Покажи себя на камеру, котик

      Окрестности Сеула. Корпорация Хан.             Конец.       Конец всему. Конец каторге. Запыленным древностью автоматам. Прогнившему алкоголем бару. Червоточащим глазницам проигравших ублюдков. Конец паршивой работе в подпольном казино.       Проходя в последний раз в тот самый знакомый кабинет, стуча в ту самую знакомую пуленепробиваемую дверь, Хёнджин ощущал прилив энергии и даже воодушевление. На душе стрекотали птицы, хлопали резными крыльями бабочки. Хотелось просто, наконец-то, послать всё нахер и свалить в закат.       Тяжело открытая дверь приглашающе качнулась, из-за чего Хёнджин даже воспрял духом, проникая в её тайную обитель. За столом по-хозяйски восседал Хан Джисон, мелькая очками в чёрной оправе и прикусывая в заинтересованных жестах нижнюю губу. Его взгляд был углублён в бумаги, которые раскрыли свои тайные писания на его деревянном столе.       Не глядя в сторону Хёнджина, он пригласил его сесть в кресло и продолжил листать бумаги. Хёнджин принял приглашение, слишком резко усевшись в мягкость кресла, из-за чего даже покачнулся, вызвав на лице босса нотки раздражения. Прошло пять минут, десять, Хёнджин уже было начал зевать, но вовремя остановил свои позывы. Они были неуместны в данном кабинете, ни перед данным человеком.       — Принёс? — одними губами скучающе процедил Джисон, сдвигая всю документацию на правый край стола. Мягко сверкнув линзами очков, он обратил свой взгляд на уж слишком расслабленного парня и приподнял бровь.       — Вот: заявление об увольнении, моя трудовая, справка о доходах за последний год. Так, что-то ещё? — захлопал глазами парень.       — Этого будет достаточно. Наш договор заканчивается в 12 часов 9 января 2025 года. После его окончания доступ в казино, а также в мой кабинет будет для тебя не возможен. Все средства, которые ты должен мне за ущерб моему состоянию, будешь передавать через моего личного секретаря. Осталось четыре часа, — как бы с намёком пояснил Джисон, вглядываясь в лицо Хёнджина. Надеясь, что он догадается, в ином случае предоставленное время будет просрано за зря.       В голове Хёнджина было много вопросов, которые он бы хотел задать Джисону. И про Минхо, и про прошлую его работу, и про то, как он стал таким. Но это как будто всё его не должно было касаться.       Хотя… Почему же…       Ему предоставляют такую охуенную возможность узнать больше, чем ничего. Поэтому в самое время, раз это самое время пока что в его распоряжении.       — Ты всё ещё что-то чувствуешь к Минхо? — как бы невзначай буркнул Хёнджин, испепеляя угол стола на мотив возгорания своих собственных мыслей в данный момент.       — Я бы так не сказал. Это стало похоже на воспоминания, от которых мне плохорошо, — решил всё же откровенно признаться Джисон, раз сейчас они с Хёнджином наедине. — Попытки всё вернуть были, не скрою, но это ни к чему хорошему бы не привело. Шанс один на миллиард, что мы бы смогли всё решить мирным путём, не выдвигая себя в роли жертв в данной ситуации. И это такое паршивое чувство, что ты просто отталкиваешь человека, которому ты был открыт всем своим нутром и телом, лишь потому что так необходимо. Разграничивая своё подсознательное желание спасти наши отношения на реальные попытки всё исправить и шанс сбежать от этого, спасая уже себя, я выбрал себя.       Хёнджин слушал, не моргая и не перебивая, лишь смотрел на отблеск своего отражения в затуманенных очках Джисона.       — Благодаря связям отца я смог вырваться из этого ада, изменив себе. Ты же знаешь, Хёнджин, я же стопроцентный гей.       — Реально?! — чуть ли не захлебнувшись таким откровением собеседника, выкрикнул Хёнджин. После поспешно присел обратно на кресло и закрыл свой рот ладонью.       — Меня никогда не привлекали девушки, женщины, в принципе люди не моего пола, поэтому… — чуть сглонтул Джисон, с подозрением посмотрев в лицо Хёнджина и, к счастью, не увидев в его лице презрения и отторжения, продолжил, — я выбрал Минхо. Сначала. В нём я чувствовал безопасность, защиту и своеобразную тайную заботу. В его глазах я видел обожание и максимальную любовь, но после они стали гнить.       Парень сидел, в нервах тряся своей ногой. Он понимал, что сейчас самое время остановить всё, чтобы не услышать что-то, из-за чего мог бы окончательно возненавидеть Минхо, но Хёнджин молчал. Сперив дыхание, он изучал движения венок на взрослом лице Джисона, которое время окрасило не по годам заметными морщинами и редкой сединой бровей. Он действительно познал многое, чего никто так и не узнает.       — Он что-то курил? Кололся? Блядовал? — начал перечислять свои предположения Хёнджин, но потом застопорился, видя испепеляющий взгляд Джисона на себе.       — Ты всё итак понял, — заключил Джисон, собирая за собой бумаги. Хёнджин встал следом, кинув напоследок:       — Минхо не стоит твоих нервов. Иди дальше, а я буду с ним. Пусть даже это будет больно.       Джисон встал в проходе, лишь для себя растянув губы в улыбке: — Постарайся не сгореть в его пламени и не утонуть в его лжи.       Хёнджин закрыл за собой дверь кабинета и скрылся в ослепительном солнце зимнего дня. Белый конверт с последней заработной платой грелся в потёмках рюкзака, а мысли парня уже давно были далеко, в размышлениях о последних словах его бывшего работодателя.

