Как же долго я тебя ждал!..

Тяжелая шлейка ослабла, мазнув гибкую спину. Лоснящаяся черная шерсть гадливо передернулась, пантера повернула к хозяину недовольную морду, сверкнула флюоресцирующими в полумраке желтыми глазищами, ощерилась, показав острые клыки. И Тэхён даже во сне удивился тому, что абсолютно не боится хищного зверя. Подсознание шептало, что зверь — свой, любимый от кончиков ушей до шершавых подушечек лап, что никогда не цапнет. Натянул шлейку, чтобы не раздражать пантеру, нахмурился, силясь выловить в памяти ее имя. Шагнул, проседая в сыпучем рыжем песке, сохранившем дневной жар. Улыбнулся, когда ладонь крепче сжал невидимый спутник. Не скосился на спутника, зная по опыту, что проклятое подсознание все равно не покажет конкретику, только размытое светлое облако. А тщетные попытки разглядеть важного человека усилят беспокойство, ощущение беспомощности. Да и щибаль с ней, с конкретикой. Главное ведь — глубокие теплые чувства, сообщающие, что он находится дома, рядом с тем, кто очень нужен, кто всегда будет ждать. Босую ступню болезненно царапнул острый лист дикого сахарного тростника. Тэхён ойкнул, поджал ногу цаплей и зажмурился от счастья, когда раненую ступню забаюкали ласковые пальцы. Снова отчаянно захотелось пробить корку подсознания и увидеть наконец лицо спутника. Тэхён нагнулся к светлому облаку, менявшему очертания, попытался схватить его и… проснулся. Проснулся в знакомом ощущении собственного бессилия. Мрачно уставился в окно фокусируя зрение и убеждаясь: загадочной экзотической зелени, пантеры и любимого нет, зато есть непроглядная серость зимнего Сеула и одиночество. Сон был таким явственным, буквально расщепляющимся на физические ощущения, вплоть до осязания, и был настолько наполнен счастьем, что возвращаться в холодную, неприветливую реальность было больно. Тэхён присел, подтянул к себе блокнот, набросал непослушной со сна рукой несколько строк, добавляя деталей к имеющемуся. Джунгли, песок оставались неизменными, хотя себе противоречили. Найденная ранее в гугле информация сухо сообщала, что в тропическом лесу почва из-за быстрого гниения и скудного гумусного слоя не может быть песчаной и рыхлой. А концентрация оксидов железа и алюминия вследствие латеризации окрашивает почву в ярко-красный цвет. Красный, не рыжий! Во сне же всегда фигурировали рыжий песок и непролазные тропические заросли, никогда не пахло морем, которое могло бы оправдать появление песка. Если бы всезнайка-гугл мог пояснить это странное противоречие и помочь ему найти исчезнувших спутника и дом! Тэхён в сердцах отбросил карандаш с блокнотом, заскулил, дернув себя за волосы. Обожаемые жаркие тропики со своими загадками остались во сне, а ему пора начинать очередной скучный день в стылом Сеуле. Но как же не хотелось! А пошли все… Отключил выставленный на семь утра будильник, нахлобучил подушку на голову: еще есть немного времени подремать, может, он снова окунется в счастье. Дрема послушно надвинулась, накрыла сладким крылом. Осияло ласковое низкое солнце. Защебетали птицы. Зашумели пальмы. Тэхён огляделся — он на балконе уже знакомого светлокаменного особняка. Плечи нежно обнял любимый, поцеловал в шею. И Тэхён задохнулся в радости. Его плавно развернули, притиснули спиной к нагретой за день каменной поверхности балкона, пробежались сильными пальцами по часто вздымавшейся в волнении груди, животу, нырнули под резинку легких шортов… Тэхён выдохнул в рот возбуждение, прошившее тело судорогой — проворная рука уверенно ласкала напряженный член, вторая осторожно пробиралась между ягодиц, поглаживая ложбинку. Почему-то во сне не смущало, что он не видит партнера, только чувствует его — настолько было незабвенно хорошо. Когда его ногу вздернули на бедро, а внутрь нырнули уже скользкие пальцы, Тэхён, не сдержавшись, рассыпчато рассмеялся: любимый, как всегда, нетерпелив. И застонал, схватившись за плечи: тот медленно и осторожно входил, расширяя крупной головкой вход. Нутро обожгло привычной смесью легкой боли и удовольствия, ухо — горячечный шепот: «Ты мой, Тэ. Мой навсегда. Люблю тебя, слышишь? Люблю. Вернись ко мне, прошу тебя». «Я