Передайте суициду, он потом перезвонит

В какой-то степени посвящаю эту главу своему псу. Спасибо за самые лучшие 10 лет жизни с тобой. Я все еще ищу тебя. Каждый день я выхожу на улицу, чтобы найти тебя, любимый. Раньше я выходила туда, чтобы погулять с тобой. Все так резко изменилось. Я верю, что ты жив, если даже в это никто не верит. Просто знай, что я люблю тебя, ищу и жду. Спасибо. Спасибо за все.

Люблю.

Собаке все равно, бедный ты или богатый, образованный или неграмотный, умный или тугодум. Отдай псу свое сердце, и он ответит тебе тем же.

«Марли и мы» Джон Грогэн

      Натаниэль в который раз не смог поговорить с Вито лично. Все это время его тревожило незнание «мрачной тайны», которую Скалетта откопал на Мориям. Вечером субботы у них были Кевин со своими подружками, утром воскресенья у них все еще были они. Это огорчало и нервировало. Билет на самолет в Западную Вирджинию у них с Лилит был раньше, чем все гости успели съебать из дома. Поэтому сейчас, идя в кабинет Ичиро в Восточной башне, он чувствовал себя, словно шел на плаху. Хотелось бы, чтобы у него был хотя бы какой никакой, но козырь в рукаве. Веснински как обычно постучал перед тем как зайти и поклонился до того, как Морияма успел повернуться к нему. Натаниэль поднял глаза к своему навязанному и нежеланному начальнику, когда Ичиро уже пристально на него смотрел, сузив глаза еще сильнее.       — Итак, капитан команды «Воронов», — усмехнулся Морияма, — неподходящее время для смены твоего статуса в команде. Мой брат никогда не блистал умом, но сейчас рейтинг «Воронов» взлетел выше всех времен. Это немало удивляет. Люди в шоке. Пресса тоже. Меня т-а-а-к не радует моя работа, пока жив мой отец. — протяжно сказал Ичиро. — Следить за экси, за вашей командой. Активы, прочая ерунда, — махнул рукой он, — но впервые я рад, что мой отец все еще жив и моя главная задача больше следить за «Воронами», чем за всем остальным. Как тебе на новой роли, Натаниэль?       Веснински неопределенно пожал плечами, пытаясь выглядеть беспечным. Этот разговор не может пройти так легко. Морияма просто обязан спросить про их преданного поставщика с Колумбии.       — Пока не могу сказать, мой Лорд.       — Что же, это правда. — кивнул Ичиро. — Второй день на этом месте, еще не почувствовал всю ответственность. Взлеты и падения команды. Ответственность за игроков. Негатив. Странно, что мой брат выбрал самого скандального и разговорчивого игрока на роль капитана, но стоит сказать, что ты, по мнению фанатов, самый искренний игрок, который в открытую говорит о своих чувствах и о том, что думает. Желтая пресса, действительно, этому рада.       Веснински поклонился.       — Я рад, что приношу пользу клану Морияма, мой Лорд.       Он не знал, что говорить. Впервые не знал куда деть свои глаза. Было чувство, словно он открытая книга. К чему вел молодой Лорд этот разговор? Не проще ли было его просто сразу скинуть куда-нибудь в канаву? Это отец любил беседовать со своей жертвой перед ее смертью. Любил говорить и говорить, показывая кто здесь на главных ролях. Клан Морияма отличался этим, если им не нужны сведения — им и не нужна пустая болтовня. Ичиро хмыкнул.       — Пришли занимательные новости от моего отца, Натаниэль, — Веснински затаил дыхание. Конечно же, Ичиро, как и Кенго знали, где вчера был их новый Мясник. Два плюс два не сложно сложить, — твой любимый папочка выходит из тюрьмы через месяц, представляешь? — в глазах Лорда блеснул озорной огонек. — Хорошее поведение в тюрьме, и он выходит пораньше. Кто бы знал, что Натан Веснински способен на хорошее поведение, да?       Натаниэль только и смог выдавить из себя неуверенный кивок. Перед глазами проплыли моменты детства. Все до единого. Утюг, опека, полиция. Ножи, тесаки и не заточенные топоры. Кровь, кровь, кровь. По всюду было все красное, красное, красное. Подвал, где стены и пол были из керамической белой плитки, чтобы можно было видеть красное, красное, красное; чтобы Лолита видела, где нужно убраться; чтобы не допустить оплошность и не оставить где-нибудь размытое пятно красной насыщенной артериальной крови. Веснински тяжело вздохнул, поднимая глаза от пола на лицо человека, преподнесшего эту новость. Это было как никогда ужасно. Страшно. Он только-только научился жить самостоятельно; научился просто жить? Ха, в конце концов красный никогда не был его любимым цветом...       