🐾🐾🐾

      Поместье семьи Хван.       Господин Хван давно не принимал у себя гостей. Но от данного постояльца он бы хотел держаться ещё дальше. По крайней мере, не в этой вселенной.       — Вы меня услышали? — скрежеща зубами, радушно кинул Ким Тэхён, приподнимая уголки губ в подобие улыбки. Сам же взгляд не был добрым, отражая лишь максимальную алчность человека, сидящего перед хозяином поместья.       — Вы не имеете права брать меня на слабо, господин Ким, — со сталью в голосе проговорил мужчина. Это походило на игру в «убей» или «сожри», в которой господин Хван не хотел оказаться в проигрыше.       — А кто сказал, что вы останетесь в дураках, я лишь предлагаю вам взаимовыгодное предложение с возможностью обогатиться. Если вам важен ваш статус, доход… жизнь вашего сына, вы обязаны пойти на мои условия.       В кабинет вошла госпожа Хван, в сопровождении незнакомых людей. Они окружали женщину, удерживая её на расстоянии вытянутого пистолета. Холодность в её лице не сменилась, оставляя мужчин с оцепенением глядеть то на неё, то на Ким Тэхёна и господина Хвана. Они также продолжили сидеть на своих местах, не предавая данному остросюжетному триллеру никакого внимания.       — Хёнджин не станет играть по вашим правилам, господин Ким. У него нрав в мать, — с лёгкой улыбкой качнул головой глава, а после закатил рукава пиджака и подхватил в руки стальной нож, сиюсекундно приставив его к горлу Тэхёна. Мужчина сглотнул, но не двинулся, лишь скально показывал свои зубы.       Женщина выловила момент общего недоумения, выждала ещё пять секунд и с грацией кобры вырвалась из ослабевшей хватки мужчин, лезвием каблука очертив по ним кровавые полосы. Мужчины покатились по полу, пытаясь унять проносящуюся боль в ногах и мигрень в голове от чёткого удара ладонью по затылку.       — Это я заметил, — ухмыльнулся Тэхён, всё ещё ощущая холод железа на своём кадыке. — Но это не важно, ведь он уже в нашей ловушке.       — Ублюдок, — хриплое рычание пронеслось по помещению кабинета, разрезая воздух и глотку всё ещё скалящемуся Тэхёну. Мелкие пешки, которые прислуживали ему, тут же разбежались, выпрыгивая в окна и удирая в сумасбродном страхе из поместья. Господин Хван сбросил с кресла грузное холодное тело и вытер лезвие ножа мягким платком, выбрасывая оба предмета в мусорный бак.       — Быстро вызовите ко мне Хёнджина. И без лишних ушей, — приказал господин и вышел из кабинета, чтобы принять горячий душ и успокоить свои итак наструнившиеся мысли перед визитом своего отпрыска. Госпожа Хван велела прислуге убрать тело и сжечь, после чего также вальяжно покинула кабинет, чтобы переодеться. Сегодня необходимо посетить церковь и помолиться за свою семью, дабы отвадить от каждого всё недоброе. Женщина не была излишне верующей, но подобное поведение жены семейства было общественно угодным, поэтому она ему следовала.       Остаток дня можно было после провести за чашечкой горячего бурбона под стрекот птиц в своём любимом саду.

