Раскрытие Неопределённостей

***

      Первое ощущение — паника. Она кислила горло и плескалась где-то в районе легких.       Второе ощущение — тошнота, прямое следствие паники. Камень в желудке.       На третий такт Джейс попытался открыть глаза. Один послушался, второй предпочел ненамного отстать. Отёк. В памяти задергались мутные воспоминания: граффити, чья-то ссора, свет, побег, смех, бар, туалет, запах, краска на двери, звонок, глоток, драка. Небо. Небо сменилось на серый потолок. Где он?       Попытка поднять собственное тело не увенчалась успехом, мышцы жгло железом. Джейс ощупал лицо — примочка на скуле, опухшая губа. Щиплет. Великолепно. Джейс застонал. Тягучее, липкое чувство вины тугой пеленой окутало солнечное сплетение. Он в тюрьме, он в камере и он застрял. И он всё сделал только хуже. И как теперь выбираться.       Виктор его убьет. — Эй, чмоня, — голос Джинкс прозвенел где-то в основании черепа. — Вставай уже, мне скучно.       Сесть рывком оказалось легче, чем пытаться сделать это осторожно. Организм не успел сообразить, что они покинули горизонталь. Джейс сморгнул. Глубоко вдохнул.       С другой стороны решётки стояла Джинкс и, фривольно ухмыляясь, игриво крутила косой. — Сколько времени? — язык слушался плохо, по нёбу будто наждачкой прошлись. — Дай-ка подумать, — Джинкс достала из кармашка телефон Джейса. — Где-то часов одиннадцать. — Одиннадцать. Одиннадцать… подожди, это мой? — Не за что. Спасибо, Джинкс, что спасла моё шмотьё. Спасибо, Джинкс, что позвала на помощь, спасибо, что покормила кота. — Причем тут…       Джинкс достала из другого кармана ключи и показала ему язык. Талис попытался встать. Кости хрустнули, когда все мышцы напряглись одновременно.       Ещё раз. — Ну и дурак ты, конечно. Напасть на Большого Франка. Удивительно, что стоять можешь, — в этом Джейс был не уверен, ему пришлось довести себя до решетки, чтобы за неё схватиться. — Франк, это тот, который к тебе приставал? — Ну. Да. Но я б все равно вырвалась. А ты теперь похож на жертву фанзоны. Лицо у тебя… — Мне нужно выйти, — Джейс безнадёжно дёрнул прутья. — Можешь позвать офицера? Любого. Мне нужно успеть попасть к Виктору сегодня. До двенадцати. — А, к Виктору. Слушай, — Джинкс почему-то сделала шаг назад. — А может ты как-нибудь потом к нему? — С чего бы это? — Всё равно до двенадцати не успеешь, — теперь она теребила косы. — И ты весь мятый. Грязный. Вонючий.       Какой внезапный приступ заботы с налётом зыбких оскорблений. В глаза не смотрит, смотрит в пол. — Ты с ним говорила, — осенило Талиса, и в носу защекотало. — Зачем?..       — А что мне было делать? Ты, блять, отбивную изображал всё утро, а твой телефон задолбал. То мама, то Виктор, то мама, то Виктор, да, я ответила. Но только Виктору. Так что у тебя семь пропущенный от матушки. — Да ты шутишь, — Джейс сполз по решетке ниже, молясь, чтобы его прямо сейчас похоронило под внезапным обвалом, в Пилтовере такое случается. — Хошь я позвоню ей и скажу, что ты сдох? — Дай сюда телефон. — Не-а. — Мне нужно выйти! Дай сюда телефон, сейчас же! — Вот поэтому не дам. Ты чуток головой поехал, не заметил? Тебя крепко приложили. — Что ты сказала Виктору? — Ничего такого. Как дела рассказала. — Что ты ему сказала, — зубы сжались раньше, чем закончилось предложение. — Что ты меня спас, окей? Невротик хуев. Хотя тебе вообще не надо было лезть. Сука, ну перебрал он, бывает, но он же там с толпой своих увальней отдыхал! Нахрена? — Что значит зачем? Мне смотреть, как девушку без её согласия куда-то тащат? — Я бы справилась!       Она действительно так думает.       Как будто в ней нет ни малейшего понимания о том, насколько она тонковесная. Отсутствует чувство самосохранения.       А он сам намного лучше? — Ты только об этом Виктору сообщила? И что он ответил? — У него спроси. Не хочу с тобой разговаривать. — Тогда что ты здесь делаешь?       Джинкс скрестила руки на груди и зло засопела. У Джейса не было сил с ней спорить. Под кожей кололо и колотило. Часы били по вискам секундной стрелкой.       