Дитя Изобилия

— Всё хорошо?    Насколько ужасно задавать такой вопрос в такой момент, настолько же и очевиден ответ на него. Нима откинула голову на подушку, напрасно надеясь, что секундная передышка позволит быстро восстановить дыхание. Короткий нежный поцелуй прижался к её дрожащему бедру. Она торопливо закивала, бросив красноречивый взгляд на Цзин Юаня, устроившегося между её ног.   — Ты издеваешься, — кое-как выдавила Нима. Голос звучал хрипло и жалко.    Не то чтобы ей не нравились эти изощрённые пытки: с каждым днём они становились всё более долгими, растянутыми и приобретали новые, незнакомые краски, приоткрывая ранее неведомые стороны характера её мужа. Ни одно утро не обходилось без того, чтобы Юань не демонстрировал своей любимой всю глубину своих чувств. Правда, методы для этого порой выбирались странные.    Смеющиеся золотые глаза весело прищурились, а затем снова опустились ниже, к сдвинутому в сторону кружевному белью и влажному, припухшему от долгих ласк клитору. Длинные умелые пальцы вонзились в Ниму с новой силой, ещё более жадно и требовательно, чем раньше. Когда к ним присоединились большой палец, нежно приподнимая капюшон нежной кожи, и его губы, обхватившие пульсирующий красный бугорок, она задохнулась в собственном стоне — правда, не настолько громком, чтобы заглушить грязные хлюпающие звуки между собственных бёдер.    Она потеряла счёт времени и вряд ли могла сказать точно, как долго всё это продолжалось. Час? Два? С чего именно они начали сегодня? Напряжённое от постоянной стимуляции тело ныло, полыхало, вспыхивало каждый раз заново. Но — о, как это было хорошо, как правильно, как, чёрт возьми, приятно… гораздо приятнее, чем когда приходилось ласкать себя самой, пока Юаня не было рядом.    — Да-а, так… так ещё лучше, — инстинктивно приподняв бёдра, простонала Нима. — И здесь… Ох!    Маленькое движение изогнутых пальцев внутри неё, чуть большее давление снаружи — её ноги ослабели, задрожали в короткой, безумной судороге. Девушка порывисто выгнулась дугой, схватив Цзин Юаня за волосы и буквально прижав к себе. Приливная волна оргазма подхватила её, унося куда-то под облака, а потом вернула обратно на смятую тёплую постель, в заботливые мужские руки. Юань терпеливо ждал, пока Нима придёт в себя, отдышится и сможет сфокусироваться, и только потом спросил:   — Всё ещё считаешь, что я тобой пренебрегаю?  — Ещё не решила, — уклончиво ответила она, пытаясь приподняться из лежачего положения и сесть на край кровати. — Но если ты понял, как я ненавижу эти твои командировки, это уже прогресс.  — Я тоже соскучился.    Его руки рассеянно скользили по мягкой округлости женских бёдер, щека прижималась к её колену, и всё выражение его лица напоминало сейчас взгляд нашкодившего кота, разбившего оконный цветок — на него невозможно злиться, его можно только обнять, поцеловать и простить. Нима растаяла. Да, именно это ей и хотелось сделать прямо сейчас. Наконец-то можно снова чувствовать его рядом, зарыться носом в непослушные волосы, вдохнуть его запах, пропитаться им насквозь.    Подумать только: относительно недавно Ниме даже не приходила в голову мысль, что когда-нибудь она будет настолько зависима от физической близости Цзин Юаня, а теперь она буквально не представляла ни одного дня без него. Это было так по-детски неразумно, но повторение про себя мантр по типу «я взрослая, я самостоятельная, самодостаточная, я со всем могу справиться сама» в его отсутствие мало помогало — настроение к концу дня стремительно портилось, и ни один милый смайлик в мессенджереот Юаня или лишний тортик-бенто из кондитерской не умел заменить крепкие объятия и мимолётные, но такие чувственные поцелуи. Ей просто необходимо было просыпаться в его руках каждое утро, чмокать в щеку после каждой встречи, седлать его бёдра каждую ночь.    Что самое удивительное — это было взаимно.    — В следующий раз, если ты уедешь дольше, чем на три дня, я буду использовать просто зверские методы, — пообещала Нима, лениво приглаживая светлые волосы от лица Цзин Юаня.    