🐾🐾🐾

      На пути в поместье семьи Хван.       Хёнджин ехал в такси, высматривая в окнах знакомые вывески, которые так и сигнализировали о приближении вечера. Тут и там почти одновременно загорались светодиоды, наблюдающие за сменой настроения на лице парня. Высвечивая на каждом сантиметре лица крапинки радости, фонари всё ярче подмигивали, как будто о чём-то предупреждая. Но этого предупреждения не слышал Хёнджин, как и не знал, что его жизнь навсегда изменится, когда он доедет до дома.       — Ты больше не будешь там работать, — холодно произнёс отец, сложив руки крестом на груди. Одет он был в коричневый костюм, подчёркивающий черноту черт лица мужчины. На ногах всё те же чёрные налакированные туфли на низком каблуке, а на лице — такая же скучающая жестокость.       — Я больше не работаю на Джисона, — подтвердил слова мужчины Хёнджин, предприняв попытки достать из рюкзака заветный счастливый конверт.        — Нет, сын, ты меня не понял, — грузная тишина проникла в подсознание парня страхом разоблачения, которое налило свинцом тело Хёнджина, силясь свалиться к ногам своего карателя. — Это было твоим самым позорным и опрометчивым решением. И ты сам знаешь, что это так. Постыдился бы показываться на моих глазах.       Желчь лилась изо рта мужчины ядовитым туманом, который окружил Хёнджина и перекрыл доступ для кислорода. Его как будто схватили за шею и сжали, не давая сделать вдох. Глаза бегали по периметру кабинета, а нос чуял кислый водянистый отголосок крови с привкусом пороха на языке. Становилось страшно, пиздец как страшно.       — У меня не было выбора, отец, — сдался Хёнджин, ведь идти против слов отца у него не получится, ведь все карты были раскрыты ещё до того, как он вошёл в эту дверь.       — ВЫБОР ЕСТЬ ВСЕГДА! — прокричал со всей жестокостью в голосе отец, подошёл к сыну и с нахлёстом ударил его по левой щеке. Лёгкое тело отлетело к стене, скрючившись у плинтуса и обхватив себя руками в оборонительной позе.       — Ещё раз узнаю, что ты был в том… заведении, тебе не жить, ты меня понял? — бросил прямо в туловище парня мужчина приговор и, плюнув куда-то в сторону, хлопнул дверью.       — Да блять, снова меня избивают, — чуть ли не через слёзы процедил парень, вытирая с лица ошмётки крови и зализывая шершавым языком раны на повредившейся руке, которую знатно так приложил о пол во время падения.       «Посмешище»

