Cadillac & Hublot

      Эти долгие пять минут откровенно скучавший Гречкин вспомнил о том, что делал с самого утра и, забравшись снова в шкаф, извлек чёрный бадлон.       Определенно стоит тебя надеть, мой хороший.       Снятые тут же вещи полетели на пол, а немного узкий крой обтянул рельефную фигуру Кирилла.       Так что к моменту, когда Хазин закончил пиздеть с соседом по душам, парень был во всеоружии урожая: голый по пояс снизу с пульсирующим членом и в блядском тесном бадлоне сверху.       — На мне, сладкий.       Петя, которого итак мало что могло сбить с настроя, охуел в лучшем из возможных вариантов, откровенно голодным взглядом пожирая парня. Молниеносно оказавшись рядом, вновь впечатал в стену, возвращаясь к тому, на чем их так бесцеремонно прервали.       — Ты блять ебаный пиздец, — Хазин потянул ворот бадлона, без сожаления растягивая ткань и чуть прикусил парня в основание шеи.       — Тебе конечно охуеть как идет, но как же сука, неудобно, — вопреки словам, добираться до желаемых ещё нетронутых участков кожи ему это не мешало. Одна рука майора блуждала по бёдрам парня, едва задевая его член, во второй он так и держал флакон со смазкой.       Гречкин подавался вперёд на ласки, сам скользя в Хазинской руке.       — Петь, я ебанный пока только тобой, — тихо прошептал Кирилл майору на ухо, но снова громом отдались в голове и разделись по венам. Как будто будет иначе.       — А тебе уже меня недостаточно? — Хазин впился в губы крепко, кусаясь, стремясь отвлечь своих демонов малой кровью.       — Хочешь внести разнообразие? — щелкнула крышка, Петя распределил смазку по своей ладони и сомкнул её на члене почти грубо, с оттяжкой надрачивая, — меня бесит слово пока, сладкий, — почти по слогам произнёс прямо в поцелуй, с каждым словом увеличивая скорость и хватку.       Кира чувствовала, как Хазин бесится от мысли, что то, что сейчас всецело принадлежит ему, может достаться кому то другому.       Такой ревности у парня еще не было.       Тем слаще будет секс.       — Хочу… — сквозь тяжелое и сдавленное поцелуями дыхание произнёс Гречкин — хочу чтобы ты трахнул меня лицом к лицу.       Хазин прекрасно видел, что эта падла его провоцирует — легко, просто, не таясь — и оттого более действенно. Видел — и под страхом смерти не смог бы солгать, что не видит, не понимает и не сходит с ума, оттого как эта белобрысая сучка заставляет кровь кипеть, а мозг сфокусироваться на одной только мысли.       Мой. Только мой. Ты сам согласился, мой хороший.       — Читаешь мои мысли, сладкий, — ладонь с члена скользнула ниже, ко входу, раздразнивая контрастно мягкими поглаживаниями, — убеди меня.       Кирилл пытался придумать что-то оригинальное, но по мере того, как палец майора надавливал на чувствительный вход, А рука сжимала сочащийся от смазки член, ничего в голову не шло.       — Хочешь я попрошу тебя на коленочках? — Возникает единственная мысль в пустой черепной коробке парня. Ну умоляют же так? Или я что-то путаю?       Даже если Хазин просил «убеждать», а не «умолять», Гречкину было глубоко на это насрать. Он услышал то, что хотел услышать.       — Хм, — Хазин сделал вид, что задумался, а глаза загорелись чёрным пламенем, — думаю нет.       Не резко, но и не особо церемонясь, Петя ввёл оба пальца, один за другим.       — Пока нет, но идея мне нравится, — накрыл губы голодным поцелуем, постепенно синхронизируя движения обеих рук и наращивая темп.       — Вот закончу курсы, покажу тебе, где раки зимуют, — зачем-то добавил Кира. Впрочем, у него, что было на уме, то и на языке. Базар, как и сам Петя, он не фильтровал.       Дальше лишь пошли протяжные стоны из-за которых снова могли начать ломиться соседи. Да разве этих двоих это ебало?       Конечно нет, они ебали друг друга и на посторонних сейчас уж точно не собирались отвлекаться.       Даже если бы сейчас снесли щеколду и всё дверное полотно с петель, то их зрелищу предстала бы картина, которую они уж точно не хотели увидеть, а вот Петя с Кирюшей, как раз, с удовольствием хотели показать       Всем и каждому, если бы могли.       — Сколько рвения к учёбе, — Хазин чуть сдвинул пальцы, намеренно задевая простату и отстранился от сладких губ, позволяя Кириллу стонать в голос.       