Связанные одной целью

По случаю дня рождения автора Монолит приоткроет для вас завесу тайны, окутывающую его вот уже десять лет. Но будьте осторожны, ведь кто приумножает знания, тот приумножает и скорбь. Приятного прочтения.

      Женскую модельную походку видели многие. Многие видели, как крадётся сталкер, боясь засветить себя перед мутантом. И лишь немногие знают, как ходит по Зоне смелый человек. Тот, кто не боится аномалий, и кого мутанты обходят стороной, поскольку реагируют, отсылая к своим "предкам", только на страх, возникший в атмосфере, и затем уже на появившийся запах и звук. Хотя человек в Зоне утратил то могущество, какое имел за её пределами, он почему-то не переставал считать себя вершиной пищевой цепи. И хотя если он заявлял так в открытую, то заведомо был обречён на гибель, однако даже опытный сталкер не переставал мнить себя тем существом, каким он был(просто тихо). Умным, ведь очень быстро учился на своих ошибках; всеядным, ведь инстинкт выживания прививался в Зоне очень быстро и жестоко. А главное, у него было сознание — он понимал, что он делает, и это-то и отличало его от мутанта или любого другого нормального животного. Он мог чувствовать — любить, плакать, ненавидеть; и этим пользовались мутанты, которые когда-то были животными, которых потом скрестили с людьми(или наоборот). Животные ощущают любую человеческую эмоцию так хорошо, как не ощущают её сами люди. И в первую очередь животное чувствует именно выброс адреналина, даже мимолётный, коим человек порой хочет обмануть первое впечатление о себе, а уже потом всё остальное. Большинству животных вообще не важно, как выглядит ваше лицо или как вы двигаетесь — вы не сможете обхитрить его, как вам удаётся проворачивать это со своими сородичами. Животные мыслят проще, ведь некоторые из них даже ваше лицо не могут воспринимать в силу строения мозга или зрительных органов. С одной стороны, это пагубно для них, с другой — это выигрышная стратегия против самого опасного существа на планете — человека. И определённо, это была выигрышная стратегия для всех "неразумных" существ Зоны.       А самым опасным "человеком" в Зоне по праву мог считаться тот, кто отвечал этому параметру только внешне или по физическим данным. Человек, который ничего не боялся в таком опасном месте, обладал оружием на любой вкус, военной техникой и обитал в самом центре Зоны Отчуждения, по мнению человека разумного(homo sapiens) был если и не человеком вовсе, то как минимум психом. А всё почему? Потому что именно таких все и боялись. Потому что не могли понять, какими принципами те руководствуются(и руководствуются ли вообще) и как с до смеха простодушной жестокостью расправляются с любым существом, воспротивившемся на их пути. Как писал Говард Лавкрафт: "Страх — самое древнее и сильное из человеческих чувств, а самый древний и самый сильный страх — страх неведомого". А сегодняшний "герой" был неким Говардом Лавкрафтом в Зоне, который и сотворил по сути сам для себя эту жуткую вселенную с зубодробительными загадками и пугающими тайнами.       Такими и были сталкеры из группировки Монолит. Хотя сталкерами их называть запрещалось — сектанты, монолитчики, чудики; как угодно, но не сталкеры, жившие по некому кодексу и отделяющие себя от всех прочих людей.       Походка Чудика на первый взгляд не отличалась от походки любого другого мужчины его телосложения, который был бы облачён в уникальный бронежилет и защиту. Его руки в тактических перчатках были сложены за спиной и если бы не несколько броненосцев рядом, а также ушедшие перед этим наверх два отряда спецназа, его бы сочли за гуляющего по лаборатории сталкера. Именно гуляющего. Эти жуткие и страшные виды его ни коем образом не цепляли: он работал охранником здесь когда-то и ничего ужасающего в сгнившем кафеле не замечал, ровно как и в звуках и мутантах. Полтергейсты-то и засечь его не могли: у него не было мыслей в голове. Пусто. А псевдогигант, который очень не вовремя ворвался в помещение, был встречен двумя инквизиторами с гаусс-пушками — единственное оружие, способное пробить его толстую шкуру. Нескольких выстрелов по морде и груди хватило, чтобы монстр мёртвой грудой свалился перед своими палачами, не долетев до них каких-то нескольких сантиметров. С той же лёгкостью они отодвинули его тело к дальней стене, чтобы не мешал проходу, и повели свои отряды исполнять приказ под названием "Шухер".       Чудик очутился в комнате несколько позже, и неторопливо огляделся. В первую очередь он искал глазами заветную цель. Её отсутствие вызвало у него удивление. Ещё большим удивлением было обнаружить помятого Лиса, который присел "отдохнуть" возле автоклава. И когда Чудик направился к нему той самой обычной походкой, он увидел в глазах подчинённого неподдельный ужас. Этим зрелищем он мог упиваться долго: по щелчку пальцев, одними лишь неприметными движениями, языком тела, он мог заставить их страдать и даже пойти на самоубийство. В течение бесконечного времени и редких блужданиях по Зоне подобные издевательства, как их называют нормальные люди, доставляли ему определённое удовольствие. Но желание жить возымело над Лисом бо́льшую силу, и он мотая головой, пытался отползти подальше за неимением сил встать. А Чудик просто шёл к нему.       