🐾🐾🐾

      Вебкам-студия.       Джей открыл дверь комнаты, в которой находился один человек. Лишь один человек так похабно сейчас сидел, приглашающе выпячивая свой зад и ухмыляясь. Как давно они не виделись, но этот парень всё так же прекрасен и до невозможности горяч.       — Я скучал по тебе, Гуки, — мягко прошептал Феликс, протягивая свои руки в сторону стоящего в дверях мужчины.       — А ты всё такой же, как я вижу, — с сомнением в лице Джей оглядел комнату на предмет слежки или скрытых камер, но, удостоверившись в обратном, спокойно присел на край кровати и опустил горячую руку на тонкую талию Феликса.       — И зачем надо было всем врать? Я же знаю, кто ты, и знаю, кто такой Тэхён. Мне было сложно изображать невинность, как будто в наш первый раз в той самой квартире.       По лицу Чонгука пробежала довольная гримаса, когда он вспомнил те моменты единения двух тел в мерцающих бликах проезжающих машин. Это было ново — ощущать, как мягко и немного неловко сжимает его хуй небольшой ротик. Маленький Феликс ещё не был даже в средней школе, когда познал все прелести нахождения со взрослым мужчиной.       Чонгук никогда и не планировал так использовать мальчика, но такие сверкающие жизнью и счастьем глаза были до боли в области печени противны мужчине. Из-за чего хотелось как следует вытрахать юное тельце, чтобы наградить это вечно довольное создание реальностью действительности этого паршивого грязного мира.       Чонгук вторгался в глотку Феликса долго, муторно, как бы оценивал возможности ещё не исследуемого никем подарка судьбы. Маленькие кулачки сжимались на его ягодицах, пытаясь найти выход из своего плачевного положения, которое заключалось ещё и в вечно заплаканных глазах и тошнотой в горле.       Ребёнок хотел кричать, но его неизбежно затыкали всё новыми и новыми толчками. Это походило на безумие, от которого не сбежать. Никак не сбежать от чувства отвращения к самому себе.       — Тебе должно быть стыдно, какой ты грязный, Ликси. Ты должен ненавидеть себя и мечтать только о моём большом члене. Ты понял меня? — наставлял на верный путь Чонгук, с большим усилием вдалбливаясь в глотку Феликса, который уже не чувствовал приступов наступающей тошноты. Лишь машинально открывал рот и сглатывал наступающие из глаз слёзы.       — Ты всё ещё хочешь меня, Ликси? — как бы прицениваясь, задал вопрос Чонгук, усаживая лёгкое тело на свои колени. Терпким запахом кофейного ликёра обдало ноздри, от чего у мужчины подступили слюни и захотелось зарыться в белоснежные локоны парня и как следует выебать эту сучку, которая с таким наслаждением сейчас устроилась на его бёдрах.       — Ты — кретин редкостный, могу тебя заверить, — с дьявольщиной в глазах сверкнул клыками Феликс, — но это не отменяет того факта, что я хочу сесть на твой чёртов член.       — Тут никого нет, лишь ты и я, — сглотнул подступившую слюну Чонгук и заговорчески взглянул на парня, сжимая талию до дрожи и синих отметин по бокам.       — Да, дорогой. И миллионы зрителей, — рассмеявшись прямо в лицо Чонгука, Феликс схватил за широкие ягодицы мужчину и толкнулся членом по выступающему бугорку. Оставляя на шероховатой шее засосы и проходясь зализывающими движениями языка, он желал своего насильщика, так же сильно, как хотел его прикончить.       Чонгук ощущал, как нагревается тело на его бёдрах, и чувствовал, что скоро сорвётся. В самом начале хотелось просто выебать дворовую шавку своего бывшего соседа. Хотелось нагнуть его шлюху-жену. И, наконец-то, увидеть на лице того мерзавца хотя бы наличие сожаления о содеянном. Но Ли старший был непреклонен, разрушая жизнь самого Чонгука до основания.       — Самое твоё место — быть на дне, паршивый кусок дерьма, — сквозь поцелуй выплюнул угрозы Феликс, откусывая часть языка и выплёвывая в мусорный бак. Металлический привкус крови заставил парня сблевануть, что он и сделал. Иметь дело с этим отбросом было таким же мерзким, как и ощущать во рту не только его член, но и всё, что тому принадлежит.       Сигнал тревоги оглушил двоих, вбежавшие силуэты не были различимы утонувшему в своей мести Феликсу, а вкус крови мужчины, навсегда поломавшего его жизнь, уже впитался во внутреннюю оболочку глотки парня, смешавшись со слюной.       — Блядское ты отродье, — сквозь зубы пробурчал Чонгук, плюясь в разные стороны кровью и хватаясь за стены в попытках оторваться от сильных хваток людей вокруг. Чонин и Чан окружили мужчину и связали его руки простынёй. Рот также был спешно заткнут полотенцем, которое сиюсекундно окрасилось в алый цвет.       — Уведите его. Скорая приедет через пять минут. Феликса не трогать — он мой, — приказным тоном гаркнул Чанбин, приподнимая тело парня и укладывая голову на свои колени.       Сынмин ничего не ответил, лишь подхватил понадёжнее грузное тело Чонгука и скрылся в дверях. Чан пристально посмотрел в сторону Чанбина и тихо произнёс: — Рассчитываю на тебя.

