Тепло во тьме

Валера брёл по улицам до самой ночи. Тёмное небо давило на плечи, холод пробирался под куртку, а голод, словно неугомонный гость, напоминал о себе всё сильнее. Мысли путались, словно клубок ниток, и он не мог решить, куда идти и что делать дальше. Неосознанно, будто ведомый инстинктом, он вдруг оказался у подъезда авторитета. Туркин остановился и усмехнулся собственной слабости. Казалось, даже если он не хотел думать о нём, его всё равно тянуло сюда, как магнитом. С тяжёлым выдохом Валера толкнул дверь подъезда и начал подниматься на нужный этаж. У двери он замер, ощущая лёгкий укол сомнений. Но отступать было некуда. Туркин сжал кулак, чтобы успокоить нервы, и, наконец, нажал на звонок. За дверью послышались шаги, а затем она открылась, и Валера столкнулся взглядом с глазами цвета тёплого янтаря. Эти глаза всегда действовали на него словно гипноз — глубокие, яркие, будто могли прочитать каждую его мысль. — Могу зайти? — почти шёпотом произнёс Валера, еле заметно шевеля губами. — Мне негде переночевать… Кощей усмехнулся, легко и непринуждённо, словно не замечая напряжения, царившего вокруг. Его взгляд на миг задержался на Валере, изучая, но он ничего не сказал. Просто отступил в сторону, впуская Туркина в квартиру. Валера вошёл в квартиру, и его тут же окутало приятное тепло, резким контрастом сменившее ледяной холод улицы. Он молча снял куртку и повесил её на крючок, стараясь не встречаться взглядом с Кощеем, который стоял рядом, скрестив руки на груди, внимательно наблюдая за ним. — Чё с лицом? — спокойно спросил Кощей, коротко кивнув на синяк под глазом и разбитую губу. — Да так, семейные разборки, — бросил Валера, пытаясь вложить в голос безразличие. — Ага, — протянул Кощей, его тон прозвучал тихо, почти задумчиво, будто он заметил больше, чем хотел показать. Валера нахмурился, но спорить или объяснять не стал. Он прошёл вглубь квартиры и остановился посреди кухни, ощущая лёгкую неловкость. Его взгляд цеплялся за детали: потертые табуреты, старый стол с оставленным стаканом и пепельницей, где тлела недокуренная сигарета. Кощей зашёл следом и, мельком глянув на часы, открыл холодильник. — Садись. Сейчас что-нибудь перекусить сделаю, — бросил он с лёгкой непринуждённостью, будто это было для него привычным делом. Валера послушно уселся за стол, устало опираясь на ладони. Глаза закрылись сами собой, но мысли продолжали роиться, словно мухи. Перед ним снова всплывали обрывки картины из квартиры: гнев отца, мольбы матери, вспышка боли от удара. Тело ломило от усталости, но куда сильнее разъедала обида — на родителей, на жизнь, на самого себя. Через несколько минут Кощей сделал две кружки с горячим чаем и пару бутербродов. Он поставил их на стол и сел напротив, внимательно глядя на Валеру. — Ешь, а то вид у тебя хреновый, — бросил он с лёгкой усмешкой, придавая словам оттенок привычной заботы. Валера потянулся за кружкой, чувствуя, как внутри что-то начинает медленно оттаивать. Этот, на первый взгляд, незначительный жест казался ему чем-то большим, чем просто доброжелательность. Туркин украдкой бросал взгляды на Кощея, который сидел напротив него, закуривая сигарету с привычной расслабленностью. Каждый его жест, каждое движение невольно притягивали Валерин взгляд, а в голове всё чаще всплывали образы, от которых становилось только тяжелее. Он представлял, как встаёт из-за стола, подходит к Кощею и целует его — порывисто, отчаянно, без слов. Или хотя бы произносит вслух те слова, что давно раздирали его изнутри. Но каждый раз эта мысль разбивалась о жестокую реальность, словно стекло о камень. Туркин знал, что случится, если он даст волю чувствам. Реакция была бы предсказуемо жестокой: в лучшем случае — насмешка, в худшем — побои, а то и что-то хуже. Ведь в мире, где он жил, таким, как он, не было места. Здесь такая любовь равнялась смерти, а откровенность была приговором. Валера сжал руку в кулак под столом, стараясь удержать себя в границах привычной холодной маски. Глоток горячего чая обжёг горло, но он даже не заметил — боль внутри была куда сильнее. — Слушай, чё ты как струна натянутый? Расслабься уже, — вдруг проронил Кощей, прерывая тишину, которая повисла между ними. Валера вздрогнул от неожиданности, будто его застали врасплох, но быстро взял себя в руки. Он слегка улыбнулся, пытаясь скрыть смущение. — Да просто устал, — тихо ответил он. — День тяжёлый выдался, сам понимаешь. Кощей только хмыкнул, прикуривая новую сигарету. А Валера, сам не зная почему, вдруг выдал: — Слушай, Кощей… а что делать, если человек влюбился, но не может признаться? Кощей замер на секунду, будто осмысливая вопрос. Его лицо вытянулось, но уже через мгновение растянулось в хитрой улыбке. Он придвинулся ближе, заинтригованно прищурившись. — Наш Турбо влюбился? Ну-ка, ну-ка, кто эта счастливая? — протянул он, с интересом разглядывая Валеру. Валера вспыхнул, лицо залила краска. Он тут же начал оправдываться, словно сам испугался собственной откровенности. — Нет, ну… никто! Это просто вопрос. Забудь, тупо всё это, — быстро пробормотал он, избегая взгляда Кощея. Не дожидаясь реакции старшего, Валера поспешно поднялся, нервно поправляя футболку. — Ладно, я пиздец как устал, пойду спать, — пробурчал он и направился в комнату, едва не спотыкаясь от напряжения. Забравшись на диван, он отвернулся к стене, стараясь не думать о том, как откровенно сейчас выставил себя. Кощей остался на кухне, выпуская струйки дыма и обдумывая слова Валеры. Его хитрая улыбка постепенно угасла, сменившись серьёзным, почти задумчивым выражением. Он потушил сигарету и несколько минут сидел неподвижно, глядя в темноту за окном. “Чего ты от меня хочешь, пацан?” — мысленно спросил он, ощущая странное беспокойство от вопроса Туркина. Спустя какое-то время он всё же поднялся и направился в комнату. Войдя, он увидел, как Валера свернулся на диване, лицом к стене, притворяясь спящим. — Ты что, думаешь, я тебя не раскусил? — пробурчал Кощей, прислонившись к дверному косяку. Тишина. Валера не отвечал, хотя его плечи заметно напряглись. Кощей усмехнулся, подошёл ближе и, опустившись на край дивана, взяв плед, чтобы укрыть Туркина. — Не из тех ты, кто умеет скрывать, — тихо сказал он, его голос звучал неожиданно мягко. Валера не выдержал и приоткрыл глаза, настороженно взглянув на Константина. — Ты о чём? — хрипло пробормотал он, стараясь казаться безразличным. Кощей лишь хмыкнул, поднялся на ноги и направился к двери. Уже на пороге он обернулся: — Когда надумаешь что-то сказать, скажи прямо. Я слушать умею. — И, не дожидаясь ответа, ушёл. Валера остался один в комнате, глядя в потолок. Слова Кощея звучали в голове эхом, а сердце сжалось от непонятной смеси надежды и страха. “Блядь, что он хочет услышать?”