Его давно никто не тревожил из людей отца. Только он их. Натаниэль разучился жить по приказу отца; разучился жить в насилии и страхе. Когда он настолько тебя сковывает, что слышно только гулко стучащее сердце, больше ничего. Когда ноги прирастают к земле и нет возможности сбежать. Верить, что отец правда исправился в тюрьме было бы слишком беспечно. Такие люди не исправляются. Таких исправит лишь могила.       — Я понимаю весь твой страх. Это ужасная новость и для нас. Натан был и есть неуправляем. Очень эмоциональный. Ему хочется власти и человеческого признания. Всегда и везде оставляет следы своих преступлений и просто чудо, что он сел за мошенничество, а не за серийные убийства.       Веснински покачал головой.       — Это не чудо, мой Лорд. Это Лолита Малькольм.       — О, да. Эта женщина. Натану, действительно, повезло с ней. Не могу сказать, что это прекрасная женщина, но с работой она справляется отлично, — усмехнулся молодой Лорд. — Однако, я против и Натана, и Лолиты. Отец, как ты можешь понять не прислушивается ко мне в этом вопросе. Кенго старых взглядов и все еще против кумовства. Твое место в могиле для него. Ты жив, потому что пока что нужен клану, не более.       Натаниэля передернуло от такого заявления. Рано. Ему еще слишком рано в могилу. Он твердит себе это каждый день на протяжении десятилетия. Это его мантра и молитва одновременно. Он не умрет. Пока слишком рано для этого. Рано…       — Лолита была недавно в тюрьме. Мясник мягко намекнул, что не разделяет моих взглядов и намерен убрать своего конкурента. Странно, не правда ли? Не он ли растил из тебя своего преемника?       О, конечно, растил. Но Натаниэль был уверен, что он растил его своим преемником для своего преступного конгломерата, а не для службы Мориямам. Ичиро полностью прав, что Мясник жаждет власти и человеческого признания. Его сын был уверен, что Натан Веснински, как и он пытался освободиться от Мориям, но, когда понял, что у него ничего не выйдет и придется все время прислуживать им, увидел, как они легко нашли ему замену — Натан решил убрать его. Исключить эту самую замену. Веснински знал отца, как свои пять пальцев. Ожидаемо. Вполне в его духе. В конце концов, если тот убьет его, он скажет Мориямам, что это именно то, что они приказали ему сделать еще десять лет назад? Может даже больше. Все логично. Отец не был глупым человеком. Нет, им он точно не был.       В конечном итоге Натаниэль лишь смог покачать головой, отрицая выход Мясника из тюрьмы. Куда смотрят федералы? Почему они не могут найти ни одной зацепки, которая помогла бы им посадить его на пожизненное? Правоохранительные органы и гребанная бюрократия с демократией. Пока нет доказательств и зацепок — ты не убийца. Да, все это, конечно, правильно, но у его отца на лбу кровью написано, что он хочет со всеми ними сделать. По его хитрой улыбке можно сказать, как он их всех поимеет во все щели своим тесаком.       — Разговаривай со мной, Натаниэль, — серьезно приказал ему Лорд.       Веснински посмотрел в черные глаза босса.       — Я не знаю, что сказать, мой Лорд.       Ичиро усмехнулся.       — Ты всегда был немногословен и апатичен. Это меня и привлекло в тебе. Человек дела никогда не будет разглагольствовать о себе, как твой отец. Такие люди доказывают свою значимость именно делом, а не словами.       Слишком бледные аристократичные пальцы постучали по столу, раздумывая. Этот звук не успокаивал, лишь больше раздражал, напоминая отца. Он злился, когда стучал по столу ими. Веснински мысленно напрягся, ожидая худшего.       — Ты должен уехать из страны до того, как выйдет твой отец из тюрьмы. Мне ты нужен живой. Я не хочу иметь никаких дел с Натаном после того, как мой отец скончается. Натан Веснински не признает меня своим хозяином. Он слишком своеволен, мой отец взрастил Натана, в то время как я взрастил тебя. Ты уже несколько лет служишь мне и моим людям. В тебе у меня нет никаких сомнений.       