и так здесь», — хотел возразить Тэхён, но захлебнулся всхлипом, когда головка точно проехалась по простате. В мышцах копилось напряжение с каждым протяжным толчком, искря в нервной системе, отдаваясь в сердце. Разве можно было любить сильнее, чем сейчас, обнимая его, принимая его душой и телом? Тэхён зашептал в невидимое ухо, задыхаясь, зная, что радует, что делает счастливым: «Я люблю тебя. Я всегда буду с тобой». И со стоном проснулся. Напряженный до болезненности стояк поднимал трусы палаткой, мышцы постепенно расслаблялись, частое дыхание выравнивалось. Лениво почесал живот, потянулся, не спеша вставать и взвешивая: подрочить или… Победило «или». Опошлять прекрасный сон дрочкой — фу. Что ж, второе пробуждение понравилось ему больше: по крайней мере, примирило с тоскливым дурацким днем. Однозначно, решение поспать еще было верным. Скосился на табло электронных часов, скривился: айщ, он уже два часа как должен был впахивать в офисе. Включил телефон, ужаснулся уведомлениям о пропущенных и трусливо отключил. Все равно достанут позже, нечего тратить нервы впустую сейчас. Пока принимал душ, сосредоточенно размышлял над рекомендациями психотерапевта, утверждавшего, что сновидения — всего лишь аллегории его бывшей жизни, что не нужно цепляться за атрибутику, а следует зрить в корень и анализировать ощущения. Реалии могут оказаться очень контрастными. Да, была вероятность, что за два месяца проекта в Малайзии Тэхён мог успеть влюбиться и врасти корнями в партнера, который теперь тревожил ночами. Однако странно, что этот партнер, при несомненной взаимности чувств, никак не давал о себе знать. Безвозвратно исчез вместе с долбаной памятью. Из чего ненавязчиво следовало, что спутника вовсе не существовало, а тот возник игрой бессознательного в момент травмы — за счет синдрома будильника, когда тревожный звук заставляет спящего за доли секунды создать целый мир и провалиться в него. Верить в то, что он создал мир любви, которого не существовало, Тэхён категорически отказывался. Это что же, надо смириться с текущими обстоятельствами: надоевшей до чертиков работой, пропавшим временным куском жизни длиной почти в год и невозможностью вернуться в то самое заветное место, где его ждал любимый? В ожидании любимого Тэхён почти не сомневался — тот каждую ночь шептал на ухо, что будет ждать его вечность, что никогда не разлюбит, потому что подобных ему в мире нет. Кто ж еще скажет ему такие чудесные, волнующие слова? Вытирая голову, тяжело вздыхая, перебрал в памяти бывших любовников. Бывали, конечно, разные персонажи, огульно всех бесчувственными бы Тэхён не обозначил. Однако той феерии чувств, именно взаимных, как во снах, Тэхён ни с кем прежде не переживал. Все-таки одиннадцать месяцев улетучилось из нейронной сети, а не все двадцать семь лет. Остальные месяцы и годы прекрасно сохранились, отчетливо давая понять: лучше поскорее закончить долбаный проект, получить свои деньги, упаковать пожитки в чемоданы и свалить в Куала Лумпур. А там искать, искать и искать. Когда-то и найдется владелец черной пантеры. Даже в Малайзии наверняка маловато было экзальтированных чудаков, имеющих крупного хищника в качестве домашнего питомца. Наливая кофе, Тэхён удрученно пялился в окно и продолжал раздумывать. Рационализировать исчезновение важного человека, домысливать за него причины. Причины должны быть очень серьезными. Может, они повздорили, и Тэхён в сердцах наговорил лишнего, например, предложил расстаться? Неумение вовремя удержать язык за зубами всегда било под колени, подкашивая в неудобные моменты. Не зря же он так поспешно свернул интересный малайзийский проект и вылетел в Сеул первым рейсом. Была железобетонная причина, по которой они не виделись, а любимый и не подозревал, что с ним случилась беда. Кто б рассказал, что было-то! Эх, в этом и заключалась закавыка. И винить можно было только собственную повышенную тягу к сохранности личной жизни. Никогда не имел привычки делиться с друзьями интрижками или даже продолжительными отношениями. Неуклонно разграничивал друзей и амуры с той поры, как Сокджин с Намджуном подняли его бойфренда на смех. Буквально