Play For Me

Гриммджоу остановился посреди репетиционной, глубоко вдыхая привычный уже для себя запах и улыбаясь. Остальные толпились у двери, готовясь уходить, и лишь он и Хирако не выглядели так, словно куда-то собираются. Шинджи сидел в дальней части комнаты на диване, о чём-то тихо говорил по телефону, и по его лицу было заметно, что он был практически на волоске от того, чтобы взбеситься. — Блохастый, лови ключи! — Куросаки бросил ему связку и махнул рукой на прощание. — До встречи! Я тебе демку скину сегодня после одиннадцати. — Валите уже, — Джагерджак сел на край кресла и махнул в ответ, — я ещё задержусь. Обняв на прощание Рукию и остальных, он наконец-то раскинулся в кресле, наслаждаясь относительной тишиной. Лишь голос Хирако откуда-то из угла его слегка беспокоил. Взглянув в сторону друга, он легко усмехнулся. Шинджи сидел, закинув ногу на ногу, повернувшись в три четверти на диване, и, не прекращая вести телефонную дискуссию, неотрывно смотрел на вечереющий пейзаж за окном. Так как Джагерджак отстранил его от репетиции, он решил времени зря не терять и теперь явно решал какие-то достаточно важные вопросы. Слов Джагерджак не слышал — репетиционная была чертовски огромной, достаточно, чтобы голос Хирако звучал приглушённо, а учитывая его проблемы с горлом, то Шинджи ещё и старался говорить чётко, но тихо, чтобы не перенапрягать связки. Джагерджак знал эту позу, очень хорошо знал. Он очень часто её видел. Вкупе с идеально выглаженными брюками и рубашкой Шинджи сейчас совершенно не выглядел разбитным рокером, и если раньше его разгульный образ жизни выдавала синяя от засосов шея, то сейчас не было даже их. Хирако выглядел остро, холодно и отточенно. И оттого почему-то очень безжизненно. Поднявшись с кресла, Гриммджоу медленно подошёл к другу и встал напротив, покачиваясь с пятки на носок. Хирако моментально убрал телефон от уха, прикрыв рукой динамик. — Что такое, Джагерджак? Гриммджоу передёрнуло. По фамилии Хирако обращался к нему только в случаях крайнего напряжения и нервозности. Нахмурившись, он протянул руку. — Мобилу гони сюда. Это орги? Шинджи в моменте растерялся, бросив быстрый и беспомощный взгляд на смартфон и обратно на друга. Но почему-то спорить не решился и неуверенно протянул телефон. — …И он там то ли пьяный, то ли накуренный, но, короче, он не сможет привезти нужные мониторы вам на площадку, — услышал Гриммждоу, прижав телефон к уху. Голос он не узнал, значит, не Гин и не Айзен. Хмыкнув, он спросил: — А каким местом это меня должно ебать? — А? Это кто? — растерялся голос в трубке, и Джагерджак нахмурился. — Хуй в пальто. Каким местом меня должно ебать, что ваш техник объебался и просрал все сроки по привозу техники? Мне приехать, сжечь техрайдер и втереть ему в зубы, чтобы ему в кровь попала информация о том, что бабки платят за то, чтобы он, сука, работал, а не проёбывался? — Отдайте трубку Хирако! — Я тебе отдам сейчас знатных пиздов, если ты не завалишься. — Гриммджоу показал Хирако жестом, что всё хорошо, и отошёл. — Слушай сюда, гнида. Если Хирако с тобой говорит сдержанно и вежливо, это не значит, что можно сесть ему на шею и свесить ноги. Считай, что я тебя только спас от глупой смерти, забрав у него телефон. Реши вопрос в кратчайшие сроки, или Гин приедет по душу твоего торчка-техника лично. Бывай. Сбросив вызов, он развернулся корпусом к Шинджи, бросая ему смартфон. — Я всё правильно сделал? — Ты будто мои мысли ему транслировал. — Хирако улыбнулся, расслабленно раскинувшись на диванчике. — Давненько мы такое не проворачивали, я даже сначала немного напрягся. — Помнишь ещё, как я от тебя людей отпугивал, значит. — Гриммджоу