Ему стоило бы ужаснуться, но вместо этого он даже не пытался скрыть разъехавшиеся в улыбке уголки губ. Игривая родинка под его глазом дразняще подпрыгнула вверх, когда Юань ухмыльнулся.    — Зверские? От тебя? Милая, ты не умеешь быть жестокой, — пропел он.  — Хочешь меня испытать?  — Очень. — Тихий бархатный смех завибрировал в его груди, так похоже на настоящее кошачье мурчание. — Еще ни одно твоё наказание не было по-настоящему страшным.  — Это звучит как вызов…    С учетом того, что ранее Нима уже пыталась использовать в качестве рычага давления шантаж через Яньцина, свои фотографии в новом нижнем белье, очень облегающую юбку-карандаш на работе и недвусмысленные намеки в мессенджере, Цзин Юань был по-своему прав в этом замечании. Но на самом деле ей совсем не хотелось будить в муже тоску или печаль, особенно в те дни, когда им приходилось надолго разлучаться. Напомнить о себе, показать свое внимание и свои чувства к нему — да, пожалуй. Но не наказывать его по-настоящему. Нима вздохнула, втягивая носом знакомый запах мужского тела, обняла его крепче и мечтательно прикрыла глаза.    Рядом с Цзин Юанем она чувствовала себя целой. Давно позабытое в суматохе ежедневных дел, звонков, бытовых мелочей и прочей шелухи, это ощущение внезапно возродилось в ней с новой силой в тот же день, когда Нима позволила себе поцеловать его в первый раз. Рядом с ним она была дома, в облаке спокойствия и безопасности, и оставалась всегда любимой, всегда нужной. Во всей идиллии ее нынешней полностью обустроенной жизни находилась лишь одна капля яда в бокале вина — контакты родных по крови людей, позабытые на дне телефонной книги.    На короткой и скромной свадебной церемонии Ниму вел к алтарю Яньцин — их ужасно гордый собой 13-летний приемный сын. Она не возражала против этой идеи (в конце концов, юноша сам вызвался на эту ответственную роль и был невозможно рад), но на самом краю сознания продолжала колоться и биться упрямая мысль: как было бы здорово, если бы родители тоже могли разделить счастье дочери. Возможно, их удалось бы познакомить с Цзин Юанем, ввести в курс всех дел, дать им возможность оценить ту жизнь, которую Нима выбрала для себя — и лёд между ними мог бы растаять. Возможно, они снова начали бы общаться. Возможно, отвергнутые корни проросли бы заново, сильнее и надежнее прежних… Но увы, тем местам не суждено было сбыться.    Ты позоришь имя своей семьи.  Твои личные желания — ничто в сравнении с тем, что делают для тебя твои родители. Не смей заикаться о каких-то своих «мечтах», это глупость, дозволенная только младенцам.  Без семьи тебе ничего не добиться.  Больно — терпи, сожми кулаки, прикуси язык и терпи. Боль временна, а большое дело и благая цель — вечны.   Если в детстве Нима и могла легко поверить, что так живут все и других взглядов на жизнь быть не может, то по мере взросления эти безупречные грани домашней клетки стирались, обнажая истину. Молчаливый отец, посвятивший себя экспериментальной медицине, и не в меру строгая мать — авторитетный руководитель фармацевтического холдинга — умели воспитывать, но не умели любить. Если старший брат и принимал эту доктрину без пререканий, то более упрямая Нима сдаваться холодным нотациям и жестким правилам не умела. Ей никогда не нравились воскресные проповеди, расписанные под репетиторов вечера в календаре, поездки в хосписы и приюты для бездомных животных — так мама проводила «уроки милосердия» — и разговоры о будущем, где ей никогда не давали слова.    Нима заявила, что поступает на факультет маркетинга и связей с общественностью вопреки уже заготовленному для нее сценарию. Кокон правильности и благости прорвался, оставив ее один на один с абсолютно чужими людьми, которые являлись ей кровной семьей. Одна фраза переросла в скандал, скандал — в конфликт; одно решение тянуло за собой следующее — и вот совершенно опустошенная, потерянная, уставшая от всего Нима уже собирает вещи и глотает слезы, снова и снова вслушиваясь в эхо хлопнувшей за спиной двери.     