растерзали его в пух и прах, пока обескураженный он пытался гиеноподобных друзей остановить. А потом никак не мог посмотреть на бойфренда через призму влюбленности, в глаза нагло лезли линзы ехидных Джина и Джуна. Если б не сросся с обоими с детства, то поубивал бы! Будто так легко в консервативном обществе найти приличного бойфренда, чтоб был умным, привлекательным, сексапильным, обладал хорошим чувством юмора, не пересчитывал до последней воны ресторанные счета, а делил поровну, не морщился при виде разбросанных носков или немытой посуды, не был занудой, не ходил налево, не имел его запасным вариантом при имеющейся фасадом девушке… Тэхёну сложно было угодить, так что да, саркастичных друзей с повадкой обглодать недотеп до костей предпочитал держать от потенциальных недотеп подальше — ну, чтоб не замечать недотепности. Собственная призма на то и хороша, что субъективна. Итого, в сухом остатке имелось: посттравматический синдром в виде кататимной амнезии, погребшей под собой ярчайшую любовь; поддерживающие друзья, дистанцированная по максимуму семья, не пережившая признания в гей-статусе; невозможность сорваться с места, пока не закончит проект с кабальным контрактом, отличный достаток, благодаря проекту и… Тэхён допил залпом горький эспрессо и поморщился: о последнем элементе сухого остатка было досаднее всего думать. … и доставший до печенок Чон Чонгук. Сволочной, самонадеянный, наглый ублюдок, решивший, что мелкая сошка по имени Ким Тэхён куплен с потрохами. Честно говоря, действительность и была таковой: Тэхён выстрелил в седьмое небо от счастья, получив предложение звездного проекта, и оголтело бросился в пропасть, не проверив юридический подстрочник. А подстрочник сухо и жестко гласил, что смена главного архитектора возможна только в случае форс-мажора, то бишь, смерти, щибаль! И витиевато грозил жутчайшей неустойкой, должной сожрать и накопления, и уютную квартирку, которой Тэхён гордился. Хорошо, что в малайзийский рай удалось вырваться во время сложных тендеров на покупку земли и подписаться там для прелести бытия на какой-то задел, где не было узурпаторов и самодуров Чонов Чонгуков. Жаль, что подробностей этого задела Тэхён не помнил. Одевался неторопливо: некуда спешить тем, кто безнадежно опоздал. Открыл дверь и хмыкнул, увидев запакованный в термопакет завтрак. Зачем-то в тот период, который испарился из мозговых клеточек, разместил заказ на доставку завтраков и ужинов. Умудрился использовать корпоративную карточку — где логика была, спрашивается? А аннулировать заказ, не расписавшись в собственной тупости, было невозможно. Выудил из пакета еще теплый крок-месье, облизнулся, только сейчас осознав, что голоден. И жадно вгрызся в аппетитный бок. Никак не удавалось вызвать такси. Когда выполз из подъезда, непонимающе тыча в приложение Naver, зарычал от злости — щибаль, забыл про забастовку! Месяц бастуют вредные таксомоторные компании, чтоб им пусто было! Если ехать на метро, так убьет еще полтора часа, за что его потом будут убивать медленно и со вкусом. Вокруг вовсю бурлила предпраздничная суета, в которой одиночкам-неудачникам места не было: люди улучали минутку, чтобы выскочить за покупками для близких и родных, и практически каждый второй нес нарядный пакет. Рождество и Новый год, конечно же, от которых желательно было бы спрятаться в уединении машины, а не колоть глаза праздничной атрибутикой в метро. Тэхён помрачнел. И просветлел: в нескольких метрах загораживаемая людским потоком одиноко стояла желтенькая машинка с черно-белыми шашечками. Смотрит все-таки боженька за рабом своим, Тэхёном! Рванулся к машинке и запнулся, увидев, что молодая пара раздраженно спорит с таксистом. Пара, одарив напоследок таксиста площадной бранью, быстро потопала в сторону метро, а Тэхён нерешительно двинулся к нему попытать счастья. Водитель оживился, выслушал адрес и, на удивление, не заломив двойной тариф, согласился. Удача! Злобными эпитетами Тэхён продолжал награждать Чона и в такси. Вообще было очень приятно подмечать в том новые гадкие черты. С фантазией у главного архитектора не было проблем, лишь с поплывшими