Веснински покачал головой. Нет. Он не может уехать. Здесь его семья. Вся, абсолютно вся.       — Я не могу, — озвучил он свои мысли на свой страх и риск.       — Ты работаешь на меня, Натаниэль и, конечно, ты можешь. Это приказ. Если о твоем отъезде кто-то узнает — ты труп. Тебе ли не знать, что в преступном мире нельзя никому доверять? Не смей никому говорить. Это все еще приказ, Веснински. Я найду способ убить твоего отца после смерти Кенго и тогда весь преступный конгломерат наш, мой новый Мясник, — хищно улыбнулся Морияма.       Но Веснински доверял. Много кому доверял. Лилит, Жан и даже Рико с Тетсуджи. Все его новые союзники и, конечно же…       — Моя мама…       — Натан не посмеет ее тронуть. Она все еще связующее звено между Мориямами и Хэтфордами, — махнул рукой он.       Натаниэль нахмурился.       — Это никогда его не останавливало.       — На сколько я знаю она не живет сейчас в особняке Веснински, Натаниэль. Я сделаю так, чтобы она так и оставалась в Колумбии. Поверь, у твоего отца будет слишком много дел в Балтиморе, чтобы тревожить Мэри. Ему придется исправлять все свои косяки, что он оставил после себя и вновь заслужить прежнее доверие Кенго.       — Я понял, мой Лорд. Ровно через месяц меня здесь не будет, и я уеду. Никто не узнает об этом. Клянусь, — поклонившись, произнес он.       Морияма кивнул, махая в его сторону рукой, призывая уйти с его глаз прочь. Натаниэль моментально поклонился вновь и развернулся, когда в его спину прилетел новый приказ:       — Люди сообщили, что Грег пропал и не выходит на связь. Соседи нашли его мертвым, за дело взялась полиция. Сделай так, чтобы на Мориям никак не вышли. Он был славным парнем, но будет плохо, если у него в доме куча документов с нашими подписями.       — Конечно, мой Лорд. Сделаю.       Веснински покинул кабинет. Конечно, он позаботился об этом заранее, но он все равно собирался вернуться в Колумбию. Там его ждали Любовь и ее щенки, которых нужно забрать и перевезти в Гнездо. Кристиан — ветеринар должен был сегодня передать Мэри готовые паспорта, чтобы их было возможно перевезти. Тетсуджи с Рико будут ругаться, но он не сомневался — они позволят оставить их у себя. Все же оба Морияма просто любят поворчать, это он уже принял давно.       Веснински ночью вернулся в их дом в Колумбии. Стояла огромная тишина. Матери и Вито не было. Жаль. Им все-таки стоило поговорить наедине. Натаниэль собрал вещи собак. Чашки, корм, игрушки, которые скорее всего покупал Джон по приказу Мэри Хэтфорд. Он приготовил кучу денег, чтобы его впустили в бизнес-класс самолета вместе с тремя собаками, но он напрасно сомневался. Ичиро Морияма приготовил ему личный самолет для отправки обратно в Воронье гнездо. Он лишь молился всем людям, которым верил и доверял, чтобы никто из главной ветви не знал, что у Грега была собака с красивым и душевным именем Любовь. Любовь была прекрасна. И, если он собирается бежать никого не предупреждая, то он собирается бежать только с ней. О щенках позаботятся, обязательно позаботятся. Не спроста же он верил и готов был поклоняться всем этим людям. Ичиро чертовски прав. Отец вернется из тюрьмы и первым делом начнет искать его, а не выполнять приказы Кенго. Натан должен видеть искреннее изумление и страх Лилит Малькольм, которая потеряла за один день брата и друга. Жана и Мэри. Вито. Тетсуджи и Рико. Все они рассчитывают на него и потерять его равносильно неминуемой смерти. Натан должен это видеть. Просто обязан. Натаниэль доверится Ичиро. Как бы ему не хотелось его убить, но он был прав. Чертовски прав. Пока отец на свободе и жив, ему никак не справится со всем дерьмом. Отец — главный его страх. Морияма не знает, какую он Натаниэлю окажет услугу, убив его ночной кошмар. Монстра.       