🐾🐾🐾

      Чанбин видел, как сильно поднимается грудная клетка Феликса, как натруженно он пытается вздохнуть, но не получается. Он видел, с каким страхом в глазах тот решился сыграть образ обожателя. И ему было больно от осознания, что он не смог его остановить.       Серое лицо парня вселяло страх за его жизнь. Но едва уловимый пульс на его запястьях всё же усмирял попытки Чанбина загрызть самого себя в мыслях. Он — такое же дерьмо, которое воспользовалось Феликсом, чтобы заглушить свои чувства к Чану. Это он стал камнем преткновения в его семье, в его бывшей семье, до разрыва помолвки. Это он стал чудовищем в глазах дочери. Это он…       Сердце мужчины тяжело стучало в области груди, как будто играя предсмертный марш. Хотелось просить прощения, умолять Феликса, Чана, Хори, малышку Суджин его простить. За всё, за то, какой он паршивый человек, никчёмный отец и муж.       Слёзы лились по щекам взрослого человека, как будто именно он сейчас был тем ребёнком из воспоминаний Феликса, над которым так злостно сыграла шутку его собственная жизнь.       Блять. Да какого хуя тут вообще происходит.       Это не я должен сейчас страдать и ненавидеть себя за то, что я натворил.       Чонгук, блядский Джей, что же ты ещё кому-то успел сделать? Не только же Феликсу… Признайся всем и просто иди нахуй.       Чанбин метал свои обвинения в воздух, разрывая в клочья каждую и распыляя её в душное пространство комнаты. Будь его воля, он бы и всю эту комнату сжёг к хуям, чтобы больше никто не узнал, что познал сам Феликс в её стенах.       — Ты не виноват, — донеслось где-то снизу хриплое. Чанбин опустил взгляд и встретился с красными глазами Феликса, из которых больше не лились слёзы. Кровавые ошмётки уже запеклись на светлом личике парня, напоминая обо всём, что недавно произошло. Чанбину хотелось вонзить в Чонгука все иглы мира, все копья, выстрелить со всех оружий, но он сидел и держал в руках хрупкое тело.       — Можешь меня отпустить?       — Не могу, Феликс, — в страхе прошептал Чанбин, сжимая руки парня ещё сильнее в попытке угомонить собственную дрожь.       — Бинни, мне больно, — еле слышно попросил Феликс. Прочистив горло и сплюнув куда-то в пустоту комнаты, он дрожал.              — Прости, — лишь сказал мужчина, отпуская руки, — Прости. Прости меня. Прости, — в истерике обхватил тело парня и прижал к сердцу, пытаясь навсегда сокрыть Феликса от всех неприятностей, которые могут снова того подстерегать.       — Чанбин, мне нормально, — холодно произнёс Феликс, становясь камнем в руках Чанбина, — Я тебе сказал — меня отпустить. Ты с первого раза не понимаешь?       Взгляд Феликса стал отстранённо презрительным, как будто бы он сейчас смотрел на говно, которое ещё и воняло. Чанбин опешил, пребывая в шоке от такой резкой смены настроения парня, и отпустил Феликса окончательно. Парень поднялся с натугой с колен мужчины и встал, поправив на себе смятую футболку и разгладив сбившиеся волосы.       — Я не хотел…       — Я ухожу, — лишь кинул Феликс, захлопывая за собой дверь. Чанбин остался сидеть на кровати студии, как будто стал надгробием над своим давно изжившим себя трупом.