мозгами, выронившими ключевой фрагмент. Так что мерзейший, гнуснейший, противнейший Чон обрастал прекраснейшими характеристиками по мере подкатывания изнеженной тушки Тэхёна к офису. Уже вываливаясь из такси и услышав клик снятой суммы в наушниках, Тэхён мимолетно отметил, что один плюс у Чона все же был. Тот щедро оплачивал все накладные расходы, включая транспорт, обеды в дорогих ресторанах, ужины, если рабочий день переваливал за положенные рамки, безграничную медстраховку, без которой лечение после аварии выбило бы в колею нищеты. Что ж, один плюс против множества минусов не считается. Еще на входе в офис Тэхён услышал отдаленный яростный крик и закатил глаза. Ох, не повезло. Сраный король прибыл пороть подданных. Его величество изволит гневаться. Наверное, на кипенно белую рубашку упала пылинка или кофе был подан на градус ниже нужной температуры. И зачем этот миллиардер вообще на работу ходит, спрашивается? Купался бы в своих миллиардах и в ус не дул, оставил пресное повседневное выживание простым смертным. — Тэхён, где тебя черти носят? — по широкому коридору к нему несся на всех парах Юнги, и его злющая физиономия не предвещала ничего хорошего. Тэхён невольно вжал голову в плечи. Ну, опоздал на… на три часа. Но он же на правах больного может иногда приходить чуточку позже. — И не ври мне, что был в клинике! Мы уже проверили, у тебя сегодня записей нет! Мы уже думали, что случилось что-то страшное! — Где «Здравствуй, Тэхён»? — возмутился Тэхён, начиная заводиться. — И с какого перепугу вы вторгаетесь в мое личное пространство? Мои посещения клиники к работе не имеют никакого отношения! Я в суд подам, Юнги! — И проиграешь, — прошипел Юнги, бесцеремонно сцапав за рукав. — Для человека, месяцами выедающего мозг коллегам за несущественные мелочи в договорах, ты удивительно беспечен с кадровыми документами, Тэхён! Компания имеет обширный доступ к твоим данным, включая посещения клиники и даже диагнозы! Раньше думать надо было, когда читал документы! А ну, пошли, что встал? Господин Чон тебя ждет не дождется! — А почему меня-то? — Тэхён попробовал вырвать локоть, но не преуспел, и потопал за Юнги, стараясь держать хорошую мину при плохой игре. — Я вовремя сдал отчет, откорректировал проектировочные планы, поправил сметы. Зачем он хочет меня видеть? — Вот у него и спросишь! — невысокий худенький Юнги тащил его упирающиеся сто семьдесят восемь сантиметров и шестьдесят три кило без особых усилий, доказывая феномен, что в порыве эмоций люди могут справляться с большим весом. — Если генеральный директор и владелец компании в одном лице жаждет с тобой поговорить, то ты поговоришь, Тэхён! Слышишь, как рычит? Самоубийц к нему заходить вместо тебя в компании не имеется! — А меня, значит, не жалко, да? — Тэхён наливался обидой. Вот вроде работаешь бок о бок с коллегами, поддерживаешь их в трудную минуту, преподносишь маленькие сюрпризики в день рождения, а как опасность замаячит, так они ж тебя в логово льву и занесут. Юнги молчал, экономя силы: похоже, все-таки тащить было тяжко. И только у темной двери с золоченой табличкой «Чон Чонгук, генеральный директор» как-то очень устало сказал, вздохнув: — Он требовал твоего присутствия, Тэ, — не дав оспорить необходимость являть лик сумасбродному руководству при первом желании, ловко впихнул его внутрь. Тэхён распластался по деревянной преграде к свободе, съежился, панически выискивая, куда бы сунуться, чтобы пересидеть бурю. Осторожно подергал дверь, но с той стороны держали крепко. Чон Чонгук был не просто зол, он был в бешенстве. Обычно невозмутимое красивое лицо жутко исказилось, черные глаза метали молнии, верхняя губа щерилась в зверином оскале. Финансовому директору Чону Хосоку, по совместительству кузену Чона Чонгука, с трудом выдерживавшему яростный натиск гендира, Тэхён совершенно не завидовал, а себе — еще меньше. Чон Хосок, допустим, выберется из логова, тьфу, кабинета, слегка потрепанным, но сохранившим чувство собственного достоинства — как никак родня. А вот в каких чувствах его выплюнет кабинет, было неясно. Задергал дверную ручку сильнее, умоляя всех святых оставить его появление