Надо было этому алкашу дать номер главка, вызывал бы сразу знакомые рожи, хуйли нет.       Хазина в жизни так не несло, как с этого паскудника. Его хотелось втрахивать во все поверхности, доводить до сорванного от стонов голоса и самому глохнуть от одуряющих звуков.       Если кто-то из соседей сейчас решит возмутиться — удачи стоять под дверью и слушать, прокачивая фантазию.       С влажным хлюпающим звуком убрав обе руки, Петя поймал протестующий возглас губами, избавил себя от безумно мешающих трусов. Блять, впору реально дома голым ходить с этой чертовой нимфоманкой. Хазин подхватил Кирилла под бёдра, давая обхватить себя ногами и прижимая парня спиной к стене.       — Готов, мой хороший, — почти вопросительно, ловя взгляд, одной рукой приставил ноющую уже головку к подготовленному входу, давай Гречкину самому задать темп.       Парень то ли простонал, то ли угукнул в ответ, но потом добавил, как всегда охуенную фразу от себя:       — Если из-за тебя, хуйлуша, мы ебнемся на пол, прокляну.       Трахаться у стены Кириллу было, определенно, не впервой. Он никогда не отказывался от секса, особенно, если его предлагали сами. Только в активной позиции он всегда выступал сам, контролируя и себя и партнёршу. Сейчас же, он находился практически навесу и вся его безопасность была сосредоточена в Петиных руках. Гречкин не жаловался, его просто вело от собственной беспомощности и того, что сейчас всё зависит только от сил и выносливости ебанного майора.       Трахать меня, как сучек, которых я пачками менял. Умно.       Знал ли Хазин, насколько сейчас разжижено у Парня серое вещество? Вряд ли. Но, определённо, догадывался. Иначе бы не делал всего этого.       — Я тебя держу, — просто ответил Петя, подаваясь навстречу и входя едва ли на половину, — боишься?       Блудливая ухмылочка промелькнула на лице майора, когда ещё парой толчков он загнал член полностью.       Конечно, пришлось практически упереть Гречкина лопатками в многострадальную стену, но это лишь давало дополнительную страховку. Хазин мог спокойно себе позволить держать его на весу, но тогда сам бы не смог до конца расслабиться. А вот при наличии опоры было намного легче.       Всхлип смешался с протяжным стоном и Кирилл снова встретился затылком с обоями.       Петя меньше чем за сутки успел изучить его эрогенные зоны, подобрать нужный угол и играть на парне, как на музыкальном инструменте.       Потянуть чуть влево — шипение, вправо — вздох, прикусить кадык и толкнуться во всю длину — оборвать все струны разом и услышать стон, гулом разносящийся даже за пределы квартиры, туда, к уже недовольным соседям.       — Боюсь, что кончу раньше, чем хотелось бы, — полуприкрытые глаза смотрели на Хазина внимательно, пристально, не желая пропускать всё шоу.       — Значит кончишь дважды на моём члене, — произнёс Петя в губы, постепенно увеличивая толчки, раз за разом попадая членом чётко по простате.       — Скажи, какой сейчас ты цвет видишь?       — Зелёные, — выдохнул в шею, сжимая парня крепче в своих руках.       Колдовские, блять. У беды глаза зелёные — так, кажется, говорят.       Хазин сам плавился в жадных руках и млел, когда тонкие пальцы сжимались на его плечах — хуйли, спрашивается, не снял футболку, как было бы охуенно, исполосуй Кирилл ему сейчас спину.       Гречкин был готов кончить и дважды, и трижды, и ещё сотню раз подряд, если Петя будет хотеть его всегда так страстно и ебать в каждом углу до потери пульса.       Ногти неприятно впивались в хлопковую ткань, которая ебучим образом ограждала Кирилла от наслаждения расцарапать кожу, куда он только бы смог дотянуться.       Комканье футболки далось тяжело, но всё же парень смог задрать её наполовину       — Еб твою мать, Петя, — простонал с новой силой Кирюша, когда член проехался по простате сильнее обычного, — твоя сраная майка мне нахуй не упёрлась.       Ну вот хули ты её напялил, ебанат.       Одной рукой придерживая Кирилла под спину, Хазин помог ему стянуть с реально заебавшим их обоих тряпку.       — Странно слышать от тебя, сладкий, — Петя едва не взвыл от наслаждения, когда почувствовал прикосновения к открытой спине. Темп становился все более рваным и бешеным, он едва просунул руку под практически насквозь промокший бадлон и резко провёл вдоль позвоночника.       — Ты бы блять ещё полностью оделся, — рука со спины вернулась на член, сжав головку, — а ещё мне что-то пиздишь.       Хазин сам пиздел, как последняя сука, потому что круче Кирилла на его члене — только Кирилл в его шмотках на его члене.       Спорить у Гречкина сейчас не получалось чисто физически. Любое слово, которое он хотел выдать превращалась в стон от толчков в задницу и дрочку члена спереди.       Блядски врешь, Петенька, ты же ебешь меня сейчас как сумасшедший. Бадлон ему не усрался, как же.       Выгнувшись сильнее, от подкатывающего оргазма Кира вдавил свои ногти в плечи Хазина сильнее.       Наверняка до красных полос. Красиво будет.       Ощущая сокращения мышц на члене, Хазин беспорядочно толкнулся вперёд несколько раз, добивая их обоих и не сдержал довольного стона, ощущая как, срываясь в оргазм, Гречкин явно расхерачивает ему ногтями спину. Он рефлекторно подался навстречу рукам, взгрызаясь едва ли не до крови в основание шеи.       — Ты блять ебанная нимфоманка, — сотрясаемый посторгазменной судорогой, Петя прижал Гречкина собой к стене, потому что вот сейчас за то, что они не ебнутся, он уже точно не ручался.       — И я блять с тобой такой же.       — Ты охуеешь, когда узнаешь, насколько, — расплылся в довольной лыбе Кира, глотая ртом воздух.       — Сейчас, скажи, какие сейчас?       — Сине-зеленые. Морской бури, — Хазин мягко поцеловал своего бешеного, пряча нежную улыбку.       Более довольную рожу, чем у Кирилла сейчас, было найти сложно. Ему так сильно понравилась эта игра, что он решил прибегать к ней при первой же возможности.       Раньше парню никто не говорил о такой особенности глаз. То ли окружающие молчали, то ли банально не обращали внимания. Второе было более реальным, ведь все люди — эгоисты и зациклены только на себе. Но Петя при первой же близости не только разглядел в парне что-то особенное, но и продолжал наблюдать, как за своим личным открытием.       Какой ты внимательный, блядь. Аж бесит.       Но, чтобы не думал Гречкин в единовременном порыве, в глубине души он ликовал, как ребенок.       Парень сразу понял, что: первое, ему нравится этот аттракцион, втрое, так он максимально привлекает внимание к себе, третье, Петя пристально смотрит ему в глаза. В такие моменты их внимание полностью приковано друг к другу, минуя все маячащие на периферии факторы.       Да, это длится всего несколько секунд, но разве, в быстро меняющемся мире, этого мало?       Петя ни то что в глаза все эти годы — в лица-то смотрел редко, не запоминая и не вглядываясь. Не видел смысла и дважды, обычно, ни с кем не то что не спал — не заговаривал. Но тут, с самой первой встречи, когда его буквально обожгло ебанутой сталью взгляда, в котором, в отличии от остальных, была не бравада — дерзкий вызов, кто-кого в итоге — Хазин пропал.       Он мог с уверенностью назвать все моменты, когда и в какой момент эти глаза, обращённые на него — всегда на него — становились другими. Всегда замечал, всё видел, чувствовал: и зелёную похоть, обволакивающую и утаскивающую в глубину на самое дно желания; и ртутные искры провокации; и чистую голубизну искренних эмоций.       И сейчас, с этим слащаво-поэтичным, почти пафосным — морская буря. Он бы мог назвать себя ебланом, да блять, он никому в жизни таких пошлых комплиментов не говорил — но сейчас это выглядело скорее фактом, нежели тупой слащавой фразочкой.       Потому что Хазин буквально тонул и совершенно точно не собирался выплывать.       В голодном поцелуе хотелось раствориться. В этом жадном горящем взгляде хотелось раствориться. В наглых ласкающих руках хотелось раствориться. В горячечном дыхании, одном на двоих хотелось раствориться.       Держаться зубами за воздух становилось все сложнее, поэтому, расслабив затекшие мышцы, Кира аккуратно встал на ноги, снимая нагрузку всего своего веса с бедного Пети.       Хотя, хули бедного? Он сам геройски вызвался ебаться у стены.       Для себя Кирилл отметил, что в кровати, все же, трахаться было удобнее всего. Отсутствовало чувство страха, что они оба пизданутся в самый ответственный момент и, вместо кайфа и бешеной эйфории, получат при хорошем исходе, лишь синяки. В любом случае момент же будет упущен.