Нагулявшись и насладившись видом, он схватил мужчину за ворот и одной рукой поднял его к своему лицу. — Я... Я сделал, как ты хотел. Но она смогла с-сбежать.       Как бы Лис не старался, а дрожь в голосе его выдавала. Он всячески пытался отвернуться, хотя как можно было не смотреть на то, чего не видишь, Чудик не знал. Не знал, но взял на заметку, что его образ прочно закрепился в голове каждого его бойца. И даже если воин ослепнет, он будет продолжать бояться если и не гнева Монолита, то гнева одного из его проповедников.       Чего-чего, а слышал Лис очень хорошо. И с тех пор, как Чудику отрезали язык, те, кто был в своём сознании, кажется обрадовались. Хотя он и не был многословен до этого, но бойцы, очевидно, и вовсе предпочли бы полностью перейти на язык жестов. Чудик их не осуждал: его голос после тех событий десять лет назад первое время пугал и его самого: он походил скорее на голос мутанта. Излома или контролёра, не важно, он каждый раз давил на мозг, пугал, выдирая из него все страхи, а ещё отражался таким эхом, как будто над беднягой говорили в металлический рупор. От природы его глас не был низким, но он подскакивал в зависимости от настроения хозяина, и то падал в бездонную пропасть, то подлетал, разбиваясь вдребезги. Поначалу все морщились, но потом привыкли. Теперь привыкать приходилось заново, ведь Чудику незамедлительно установили имплант. — Сбежала? От тебя? Забавно... Но с тобой-то ясно. А как умудрился промахнуться автоматический прицел? Наши растяжки редко когда подводили..       Чудик отпустил Лиса, позволяя тому прийти в себя, и повернувшись к нему спиной, отошёл на несколько шагов, осматривая грязные стены. Любой другой бы на его месте давно присёк за непослушание. Но Чудику нравилось играться с людьми, изучать их: когда до смерти, когда оставляя игрушку в живых, если понравится или будет исправно работать. — То есть все твои рассказы о любви и преданности — враньё? Что же ты ей такого наговорил, что, даже после того, как ты спас её от моих цепких лап, она сбежала? Точнее, что побудило тебя на все эти действия?       Тон его волнами распространялся вокруг, и был с одной стороны равнодушным, а с другой — пытливым, как на допросе. И волны, а соответственно и впадины, следующие за ними, то и дело сменяли друг друга. Лис медлил с ответом. То ли думал хитрить, то ли собирался с мыслями. — Я сказал ей правду. В твоём уговоре было только условие заманить её, а что ей сказать — ты невольно предоставил мне выбор, чего обычно не делаешь. Чтож, спасибо тебе. Но она ушла. По-французски, хе-хе. — Спасибо ты скажешь мне только в том случае, если останешься жив.       Прошипел Чудик, повернув голову в сторону, чем присёк сиплый смех Лиса. Особенно страшно становилось, когда монолитовец начинал злиться. Но он выдохнул, отвернулся и вновь был настроен на спокойный воспитательный разговор. Порой эмоциональных качелей хватало, чтобы свести человека с ума. Но монолитовец пока не планировал сильно раскачиваться. Ещё не время показывать свои козыри. — А что, убьёшь меня? Ну валяй. Я уберёг её, и выполнил своё обещание, которое дал ещё пять лет назад. Но если ты так поступишь, то должен понимать, что она и под дулом пистолета тебя не навестит, какую бы лапшу на уши ты ей не вешал. Ты просчитался, Харон. Вот только я одного понять не могу...       При упоминании своего имени, Чудик резко развернулся на пятках и через несколько секунд вновь нависал над Лисом смертельной тенью. Если бы тот видел его, то наверняка бы сжался, увидев сверкающие янтарные глаза за окулярами шлема. Но Лис отчего-то расплывался в улыбке всё шире и шире. — Зачем она тебе? Ну вернёшь ты сбежавший эксперимент, дальше что? Думаешь, толстолобики знают, что с ним делать? Ты же человек, Харон, в отличие от всех этих...       Лис обвёл кивком головы помещение, в котором впрочем сейчас находились только телохранители лидера Монолита. — И должен понимать, что никакого прорыва в науке она им не принесёт. Или сам Монолит пожелал её возыметь? А Монолит — это... Погоди ка..       Догадался Лис одновременно с тем, как Харон злобно стукнул кулаком по автоклаву(да так, что согнулась верхняя пластина), отчего металлический звон разнёсся по всей лаборатории и был похож на сигнал к действию, отражаясь в сознании каждого монолитовца. Мужчина залился смехом, а Харон рыкнул и дал знак двум огромным бойцам затащить его в вагонетку. — Да ты влюбился, Харон! А я то думал, чего тебе не хватает в жизни? Обыкновенной заботы, она ведь спасла тебя!       Его выводящий из себя сумасшедший смех ещё долго наполнял безжизненную лабораторию, пока сверху лилась кровь, гремели взрывы и уносились в небытиё сотни невинных жизней, вставших на пути у того, кто впервые увидел в Зоне бескорыстную доброту — самый ценный и редкий артефакт. А Монолит, вопреки расхожим мнениям, всегда обладал самыми дорогими порождениями Зоны, на чём делал весьма прибыльный бизнес.