рассмеялся. — А чего терпел-то? Я же знаю, как ты завернуть можешь, у меня самого уши горели, когда тебя начинало нести. — Я стараюсь беречь горло и не орать, — Шинджи склонил голову к плечу, улыбаясь, — стараюсь прислушиваться к твоим советам. — Весьма признателен. Несмотря на то, что Гриммджоу говорил вполне искренне, Хирако лишь скривился и махнул рукой. — Засунь себе свой сарказм в задницу. Я ведь понимаю, что ты не просто так остался, так что хватит тут разыгрывать благодушную вежливость. Пожав плечами, Гриммджоу лишь включил чайник и принялся готовить заварку для чая с мёдом. Чёртов Шинджи обладал какой-то потрясающей способностью видеть всех насквозь. Этого человека нельзя было обмануть ничем и никак. А сам он всегда мог провернуть кого угодно вокруг пальца, причём делал это настолько изящно, что оставалось лишь восхищаться. — Раз вы съёбываете, я тоже поеду в отпуск. — Хирако потянулся, разглядывая хмурых Джагерджака и Хичиго перед собой. — Давно меня звали в одно райское местечко. — С собой не зовёшь? — Гриммджоу хоть и пытался храбриться, но голос его звучал хрипло и надтреснуто, словно он вот-вот расплачется. — Нахуй вы мне там нужны. Вы ясно дали понять, что хотите сами набраться опыта, я не стану вас в этом переубеждать. Не забудьте только, когда мрачно охуеете от жизни и вернётесь, извиниться перед Ренджи. Пожалуй, впервые за несколько лет дружбы его голос звучал настолько холодно и отстранённо, что это пугало. Гриммджоу лишь вздохнул и решил ничего не отвечать. Хирако явно был зол, это было очевидно как-то, что воздух содержит кислород, и сейчас что-то говорить было, пожалуй, только себе дороже. Но Широсаки этого не понял и поэтому лишь насупился. — Было бы за что извиняться. — Он выглядел как взъерошенный воробей, которого водой облили. — Он решил поиграть в мамочку? На хую я это вертел, ясно? — Да-да, — Хирако махнул рукой, — удачи желать не буду, ещё накаркаю. Автобус ждёт, валите. Тогда они все очень сильно переругались между собой. Сейчас посмотреть — невероятная глупость. Парни все очень сильно подсели на кокаин и день ото дня буквально разрушали свою жизнь. Хичиго, как самый младший среди них, утонул в этом дерьме с головой, порой давая форы даже Джагерджаку, который, впрочем, не был ничем лучше. Хирако выглядел среди них самым отстранённым и беззаботным. Никого не пытался учить или контролировать, сам долбил не хуже, отрывался в клубах и терялся в других компаниях, порой даже забывая позвонить парням и спросить, как у них дела. А Ренджи, наоборот, пытался всех держать вместе, но выходило у него из рук вон плохо, и вовсе не по его вине. Он отчаянно пытался убедить парней, что они отравляют и разрушают себя, но вкусивший беззаботной жизни Хичиго в один день сорвался и послал друга в такие места, откуда, как правило, нет шансов вернуться, припечатав сверху тем, что ему не нужна ничья забота и он ни перед кем не обязан отчитываться. Гриммджоу тогда увидел, как сильно Абарая, уже влюблённого в Широсаки, это задело, но почему-то ничего не предпринял, тем самым заняв сторону альбиноса. А Хирако и вовсе ничего не сказал. Лишь молча ушёл. И, спустя неделю явившись на вокзал, где Гриммджоу с мелким уже ждали свой автобус в злополучный город, лишь пожелал им не сдохнуть. И лишь сейчас Гриммджоу понимал, что Хирако уже тогда горел изнутри от чувства вины за бездействие, и первое же, что он предпринял, — добровольно лёг в рехаб. А спустя два года, открыв опухшие веки в знакомой квартире и увидев беспокойного Хирако, сидящего рядом в кресле, Джагерджак смог лишь отвернуться к стене и тихо, почти неслышно заплакать, понимая, что его всё-таки не бросили. Как