Она права, он чуток поехал головой. Вдох. Выдох. Рёбра горят. — Спасибо, Джинкс. — Пожалуйста, — она пожевала губу. — Но ты всё ещё идиот. Ты всегда лезешь нахрапом? — Я вообще не умею драться, если честно. — Это заметно. У меня сестра профи, она бы срубила Франка с одного хука. А ты… мельница. Мельница-каланча.       Джейс бледно улыбнулся, и Джинкс хмыкнула. На щеке у неё красовался одинокий розоватый синячок, который издалека можно было принять за мазок пурпурной краской. — Что же, мадмуазель модельер, — силы все-таки вышли, пришлось сесть на пол. — Похоже, наш выход в свет откладывается. — Почему-то ты говоришь всё так долго, что ли, — Джинкс отзеркалила жест и, прислонившись к отдающей зеленью плесени стене, сползла вниз. И вытянула ноги. — Слова нравятся. Ты же художник, разве не чувствуешь слог?.. — Я чувствую злость. — Разрушение через созидание. — То есть, тебя отделали до бессознанки, а ты решил поговорить об искусстве?.. — Соскучился по нему.       Джинкс убрала прядь за ухо и посмотрела вверх, на белеющую лампу, в свете которой её волосы отливали инеем. — Он всё сам понял. Он случаем не из Зауна?.. — Да. — Так и знала. Извини. В девять утра прокатились новости, ты не брал трубку, и в общем… — Всё плохо. — Да нет, — Джинкс пожала плечами. — Он, конечно, забавный у тебя. Чем-то папашу моего напомнил, вроде не ругается, а всё равно начинаешь оправдываться. — Ты тоже из Зауна, получается. Надо будет туда съездить. Хочу посмотреть, что это за место такое, из-за которого всю мою жизнь перевернуло. — О, оно прекрасно, — улыбка на лице Джинкс стала мягче и теплее, хотя тон голоса не изменился. — Сплошные отбросы и наркоманы. Я оттуда сбежала как только смогла, хотя тут как будто и ненамного лучше. Те же яйца, только в профиль. Ещё и с позолотой. — Телефон ты мне не отдашь? — Не могу, — челка выбилась обратно на лоб. — Ты вообще-то арестован, а мне сказали передать на пост сразу, как ты очнёшься. Зато мы повеселились сегодня. Вчера. Я давно от полицаев не бегала. Как будто… это имело смысл наконец. — Тогда иди. Доложи, что я пришел в себя, но явно ударился головой. — Несколько раз. Об чужой ботинок, — Джинкс встала, отряхиваясь. — Я им сказала, что ты не виноват, но не думаю, что им не насрать. Если позвонит Виктор, передам ему привет. — Он больше не позвонит.       Он умеет ждать.       Когда лёгкие шаги стихли, Джейс сжал кулаки и осмотрел собственные разбитые костяшки. Кровь подсохла и потемнела, кожа стёрлась. Разве так должны выглядеть руки изобретающие? Пальцы дрожат. Адреналин породнился с алкоголем. Он споткнулся и упал в самолично выкопанную яму. Снаружи расцветал новый день, где-то там за тонкой, но глухой стеной.       А он здесь. — Доброе утро, Джейс Талис. Как спалось? — оказывается, он просидел неподвижно несколько долгих минут и даже не заметил, как у двери вырос силуэт. — Убийственно. — Ну, и зачем вот так начинать? — покачал головой офицер. — Вам, конечно, повезло. Куртка достаточно плотная оказалась, а ваши противники, скажем-с так, не особо сообразительны. По итогу, внутренние органы на месте. — Здесь был врач? — Конечно. Идти сможете? — Смогу, — в подтверждении слов Джейс встал, но колено дёрнуло и губы вздрогнули в гримасе. — Послушайте, офицер, я понимаю, что виноват. Но я могу попросить об одолжении? Мне надо успеть в больницу. Сегодня. — Помните нашу первую встречу? — Конечно. Этот день сложно забыть. — Вот и вы мне запомнились. И ваша фраза про окно. А тут ещё рисунки на домах. — Рисунки? — Не слышали новости? Простите, что это я. Конечно, Вы их пропустили. Граффити на домах, письма с угрозами, просьбы покинуть дома до того, как Пилтовер попытается вновь очистить улицы. Как-то так там было. По стилю они забавные, очень забавные. Напоминают рисунок на Вашей куртке.       Джинкс права — его крепко приложили. Как же неприлично долго до него доходило, почему и на сколько он здесь. Просто так его не отпустят.       