🐾🐾🐾

      Чонин с Чаном ехали в карете скорой помощи, так и не перекинувшись и парой слов. Врачи спешно проверяли пульс у пациента, прикладывали к ране ватные тампоны и отсчитывали время до приезда в больничный стационар.       — Направляемся в Сеульскую национальную больницу, — утвердительно сказал Чан, посмотрев прямо в лицо Чонину. Тот сразу не понял намёка, лишь щурил глаза на мужчину и скрещивал руки на груди.       — И?       — В этой больнице проходит реабилитацию Сынмин.       Чонин знал об этом, но не хотел это слышать от самого Чана. Как будто бы он просто сдался, так и не предприняв попытки заинтересовать Чонина не только сексом. Какие же взрослые все мелочные и простые до невозможности. От таких людей как Чан Чонин всегда держался подальше, будто бы ощущая себя должным перед вечно заботящимся обо всём человеком. Чан излучал максимальный позитив к жизни, ответственно подходя к каждому действию и выбору. И всегда в пользу других.       Он был тем человеком, кто если не думал о себе, то думал о себе в последнюю очередь. Всегда зная, как правильно поступить, чтобы все были счастливы, он забивал на себя и уходил в отказ, когда кто-то пытался навязать ему свою заботу и внимание.       И это всё в Чане претило Чонину, ведь он сам всегда ощущал себя главным в своей планетарной вселенной. Играя на струнах души других людей, он чувствовал, что они становятся зависимы от него, от его слов, действий. Он чувствовал власть над ними, над Сынмином, но только не над Чаном.       Находясь в такой опасной близости, сливаясь в гармонии гормонов и экзистенциальном экстазе с Бан Чаном, он ощущал себя лишь ведомым. Его неимоверная забота и внимание к каждой детали доводили до чёртиков вечно несдержанного Чонина, который, по своей сути, ненавидел всё это внимание.       Ему хотелось просто видеть похоть и желание в глазах мужчины, но не заботу. Не эту блядскую заботу, которая в их «отношениях» была попросту неуместна. И от этого сейчас, находясь в отдалении от предмета своего негодования, Чонину ничего не мешало метать в его сторону молнии и корить его за подобную участливость в жизни Чонина.       Проходя между койками с пациентами, выдвигая и задвигая белые засаленные шторки, Чонин лишь искал знакомое лицо. То лицо, которое снова посмотрит на него с тем самым похотливым обожанием, граничащем с маниакальным.       — Пациент Ким находится в отделении неотложной помощи. До операции осталось пять минут.       — Какой операции? — не скрывая удивления, задаёт вопрос Чонин, боясь услышать ответ.       — Отказали почки и скоро может перестать работать печень, господин Ян. Если вы успеете, можете попрощаться с вашим другом. Успех этой операции один на миллиард процентов, — врач снисходительно кивнул и указал рукой на загорающуюся и потухающую табличку над дверью неотложки.       — Вы же сейчас шутите, да? — сквозь смех пытался сдержать свои слёзы Чонин. Хотелось спрятаться, напиться, закричать на всю больницу, со всей дури врезаться в стену и просто бить кулаками по обшарпанной штукатурке.       — Это серьёзно, господин Ян. С алкоголем вообще не шутят, особенно в таком количестве и в столь юном возрасте. Пока вы тут пытаетесь прийти в реальность, до операции осталось две минуты. Либо вы проходите к молодому человеку, либо я потребую вас покинуть больничное помещение.       Чонин разбит вдребезги, но пытается шагать, чуть ли не волочась на ватных ногах, держась о серые стены и сглатывая наступившие слёзы.       На кушетке, покрытый сверху больничным одеялом, лежал Сынмин, совсем не подавая признаков жизни. Волосы перевязаны и собраны в шапочку, глаза закрыты. Не моргают.       Чонин схватил бережно ладонь парня и сжал, пытаясь сдерживаться, чтобы не зареветь и не потерять такое необходимое сейчас время присутствия Сынмина в его жизни.       — Прости меня…       Врачи велели господину Яну отойти, уводя его дальше, из больничного кабинета, где должна была начаться операция. Парень сидел на холодной плитке, втыкая в одну точку невидящим взглядом и шмыгая носом. Проходящие мимо пациенты и врачи делали вид, что этого не замечали. Как и хотел, всегда хотел сам Чонин — чтобы от него, наконец-то, все отъебались.