Пальцы привычно протянулись к пушистым волосам в хвосте Цзин Юаня, который крайне удачно устроился рядом, положив голову ей на грудь. Можно сказать, он в некотором роде спас ей жизнь — помог справиться с сомнениями, показал, что мир вокруг может быть другим, что семьи строятся не только на чувстве взаимного долга и обязательств, но и на любви. Нима с наслаждением запустила пальцы в его пепельную гриву, расчесала ими шелковые прядки, вдохнула такой близкий, родной запах — теплая кожа, персиковый цвет, душистые сандаловые благовония, мягкая отдушка его любимого шампуня. Юань морщил нос, обнимал жену крепче и улыбался, все еще делая вид, что спит.    Если выбор отвергнуть путь своих родителей действительно привел ее сюда, в этот дом и к этому мужчине, стоило ли о нем жалеть?   ***   — Всё хорошо?   Тон голоса неожиданно сорвался вверх, резанув по ушам неестественной нервной нотой. Нима засуетилась на месте, пригладила невидимые складки на юбке и рукавах рубашки, чтобы со всем старанием замаскировать собственное беспокойство. Доктор бросил на неё быстрый взгляд поверх бумаг и приподнял бровь.    — Странно, что ты нервничаешь. Это ведь обычный регулярный осмотр, — перелистнув несколько листов с анализами, произнёс он, — если только у тебя нет повода или жалоб.  — Хм, да, пожалуй… Просто ты что-то так долго проверяешь, и я становлюсь подозрительной.    Добродушный смех рассыпался по кабинету. Нима прикрыла рот рукой, не зная, куда ещё себя деть от этих внимательных, всезнающих зелёных глаз, хотя они даже не были направлены на неё — только на исписанные непонятными терминами и подсчётами страницы медицинской карты. Само собой, врачу всегда можно было доверять. Семейному врачу, который имел доступ к её карте и показаниям буквально с младых ногтей и был прекрасно знаком со всеми обстоятельствами её жизни, — тем более.    И всё же Лоча слишком долго уходил от ответа на достаточно простой вопрос.    — Не замечаешь никаких изменений, никаких… странностей? — зачем-то спросил он. Изящные пальцы задумчиво коснулись подбородка. — Возможно, тебя что-то беспокоит?  — Ну… не знаю. — Нима принялась теребить край рукава, избегая смотреть Лоче в глаза. — Про нерегулярные циклы ты знаешь. Иногда ноги отекают. Немного тянет поясницу и болит шея в последнее время, но я много работала в неудобном кресле, уже заказала новое, так что…  — Вряд ли это связано с креслом.  — Почему?    Лоча перекинул светлую косу через плечо и наконец закрыл медкарту. Набитая анализами, записями приёмов, диагнозов и рецептов папка с шелестом легла на стол, как приказ о немедленной казни. Нима сглотнула — ладони вспотели, в ушах зашумело, сердечный ритм бешено забился в горле, мешая дышать.    — Судя по уровню ХГЧ в крови, ты беременна. Минимум третья неделя. — Тембр его голоса стал деликатнее, на губах заиграла искренняя, даже немного интимная улыбка, предназначенная не для пациента, но для близкого друга. — Я очень рад, что могу сообщить тебе об этом первым.    В настенных часах замерла, нервно подёргиваясь, секундная стрелка. Звуки вокруг увязли в тяжёлом, липнущем к коже тревожном молчании. Нима сжала в кулаке ткань юбки, вздрогнула, сглотнув колючий ком, тонкое золотое кольцо на безымянном пальце обожгло руку. Беременна? Она беременна? У них с Юанем будет ребёнок? Третья неделя? Кровь жаркой волной прилила к щекам — Нима зачем-то принялась вспоминать нужную дату, нужный день и, как назло, вспомнила сразу: глупо порванный чулок, рычание Цзин Юаня над ухом, красные полосы на его круглом плече, пальцы, впившиеся в мягко дрожащее бедро, тепло, разлившееся в животе… Проницательный взгляд Лочи переместился с её лица на руку с кольцом, затем поднялся обратно. На короткий миг девушка ужаснулась: доктор ведь точно не мог прочесть её мысли? Или мог?..    — Ты как будто не рада, — осторожно заметил он.  — Почему, я рада, конечно, просто… немного в шоке.  — Знаешь, если не пользоваться контрацепцией, беременность является вполне логичной. Я точно помню, что рассказывал тебе про это.   