незамеченным. Но, видимо, громыхнул очень звучно, потому что кричавший: … — я в этих голландцев вбухал полгода и уйму энергии, а ты похерил сотрудничество за полчаса, Хосок! Кто дал тебе право отказываться от сотрудничества?! Не беси меня ответом, я еще не все сказал!.. — генеральный директор повернулся к нему рывком, а вспотевший финансовый директор украдкой вытер пот со лба, перевел дух и сделал крошечный шажок, явно намереваясь сбежать. — З-здравствуйте, Чон-ним, — Тэхён изобразил светскую улыбку. — Я, пожалуй, не вовремя, потом зайду. — Погодите, Ким-ним, — Чон Чонгук провел ладонью по взъерошенным волосам — чувствовалось, что им до появления Тэхёна хорошенько досталось — застегнул пиджак на обе пуговицы и спокойным тоном продолжил. — Попрошу остаться, у меня к вам разговор. — Я бы предпочел отложить до… скажем, завтра? — Тэхён подчеркнуто вежливо склонил голову, задергал дверную ручку пуще. Присоединившийся к нему в борьбе за освобождение Чон Хосок тоже взялся за металлический набалдашник, накрыв его пальцы своими. Получилось даже трогательно — они держались за ручки на ручке. Тэхён в другой бы день с удовольствием бы поразглагольствовал о тавтологии, но сейчас единственное, что приходило на ум, это паническое «Спасайся, кто может!» Чон Чонгук снова наполнился свирепостью, бритвенным прищуром вперившись в их сомкнутые ладони. Чон Хосок проследил траекторию его взгляда, с ужасом отпрянул, словно Тэхён был ядовитым, пнул каблуком туфли ни в чем неповинную деревянную поверхность. — Откройте, щибаль! — и осторожно сообщил: — Чонгук, я вышлю тебе найденные доказательства о ненадежности голландского партнера, и все станет на свои места. Чуть позже, ладно? — Хорошо, — процедил генеральный директор, смотря при этом почему-то только на Тэхёна и так, что Тэхёна прошиб холодный пот. Державшие оплот с другой стороны распознали голос, выпустили страдальца, а перед ломанувшимся за ним Тэхёном снова захлопнули прочный барьер. Сволочи, не иначе. — Куда-то торопитесь, Ким-ним? — Чон присел на край стола, нажал на кнопку коммуникатора. — Дженни, пожалуйста, подайте нам с господином Кимом кофе и минеральную воду. Испуганная до икоты Дженни что-то прошелестела. — Не стоит беспокоиться, Чон-ним, — Тэхён насторожился. Напитки обозначали длительное общение, чего совсем не хотелось. — Я недавно выпил чашку, мне достаточно. — Дженни, господину Киму свежевыжатый апельсиновый сок и минеральную воду, мне, как обычно, — Чон, словно издеваясь, снова нажал на кнопку. — Присаживайтесь, пожалуйста. Тэхён скованно добрел до указанного кресла, присел, чинно положив руки на колени и потупившись. Если укорят за частые опоздания и нарушение штатного расписания, то он с радостью примет увольнение. Даже может бесплатно поработать на удаленке, передавая дела. Начищенные до зеркального блеска щегольские туфли вальяжно прошлись по тонкому ковру, остановились перед ним. Опахнуло дорогим парфюмом с примесью чего-то экзотического, слегка отдававшего ассоциациями тропиков. Тэхён машинально вдохнул глубже, смежил веки, представляя заросли дикого сахарного тростника — чем тот пах, Тэхён не знал, но зато мог, благодаря гуглу, визуализировать. Если зацепиться за волшебную визуальную ассоциацию, то и Чона можно вытерпеть. Наверное… — Вы за последние три недели опоздали ровно… — Чон прошелестел бумагой. — девять раз. Приходили в плохом состоянии, безусловно нерабочем… — Я могу написать заявление хоть сейчас, — Тэхён с надеждой поднял глаза. — Отпускными можете закрыть пропущенные часы. Хорошо? Господин Чон, глядя на него сверху вниз, нахмурился, заиграл челюстными желваками. И Тэхён, кляня его про себя, добавил: — Можете не выплачивать зарплату за месяц. Так я пойду в кадровый отдел? — Нет, — Чон резко мотнул головой, от чего черные волнистые пряди опять упали на лоб, придавая холеному самоуверенному лицу юности. — Вы останетесь работать над проектом до его завершения, Ким-ним. Скажите, пожалуйста, Ким-ним, ваше здоровье ухудшается? — Насколько я понял, вы имеете доступ к моей медкарте, что нарушает закон и влечет за собой печальные последствия в виде судебного иска, — Тэхён