В какой-то степени ему было жаль Ичиро. С ним было приятно работать. Четкие приказы, много своеволия и понимания, но он дал обещания убить их всех. В тот ужасный день в Восточной башне этот мальчик стоял возле своего отца и даже не моргал. Не пытался что-то изменить и не ничего не сказал. Веснински уверен, что его воспитывали также, как и Натаниэля, но на теле Ичиро не было ни единого шрама. Он видел его тело и ни раз, порой Морияма вызывал его в экстренных ситуациях к себе, и наследник Кенго мог быть занят одной из немногих его женщин. Им было плевать, что в комнату входил посторонний человек; им было плевать на все. Натаниэль держал лицо, выслушивая приказы и прихоти, но в тот момент он думал об одном: если у него кто-то и будет в этой жизни, он никогда не позволит другому видеть их моменты вместе. Никогда не позволит так унижаться. Если он полюбит человека, то полюбит всем сердцем и не позволит никому увидеть ни оголенное тело, ни оголенную душу. Будет охранять это все от посторонних глаз.       И все же, Морияма был на пять лет старше Веснински и когда Натаниэль в своем десятилетнем возрасте пытался сражаться тогда за мать, за Лилит, тот стоял и ничего не делал. Законы гласят, что бездействия тоже своего рода действия. Не помог, не спас. Это каралось законом. У него были свои законы, но тесно переплетались с законами страны, штата. И, если его после этого посадят в тюрьму; если его убьют последователи Мориям, то он совершенно не против такого исхода. Потому что Ичиро Морияма когда-то бездействовал. Ужасный сообщник своего отца. Наследник. Натаниэль жаждет смерти своего отца, в то время как Ичиро продолжает пресмыкаться своему.       В конце концов все мы знаем, что его держит на плаву.       Месть.       Натаниэль успевал на утреннею тренировку. Он нес в перевозке двух щенков и подстраивался под темп Любви. Та хромала, могла остановиться и присесть через каждые пару шагов, но он не злился. Ждал, когда собака отдохнет и преступит идти дальше. Видел всю боль в светло-карих глазах и терпеливо ждал ни к чему не принуждая. В самолете, Веснински гладил собаку, нащупывая все больше и больше шрамов. Любовь была его перерождением в собачьем облике. Натаниэль не верил в перерождения, конечно, но ощупывая борозды и места без шерсти, убеждался в этом все больше и больше. Она — его перерождение.       В паспорте значилось, что Любви приблизительно два с лишним года. Она была так молода, но ебаный Грег заставлял ее учувствовать в собачьих боях и рожать, скорее всего продавая щенков. Для него она была не другом и компаньоном, а мелким бизнесом. Гребаный уебок. Натаниэль в который раз не пожалел, что тот теперь будет гнить в могиле. Там ему самое место.       Веснински остановился у стенда, где висели фотографии всех нынешних игроков «Воронов», Мария меняла старые фотографии на новые.       — У нас был фотограф? — спросил Натаниэль, поднимая правую бровь.       Веринга подпрыгнула, хватаясь за сердце, и повернулась к нему.       — Мать твою етить! Натаниэль!       Он искренне улыбнулся. Соскучился по менеджеру за пару дней, но, конечно, не скажет ей.       — Ну-ну, Мария, матушку мою так не трогай, а отца пожалуйста.       Менеджер нахмурила брови, упирая руки в бока.       — Да, был. Тетсуджи попросил заменить старые фотографии «Воронов» на новые. Прошлые были без «изюминки», — цокнула языком она. — В этот раз мне даже не пришлось их заставлять улыбаться, наоборот, просила сделать улыбку поменьше. Слишком они радостные были, — улыбнулась Мария. — Не обошлось без приколов Будони правда, выставила того с корта. Ему все равно не нужны были новые фотографии. Недавно же поступил, — махнула та рукой.       Натаниэль улыбнулся в ответ. Мария была молода. Она пришла в Воронье гнездо, когда ей было двадцать два, а Натаниэлю четырнадцать. Она застала тяжелые времена для Натаниэля и Жана. Рико, Тетсуджи и их жестокость. Приходила к ним в комнату и иногда делилась вредной едой. Мария была похожа характером на Тею, но если Теодора могла в открытую говорить о жестокости, то Веринга подписала кучу бумажек перед работой и разговаривала с Теей, чтобы та помалкивала, хотя по ней было видно, как она против всего этого и поддерживает взгляды Мулдани. Мария застала все изменения «Воронов» и искренне радовалась им. Она с особым энтузиазмом подошла к работе, когда тренер «Воронов» попросил ее заменить на стенде фотографии совместных посиделок игроков. Веринга фотографировала их на каждом шагу, особенно, когда ее не видели. Это были самые искренние фотографии. Живые. Раньше работа приносила ей стресс, сейчас на работе она отдыхала. Именно