Человек, видевший её первые месячные, бывший свидетелем почти каждой простуды, каждой ранки, каждой некрасивой проблемы в течение половины её жизни, теперь сообщал о том, что Нима станет матерью. Почему-то это было странно неловко. Она как будто только что вслух призналась, что по-настоящему трахалась с мужчиной, позволяла тянуть себя за волосы, шлёпать по заднице и кончать внутрь. Не то чтобы Лочу можно было этим смутить, но вот так взрослеть в один миг у него на глазах… Нима остолбенела окончательно и только несколько раз моргнула, не находя, что тут сказать.     А потом разрыдалась.    Лоча на миг опешил. Сквозь слёзы, градом катившиеся из глаз, Нима увидела, как он достал из кармана белого халата элегантный носовой платок, опасливо коснулся её истерично вздрагивающего плеча. Простой жест истинного джентльмена согнул её в новом приступе плача. Она даже не понимала, зачем расплакалась — эмоций внутри было слишком много и они требовали сиюминутного выхода, а других вариантов как будто не находилось.    — Я б-буду мамой, — рвано хватая воздух, выдохнула Нима, — я так счастлива, я так… о-о-о!  — Да, в первый раз всегда волнительно… — Лоча утешительно похлопал её по спине, садясь рядом и исключительно тактично стараясь не вглядываться в заплаканное лицо. — Ты будешь чудесной мамой, такой же хорошей, как твоя собственная, — почти сразу он заметил всколыхнувшееся напряжение, прочистил горло и поправился: — или даже лучше.    Светловолосый семейный врач исключительного таланта, к своему счастью или горю, был свидетелем не только каждой болезни, занесённой в медкарту, но и большинства конфликтов, происходящих с Нимой. Лоча оставался по сути единственным, кто одинаково хорошо знал и её саму, и её родных, являясь последним связующим звеном между ними. Разорвать его Нима не решилась — с доктором у неё сохранялись достаточно тёплые отношения, он всегда был профессионален, осторожен и внимателен, не лез с советами, когда их не просили, не вдавался в подробности, не учил жизни. В его клинике всегда было надёжно и спокойно, никакая информация не просачивалась наружу, и это стоило ценить.    И всё же, видимо, сам Лоча не терял надежды когда-нибудь увидеть если не воссоединение подопечной с родными, то хотя бы разрешение давнего спора между ними.    Нима высморкалась в предоставленный платок, стерла остатки слёз с покрасневших щёк. На мыслях в голове осел неприятный тяжёлый туман, глаза больно щипало, но плакать больше не хотелось — не после упоминания женщины, приведшей её в мир. Если бы она увидела дочь плачущей на пустом месте, то не оставила бы это без последствий. Дешёвое проявление слабости, говорила мама, особенно перед мужчиной. Устыдись.   — Извини за эту сцену, сама не понимаю, что на меня нашло, — попыталась улыбнуться Нима.    Лоча кивнул. Заботливым, почти отеческим жестом он пригладил её волосы, затем поднялся, вернулся за свой стол, со вздохом подтянул к себе папку с последними анализами и принялся что-то размашисто писать.    — К счастью, беременность — не болезнь, а нестабильный эмоциональный фон связан с ней напрямую, поэтому не бери в голову. Но сейчас тебе точно стоит поберечься и как минимум снизить общую нагрузку, плюс витамины, соблюдение режима, хороший сон… я составлю рекомендации.    Ей ничего не оставалось, кроме как благодарно выдохнуть. Руки тянулись одновременно к животу — инстинктивно, бессознательно, будто могли почувствовать что-то на таком раннем сроке или помочь в осознании происходящего, — и к телефону. Как рассказать обо всём Юаню? Стоит ли сейчас? Нима представила себе его лицо, короткий шок в золотистых глазах, волну идиотских смайликов и стикеров в мессенджере, почти как в тот день, когда Яньцин назвал его папой в первый раз. В мечтах о предстоящем радостном безумии, которое обязательно охватит их дом, она даже не стала вчитываться в протянутый Лочей лист со списком врачебных указаний — только бережно спрятала его в сумку, сердечно поблагодарила доктора за помощь и, не скрывая приятного волнения, выпорхнула из кабинета.    