакала от боли, обиды, гнева, злости. Плакала о себе и обо всех женщинах сразу. Плакала о маленьких девочках. И о том, что у нее нет своей такой. Плакала о старухах. И о том, что она тоже такой будет. Плакала об ушедших надеждах. О том, что мужчины все равно ничего не понимают. Но одновременно она чувствовала и что-то странно обнадеживающее. Надо же, она еще может так по-детски, горько, навзрыд! Она будто протягивала сама себе руку откуда-то из глубины. Впервые за несколько месяцев чуть ослабла гнетущая тягостность в сердце. Прохожие шли мимо, не останавливаясь. Чия не поднимала головы и не открывала глаз. Возможно, им было любопытно, почему так, у всех на виду, плачет приличная женщина, но ее никто не трогал. — Ты что? — Роберт, весь красный, вылетел из ресторана и, оглянувшись, сразу ее увидел. Чия отвернулась. — Ничего. — Да что с тобой такое? — настаивал он. Слезы отступили, к Чие возвращалось самообладание, а значит, и боевой дух: — Ничего. С тобой что? Объявили конкурс на самую послушную жену? Вот только я не записывалась участницей! — О чем ты вообще? — Роберт смахнул ее слова саркастичной усмешкой. Ох, она ненавидела, когда он так делал. — Послушай меня, Роберт, — тихо, с угрозой начала Чия, — если ты не совсем дурак, то ты крепко подумаешь и извинишься. Но если все, что ты говорил там, наверху, весь этот бред про соль земли и татарское воспитание, если все это, по-твоему, правда, и ты так искренне считаешь, то, боюсь… — она сделала паузу, слушая, как бьется сердце, — нам придется расстаться. ————————- * Вишенка моя сладкая. Муж — столб дома. (Татарск.)