🐾🐾🐾

      Поместье семьи Хван.       Хёнджин сидел в своей комнате, смотря на телефон, в который раз загорающийся и напоминающий ему о жизни по ту сторону мира. А точнее, о том, что до него уже как час пытается дозвониться надоедливый кот, который именно сегодня вдруг решил быть настолько настырным.       Парень упал на спину на кровати, подняв свои ноги на подушки. Ему было пофиг, что их буквально пол часа назад принесли и застелили. Ему в принципе было посрать на всё. Ведь теперь ничего не важно. Никто не важен. Даже он сам.       Джисон не простит ему долг, а заработанные деньги все ушли в уплату долга отцу, который их в конечном счёте вложит в фирму и больше никогда не сделает Хёнджина своим наследником. Его мать вычеркнет имя сына из семейного реестра, вписав его в список *пропавших без вести*. И дело с концом. Больше никто его не вспомнит.       Не вспомнит…       — Да блять, заебал названивать, — прорычал в трубку Хёнджин и кинул телефон на те же подушки. К несчастью он не разбился и не развалился на части, как того хотел сам парень. Пребывая в достаточно подвешенном состоянии, он не имел никакого желания сейчас общаться с Минхо. Который, в свою очередь, имел огромное желание надрать задницу Хёнджину, который так и не появился на смене ни вчера, ни сегодня.       — Тебя пародирую, котик, — слащавость в голосе передалась приторным послевкусием на языке Хёнджина, из-за чего появились рвотные позывы. — Ты куда свинтить удумал? Совсем совесть потерял шляться где-то? И при этом без меня?       — Я больше не приду в студию, — заключил Хёнджин и выдохнул, намереваясь отключить звонок.       — Так, умник, погоди мосты поджигать, не перейдя на другую сторону. Жду объяснения, — Минхо чувствовал всю подавленность в голосе Хёнджина, но отпускать просто так его не был намерен.       — И нахуя тебе они нужны? Чуть что, ты сам сваливаешь, бросаешься в бегство как подлый трус, а у меня ещё объяснения просишь. Не много ли чести?       В трубке повисла тишина, но слышны были частые вздохи. А ещё кто-то в тишину матернулся, из-за чего Хёнджин даже хихикнул, но после вернул сталь голосу и суровость лицу (хоть его сейчас никто не видит).       — Кончай устраивать сцену, принцесса. Я сейчас приеду и мы поговорим.       — Тебя не пустят, — закрыл тему Хёнджин, всё же отодвигая одними пальцами шторку и вглядываясь во тьму ночи.       — А мне посрать с высокой колокольни.       Через час лохматая черная голова Минхо уже была видна в отражении оконной рамы. Хёнджин протянул парню свою руку и подхватил за локотки, подтягивая того на себя.       — Рассказывай, — вновь потребовал Минхо, усевшись нагло на кровати и оставив хозяина комнаты стоять, облокотившись о письменный стол. — Но сначала сгоняй за кофе и принеси чтонить перекусить. Заманался я до тебя добираться и тратить силы на то, чтобы меня, мало ли чего, не заметила ваша охрана.       Хёнджин лишь вздёрнул бровями и признал для себя, как же его бесит этот кот. Так же, как он ему благодарен.       Через тщетные пять минут попыток свистнуть с холодильника что-то перекусить, но чуть было не застигнутый врасплох главной кухаркой, Хёнджин лишь смог ухватить стеклянную миску с печеньем и бутылку газированной воды из подсобки.       — Такой себе припас, скажу тебе. Не радушно для хозяина, — играючи замурлыкал Минхо, садясь в позу лотоса и располагая между своих ног миску с печеньем. — И стаканы не принёс, — поднял бровь парень и открутил крышку бутылки, прополаскивая своё горло такой необходимой сейчас влагой.       — А кто просил быть моим гостем? — с укором кинул Хёнджин, усаживаясь рядом и выхватывая из миски парочку печенек. Глухой возглас Минхо раздался по всей комнате, но был заткнут закуской, которая полетела прямо ему в рот.       — Приятного, — лишь ухмыльнулся Хёнджин, но потом снова стал бледным, вспоминая всю реальность своего положения.       — Дерьмово выглядишь, могу заметить, — не обошёл своё замечание Минхо, но всё же не перестал смотреть в лицо Хёнджина.       — Есть причины, — немного смутившись такого пристального внимания, прикрыл свой синяк ладонью и отвернулся.       — Нет. Ты будешь смотреть на меня, Хёнджин, и всё мне расскажешь, — Минхо держал сжатые кулаки парня в своих руках и мягко поглаживал вздутые венки, пытаясь успокоить. Хёнджин вновь обратил свой взгляд на Минхо и через силу начал говорить.