Подмогу офицер звать не стал, но на всякий случай попросил Джейса завести руки за спину, — плечи взвыли, — чтобы надеть на Талиса наручники. — Меня заинтересовала Ваша теория, — офицер продолжал буднично вести разговор, будто они не шли в кабинет на допрос, полицейский и осуждённый, а неторопливо прогуливались по центральному парку Пилтовера. — Да и в общем-то ясно, что Вы просто так не хотите сдаваться, раз пошли на такие меры. Проходите. Присаживайтесь. Чаю? — Нет.       Издевается. Он даже не сможет отпить самостоятельно. Значит, будет какая-то угроза, какое-то условие. Офицер кивнул сам себе и сел напротив Джейса так, что тот, наконец, смог рассмотреть это строгое лицо: белёсое, бледное. Волосы отдают соломой, глаза — гидроарсенитом меди. Примерно в тех же тонах, что и дверь в сортире бара. — Поэтому я предлагаю Вам сделку: вы помогаете мне распутать дело, а я закрываю арест. Особо беспокоить не буду, просто будете разгадывать выданные вам загадки. — Сделка — это всегда игра с огнём. — Согласен. Но у нас тут с Вами обоюдно-острая ситуация. Мне следует Вас задержать. И не на день, и даже не на два. Пока будут разбирательства, пока будут искать доказательства. Да и хочу заметить, может Вы и защищались, но несколько ударов до обидчиков донесли. Ощутимых. Вы влезли в неприятности. Я хочу закрыть дело. Я бы сказал так: не думаю, что оно придёт к красивому финалу, но я хочу иметь все возможные карты на руках перед судом и перед журналистами. — Если я подпишу бумаги, то смогу уйти? — И да, и нет. У вас перенаправление. — В другую тюрьму?.. — Что? Нет! — офицер так искренне ужаснулся, что Джейсу даже стыдно стало. — Нам поступил запрос от Академии, в которой Вы учитесь. Там уже в курсе. Сообщили они нам, так сказать-с, Вашу подноготную, очень просили не наказывать строго, а когда мы прояснили ситуацию, подали прошение, чтобы Вас осмотрели врачи как следует. А не тут, на ходу. Так что отсюда Вы уедете в госпиталь.       Вот и свершилось. Где двойка, там и тройка. Где ноль, там и единица. — Поверить не могу. — Вашу голову беречь надо, — почему-то Джейса замутило от интонации офицера, тот говорил будто честно и открыто, но в звуках мерещилась иррациональная злость. — Ничего, не думаю, что это надолго.       Пожалуй, хорошо, что телефон остался у Джинкс. И что ключи тоже. Несмотря на её эмоциональную нестабильность, она хорошо соображает, особенно тогда, когда нет плана. Она заметит его отсутствие, она сообщит обо всём Виктору, не для того, чтобы тот вмешался, а чтобы он не волновался. Где-то на кровоточащей подкорке сознания, прямо под ушибами на рёбрах, часы радостно отбили полдень. Он опоздал. — Я думаю, я бумаг с Вас брать не буду. Должно же быть какое-то доверие между нами.       Ещё бы.       Если Академия в курсе, если они сотрудничают с Академией, то у Джейса банально нет никаких путей отхода. Потонет — потянет за собой Виктора. Теперь ему остается только молча выполнять указания полиции. Всё на благое дело, да только как бы всё не слишком далеко зашло.       Чего этот офицер хочет на самом деле? — Я так и не узнал как Вас зовут, — Джейс опустил голову в смущении и смирении, подглядывая исподлобья. — Не буду же я обращаться к Вам всё время «сэр». И как мы будем поддерживать связь? — Будем, — кивнул офицер, улыбнувшись, и Джейс рассмотрел небольшой шрам в уголке губ. — Капитан МакЛин, Грег МакЛин. К Вашим услугам, так сказать-с.       Наручники щёлкнули и расслабились, Джейс смог размять запястья и взяться за заблаговременно подготовленные ручку и заявление. Бумага — фарс, подписка о том, что всё ему было рассказано, что он виновным себя не считает, что его права были соблюдены и далее, далее, далее. Ни строки о добровольном рабстве, кроме заметки о сотрудничестве со следствием.        Машина ждала внизу. На улице Джейс осмотрелся, но синих кос нигде не увидел. Благоразумно. Если они её не задержали, значит, им нужен был только он. Значит, звонок из Академии — это лишь сладкая пилюля, офицер МакЛин заранее навёл справки. Наверное сразу же после того, как Джейс вылез со своей речью вперёд.       Инициатива наказуема.       