Кошачьи глаза

30 августа...

Прекрасный вечер одного из завершающих дней этого тёплого лета, слабый ветер колышет верхушки высоких деревьев, а солнце уже заходит, создавая красивый красно-бордовый закат. Всё теплое, яркое и такое нежное, но всю картину портит поместье, как черная клякса на важном письме, поставленная в его завершении. Дом Уокеров, прежде такой же теплый, наполненный семейным счастьем и уютом, сейчас угрюмый и кажется, как мрачная туча извергает из себя молнии и отпугивает одним лишь видом. – Ты хотя бы осознаешь на сколько позоришь фамилию всей семьи, Эллисон Адриан Уокер? – с нажимом начал басистый голос. - Общаешься с грязнокровками и полукровками, видите ли, не хочешь помолвки с человеком, который принадлежит одному из двадцати восьми древнейших и чистокровных родов! – Да некоторые магглорожденные получше тебя! – прорычала стиснув зубы Эллисон. – Эван Розье - напыщенный и самодовольный идиот, который только и знает, как предавать! Это не я позорю нашу фамилию, а ты, который даже... – не успела договорить девушка. Резкая неожиданная боль и вот, она уже сбитая с ног падает на холодный пол. Казалось, что она просто запнулась об воздух и сама упала, настолько это произошло быстро, что мозг даже не успел обработать информацию. Но отчётливый звонкий шлепок, звон в ушах и будто горящая щека говорила об обратном. В её глазах загорелись огни, было ощущение, что между отцом и дочерью сейчас в воздухе летает напряжение тока. Уокер-младшая поднялась на немного ватные ноги, приложив холодную руку к пылающей части лица и быстро оторвав, будто ошпарившись кипятком. – Ты неблагодарная тварь. Мы с Элеонорой давали тебе всё, чего ты только могла пожелать. Воспитали, обеспечили... – ледяным тоном говорил Адриан, но закончить не успел, взбешённая девушка перебила его. – Мне всего лишь-то нужен был отец, который бы мог понять меня! Посмотри в зеркало, что с тобой стало после её смерти? Детство подарила мне мама, а ты даже не подумал обо мне и о своём сыне, извините забыла, у тебя даже нет того, чем люди думают, видимо, тебя обделили умственными способностями! Ты вправду считаешь, что дочь может легко отпустить мать? Ты - самый жалкий человек, которого я встречала в жизни, если бы мы вместе вставали бы на ноги - всём было бы счастье и покой. А что сделал ты, трус? Скрылся, спрятался в своём любимом кабинете, оплакивая ее, даже не вспомнив о нас, даже на секунду не задумавшись, что мы тоже чувствует боль потери. Мне было тринадцать! – как бомба замедленного действия взорвалась Уокер, испустив всё свои мысли. В глазах как на зло защипало, сердце, казалось сейчас либо остановится раз и навсегда, либо выскочит из грудной клетки от такого быстрого темпа. Мама... Один из немногих родственников, кому девушка была готова доверить секреты, да куда уж, она была готова доверить ей всю свою жизнь. Она ненавидела показывать свои слабости, не важно что это: привязанность, любовь, нужда в ком-то или боль, нет, легче держать в себе, ухмыляясь и шутя с друзьями. Но несмотря на свои убеждения, дочь всегда точно знала, что когда понадобится помощь, она может ждать её именно от матери, когда нужно просто выговориться, уткнуться в плечо, или же просто рассказать как прошёл день, всё также к последней. Это Элеонора воспитала в ней, ту которую все видят: уверенную в себе, имеющую свое мнение и не зависящую от чужого. Тогда ещё неокрепшая девчушка тринадцати лет, которая росла в заботе и ласке матери, в некотором пренебрежении и непонимании отца, как будто спотыкается и летит вниз, как и её жизнь. Элеонора Уокер заболевает почти неизлечимой драконьей оспой, дочь пытается её навещать, веселить, но у самой ком в горле от её измученного, уставшего вида и состояния. Слепо надеется на лучшее, будто ища свет в непроглядной тьме, давать себе ложные надежды - была одна из самых болезненных впоследствии ошибка. Но с каждым днём всё только хуже, мать пыталась подбодрить ее даже в таком состоянии, говоря, что всё наладится и у них ещё много счастливых совместных лет. Но вот Эллисон, облачённая в черные штаны и рубашку стоит с букетом алых роз, букетом из двадцати алых роз... Девочка смотрит себе под ноги, в голове белый шум, по щекам стекают соленые дорожки, а воображение рисует её портрет, такую радостную, улыбающуюся во всё тридцать два, беззаботную и наполненную до краев радостью, а не изможденную, как в её последние дни. Девушка будто вышла из долгого транса и посмотрела на хмурого отца. Он всё это время одаривал не мигая её таким взглядом, что даже описать сложно, но Адриан, казалось, мог просверлить, выжечь сквозную дыру в голове девушки. – И нет, – уже явно поникшая от воспоминаний добавила она. – Меня воспитывала