Тихий омут

      У Лены дома пахло несладкой выпечкой, тяжелым, но явно дорогим мужским парфюмом и чем-то еще. Когда ее мама заботливо поинтересовалась, будут ли они есть, а отец с улыбкой потрепал дочь по голове, прежде чем уйти по делам, Карина поняла — любовью. Семейной и теплой. Укол зависти оказался чуть больнее, чем ожидалось.       Лена, вероятно, такое чувство вызывала у многих. Она была «одобрена» всеми. Обществом взрослых — ее уважали учителя, любили собственные родители, ставили в пример детям чужие. И обществом сверстников — ее часто замечали в больших компаниях, на школьных дискотеках, алкогольных тусовках, не обделяли мужским вниманием, к ней тянулись, как к маяку посреди моря. У нее были подруги, парень, хорошие оценки и авторитет — все, что нужно среднестатистическому подростку по мнению сценаристов молодежных фильмов и издателей журналов из 2010-х годов.       — Ничего, что я сказала маме, что мы не будем есть? — побеспокоилась девушка, пододвигая компьютерное кресло к учебному столу, — Ты же не хочешь? Садись.       Карина неуверенно приземлилась на мягкую обивку, параллельно кивая в качестве ответа на явно риторический вопрос. Лена указала на задание в учебнике. Поначалу, как и всегда, оно казалось набором не связанных друг с другом слов и странных знаков из книги по оккультизму, но после сравнительно недолгих объяснений и нескольких протяжных «а», в беспорядочных записях наконец появился смысл.       А потом ответ. За ним несколько других. Взглянув на результат своих и чужих трудов, Карина выразила удивление весьма хлестким словом. Это было проще, чем она думала, даже мозг не вскипел внутри черепной коробки.              — В педагогический не хочешь пойти? — спросила она, пытаясь сделать комплимент способности одноклассницы объяснять необъяснимое. Та посмеялась, отрицательно покачав головой.       — Нет, я в МВД, как сестра.       Вторую, аккуратно застеленную кровать Карина заметила сразу, но не заострила внимания. Мысленно комнату можно было разделить на две неравные части — скорее всего, большую часть пространства забрала себе младшая из сестер после отъезда старшей. Тем не менее, слабые, будто померкшие отголоски прошлого, прослеживались в потертых плакатах рок-групп, уже утративших популярность, в аккуратно составленных на полке наградах и развешенных рядом грамотах и фотографиях.       — Где она сейчас?       — В Питере.       Вероятно, горящие глаза при названии этого города — что-то общее для подростков из провинции. Северная столица с ее разводными мостами, хмурым небом и неспешно шагающими по улицам горожанами, обязательно в черных пальто. Идеализированная картинка, которую изо всех сил старались разрушить коренные жители. Карине хотелось уехать куда угодно, главное, подальше отсюда. Но Петербург вызывал особую страсть с щекочущим в груди чувством, сродни влюбленности.       — Она снимает квартиру с подругой, — Лена странно неловко кашлянула и резко сменила тему: — Слушай, помнишь Диану?       «Забудешь тут».       — Помню, — в голосе послышались напряженные вибрации. — Вы еще общаетесь?       — Списываемся иногда, — отмахнулась девушка, а потом, похрустев пальцами, выпалила: — То, что она говорила про тебя — правда?       Намек очевидный. Мысли судорожно забегали по извилинам в поисках достаточного количества оправданий под красивым словом «аргументы». Притвориться, что не понимает, напомнить про Смирнова, отрицать до последнего.       — Она много чего про меня говорила, — Карина как можно более расслабленно пожала плечами. Одно предательски подскочило, но она сделала вид, что это ее совсем не выдало.       — Что она тебе нравилась. Как это называется? Романтически?       Что-то было не так. Это не провокация, не попытка загнать в угол, лишь интерес. Простой вопрос, который в их реалиях таковым быть не должен. Возможно, Карина ошиблась в выводах, возможно, потеряет подругу, даже не успев обрести, но невозможно вечно лгать и оправдываться за свое же рождение. Очень уж изматывает.       — Правда.       Лена кивнула. В силу собственной тактильности, подалась вперед и излишне сближающим жестом легко сжала в руке ладонь подруги.       — Спасибо за честность. И за шанс отреагировать правильно, а не… — она задумалась, потом разжала пальцы, поднимаясь с места. — Неважно. Уже темно, пойдем, провожу.       Она двинулась к двери, Карина, пребывая в недоумении — за ней. Реакция на ее искренность казалась одновременно удивительной и вполне ожидаемой. Именно на такую девушка рассчитывала, когда признавалась Диане. Лена создавала похожее впечатление доброй, понимающей подруги, только доверия уже не вызывала. Но люди — это не всегда волки в овечьих шкурах, не всем нужны маски, как не всем нужно скрывать собственное нутро. Некоторые книги соответствуют своим обложкам. Или изо всех сил пытаются.       