наполнился справедливым негодованием. — Сверьтесь с ней, если переживаете по поводу того, не свихнется ли ваш сотрудник во время сложного проекта. Но лучше будет, если вы замените этого сотрудника другим, более компетентным. Все получат желаемое: ваш проект доведут до конца, я свалю, а вы… — Сверялся и с ней, и с вашими докторами, — Чона, казалось, не проняла угроза. Жалкая, надо признать. — Лечащий доктор утверждает, что вы вполне работоспособны. Так в чем дело, Ким-ним? Тэхён судорожно выдохнул. Ненависть к этому бесцеремонному, лезущему в душу самодуру закручивалась свистящими витками. В современном цивилизованном мире легально поработить свободного человека, обложить со всех сторон, проникнуть в личное пространство и продолжать в нем топтаться грязными туфлями, когда как сам человек в личном пространстве использует тапочки! За короткие мгновения вспомнились другие прегрешения Чона, которые, по большому счету, были схожи: полный контроль над жизнью, категорический отказ в увольнении; и постыдная подоплека, из-за которой ему, собственно, покинуть компанию не позволяли. Эта подоплека уперлась текущей головкой в ширинку, затопила жаром низ живота, бросила кровь в лицо. Тэхён искренне не понимал, почему так реагирует на мудака, и сгорал от стыда — тот все видел и сейчас тоже загорался желанием: в черных глазах разливалось безумие, бледные щеки окрасились румянцем, покрасневшие губы приоткрылись. В чем-то, конечно, резонность наличествовала: все страстные сны виноваты, нагнетая неудовлетворенность и заставляя реагировать на первого попавшегося красавчика. — Терпеть унизительный допрос не намерен! Сию же минуту подам заявление! — Тэхён взмыл с кресла, вспугнув вошедшую Дженни. Та ойкнула, выронила поднос со стаканами и чашками, печальным звоном добавившими градуса атмосфере, пролепетала: — Простите, я уберу. — Выйдите, Дженни! — прорычал Чон, и та выпорхнула, закрывшись подносом для верности. Схватил метнувшегося к выходу Тэхёна. — А вас я не отпускал, Ким-ним! — Да плевать я хо… — начал Тэхён, разворачиваясь, чтобы высвободиться, и промычал остаток фразы тому в рот. Скорость и, что поражало, аккуратность, с которыми они раздевались, оказали бы честь солдату: ни одна пуговица не оторвалась, ни одна нитка не треснула. Каждый, даже сгорая в возбуждении, заботился о реноме. Заходил в кабинет добропорядочный сотрудник, выйти должен точно такой же, багровость физиономии не в счет. Уже лежа на диванчике с раздвинутыми ногами и насаживаясь на скользкие пальцы, Тэхён со всеми ненавистью и страстью рыкнул: — Давай же, Чон! — Чонгук, — поправил его Чон, входя. Нутро обожгло знакомо и приятно. Защекотало нервные окончания, жгуче растянуло тугие стенки. Тэхён зажмурился, чтобы того не видеть, представлять на его месте светлое облако, и, не вытерпев, прикусил стон гладким крепким плечом. Тот двигался в нем так будоражаще, так волшебно, что Тэхён себе был до воя противен. Предавал с проклятым начальством свою мечту, изменял любимому. И противоречиво этот адский стыд прибавлял желанию остроту. Диван поскрипывал, смачные шлепки бедер о бедра сливались со скрипом в пошлую музыку. Каждый размашистый толчок подгонял к разрядке и самоуничижению, в котором предстояло купаться. Кончая, Тэхён мстительно вгрызся так, что ощутил во рту металлический привкус крови. И, еще не дав остаточному возбуждению спасть, грубо отпихнул тяжело дышавшего Чона. — Я уволюсь сейчас же. И вы меня не остановите. — Не буду останавливать, — глухо проронил Чон, неуклюже присаживаясь и горбясь. — Одна лишь просьба, Тэхён — съезди в мой ханок. Мне нужна твоя консультация по несущим конструкциям. Тэхён в изумлении оторопел. В подозрении воззрился на сгорбленного деспота, ища подвох. И осторожно уточнил, подтаскивая к себе трусы: — Почему именно я? — Ты когда-то сообщал, что диплом писал по традиционным ханокам, — Чон бледно улыбнулся, подняв голову. — Не так уж много специалистов по традиционной корейской архитектуре в Сеуле осталось, а мне родовое гнездо дорого, кому ни попадя доверять его не хочу. Ну, так что, Тэхён: консультация в обмен на свободу? — Хорошо, — все еще сомневаясь