только мать. А ты, не смей приписывать её заслуги себе! – под конец гаркнула Эллисон, стерев тыльной стороной запястья одиноко стекающую слезу. Шестнадцатилетняя развернулась и больше не проронив ни слова стала уходить. Потянув на ручку огромной резной двери, она со скрипом отворилась. Дева покинула мрачный зал, ей ужасно хотелось со всей силы толкнуть дверцу, чтобы та с неприлично сильным и громким хлопком ударила по ушам отца, но успокоившись, вспомнив наставления матери прикрыла её и ушла в комнату. Наложив на дверь приглушающие чары и Элли было плевать, что она заработает первое предупреждение от Министерства Магии, сейчас нужно выпустить всю злость, но так, чтобы привлечь как можно меньше внимания жителей дома. Эллисон подошла к столу, облокотившись на него двумя руками опустила голову, но после подняв взгляд, встретилась с колдогравией, которая была аккуратно вложена в золотую рамку. Девушка выпрямилась, взяла памятный снимок и просто наблюдая. Отец улыбается, поцеловав в висок маму, а рядом с ними смеются брат и сестра, такие беззаботные, если бы кто знал, что через год, они больше никогда не смогут повторить такой момент. На стекло стали падать слезинки, тонкими струйками стекая вниз, как дождь по стеклу. Уокер протерла рамку низом своей футболки и поставила на подоконник. Сглотнув она пыталась остановить слезы, которые так и норовили выбраться наружу из глазниц. – Прости, мам... Прости, что не успела сказать тебе одну простую фразу, – тихо сказала она. – Я люблю тебя... Но сейчас, уже поздно, – предательски дрогнувшим голосом дополнила та. Подойдя к зеркалу, она взглянула в отражение: длинные чёрные были немного взъерошены, на бледной кожей лица был виден отчетливый красноватый след от ладони, а обычно ярко-зелёные глаза приобрели более глубокий оттенок. Сейчас она видела в себе того беспомощного ребенка, который потерял в жизни то, что любил больше всего, кажется, сердце с того момента стало биться намного тише, как будто уменьшилось, заморозилось. Припухшее лицо, раздражённые от слез глаза и блестящие капли на лице. Эта картина напоминала её, но уже почти четыре года назад. Смотря в зеркало девушку разрывало чувство злости на себя, на свою беспомощность. Она уже почти на шестом курсе Хогвартса, в следующем году ей исполнится семнадцать, а это значит, что ученица станет совершеннолетней волшебницей и сможет пользоваться магией, когда сама этого захочет. Но при всём этом, сейчас она стоит и не знает, что делать. Эллисон полностью понимает, что никак не сможет решить проблему, её не взять хитростью, тогда можно только слепо бежать от неё, как бы Уокер не любила это дело. Злость на себя смешалась со злостью на отца, на его бездействие и эгоистичность. Хотелось самой, своими руками попрактиковать какое-нибудь непростительное заклятье, но всё же, она не хочет заработать безвозвратный билет в Азкабан. Эллис вновь качнулась к столу, одним движением смахнула всё, что было на нём. Что-то с треском, с хрустом битого стекла упало на пол, но её это не волновало. По вискам будто молотком стучал гнев и адреналин, голова от такого прилива не осталась в стороне, та к слову, кажется, начала раскалываться на две половинки. Пухлые губы девушка сомкнулись в одну тонкую линию, прикрыв глаза она предпринимала неудачные попытки успокоить пыл, перевести дыхание. Взглянув на стол, под руку Уокер попалась какая-то, кажется, неприлично дорогая статуэтка, которой явно не повезло оказаться в это время в этом месте. Дева схватила её и швырнула с такой силой, которую сама от себя не ожидала. Она хотела кинуть её в стену, но траектория сменилась и несчастная влетела в окно. Последнее же со звенящим звуком разбилось, осколки вылетели наружу, а после десяти секунд с улицы раздался характерный звук разбившегося фарфора. Элли явно этого не ожидала, ойкнула, прикусив нижнюю губу. Вдруг по ее волосам прошёлся прохладный ветерок, "обжёг" ее разгоряченную щеку и шею. Он нырнул под ее лёгкую чёрную футболку, обошел вдоль и поперек, заставив черноволосую поежиться, покрыться приятными мурашками. Почувствовалось облегчение на огромное удивление девушки. Она стояла как вкопанная, будто не дыша смотрела на недавно вышедшую яркую луну. Она, казалось, напоминала Уокер-младшей, что пора утихомириться и попасть в прекрасный и удивительный мир Морфея. Элли легла на постель, немного застонав от побочной реакции недавнего слишком сильного всплеска. Голова будто налилась свинцом, виски горели. Но как только голова девушки коснулась её пуховой подушки, она почти сразу же уснула, несмотря ни на что. Ветер завывал, наполнял её комнату свежестью, выгоняя духоту. Ночь, красивое время, но опасное. Кто знает, что может произойти на утро?