не бросили мелкого, который, всё ещё виновато поглядывая на Ренджи, помогал тому ставить уколы Гримму, так как сам не мог из-за трясущихся рук. А тот лишь трепал альбиноса по плечу, беззаботно улыбаясь и давая понять, что ничуть не обижается. Что пережил сам Абарай, пока их не было, не знали до сих пор. А Рукия, которая явно была в курсе, молчала как партизан. Аромат заварного чая с бергамотом немного вернул Джагерджака в реальность, как и прожигающий спину взгляд Хирако, который почему-то всё это время неотрывно за ним наблюдал. — Сколько раз ты спасал мою шкуру, Шинджи? — тихо спросил Гриммджоу, разливая чай по кружкам и добавляя мёд. — Сколько раз ты вытаскивал нас всех? Он прекрасно знал, что Шинджи без труда поймёт, о чём речь. — Решил поблагодарить? — усмехнулся Хирако. — Не нужно. Мы все были мудаками по отношению друг к другу. — Ты всегда из любой хрени в белом пальто выходил. — Джагерджак отдал другу чай и сам сел рядом, грея руки о тёплые края чашки. Хирако любопытно посмотрел на него, прихлёбывая тёплую жидкость. — Да ладно, тебе правда так казалось? — Его хриплый голос звучал даже насмешливо. — Мне вот, наоборот, думалось, что я со своим нейтралитетом засрался больше всех. Безразличие — это хорошо, но не по отношению к вам. — Ты ведь примчался к Ренджи с лекарствами и едой через пятнадцать минут после его звонка. Когда мы с мелким из Холлоу вернулись, помнишь? И похуй на то, что мы все четверо разосрались. Достаточно благодетельно, не считаешь? — Всегда любил играть в бога из машины, учитывая, что я нихуя не бог да и машина так себе. — Ты знал, что так будет с нами. — Знал, — кивнул Хирако, — но я это допустил и ничего не сделал, чтобы это предотвратить. Не потому, что рассчитывал, что вы сами набьёте шишки и поймёте, что я был прав, а потому, что я не имел никакого морального права читать вам лекции. Сам был едва ли не хуже, чем вы. — А в этот раз? Почему ты не остановил меня? — А ты бы послушал? — Может, и послушал бы, поговори ты со мной нормально, а не через Куросаки. Ты ведь даже выгнал меня через него. — Ещё раз скажешь эту чёртову фамилию в этом разговоре, и я тебя выебу чем-нибудь толстым, тяжёлым, и тебе не понравится. — Глаза Хирако потемнели. — Подумай хорошенько и дай мне единственно правильный ответ на свой вопрос. Гриммджоу осёкся. Ответ он знал давно и так. Куросаки здесь совершенно ни при чём был, но ему всегда было удобно валить все проблемы на того, кто так сильно раздражал. Но почему-то сказать это прямо было так трудно, слова рвали глотку, словно стеклом, физически больно было это признать. Но всё же нужно. — Я долбоёб и сам всё испортил? Я подставлял вас, проёбывал технику, срывал концерты и репетиции… — Бинго, блохастый. — Так почему через… него? — А вот ты сам у него и спроси, — Хирако снова сделал глоток, — я в этой хуйне уже участия не принимал, я просто озвучил своё решение. Что он там себе потом вбил в голову, я не знал. Ичиго тебя так-то ещё выгораживать пытался. Да, я долбоёб и почему-то не подумал, что он правда пойдёт искать тебя. Я не подумал, что ты ему какой-то хуйни навешаешь, как обычно, за что и отхватишь. Каюсь, стоило быть предусмотрительнее и побыть мамочкой на час, сука, подольше. Конкретно для тебя. — Из тебя мамочка как из Ренджи танцор балета. — Гриммджоу даже не противился улыбке, которая так и норовила появиться на лице. — Ты… правда не хотел всего этого? Почему тогда потом уже не пришёл поговорить? Хирако болезненно скривился, отставив чашку в сторону. Некоторое время он смотрел куда-то в одну ему известную точку, после чего поднял глаза на друга. — Какой человек захочет стрелять себе в колено, Джагерджак? Я