в том, что сделка чистая, протянул Тэхён. Что ж, в конце концов, геенна огненная в виде самобичевания может и подождать, она все равно настигнет. А если Чон не обманывает, то настигнет в самолете, когда свободная птица по имени Ким Тэхён помчится на встречу с любимым. Как пить дать, пропустит Рождество, зато встретит новую жизнь в новом году. — Когда? — Прямо сейчас, — Чон, встряхнувшись, упруго пошел к скрытой за шкафом гардеробной. Тэхён завистливо поджал губы: ему бы иметь на все случаи жизни гардеробчик в офисе! А то приходится надевать мятое и разглаживать ладонями. Изумленно вскинул брови, когда Чон бросил ему упаковку новых трусов, но задавать ненужные вопросы не стал. Своеобразная забота о сотруднике, которого отымел не метафорически, как недавно своего кузена, а в прямом смысле. Когда они бок о бок шли по коридору к лифту, ведущему на подземную парковку, встречающиеся им коллеги шарахались и смотрели весьма странно: с каким-то радостным ожиданием. Все что, догадались о его увольнении и дико этому радуются? Или… Тэхён оттянул ворот рубашки: догадались о постыдной подоплеке. Стало обидно и грустно. Обида придавила настолько сильно, что в машине Тэхён молчал, уткнувшись носом в окно. Еще никогда его репутация не подмокала! А сейчас ей смело можно было пропеть эпитафию и поставить надгробный камень. Говорил Чон. Тихо, невероятно утомленно и безнадежно. Видимо, его сильно подкосило аннулирование партнерства с голландцами. — Видишь ли, Тэхён, я дорожу родовым гнездом, но и не цепляюсь за него. Мой кузен, не Хосок, ты его не знаешь, попросил меня продать ханок. И я решился, только хочу привести ханок в порядок, как хороший хозяин. В ханоке целебная энергия, говорят старики, надеюсь, она ему поможет. У него сложная жизненная ситуация, которую ты сможешь понять, как никто другой… — Чон взял паузу, но слушавший Тэхён не отозвался. — В общем, он со своим бойфрендом попали в аварию, возвращаясь из длительной командировки. Ливень, поздний вечер, плохая видимость. Он был за рулем, — Чон кашлянул, прочищая горло, — за что себя простить не может. Качественный мерседес всмятку, он — без единой царапины, а его бойфренд… тот получил серьезную травму лобных долей мозга и так после нее не оправился. У него амнезия. — Какая? — чуть оживился Тэхён. — Кататимная, конградная или антероретроградная? — Лучшие умы корейской медицины до сих пор не могут определиться, симптомы размываются. Дело в том, что мой кузен и его бойфренд серьезно поругались во время поездки, эта эмоциональная нагрузка отразилась на травме. Так они говорят, — Чон обреченно смотрел на дорогу, и Тэхён ему посочувствовал: похоже, тот любил своего кузена и искренне хотел разделить его ношу. — Кузен тяготился тем, что являлся тайным любовником, хотел придать их отношениям публичность, а его любимый наотрез отказывался из-за разницы в социальных положениях. Игры сознания и подсознания не изучены. В общем, его любимый после того, как пришел в себя, не помнит, что они были вместе. Более того, испытывает к тому негативные чувства. И это очень, очень больно. Тэхён вздохнул, не зная, что сказать. Он много знал о боли и часто терялся, задаваясь вопросом, почему его любимый ни разу не вышел на связь. Прошло столько времени — целых полгода с аварии, мог бы хоть написать, спросить, как дела. — Испробовали все, включая шоковую терапию. Пару раз мой кузен привозил любимого в свой дом, потому что они часто туда ездили, и его любимому дом очень нравился. Каждый раз случался жуткий откат, вплоть до расширения временного отрезка, исчезающего из памяти. Так что кузен довольствуется малым: видится с ним по работе, заботится о нем: отправляет еду, потому что тот толком не ест, оплачивает такси, расширенную медстраховку. Пользуется любой возможностью, чтобы хотя бы видеть, слышать его. — Мне доктора посоветовали ходить по тем местам, где я был. Но поскольку вашему… твоему, — Тэхён поправил себя: в такой беседе официальность чувствовалась неуместной. — кузену эта тактика не помогла, то пусть попробует подсовывать разные предметы. Я вот у друзей все перетрогал, наведался и к родителям, — улыбнулся, подумав, что