Внутри медицинского фургона пахло лекарствами, бинтами и спиртом, и сразу захотелось домой. К привычному покою. Счищать с деталей следы окисления, перепаивать пины, и надо будет Паоло показать как горит литий-ионный аккумулятор. Получится хорошее, показательное выступление реакции с кислородом. Горение — это хорошо.       Горение — это процесс.       Джейса беззлобно толкнули в бок и, все еще сонного, повели куда-то через двери по коридорам до процедурного кабинета. Заставили снять чёрную броню, позволили смыть с себя пыль, бурые следы и вчерашние запахи, закрыли повязками раны и одели в хрустящую, бледно-синюю больничную форму. Теперь к коже прилегал тонкий хлопок, настолько непривычно-невесомый, что Джейса повело вперёд.       Мозг был занят спасительными иллюзиями работы с механизмами и несуществующими ошибками в чертежах, поэтому Джейс понял где находится только тогда, когда медсестра вручила ему небольшую сумку с вещами и ласково указала на палату, где ему следует отдыхать ближайшие сутки.       Сердце разжалось.       Виктор закрыл ноутбук и отложил его в сторону.       Джейс прижал к себе свёрток.       Простыни сияли белым. — Так, — это было первым словом спустя бесконечность. Виктор осматривал Джейса с головы до ног, насквозь до спины, самостоятельно расшифровывая синяки, движения, наклон тела. — Подойди сюда. Ближе. Давай, давай, не стесняйся. Отложи вещи. Садись.       Джейс хотел зажмуриться, но не смог себя заставить: лицо Виктора очертилось строгостью, линии ужесточились, губы сжались в холодную нить. К своему ужасу Джейс понял, что золотые радужки глаз блестят сильнее, чем должно.       Он злится не на него. — Какие же суки, — выдохнул Виктор, и Джейс в отчаянном удовольствии упал в распахнувшиеся объятия, утыкаясь носом в тонкую шею, прижимаясь к мягкой коже, к рукам. — Сколько их было на одного?       Джейс замычал, всхлипывая, задрожал, и Виктор осторожно стал перебирать волосы на затылке, приглаживать непослушные, отросшие пряди, кружить пальцами по шее, по спине. Джейс поднял голову, подставляясь под тихие поцелуи — казалось, что он только что сам вылез из-под завала, он тянулся за лаской так жадно и признательно, что пришлось ему словами объяснять, как лучше сесть, чтобы и слышать, и слушать, и не отпускать. Талис занимал собой всё свободное и несвободное пространство. — Я сам полез. — Лжец. — Ты знаешь? — Естественно, именно поэтому ты здесь, — Виктор чуть ущипнул торчащее ухо и сразу же на него невесомо подул. — Джейс. Я ожидал от тебя многого. Но что ты будешь решать проблемы через силу? Что ты пойдешь на мелкое, но преступление? И без меня? — Виктор, — начал было Джейс, но сразу же передумал и потянулся за поцелуем. — Нет, ты так легко не отделаешься, — ответил Виктор, успокаивающе отстраняя от себя мужа, и заключил между ладонями любимое лицо. Джейс приластился к ладони носом, забыв разочароваться. — Губа разбита. И ты локоть свой видел? Он совсем фиолетовый. — Фиолетовый. — Скула опухла. — Всё пройдёт, — Джейс все-таки получил свой поцелуй, наваливаясь. — Да осторожнее ты, — Виктор с трудом смог вдохнуть, чтобы ответить, улыбка смазалась о губы. Джейс сыто кивнул, немного отсел, чтобы дать Виктору место и возможность привести себя в порядок. Поправил одеяло, подушки, быстро и влажно клюнул уголки губ, и, успокоившись, сел рядом. И прижался щекой к груди, склонившись. — Нельзя тебя одного оставлять, — Виктор запустил пальцы в волосы, мягко придерживая Джейса, словно боясь его снова раззадорить. — Посмотри на себя. — Прости. — Никогда бы не подумал, что мне будет интересно смотреть телевизор. Не сказать, что ваши действия абсолютно не эффективны, возможно, привлечение внимания — это не столь и плохо. Я не был уверен, что ты к этому причастен, пока трубку не подняла некая Джинкс. После звонка так третьего. — Она украла у меня телефон, — пропыхтел Джейс куда-то в грудь. — Будет тебе уроком. Так, ты куда там ползешь? Сядь нормально рядом. — А тебя можно уже на руки брать? — Не сегодня, — Виктор показательно ткнул в примочку на лице Джейса, так что тот кисло зашипел. — Сегодня ты на больничном. Давай я подвинусь, привстань с простыни…