такая и должна быть работа. На которой расслабляешься и отдыхаешь. И как бы она не угрожала Веснински увольнением, Мария не уволится. Потому что когда-то в особенно тяжелые дни она приходила заниматься с характером Натаниэля и Жана, обучала их всему, что понадобится для интервью и прочего дерьма — они веселили ее. Оба партнера были морально и физически избиты, их жизни словно находились на волоске, но они все равно не сдавались. Улыбались и смешили ее. Глядя тогда на них, ей не хотелось и самой сдаваться. И неважно, что Веснински до сих пор приносит им проблемы на съемках. Это давно перестало быть веселым, но она продолжает быть благодарной за прошлое.       В фойе — комнате соединяющей мужскую и женскую раздевалки, недавно появились более откровенные фотографии, которые было стыдно выставить на входе в стадион. Натаниэлю только предстоит их увидеть сегодня, как и другим Воронам. Это был подарок им. Чтобы никто из них не забывал, какого это жить, веселиться и радоваться каждому дню. Распорядок дня «Воронов» все еще оставлял желать лучшего, но они хотя бы начали проводить время вместе, смеяться и жить, как до жизни в Вороньем гнезде. Жить. Слово из четырех букв, но как много оно значит…       Мария наконец-то заметила переноску и собаку, улыбка мигом пропала с ее лица.       — Тетсуджи будет зол, — хмыкнула Веринга, но позже улыбка снова расцвела на ее лице, — но я могу с ними гулять, когда ты не сможешь.       Она хорошо знала Натаниэля. Знала, что они сюда приехали навсегда. Мария также знала и тренера Морияма. Конечно, тот позволит Веснински держать собак в Гнезде. Лишь малость поворчит, чтобы показать свой скверный характер. Этим они были похожи. Неудивительно, что тренер так привязался к этому парнишке.       — Не думаю, что он будет зол, скорее… ну, да. Зол.       Мария усмехнулась.       — Он у себя, вперед и с песней. Не опоздай на тренировку, Веснински, — весело проговорила подруга. Да, он мог ее назвать подругой, но, конечно, Веринга не узнает об этом. Пусть лучше увольняется, как говорится. Она и так должна знать, как Натаниэль ей благодарен во всем.       Веснински пошел в сторону кабинета тренера Морияма. Он остановился перед деревянной дверью с табличкой, глубоко вдыхая и выдыхая. Словно все почувствовав, Любовь сделала то же самое. Натаниэль постучал и услышал глухое:       — Войдите, — он схватился за ручку двери, когда последовало нервное: — А, нет. Стойте. Я выйду сам!       Веснински пожал плечами и стал ждать. Через дверь было слышно стучащую по полу трость. И почему он не мог войти сам? Очевидно же, что тому сложно и порой больно ходить. Когда-то операция может и прошла успешно, но сам Веснински знает, как может тревожить фантомная боль, от которой никак не скроешься, не убежишь. Особенно, если травма связанна с шокирующими событиями. И поможет только работа с психологом.       Открылась дверь кабинета и выглянула голова Тетсуджи.       — Натаниэль?       Веснински моргнул, смотря на тренера. Тот выглядел, словно нашкодивший щенок. Морияма похоже считал также и моргнул в ответ.       — Тренер?       Тетсуджи заметил переноску в руках и перевел взгляд на сидящую у ног нападающего собаку. Он быстро выскочил со своего кабинета с не присущей ему грацией и закрыл на ключ дверь.       — Это собака, — произнес тренер после всех махинаций.       Натаниэль перевел взгляд на Любовь. Ну, собака. Да.       — Угу.       Веснински, наверное, еще минуту поглядывал то на Любовь, то на тренера Морияма, пока вновь не решил подать голос:       — Она будет жить с нами. И, ну, ее щенки тоже.       Тетсуджи Морияма кивнул. Натаниэль поднял бровь. Это все? А ворчать, хоть немного покричать и пригрозить ночными тренировками? Где это все? Было ощущение, как будто он застал врасплох Морияму и тот просто не знал, что ответить.       — Все? — уточнил он. На всякий случай. Может ему есть, что еще сказать?       — М, да, — кивнул головой тренер, — я придумаю, что тебе на это сказать перед тренировкой.       — Э-э, хорошо, — неуверенно ответил Натаниэль.       Веснински направился в сторону их комнат. В свое красное крыло «общежития». Повезло же некоторым жить в черном крыле. После новости от Ичиро о возвращении отца, красный вновь стал его нелюбимым цветом. Отвратительным.       