Одноклассницы покинули теплую квартиру. Мелкие крупинки снега, почти невесомые, в свете немногочисленных фонарей напоминали пыль в солнечных столбах и медленно опускались на землю. Карина накинула на голову капюшон. Отсутствие дурацкого помпона на голове вызывало исключительно положительные эмоции, несмотря на то, что шапку она оставила именно у бывшего друга.       Лена говорила на отвлеченные темы донельзя умиротворяющим голосом. В темноте, тепле от куртки и тишине создавалось впечатление сна, нереальности. Карина даже зевнула, повыше натянув воротник.       — Дойдешь дальше сама? — резко оборвала весьма односторонний разговор подруга, получив в ответ кивок.       Карина поторопилась миновать знакомый путь, хотелось побыстрее оказаться дома. Ее остановили приглушенные голоса. Она осмотрелась. В арке, откуда ранее выходил побитый Саванов, можно было разглядеть три смутных силуэта, два из которых казались знакомыми. Даже слишком. Чтобы узнать высокую фигуру соседки, пусть и со спины, особо напрягать зрение не пришлось, а вот слух, чтобы расслышать разговор — пожалуй. ***       Саша уже перестала считать, сколько раз за сегодня она зашла домой и вышла обратно. Солнце каждый раз меняло свое положение на голубом фоне неба, появлялись новые следы на одних и тех же дорогах, люди, похожие друг на друга, но не одни и те же, ходили каждый по своим делам. Но кое-что оставалось неизменным.       Девушка приметила этих двоих еще в полдень, когда вернулась с учебы значительно раньше — такое сейчас было редкостью, но не могло не радовать. Уже потемнело, время близилось к вечеру, а они не спешили никуда уходить, только круги наворачивали по двору и озирались по сторонам.       День был неплохим, но слишком динамичным, ужасно хотелось проигнорировать шестое чувство — или наоборот, прислушаться к нему — и наконец отдохнуть. Но любопытство пересилило усталость.       Она порылась в сумке, нашла старую добрую перцовку, надавила на крышку. Баллончик издал тихий жалобный пшик и ничего больше. Еще один знак, кричащий о том, что стоит остаться. Саша не сдалась, в конце концов, у нее было еще одно средство самообороны, появившееся благодаря новой подруге.       Нож девушка с собой не носила, да и о защите в последнее время мало задумывалась. Выменяв его — впрочем, Карина бы и просто так его отдала — на бутылку водки, она немного себя поненавидела за спаивание несовершеннолетних, а потом закинула его куда-то в органайзер для различных ручек, карандашей и прочей канцелярии, и благополучно забыла. Отыскав его среди всего безобразия, она взвесила металлический предмет в руке и сунула в карман наскоро накинутой куртки, которую уже не было сил застегивать.       Парочка все также топтала снег, по очереди выглядывая из арки между домами. Саша решительно двинулась к ним, набросив на голову капюшон.       — Кого ждем? — спросила она, прислонившись плечом к стене. Один парень, совсем невысокий, сверкнул на нее глазами исподлобья.       — Тебе что? — ответил он, придав голосу как можно больше грубости.       — Ну, живу здесь, может, помогу чем, а то жаль вас уже, целый день стоите на холоде, — ответила девушка, сверху-вниз глядя на пару раз хлопнувшего глазами вынужденного собеседника.       — Смирнягу знаешь? — спросил тот с подозрительным видом. Она кивнула, сжав губы в тонкую полоску.       — Ну, вот бывшая его нож мой сперла, сука. Такая где-то, — он поднял ладонь примерно на уровень своего же роста. — Блондиночка, ничего такая, только борзая шибко. Да и у таких, как он, бывших не бывает, только общие, — он противно посмеялся, переглянувшись с ухмыльнувшимся одними глазами дружком.       Саша сжала челюсть едва ли не до скрипа зубов. Отвращение и раздражение физически ощущались прокатившейся по телу волной. Она вытащила из кармана нож, открыв и провернув между подушечками пальцев.       — Не этот?       — Откуда? — удивился парень, тут же потянувшись за своей вещью, но девушка отступила назад, сжав рукоять сильнее.       Наконец, голос подал второй:       — Ленская? — он присмотрелся к ее лицу, частично скрытому волосами. — Точно. А я думаю, кто же еще мог со Смирновской связаться. Всех баб вокруг него перетрахать хочешь?       — Насчет баб не знаю, но женщины вокруг него так ко мне и липнут, — Саша усмехнулась. Конечно, она узнала старого знакомого из прошлой беспамятной жизни, воспоминания о которой возникали в голове отрывками и вспышками. — И вокруг тебя тоже, да? Простил ее?       — Простил, — сквозь зубы ответил он. — Сама ушла.       — Значит, я лучше.       Ситуация начинала ее откровенно смешить. Ноздри парня гневно раздувались, выпуская теплый пар в холодный зимний воздух. Пожалуй, это единственное, что выдавало его злость. Прошло столько времени, а он никак не мог забыть, что однажды ему предпочли девушку, и не такую, какой она стала теперь, а вечно пьяную наркоманку, не думавшую ни о внешнем виде, ни о будущем, ни о том, с кем спать.       Саша посмеялась. Едва ли она помнила подробности той ночи, едва ли, будучи под кайфом, была способна на то, что решила показать. И тем не менее высунула кончик языка. Провела между зубами. Влево-вправо. Медленно и провокационно, не переставая улыбаться.       Знакомый двинулся к ней резко и без предупреждения, вжав в покатую стену и ударив кулаком по осыпающемуся бетону. До содранной кожи и крови на костяшках.       А потом судорожно выдохнул. Грудная клетка странно шевельнулась, будто при икоте. Из уголка губ вытекла струйка, темная при отсутствии света, но Саша мысленно окрасила ее в красный. Тепло свежей крови особенно хорошо ощущалось продрогшими пальцами.       Парень сделал шаг назад, и она выпустила нож из руки — нельзя вытаскивать его из раны. Его друг перевел взгляд на торчащую из плоти и ткани рукоять, понял все быстро и, округлив глаза, бросился бежать, пару раз поскользнувшись на снегу.       У Саши в голове стало пусто и шумно. К горлу подступил ком. Она понимала, что должна собраться, что первую помощь оказывать умеет и что жизни спасать хочет в будущем, но сделать с собой ничего не могла. Это снова случилось. Хотелось, чтобы все оказалось очередным ночным кошмаром, что мучили ее ночами. Но проснуться не получалось.       В стороне что-то шевельнулось. Девушка дернулась, оборачиваясь, и встретила взгляд знакомых голубых глаз — на них едва попадал отблеск фонарного света.       Карина произошедшее оценила быстрее. Подбежала сначала к уже опустившемуся на землю раненому, потом к подруге. Твердо схватила ее за руку и потянула за собой.       Саша более или менее пришла в себя, уже оказавшись в подъезде. Она сидела на полу, опираясь спиной на стену, и рассматривала свои трясущиеся ладони. Теперь красное на них было отчетливо видно. Она подняла голову ровно в момент, когда младшая убирала в карман куртки какой-то сверток.       — Что там? — поинтересовалась девушка не своим голосом.       — Нож.       Сердце Саши, до этого будто выключенное, забилось чаще.       — Прости? — переспросила она, поднимаясь с места. — Он… я оставила его в ране, я помню. Я облажалась, но не настолько, чтобы забыть об основном правиле ножевых ранений, да?       — Так ты намеренно его оставила? Издеваешься? — Карина шумно выдохнула. — Ты в курсе, что на нем отпечатки твои, что это уголовка, что тебе, блять, не отвертеться было бы, если бы я не сообразила?       — А ты в курсе, что человек может умереть?       — Плевать мне на левого отморозка, — легко и честно ответила младшая. — Мне ты важна.       В уголках зеленых глаз собрались слезы. Саша не знала, что было их причиной — тот факт, что она, возможно, убила еще одного человека, или что она кому-то настолько важна. Ее благополучие кому-то дороже человеческой жизни.       Она вернулась на прежнее место, в то же положение, пытаясь проглотить отвратительный ком в горле. Первая горячая слеза капнула на раскрытую ладонь, смешиваясь с чужой кровью. Все это злило. Что она не может сдержать эмоции, что ее жизнь похожа на замкнутый круг бесконечных ошибок, одних и тех же, каждый чертов раз, что ей страшно, до невозможности страшно, стоит подумать о «завтра». Ее медленно, но верно, затягивало в смоляную яму отчаянья.       Саша поняла, что плачет, слишком по-простому, без криков, швыряния вещей и насилия, когда коленями почувствовала мокрую ткань брюк. Потом к ее плечу прикоснулись. Она подняла покрасневшие глаза — перед ней ожидаемо была Карина, присевшая, чтобы их взгляды были на одном уровне. Старшая поняла, что ее собираются успокаивать ее же методами, почти сразу. Позволила себя обнять, но в ответ этого делать не стала — не хотела запачкать чужую куртку.       Саше стало легче. Потому что к ней прижималась ее подруга. Ее плечи тоже дрожали. Ей тоже было страшно. Ее судьба тоже ее не жалела. Но сейчас она, девушка с бесконечно закатывающимися глазами и глубоко запрятанными чувствами, перешагнула через себя просто по причине ее, Сашиных, слез.       — Почему опять? — на выдохе прошептала старшая, сама от себя того не ожидая, уткнулась лбом в фиолетовую ткань.       — Опять? — послышалось рядом с ухом. Шею обожгло горячим дыханием.       Девушка вздохнула, понимая, что разговор будет долгим.