***

— Насколько всё плохо?       С небольшим трудом, но они разместились на одной кровати и под одним одеялом. Джейс осторожно придерживал Виктора в объятиях, заодно поглаживая через ткань лежащие на нём острые коленки. — Ну. Я не за решёткой. — Удивительно. — Мне придётся работать на полицию, что-то вроде консультаций давать. Это же не катастрофа? — Ничего подозрительного, — опасно-скучающе отозвался Виктор. — Но если вдруг окажется, что ты залез в действительно глубокую лужу, то будь готов к кровопролитию. — Да ладно тебе. — А ты тенденции не отследил? Как ты находишь неприятности? Тебя убить могли. Могли отбить органы, могли лишить зрения, я не… ты, кстати, сегодня остаешься здесь. — Что? — Запрос от Академии. Джинкс додумалась поднять трубку. Рассказала про ваше ночное рандеву (учти, я ревную) и драку в баре. Я не стал ждать, когда выяснится, в насколько ты чудовищном состоянии и связался с Академией. Объяснил ситуацию, попросил их найти отделение, в которое тебя доставили. Они информацию подтвердили, а дальше им оставалось только выдать направление. — Но это же здание для операционных больных. — У Академии высокий статус. Ты имеешь патент. Я помощник декана. — Это ты так шутишь, что ли? — Джейс залез ладонью под больничную кофту, нащупывая тонкую талию. — Твое место соседнее, койка вон там. Можешь занять второй ящик в тумбочке, — осадил Виктор. — Погоди. А надолго я здесь? — Нет. Что-то беспокоит? — Кранк. — Джинкс. — Паоло. — Джинкс. — Мы доверяем Джинкс? — У нас есть выбор? Знаешь, я сейчас больше беспокоюсь не за Кранка и не за Паоло, а за тебя. Меня неделю не было. И тебя снесло. Да, навалились проблемы, да, Пилтовер, да. Но. — Ты разочарован? — И это уже второй странный вопрос за последние сутки. Хватит пытаться от меня избавиться. И нарываться на комплименты тоже, я уже понял, что тебе не хватает внимания. Ты меня всего обслюнявил. — Не всего. — Нет.       На какое-то время стало тихо. Джейс осмотрелся — не такая и плохая палата. Стены оказались приятного бежевого цвета, в светлых оттенках, на подоконнике цветы. Они всегда здесь были? Снаружи вот Солнце светит, день на дворе, весна за окном.       Они давно никуда не выбирались. Надо будет в театр сходить или на выставку.       Может, купить домой фикус? — Ты любишь фикусы? — Если это вопрос из разряда «любил бы ты меня, будь я червём», то да. — Я не…       Продолжение фразы «не это имел ввиду, но раз ты начал», прервала мелодия звонка. На экране высветилось имя Джейса, Виктор ухмыльнулся. — С твоего телефона звонит. Умно. Да? Здравствуй, Джинкс. Всё хорошо, он под надзором. Да, конечно. Нет, не подходи к моему столу. К столу Джейса тоже. Нет. Не трогай вообще ничего из того, что может загореться. Почему ты меня спрашиваешь? Заказывай. Понятно. Джейс сейчас тебе пришлёт, раз уж ты у нас котоняня. Паоло не звонил? Оптимистично. Ожидай тогда сообщения. — Что я пришлю? — Джейс положил подбородок на кудрявую макушку, потихоньку засыпая. — Пришли ребёнку денег на еду. И на кота. Это же ты подбираешь по всей округе обездоленных оборванцев и красишь с ними заборы.       Талис открыл рот. И закрыл рот. Виктор трактовал этот жест по своему — он взял с тумбы ноутбук и ткнул им Джейса куда-то в грудь, заставив его охнуть. — Я привёл в порядок твои записи. Просто закончи отчёт, добавь пару источников и что-нибудь из наших прошлых опытов. — Может, меня и снесло куда-то не туда. Но чудовище из нас двоих ты, — добродушно заворчал Талис, поднимая крышку и любовно оглаживая клавиатуру. — Глупости какие.       Виктор отвёл взгляд.       Джейс заснул сидя, и пока медсестра не ворвалась с обедом в палату, Виктор одновременно поглаживал израненные ладони и переписывался с Джинкс.       И вовсе он не чудовище. Он просто хочет знать имена тех, кто поднял руку на его мужа.       Просто так. Для справки.              Джейс, напавший без предупреждения первым. Всё-таки, есть в этом что-то… притягательное. Но будто по итогу, кашемировый свитер, чай и добродушная улыбка, ему идут больше, чем разбитые губы.