Разумеется, Нима не заметила, как Лоча сам потянулся к своему телефону. Разумеется, она бы и не подумала о том, с кем доктор поспешил связаться сразу, как только дверь за ней закрылась.    «Она ждёт ребёнка. Не смейте причинить ей вред».    ***   — Всё хорошо?    После нескольких часов в душном помещении воздух снаружи казался на удивление сладким, вкусным, как первый глоток воды под конец многочасового марафона по пустыне. Нима неспеша сделала глубокий вдох, потянулась, позволяя холодному туману позднего утра осесть в легких, остудить голову. Тихо, свежо, пахнет мокрым асфальтом. Никаких тошнотворно гадких духов, никакого гула вентиляторов, никаких бесконечных обсуждений одинаковых вопросов по десятку кругов — акционеры не оставляли попыток продавить через Цзин Юаня новую стратегию ведения дел. Его широкая шершавая ладонь ласково легла на её щеку, мягко развернула лицо к себе. Только что этот человек без тени сомнения раздавал указания, лукаво озвучивал угрозы, в его тоне не было ничего, кроме безапелляционной демонстрации силы — но с ней он неизменно оставался нежным.    — Переживаешь за меня? — небрежно протянула Нима, щекой прижимаясь к его руке.  — Переживаю, — признался Юань. — Ты какая-то бледная.  — Там было душно. Переговорная на тридцать человек с неработающим кондиционированием и вентиляторами, которые только разгоняют по кругу пыль и вонь… слушай, у Цзицзу всегда были такие ужасные духи? Она как будто искупалась в ванне из гнилых арбузов…  — Обычно ты хвалила её духи. — Мужчина хмыкнул, его лицо приобрело лёгкое задумчивое выражение — глаза перестали цепляться за детали, он будто бы весь ушёл в себя, анализируя услышанное.    По подсохшим за утро лужам пробежала рябь, кроны пышных дубов в парке напротив бизнес-центра зашуршали, подгоняемые ветром. Цзин Юань подал знак водителю: тот кивнул и, чуть поправив новенький пиджак, пригласительным жестом открыл перед женой босса дверцу машины. Нима замерла рядом — хотелось подышать ещё немного, пусть даже и посреди парковки.    — У меня есть новости, — вздрогнув, проговорила она, оборачиваясь на Юаня.    Он обошёл машину, поднял на неё вопросительный взгляд. Золотые глаза улыбались — устало, но с прежней теплотой. Нима была убеждена, что любые встречи, переговоры и даже запланированный вечер в ресторане он бы с радостью променял на возможность уронить голову на её плечо и подремать час-другой. Иногда Цзин Юань умудрялся засыпать таким образом прямо по дороге — возможно, планировал сделать это и сейчас.    Занятая воспроизведением в голове этой умиротворяющей картины, Нима пригнула голову и приземлилась на холодное кожаное сидение. Водитель закрыл за ней дверь. Внутри пахло апельсинами — мягко, свежо, немного горько. Мужчины с той стороны обменялись парой фраз, и вскоре Юань снова оказался рядом, сразу же находя её руку.    — Надеюсь, твои новости хорошие, — выдохнул он, — потому что плохих с меня на сегодня достаточно.    Девушка задумалась. Хорошие ли? Раньше им не приходилось обсуждать такие темы, но ей казалось, что это было нечто само собой разумеющееся — быть вместе, жить вместе, воспитывать Яньцина, строить общие планы. Входил ли в эти планы ещё один ребёнок? Наверное, да, хотя это никогда не озвучивалось вслух. В голове эхом отозвался голос Лочи: если не пользоваться контрацепцией, беременность будет логичной… Ну да. Они оба взрослые люди, они не могли об этом не знать.    — Решим, когда всё взвесим. — Нима бросила быстрый взгляд в зеркало заднего вида, встретилась с карими глазами водителя. Тот деликатно промолчал.    Под мягкий рык двигателя машина медленно тронулась с места. Большой палец Цзин Юаня прочертил ровный круг на женской ладони в его руке, сначала в одну сторону, потом в другую. Какое-то время он ничего не говорил, и Нима, чувствуя вибрирующую в груди тревогу, повернулась к нему с предложением:    — Хочешь, заедем куда-нибудь пообедать? Говорят, тут недалеко открылся новый ресторан с шикарным рыбным меню, возможно, стоит попробовать.  — У меня не идут из головы эти гнилые арбузы, про которые ты сказала, — улыбнулся Юань.    Тошнотворный аромат чрезвычайно сладких духов снова ударил в нос. Разумеется, его в машине не было, но воспоминания о нём оказались сильнее — девушку чуть не согнуло в сухом позыве. Как будто этого было мало, они вошли в поворот чуть резче, чем обычно: голова закружилась, тошнота подступила в горлу с новой силой.   — Зачем ты про них напомнил, — сморщилась она, на всякий случай прикрывая рот рукой. — Беру свои слова назад, ресторан отменяется, обед тоже…  — Нима, ты точно в порядке? — От Юаня не укрылось изменение в её голосе. Он прищурил золотые глаза, оглядел её с головы до ног. — Не отравилась? Не поэтому ездила к врачу на днях?    Нима отрицательно замотала головой, но от этого стало только хуже. Машину снова качнуло — водитель ни с того ни с сего выжал газ.    — Зачем так резко? — рыкнул Цзин Юань, пылающим взглядом прожёг водительское кресло перед собой. — Мы куда-то спешим?  — Простите, сэр. Кажется, у нас гости.    Фраза прозвучало как-то пугающе обыденно, и всё же внутри от неё всё похолодело. Захотелось обернуться, но Юань удержал её. Нима аккуратно скосила на него глаза — челюсти сжаты, прежняя привычная расслабленность испарилась без следа. Рядом на пассажирском сидении снова сидел не просто её очаровательно ленивый муж, а господин директор Цзин Юань, всегда владеющий ситуацией, даже когда всё складывалось против него.   — Те, о ком я думаю?  — Вполне возможно.  — Давно?  — Не уверен, но подозреваю, что да.    «Очень содержательный мужской разговор», съязвила про себя Нима. Интересно, они всегда так общаются друг с другом или… или пытаются не проболтаться деталями в её присутствии? Разве Юань мог что-то скрывать? Судя по всему — мог, раз водитель сделал вывод, что их преследовали. Более того, он мог знать, кто за этим стоит. У него есть враги? Цепочка мыслей становилась всё более тревожной, всё более пугающей. Девушка вжалась в сиденье, чуть сползла вниз, сглатывая тревогу вместе с подступающей тошнотой.    Авто снова повело из стороны в сторону — водитель бесконечно перестраивался из ряда в ряд. На очередном перекрёстке загорелся красный, но машина даже не замедлилась. В оконном стекле мелькнули контуры незнакомых зданий.    — Что происходит? — Нима чувствовала, что закипает. — Куда мы едем?  — Не о чем волноваться, мэм, — отозвался водитель. — Это проверенный маршрут до безопасного пункта, я действую согласно плану.  — Давай на шоссе, там оторвёмся, — оборачиваясь, скомандовал Юань.    Осознание настоящей, не выдуманной опасности захлестывало, разгоняя и кровь, и мысли. Вряд ли кто-то стал бы преследовать их только для того, чтобы вернуть забытый после встречи в бизнес-центре бумажник. Нима принялась перебирать в голове имена всех, кому Цзин Юань так или иначе переходил дорогу, всех, кто пытался разрушить его репутацию в глазах общественности — очищение и поддержание этой репутации входило в её должностные обязанности. Само собой, у любой большой шишки в городе имелись враги, и у её мужа они тоже были. Проблема в том, что до сегодняшнего дня она всерьёз считала, что все баталии, которые ему доводилось вести на благо компании, ограничивались стенами переговорных и тоннами бумаг на его столе. Теперь же перед глазами представлялись грядущие заголовки новостей, эскизы пресс-релизов, вздёрнутая бровь госпожи Фу Сюань — «я же говорила, что эта ваша авантюра добром не кончится»…    Всё верно, госпожа Фу, она кончится покушением. И почему-тогосподин Цзин кажется поразительно готовым к такому исходу событий. Что это, чёрт возьми, значит? Зачем кому-то вредить ему вот так?   — На шоссе мы превратимся в мишень, — сглотнув, заметила Нима. — Возможно, мужчин погони и заводят, но меня — нет. — Что предлагаешь? — Голос Юаня был болезненно холоден.  — Лишить преследователя точки обзора. По-моему, отсюда можно спуститься в доки, там легче замести следы.    Она развернула ладонь, сжала пальцами запястье Цзин Юаня — он не отпускал её руку ни на секунду с того момента, как сел в машину.    — Сэр, до съезда на эстакаду один квартал, — ненавязчиво напомнил водитель.  — Она нас не спасёт, если маршрут раскрыли. Налево, в доки.    Одними губами он шепнул что-то вроде «Держись» — следом жалобно взвизгнули шины. Инерция от крутого поворота бросила Ниму прямо к нему в руки: она зажмурилась, изо всех сил удерживая содержимое желудка внутри себя и молясь, чтобы этот кошмар побыстрее закончился.    Не прошло и минуты, как вокруг дороги выстроились ряды портовых складов. Лавируя в лабиринте контейнеров и погрузчиков, машина съехала ещё на уровень ниже, нырнула под один мост, второй, третий. Нима приметила про себя поворот, ведущий к выезду обратно, прямо под ту магистраль, где они собирались сбежать от погони. Рёв двигателя стал тише.    — Сдай назад, — приказал Цзин Юань. — Медленно.    Впервые за многие годы работы на высокой должности габариты их представительского авто бизнес-класса показались Ниме чрезмерными. Будь машина попроще и поскромнее, возможно, её удалось бы уместить в тени опоры моста или между разгруженными контейнерами, но только не этот широченный внедорожник… Снаружи всё будто бы стихло — звукоизоляция поглощала все звуки, оставляя внутри лишь шум дыхания пассажиров и сдержанный рокот мотора под капотом.    Девушка всхлипнула, спрятала лицо в пиджаке Юаня, сморгнула слёзы, когда мужские пальцы успокаивающим жестом спустились по её спине. Оторвались. Наконец-то. Это просто недоразумение, просто какая-то нелепая ошибка. Ещё лучше, если им это просто показалось — никакая это не погоня, такие только в боевиках бывают.   — Сиди здесь, — вдруг раздалось над её ухом.  — Юань?    Она приподняла голову, проследила за его взглядом, направленным в лобовое стекло. Прямо перед ними, угрожающе сверкнув фарами, затормозил потёртый тёмно-серый седан. Сердце упало вниз. Кажется, эту машину ей уже доводилось видеть раньше, но где именно — сложно сказать.   — Что бы ни произошло, — раздельно произнёс Цзин Юань, крепко сжимая её в руках, — не выходи из машины.    Прижав короткий поцелуй к её виску, он наклонился куда-то вниз, пошарил рукой под сидением — что-то щёлкнуло под его пальцами, а следом в его руке появился пистолет. Пара заученных движений, будто тело само помнило нужные действия — проверить обойму, перезарядить, снять с предохранителя. Нима захотела было сглотнуть, но заметила, что во рту внезапно пересохло. Это просто его армейская подготовка, поэтому он знает, что делает. Это просто мышечная память, рефлексы. Это просто стечение обстоятельств.   Не сговариваясь, Юань вместе с водителем одновременно открыли двери и вышли из машины. Из седана, преградившего им дорогу, тоже кто-то вышел — незнакомые люди в разношёрстных костюмах, трое — нет, четверо, — с одинаково жёсткими, невыразительными лицами. В звуконепроницаемом вакууме из стекла и стали можно было представить себя в безопасности, и Нима очень хотела бы это сделать, но не могла. Не когда её муж оставался снаружи. Не когда в его руке было оружие. Не когда неизвестные напротив него тоже, скорее всего, были вооружены. Всё тело вопило об опасности, сжималось, не слушалось, но она заставила себя собраться. Сглотнув панику, Нима придвинулась ближе к двери и пальцем осторожно опустила стекло.    — …удивительно, правда? Такая удача.  — Я бы назвал это другим словом. — Голос Цзин Юаня не дрогнул, даже почти не изменился. Не знающий его человек решил бы, что сейчас он вёл обычную дружескую беседу, которая стала утомительнее обычного. — Уверен, что вопрос можно уладить и без конфликта, просто уйдите с дороги.  — Сначала верни украденное, генерал.  — У украденного есть имя. И свобода выбора.  — Так зачем же держишь её в машине? — Неизвестный гаденько захихикал, и Ниму всю передёрнуло. Это они о ней, что ли? — Леди Миразент вернётся на положенное ей место, хочешь ты этого или нет.  — …неверное имя, — Юань сделал неопределённый жест рукой; что-то в его позе неуловимо изменилось, но она не смогла понять, что именно, — и неверная форма для просьбы. Я теряю терпение, но для тебя повторю в последний раз. Уйди. С дороги.    Человек напротив её мужа оскалился, покачал головой, изображая глубочайшее разочарование… а потом широко улыбнулся, наставив на него оружие.    — Как же удачно, что ты взял её с собой, генерал. Её милосердие исцелит нас после твоей смерти.    Выстрел. Ещё один. Кто-то упал, кого-то отбросило в стену металлического контейнера. Чей-то вопль, топот, крик, шум разгоняемой крови в ушах. Нима прикусила щёку, одновременно завывая от ужаса и злясь на собственную беспомощность. Не выходи из машины. Можно подумать, она вещь какая-то, которую можно запереть под замком. Можно подумать, она беспомощная принцесса, нуждающаяся в охране.    Ещё выстрел, короткий, сдавленный стон совсем рядом.    Это мог быть Цзин Юань. Если кто-то посмеет указывать ей — им конец. Если кто-то посмеет тронуть её мужа — им конец. Им конец, повторила она про себя, повторяя его движение: где-то тут, под сидением, он наклонялся примерно так же, здесь должно быть что-то… Нима нащупала спрятанную нишу, крохотную кнопку, приоткрывающую её, а внутри — да, ещё один пистолет. Чёрт, это не служебная машина, это чёртов фургон оружейного барона! В голове пронеслось полжизни — от беглого поцелуя в кровати после выключения будильника до тёмного зимнего вечера после школы: слёзы жглись на щеках, злость кипела внутри и требовала сиюминутного выхода, и Нима, тогда ещё девчонка, сбежала в тир расстреливать мишени из пневматической винтовки. Пальцы сами нашли предохранитель, сами потянулись к ручке двери. Нет. У неё есть имя. У неё есть выбор. Никто не убьёт её мужа.    Она выпрямилась, держа пистолет перед собой, сделала пару шагов. Впереди, перед капотом их внедорожника, хрипел незнакомый мужчина из числа преследователей; водитель Юаня наклонился над ним и только тут столкнулся с ней взглядом. Больше рядом как будто никого не было.    — Что… Мэм, не надо!   — Нима?! — среагировав на голос, тут же отозвался и сам Юань: его высокий белый хвост, перехваченный лентой, резко метнулся в сторону чуть дальше, за проклятым седаном. Левый рукав был окрашен красным, лицо исказила странная гримаса восхищения и ужаса. — Милая, вернись в машину!    Нима почти поверила, почти улыбнулась, почти решила опустить оружие. Но её глаза, направленные за спину супруга, заметили то, что ни один из мужчин заметить бы не успел. Мелькнувшая тень, вскинутая рука, мгновение, шаг, выдох, помни про упреждение — выстрел, короткий и оглушительный. Нападавшего отбросило назад, нож из его ладони выскользнул в неглубокую лужу. Нима замерла, осознавая то, что только что сделала, и согнулась в очередном сухом позыве.    — Милосердная Медикус, — брызжа перед ней кровью, содрогнулся один из нападавших. Она с трудом узнала в булькающем голосе того, кто называл её украденной. — Твоё наследие так же прекрасно, как нам обещали. Под дланью твоей мы обретём утешение и исцеление. Кровью твоей мы объединим весь мир… ибо милость твоя…  — …это высшая добродетель, — договорила за него Нима.    Слова полились из неё сами, хотя она и не понимала связи между ними — как не понимала, почему неизвестный перед ней улыбался жуткой кровавой улыбкой. Заученная сквозь годы и годы далёкого детства мантра всплыла в памяти, стоило только кому-то произнести её вслух. С этими словами Нима вместе со всей семьей садилась за стол перед ужином, с ними же осенялся каждый их приход в очередной собачий приют, с ними заканчивался каждый проклятый день, когда мать протягивала ей стопку с отвратительным лекарством и требовала глотать до последней капли, чтобы варево помогало уснуть.    Она надеялась никогда больше не услышать этих безумных слов. Но услышала — от незнакомца, плюющегося кровью и наставлявшего оружие на близкого ей человека.    А потом выстрел раздался ещё раз.