🐾🐾🐾

      — Теперь всё ясно, — заключил для себя Минхо, так и не переставая поглаживать руки Хёнджина, у которого от такой заботы шли мурашки по телу. Но именно подобные чувства сейчас хотелось скрыть, закрыть глубоко в своём сознании, оставив их до лучших времён, если они, в конечном счёте, вообще начнутся.       — Есть мысли, кто мог настучать об этом твоему отцу? — задал совершенно здравую мысль Минхо, выдёргивая Хёнджина из своих глубоких размышлений.       — Хм, есть парочка претендентов. Но могу ошибаться, — сразу же заверил его Хёнджин. Не хотелось попусту кидать стрелы в ничём не повинных людей. Но делать предположения никто его не ограничивал.       — Дай-ка я угадаю. Они все из нашего с тобой окружения?       Минхо самодовольно покосился на недоумевающего Хёнджина и мастерски закинул печенье в рот.       — Ты прав. Первый на подозрении — Чан.       Минхо скосил брови и задумался: — Не канает. Он под моим присмотром ещё со времён твоего дебюта в качестве модели. Да и идти против своих же людей ему совесть не позволит.       — Тогда Сынмин? Он же сын Тэхёна и госпожи Ким. А значит у него могли быть возможности добраться до моего отца и всё ему рассказать. Но каков его умысел?       — Могу сказать одно про Ким Сынмина: он не такой пронырливый, как его предки, но и его со счетов мы не можем убирать. Ещё с прихода в нашу студию он был у меня под подозрением и контролем, ведь не зря в наши ряды внедрилась шавка самой хозяйки.       — Минхо… — услужливо попросил умерить свои дерзновения по поводу и без Хёнджин, на что Минхо лишь закатил глаза.       — Что думаешь о Чанбине? — вновь стал серьёзным Минхо, с усилием отковыривая плёнку с бутылки наполовину допитой воды. Хёнджин наблюдал за этим как за действиями маленького мальчика. И даже умилился.       — Он — та ещё тёмная лошадка. Слишком много тайн скрывается за его личностью, но я не вижу ни одной причины ему меня ненавидеть. Мы с ним даже никак не были связаны, — задумался Хёнджин, пережёвывая в зубах печенье.       — На очереди Феликс.       Парни вдруг перестали жевать и просто сидели молча, обдумывая всё, что они могли сказать по поводу их мальчика солнечного происхождения. И все мысли уходили в утиль в связи с их несостоятельностью как обвинений. Уж слишком много положительного и болезненного было в этом парне, на что они просто не могли взять и закрыть глаза.       — Проехали, — закончил их эпопею Минхо, протягивая бутылку воды Хёнджину горлышком вперёд.       — Остался Чонин и Джисон, — вдруг озвучил Хёнджин, коснувшись губами горлышка и пролив газированную воду в свою глотку.       — Про них я ничего сказать не могу, Джинни, потому ты мне сам должен сказать, кого из них ты в действительности подозреваешь.       Минхо выхватил из руки Хёнджина опустошённую бутылку и бросил её в мусорный бак. Хёнджин сидел рядом, бёдрами касаясь плотных штанов Минхо сбоку и зацикливая свой взгляд на крепко сжатых в замок пальцах рук.       — Я подозреваю Джисона и Чимина, — озвучил свои мысли Хёнджин.       Минхо продолжил ковыряться в печенье, откусывая по кусочкам, как будто наказывая его за его хрустящую оболочку.       — Тогда дело за малым. Высвободить тебя отсюда и устроить жёсткий допрос с пристрастием.       Хёнджин лишь выдохнул, охуевая от такого «простого» мыслительного заключения Минхо, но смог только кивнуть, соглашаясь на данную авантюру. Всё же он был рад, что Минхо его не послал. И рад самому Минхо…