не пытаюсь себя выгородить, вины моей в происходящем не меньше. Я трус, Гримм, я это признаю. Столько раз мог приехать к тебе и не сделал этого. Со всей этой хернёй про спасение тонущего корабля я совсем забыл, что мы друзья. И когда ты нуждался во мне, меня не было рядом. — Да, в тебе я нуждался даже сильнее, чем в остальных. Рад, что ты это понимаешь. — Вот поэтому все твои сказки про белое пальто — херня. Оба замолкли, задумавшись о чём-то своем. В воздухе витало почти осязаемое чувство облегчения от того, что они наконец-то смогли хоть сколько-то поговорить, будучи наедине. После всего, через что им пришлось пройти за долгие годы их дружбы, это было похоже на глоток свежей воды. Хирако, снова отпив из чашки, покосился на Джагерджака, который задумчиво смотрел в свою кружку с чаем и, казалось, совсем ушел в раздумья. Вопрос вырвался сам собой: — Скажи, Гриммджоу, а мы всё ещё друзья? Джагерджак дёрнулся, будто от удара, и поднял на него ошарашенный взгляд, в котором Шинджи прочитал абсолютно всё: шок, непонимание и вспыхнувшую яростным пламенем обиду. Вот и докопался. Гриммджоу молчал, явно будучи в шоке, и Хирако поставил чашку на столик, откидываясь на мягкую спинку и закуривая. — Не подумай ничего лишнего. Для меня ты друг и всегда им будешь. А вот являюсь ли я другом для тебя? Ты был в такой кромешной заднице, а я тебе ещё и на голову наступил, по сути. Он прекрасно видел, как темнеют глаза блохастого с каждым словом. Именно этого он и хотел добиться, но совершенно не ожидал, что Гриммджоу буквально зарычит, вставая со своего места: — Завали ебало, или я его тебе сейчас развалю, Шинджи. Мы что, в отношениях, чтобы спрашивать друг друга «А ты меня любишь?». — Голос Джагерджака звучал грубо и отрывисто, а голубые глаза мрачно метали молнии. — Хочешь поговорить об этом — изволь. Он резко приблизился и навис над Хирако, уперевшись рукой в стену. Шинджи на мгновение даже пожалел о том, что сказал, но обратно уже слова не забрать. Гриммджоу же тем временем заговорил: — Ты ебаный эгоист, родившийся с золотой ложкой в жопе. Вокруг тебя всегда увивались что парни, что девчонки, считая, что они смогут немного присосаться к тому, чем ты обладаешь. Я же — нищеброд, и за всю мою жизнь у меня в заднице был разве что член, причём из мяса и который я не хотел. — Глаза Джагерджака, пока он говорил, медленно наливались ещё большей яростью. — Да, я тоже был популярен, но ты себе, сука, даже представить не можешь, что при этом происходило вот тут. — Тонкий палец ткнулся в висок так сильно, что ноготь оцарапал кожу и вниз потекла небольшая капелька крови, но распалившийся парень этого даже не заметил. — Но при этом, сука, знаешь, что? Хирако, в момент растерявший всю уверенность и теперь вжимающийся в спинку дивана, смог лишь тихо спросить: — Что? — Ты — первый человек, который увидел во мне не крепкий хуй, или фигуру, или что-то ещё, что можно было бы использовать. Ты, сука, увидел во мне человека. Ты мог тогда просто дать мне после моей тупой шутки про принцессу в ебало и уйти, но нет. Ты мало того, что потом извинился за то, что ударил, так потом ещё заметил мои мозоли на пальцах и спросил, играю ли я на чём-то. Когда ты, тогда ещё толком не знакомый мне человек, приволок меня в свой ебаный гараж, где стояла ещё твоя чёртова «Сузуки», наполированная лучше, чем у кота яйца, и позволил, блять, мне на неё сесть — я охуел! Я никогда тебе этого не говорил, но для меня это стало чем-то новым, сечёшь? Хирако всё так же ошарашенно молчал, пока Гриммджоу, переведя дыхание, продолжил: — Я не знаю, как мне сказать ещё более явно, что ты для меня не просто друг. Сколько раз я