в Малайзии-то точно все вспомнит, когда найдет своего исчезнувшего партнера. Даже предмет не понадобится. — Подсовывал, — тоскливо подытожил Чон. — Все, что можно было, подсовывал. Не сработало. Надеюсь, что мой кузен отвезет своего любимого в новый дом, и там у них все наладится. Он возвращения любимого очень, очень ждет. Тэхён проникся: истории совпадали. До чего же бывает судьба грустной и несправедливой, что люди вынуждены страдать. Провел пальцем по стеклу, прочерчивая дорожку за дождевой каплей — одной из первых: тяжелой, полной, по-зимнему стылой. Тяжко вздохнул, сопереживая. Добавить было нечего — что добавишь в чужое озеро горя, из которого черпать и не вычерпать? Пожелал кузену Чона удачи и себе заодно, потому что у него наконец забрезжил свет в конце туннеля. Прощай, надоевший Сеул, кабальный проект и… оказавшийся вполне человечным Чон. Когда подъехали во двор старинной усадьбы, Тэхён решил, что вслед за консультацией еще и набросает проект реставрации. Бесплатным бонусом в благодарность Чону за то, что отпустил. Добро за добро. Из машины выбежали, пригнувшись и прикрывая головы пальто — ледяной дождь барабанил по-весеннему бодро, промораживая до мозга костей. Под пологим черепичным навесом Тэхён закутался потуже в промокшее пальто, зябко застучал зубами, пока Чон, чертыхаясь, подбирал ключи. — Странно, что такую усадьбу не охраняешь, — Тэхён бережно погладил драгоценное дерево. — Вандалов и дураков полно, не говоря уже о ворах. За одни лишь ставни можно выручить несколько миллионов на черном рынке. — Охрана есть, просто в большом периметре, поэтому незаметна. Раньше была во дворе, но кое-кто испугался… В общем, я расширил периметр, — Чон провернул ключ в замке, откатил дверь. — И ханок жилой, лишь парадный вход вечно заперт. Левое крыло занимает пара старых слуг, еще тут остался мой кот. Он не перенес переезда в сеульскую квартиру, все стены мне изодрал и обоссал кучу туфель. Пришлось вернуть. — У тебя есть кот? — изумился Тэхён, разуваясь. Чон не походил на кошатника. Потер плечи, с интересом оглядываясь. Интерьер был роскошным с точки зрения знатока: прекрасные потемневшие со временем гравюры, настоящим шелком оббитые стены, а кое-где резные деревянные картины, на полах — свежевыстланный ханджи, изображающий мелкозернистый песок. Потрясающе. — Никогда бы не подумал. — Я не вписываюсь в портрет, который ты в своем воображении создал? — глухо спросил Чон. — Пью кровь девственниц и мучаю до смерти стажеров? — Ну, не настолько брутально, — уклончиво пропел Тэхён, присаживаясь на корточки и потрогав восьмиугольную балку. — Кстати, чуть не забыл, ты взял с собой план дома? Как я консультировать буду без него? Из коридора раздались громкое мяуканье, увесистые прыжки. — Захватил. Хм, мой кот решил выйти. Странно, он обычно дичится, — Чонгук повернулся в сторону звуков. Тэхён с улыбкой задрал голову, встречая пушистого хозяина дома, заранее протянул руку. В просторную гостиную мощными прыжками влетел чёрный гладкошерстный кот, требовательно поднял хвост трубой, заорал дурниной, при виде Тэхёна сверкнул флюоресцентно желтыми глазищами и… Тэхён осел на пол, не сводя с кота потрясенного взгляда. Голову сковал жестокий обруч боли. В висках застучал кровоток, в ушах зашумело. А в памяти с сумасшедшей скоростью замелькали картинки. Вот он надевает на Тико ошейник, смеется, когда тот гадливо передергивает шерстью. Морщится, когда его обнимает Чонгук, шумно целуя в шею. Пеняет тому, что чрезмерно набрызгался тропическим парфюмом. Зачем им чужеродные тропики, когда вокруг такой чудесный лес с родными гингко, дзельква, метасеквойей, вишней? Чонгук улыбается, затыкая рот поцелуем, а потом шепчет, что, может, ну его, лес… Может, лучше остаться дома. — Тэхён, ты в порядке? — перепуганные глаза Чонгука заглянули в самую душу. Его низкий голос охрип. — Ты… ты вспомнил? — Вспомнил, — прошептал Тэхён, возвращаясь в любовь, окунаясь в нее с головой, захлебываясь тихим бескрайним счастьем. — Увидел Тико и вспомнил. Чонгук почти рухнул, обняв, пробормотал в ухо, оглушая: — С возвращением, Тэ. Боже, как же долго я тебя ждал!..