Тренер Морияма тяжело вздохнул, провожая взглядом удаляющуюся спину Веснински. Он чуть было не пустил его в свой кабинет, где все завешено фотографиями «Воронов», включая самого Веснински. Совсем подзабыл об этом. Сказал же себе, что никому не покажет, как тот размяк. Медленно пробирающаяся к нему старость давала о себе знать. Жаль, что время летит так быстро. Очень жаль. У Тетсуджи в приступе разоблачения даже не нашлось слов, чтобы накричать на Веснински, сказать, мол никакой собаки здесь не будет. Просто покричать для галочки, справки, а позже все равно разрешить и привязаться к этому животному, как он однажды привязался к щенку Натана Веснински; как привязался к брошенным птенцам. Своим Воронятам.       — Тетсуджи? Все хорошо?       Тренер повернулся к возвратившейся Марии, та стояла улыбаясь, держа старые фотографии «Воронов». Скорее всего так и не решилась выбросить их в мусорку, как он приказал.       — Я принесла фотографии. Подумала, вдруг Вы решите оставить их себе на память.       Он кивнул. Хочет и оставит. Только Веринга и знала, что он сотворил со своим кабинетом. Она как никогда была счастлива. Кажется, что даже больше, чем все Вороны в этом Гнезде, почувствовавшие изменения.       — Все отлично. Спасибо.       Мария кивнула, протягивая фотография тренеру «Воронов».       — Натаниэль уже приходил? Как Вам его милая собачка? Прелесть, не находите?       Тетсуджи только и смог вновь кивнуть. Прелесть, да. Разглядел все шрамы и травмы. Еще одно покинутое и побитое дитя только в лице собаки. Веснински был бы не Веснински, если бы не спас и не принес ее сюда. Когда-то Гнездо было местом из Ада, куда приходили хорошие и не очень дети, становясь чудовищами. Теперь это стало местом исцеления. Сюда приходили исцелить свою душу, обрести друзей и, конечно же, славу, которую гарантировал он — тренер «Воронов» Морияма. Он был не против этого. Резко изменившееся мнение о нем в прессе не раздражало его, наоборот, радовало. Теперь он стал своим бывшим лучшем другом — Дэвидом Ваймаком. И, если «Лисы» были худшими, то он и его «Вороны» лучшими. Тетсуджи гордился. Прямо гордился. Он улыбнулся, опираясь всем весом на свою трость. Мария заметила это и посмотрела в глаза тренеру.       — Точно все хорошо?       Морияма не убрал улыбки с лица. Нет. Он продолжал улыбаться, глядя в глаза их менеджера.       — Я так счастлив, Мария, — впервые признался он, не только сам себе, но и другому человеку. Он показал свою улыбку другому человеку. Его дядя в этот момент точно умер во второй раз и хрен знает какой раз перевернулся в гробу. Ему плевать.       — Я тоже, Тетсуджи. Я тоже.       

***

      Эндрю ожидал прихода доктора Добсон в коридоре напротив ее кабинета. Секретарь сообщила, что та придет с минуты на минуты. Это было не еженедельное занятие с ней. Нет. Спонтанное, от того и пугающее. Неужели он всерьез решил ей рассказать, что разговаривает с мухой в голове? Правда хотел в этом признаться? Разве это не очевидная его путевка в далекие дали под названием «психиатрическая больница»? Тут даже Би не помогла бы, как бы не любила. Если бы любила.       — Эндрю. Здравствуй, — улыбнулась ему, только пришедшая откуда-то Бетси Добсон.       Миньярд был трезв. Специально. Знал, что мухи будут против этого диалога с Би. Они и были против, когда он подумал об этом под действием препаратов. Они жужжали и жужжали, чтобы тот не смел никому говорить о них. Их пугало и то, что Би была пчелкой. Мухи не любили пчелок? Странно.       — Би, — поднимаясь с насиженного места, четко проговорил Эндрю.       Добсон нахмурилась, замечая серьезность своего пациента; замечая его трезвость. Улыбка сразу же сошла с ее такого доброго, искреннего и родного лица. Она пригласила его в кабинет и налила привычный горячий шоколад. Эндрю схватил огромную кружку, усаживаясь на диван. Глаза нашли прозрачные коллекционные фигурки на полках. Неожиданно, Миньярд хмыкнул.       — Эндрю, как у тебя дела?       Глаза Миньрда наткнулись на глаза Би, она улыбалась этими глазами. Так лучисто и искренне. Эндрю моргнул, отгоняя все мысли. Назло сказал ей:       — По-прежнему ничего не чувствую, Би.       