в том ебучем парке пиздился из-за того, что какие-то ебланы решали до тебя доебаться, и, когда даже твой коронный правой не помогал, я первым летел, а, вспомни? Я ведь это делал не только потому, что я пиздец как люблю драться. А потому, что я терпеть не мог долбоёбов, которые считали, что если ты худой и стараешься всё решить мирно, то это повод доебаться до тебя или каким-то образом задеть. Я на своём сраном потоке был в самом конце списка по успеваемости, почти на грани вылета, пока тебя не встретил. Ты, сука, всегда блестел своими сраными выглаженными галстуками и брюками, носил на рубашке эти… Как их там, блять… — Он подмахнул рукой, будто пытаясь поймать забытое слово в воздухе. — Запонки? — робко подсказал Шинджи. — Да! Ты ещё вечно подбирал их так, что они к цветам рубашки не подходили, но ты говорил, что тебе поебать и ты считаешь, что это круто. Я рядом с тобой всегда выглядел как бомжара, но решил, что хотя бы по учёбе отставать не должен. Ты пил ебаный кофе без сахара несмотря на то, что ты без ума от сладкого. Каждый раз пил и каждый раз ворчал, что это ебаное горькое говно, пока ты меня насмерть не заебал и я тебе сам не подсыпал сахар в стакан, когда ты не видел. Ты выпил этот чёртов кофе, не сказал ни слова, будто и не заметил даже. Кому ты тогда пытался что-то доказать, когда пил эту смолу, я до сих пор не знаю. — Не пизди, я потом перешёл на капучино с сиропом. Шинджи смутился окончательно и теперь теребил пуговицу на рукаве рубашки. Он ещё не до конца понимал, почему Гриммджоу так разошёлся, но перебивать не хотелось совершенно. Его слова почему-то очень уж сильно грели душу. — Ты мне помог отремонтировать мою гитару, когда я бухой ей гриф отломал, помнишь, когда уронил её? — Помню… — И я, сука, это помню. Я помню каждую ебаную мелочь, которую ты для меня сделал, и, уж поверь мне, подобных воспоминаний у меня куда больше, чем ты думаешь. Когда ты тянул меня перед экзаменами, когда уже ты вписался за меня в парке, хоть и получил неслабо, когда ты примчался ко мне среди ночи, чтобы забрать с мутной тусовки, и когда, блять, учил меня ездить на сраном байке. Как ты думаешь, долбоёб, считаю ли я тебя другом?! На последних словах голос Джагерджака сорвался окончательно, он отшатнулся, спрятав мокрое от слёз лицо в сгибе локтя и пытаясь отдышаться. А Шинджи сидел, пытаясь переварить услышанное, с полным чувством того, что он только что вскрыл огромный нарыв, который Гриммджоу все эти годы старательно от него прятал. И сейчас, после того как он выхватил весь этот поток чувств, на душе был лишь только стыд за то, что он вообще посмел засомневаться в подлинности их дружбы. И как теперь объяснить, зачем он это спросил? Поднявшись с кресла, он практически боязливо положил руку на плечо Джагерджака и тихо произнёс: — Прости. — Да нет, это ты меня прости. — Джагерджак потёр руками лицо. — Это же я последнее время обращался с тобой как мудила и вечно заёбывал. И тогда, в баре, то, что я сказал… — Ты всё правильно сказал. Я боялся, я не пришёл, я не поговорил, хотя обязан был. — Закроем эту тему. — Гриммджоу махнул рукой. — Было и было. Если надумаешь себя в чём-то винить и из-за этого делать какие-то поблажки — я тебя ушатаю. Мы все виноваты, окей? Но это не должно влиять на то, что будет в дальнейшем. Так что хватит. Поговорили — и хорошо. — Согласен. — Хирако, чувствуя, как давящая на плечи несколько месяцев гора наконец-то сваливается, широко улыбнулся. — Давай по пиву? Я угощаю. Гриммджоу впервые за весь разговор широко и вполне счастливо улыбнулся. — Никакого тебе пива, принцесса, будешь пить горящие коктейли и глинтвейны. Сейчас гитару соберу, и пойдём.