Добсон теперь улыбнулась и губами, понимая.       — Чувствуешь, Эндрю. Конечно, ты чувствуешь.       Кончик губ Эндрю дрогнул, вспоминая проигранный спор. Для них обоих это было победой, причем большой. Он не улыбался, уже давно. Дрейк Спир убил это в нем, а позже и таблетки, что заставляли его рот расплываться в широкой улыбке. Когда действия витаминок пропадали улыбаться больше не хотелось. Щеки сводило, скулы болели. Улыбаться после них казалось предательством самого себя. Настоящий он: угрюмый, вечно апатичный и злой. Никакой улыбки у настоящего его не было.       — Я познакомился с одной пташкой, Би, — смотря в потолок начал он, — знаешь, что говорят вороны, Би? Ты должна знать. Пчелки умные, Би.       Бетси Добсон отхлебнула свой горячий напиток и поправила спадающие на нос очки.       — Кар? — улыбнулась она. Ей известна эта игра. Она знает, что говорят животные. Она знает, что говорит его чертов близнец и Кевин. Знает, что говорит Ваймак и Лисы. Интересно, Би знает, что говорит Эбби и, что, по его мнению, говорит она сама?       — Нет-нет, Би. Они говорят, что верят в судьбу. Ну и бред, да? — покачал головой Эндрю.       Би улыбнулась уголком губ. Она запомнит это и в следующий раз, когда он спросит — Би ответит верно. Всегда отвечала и следующий раз не станет исключением. Исключений не было. Никогда.       — Почему ты так думаешь? — очевидно, она спрашивала про бред. Эндрю не разговаривал с ней на эту тему. Не говорил, что в его жизни были люди, которые верили в судьбу. Неужели она тоже верила? Би не была похожа на такого человека, но все может быть?       — Я знаю, о чем говорю, Б-и-и-и, — махнул рукой Эндрю, словно отгоняя мух. Этот жест его заставил замолчать, он снова уставился в потолок, пытаясь придумать как начать диалог.       Впервые. Впервые он думал, что сказать и как. Боялся. Однажды, Миньярд уже спрашивал Би о том, что говорит муха. Пчелка была умной. Конечно, она сложит у себя все в голове. Это не составит ей огромного труда. Сложно. Вести с ней диалог никогда не было сложным. Эндрю подыскивал слова. И все равно — это было впервые.       — Как успехи с кроссвордами? — видя, что Эндрю молчит и задумался, продолжила диалог Добсон.       Миняьрд повернулся в сторону Би.       — Никак. Я не помню, где мой кроссворд, — нахмурился он, — я потерял его, Би, — усмехнулся в конце концов он, хоть и не был под препаратами. Забавно, да? Эйдетическая память хранила в его голове только ужасное прошлое, которое он хотел бы забыть. Но после начала приема этих самых витаминок, он начал забывать, что было пару часов назад и только трезвость помогала ему вспомнить что-то. Но это не всегда работало. Зато это всегда злило.       Би знала о его памяти. Догадалась на втором сеансе. Пчелка была умна. Очень, очень умна. Лисы за два года не смогли этого понять. Никто не мог, но Би… Би была сокровищем для него. Что-то вроде Кассандры Спир, но лучшей ее версией.       — Эндрю? — обеспокоенно спросила та.       — Пташка сказал, что он разговаривает со своими тараканами в голове, Би. — Миньярд отпил от кружки горячий шоколад и постарался перевести тему на нужную ему. Это его тревожило. — Представляешь, Би?       Брови доктора Добсон нахмурились. Эндрю видел, как та думала, размышляла. Слышал, как крутятся шестеренки в голове. Очень, очень быстро. И очень, очень громко.       — Ты думаешь, он говорит правду? — уточнила она.       — Я знаю, когда мне врут, Би. Он говорил правду.       Эндрю сейчас был лжецом. Гнусным лжецом, как и все люди в приемных семьях. Ему было отвратительно сейчас сидеть и лгать единственному хорошему человеку в его жизни, но он ничего не мог с этим поделать. Миньярду правда не хотелось в психиатрическую больницу.       — Он рассказывал тебе, о чем они ему говорят, Эндрю? — Бетси Добсон поставила кружку на стол, сосредоточившись на нем.       Би догадалась. Эндрю уже знал это. Чувствовал своим нутром. Нужно быть действительно сумасшедшим, чтобы начать рассказывать ей об этом. Эндрю усмехнулся у себя в голове. О, но им и был, не правда ли?       — Нет.       — Как думаешь, он принимает какие-нибудь препараты?       Миньярд поднял взгляд на белый потолок с небольшими трещинами, словно задумавшись; словно это помогло бы ему отвести от себя подозрения.       — Я думаю, да.       Бетси допила свой горячий шоколад и отставила чашку в сторону. Всегда можно было понять, когда та допивала свой напиток. Если в кружке еще оставалось что-то, она ставила ее напротив себя на столе; когда заканчивалось она отставляла ее в правую сторону от себя. У него же все было хаотично. Всегда по-разному. В зависимости от настроения.       — Что за препараты он принимает, Эндрю? — серьезно спросила Бетси Добсон.       Она знала какие. Это его таблетки. Экспериментальные. Новые, где в побочных действиях написано лишь пару слов: повышенная возбужденность, радость и сонливость. Эксперименты соврали. Эндрю слышат четкое жужжание мух, у него появилась потеря памяти и никакой радости. Только глупая, расползающаяся по всему лицу улыбка. Разве это радость? Нет. Он бы так не сказал и, наверное, любой другой человек тоже?       Странно думать об этом, когда у всех людей разные понятия радости и грусти. Чувства эмоций, например. Не с проста же он твердил, что ничего не чувствует, хотя по факту оказалось вовсе не так. Все это так эфемерно. Глупо. Странно и ужасно, одновременно. Мысли затерялись. Потерялись.       — Эндрю, препараты, что принимает этот Ворон такие же, как у тебя?       Он даже не постарался взглянуть на Би, его тело не дрогнуло от мысли, что его разгадали. Время научило, да и Эндрю понял, что Би догадалась обо всем еще в начале разговора. Он все смотрел и смотрел куда-то. В глазах плыло. Трезвым больше не было возможности находиться. Еще минут пятнадцать и его будет выворачивать наизнанку едой, что он съел сегодня и желчью. Горло будет саднить и жечь, как совсем недавно утром. Не самые лучшие чувства. Чувства? Хах, ужасно. Миньярд достал свои таблетки и запил остатками «горячего» шоколада. Он уже давно остыл. Сеанс скоро должен закончиться. Он перевел взгляд на настенные часы, пока его в глаза не появилась наркотическая плена, которую дарили «любимые» витаминки. Пять минут. Осталось пять блядских минут.       Бетси перевела свой взгляд туда, куда смотрел Эндрю. Она тяжело вздохнула.       — Эндрю, эта пташка, которая разговаривает с тараканами в голове — ты?       Миньярд посмотрел в глаза Би. Своей личной пчелке. Улыбка расползалась против его воли по лицу. Б-з-з-з. Он отмахнулся, не желая сейчас их слушать. Знал, что выглядит сейчас ужасно жутко. Его пробрало на смех, Эндрю запрокинул голову, смеясь. Пытался остановить это. Б-з-з-з. Да, да. Молчать. Он знает. Конечно, он, блядь, это знает. Тысячу раз они твердили молчать. Он запомнил и не собирался говорить об этом на самом деле.       Б-з-з-з-з-з-з.       Эндрю наконец-то смог остановить этот истерический смех. Посмотрел в глаза Бетси Добсон, когда сработал таймер на будильнике, оповещающей о конце сеанса.       — Нет-нет, Б-и-и-и. — Б-з-з-з-з. — Я лишь поделился историей одного черного-черного птенца. Тяжело ему живется, ты так не думаешь? — Бетси передернуло от этой ужасающей улыбки, но она заставила себя улыбнуться Эндрю.       — Я думаю, да. Может, ему стоит обратиться за помощью?       Миньярд снова погрузился в истерический смех. Мухи жужжали о том, что помощь не нужна. Кто он такой, чтобы быть против них? В конце концов они уживаются вместе в одной голове. Родственники считай. Эндрю захлебнулся новым приступом смеха.       Б-з-з-з.       — Би, Би, Би. Что говорят вороны? М? — поднимаясь со своего места напоследок спросил он.       — Что они верят в судьбу, Эндрю.       Он кивнул, улыбаясь.       — Ты чертовски права, Би!       Миньярд усмехнулся, сдерживая порыв неконтролируемого смеха и отсалютовал Би двумя пальцами прежде чем закрыть за собой дверь.       Б-з-з-з.       Да, зря он сюда пришел. Мухи правы, он чуть было не поставил себя под огромный удар в лицо.       Б-з-з-з-з.       Нет, больше никто не узнает. Его рот просто не посмеет открыться, чтобы произнести о том, что он живет почти два месяца не один. И дело вовсе ни в Кевине, Аароне и Ники. Нет. Дело вовсе не в них.       Б-з-з.