A Gallows Marriage | Свадьба под виселицей

      В коттедже стояла тишина.              Одиночество, которое когда-то было Гермионе по нраву, теперь поглощало своей пустотой.              Колышущаяся от ветра трава задевала стены дома, и это было похоже на шаги. Живоглот потянулся лапами к мантии, которая по-прежнему висела на крючке — как призрачное присутствие Малфоя.              Два дня прошли в молчании.              От Малфоя не было вестей, и сама Гермиона его не искала. В желудке у неё сплелись и гнев, и ужас, и вина, и раскаяние, и тоска — все ниточки так плотно прилегали друг к другу, что их невозможно было распутать.              Страха на лице Малфоя, когда он увидел Эпплби в газете, оказалось достаточно, чтобы подтвердить его связь с ними. Но Гермиона была настолько убеждена, что должна помочь ему, что решительно игнорировала его прошлое.              Как только он ушёл, она ворвалась в библиотеку и принялась рыться в столе и на полках. Она доставала всё, что попадалось под руку, и лихорадочно искала информацию.              Статьи об аресте, о его матери, даже о Люциусе — всё Гермиона складывала на стол. Страницу за страницей она заставляла себя читать всё это.              «Драко Малфой, самый юный Пожиратель смерти, арестован».              На колдографии он выглядел таким молодым. Ослеплённый вспышками камер, он часто моргал; дорожки слёз ловили свет.              «Драко Малфой приговорён к бессрочному домашнему аресту».              На этом снимке он выглядел разгневанным. Он криво ухмылялся, смотря то в камеру, то на не попавших в кадр чиновников Министерства.              «Внезапное смягчение приговора: смелый поступок матери или махинации преступника?»              Вид у Нарциссы был, как и всегда, вальяжным, лицо не выражало ни капли эмоций.              «Люциус Абраксас Малфой признан виновным по всем пунктам обвинения. Поцелуй назначен на 20 февраля».              Люциус оскалился и бросился на камеру, но его удерживали ремни на стуле.              «Сын осуждённого Пожирателя Драко Люциус Малфой обвиняется в военных преступлениях».              Малфой в ужасе дёргал за цепи. Колдография была сделана на публичном слушании, на котором решался вопрос, будет ли продлён домашний арест, или же его отправят в Азкабан.              «Драко Малфой, самый юный Пожиратель смерти, отправлен в Азкабан по обвинению в военных преступлениях. Окончательный приговор будет вынесен позже».              Хотя этот кадр сняли всего через несколько недель после предыдущего, Малфой выглядел старше. Эмоции с первых трёх колдографий утихли: больше не было борьбы — лишь серые глаза, устремлённые прямо перед собой. Они напомнили Гермионе о том выпуске, из-за которого она и ввязалась во всё это дело. О реальных преступлениях говорилось очень мало, были только намёки: на жестокое обращение, похищение, убийство.              Но в статьях был описан его опыт. На судебных процессах и в интервью Малфой рассказывал, как действовал под угрозой пыток и смерти — своей и всей семьи. Он говорил о страхе, с которым жил каждый день, пока Волан-де-Морт и его последователи обитали в поместье.              Границы между хладнокровным убийцей и зажатым в угол ребёнком стирались. Гермиона всегда считала, что истина кроется где-то посередине.              Показания о предполагаемых преступлениях были признаны недостоверными, поскольку многие из свидетелей подвергались пыткам и иным травмам, из-за чего воспоминания, по мнению Визенгамота, «фальсифицировались».              В одном из выпусков «Придиры» Полумна утверждала, что, пока находилась в плену, получала от Малфоя хлеб и воду, а однажды даже одеяло. Не была бы Луна в командировке в Новой Гвинее, Гермиона отправилась бы к ней, чтобы выведать любую информацию, которую только возможно.              Ей казалось, что голова раскалывается, пока она снова и снова перечитывала статьи. Прошло два дня, а Гермиона так и не поняла, что чувствует и чему верить.              Когда она вновь склонилась над бумагами, камин зашумел — и живот свело.              — Гермиона? — она напряглась, услышав голос Тео, и тут же направилась в гостиную.              — Тео. Ты здесь.              — Привет. Надеюсь, ничего страшного, что я пришёл. — Она помотала головой, но скрестила руки на груди, будто защищаясь. — Думаю, нам стоит поговорить.              Гермиона ничего не сказала, просто продолжила смотреть в зелёные глаза.              — Ладно, я тогда присяду. — Тео медленно опустился на диван и нервно вытер ладони о брюки. — Ты, наверное, догадываешься, зачем я здесь.              — Есть пара предположений, — она не была настроена на добрый лад.              — Ага. Точно. Эм… как поживаешь?              — С тех пор, как узнала, что человек, за которого я вышла замуж, возможно, пытал девушку, убил её и, похоже, лжёт мне? Не очень.              Он поморщился.              — Справедливо.              — Мягко говоря, — Гермиона кидалась словами, словно ножами, и наслаждалась этим. Было похоже, что все эмоции, которые бурлили внутри, нашли выход. — А он? — она с силой прикусила щёку. Она не хотела спрашивать — не хотела признавать, что какая-то бесконечно ничтожная её часть беспокоилась о нём.              — Ужасно, — Тео потёр лоб руками.              Желудок скрутило.              — Хорошо.              Тео посмотрел на неё, и она увидела, как на его лице расцветает гнев:              — Это нечестно.              — Да ну? — усмехнулась Гермиона. — Даже не знаю.              — Ты могла изучить его прошлое в любой момент. Собственно, я предполагал, что ты так и сделала. Ты — Гермиона Грейнджер, королева зубрил, и не сделала домашнюю работу перед принятием важного решения, а теперь злишься. Могла спросить у меня любую информацию о Драко, и я бы с радостью рассказал. Но ты не захотела.              Она покосилась на него с сомнением:              — А ты был бы честен? Потому что Малфой, похоже, не хотел признаваться, когда я спросила его, знает ли он Эпплби.              — Да, он не хотел признаваться в самом ужасном моменте своей жизни.              — Смешно, у него хотя бы осталась жизнь! Кора не может сказать того же.              Тео внезапно встал, чем напугал её.              — Ты понятия не имеешь, какая была ситуация. Ни малейшего. Можешь не сомневаться, в ту ночь умерла частичка Драко.              — Что?              — Ты увидела статью и так быстро поверила в это. Очередной Пожиратель убивает и калечит! Ради чего? Забавы? Тебя там не было. Ты не видела, как эта война разъедала его, разрывала на куски. Некоторым из нас не посчастливилось родиться на светлой стороне. Некоторым пришлось узнать, что то, что мы делали и во что верили с рождения, оказалось ошибкой. Может, это и неправильно, но трудно смириться с тем, что люди, которые любили тебя и растили, толкнули на путь, который не несёт ничего, кроме боли и ненависти.              — Хочешь сказать, что в «Пророке» неправда?              — Кто бы мог подумать, что ты слепо веришь «Ежедневному пророку», — фыркнул он.              — А что ещё мне делать? Он ведь не отвечал ни на один из моих вопросов. Теперь я должна его простить за то, что он говорил ужасные вещи и врал мне?              Внешнее спокойствие Тео улетучилось, его плечи опустились.              — Нет. Конечно нет. Я просто надеюсь, что ты его выслушаешь, вот и всё.              Она крепче прижала руки к груди в нелепой попытке изобразить безразличие.              — Не вижу, чтобы он пришёл сюда извиняться.              Тео слегка нахмурился.              — Ты сказала ему уйти. Это твой дом. Он не собирается просто так заявляться сюда, если ты не хочешь его видеть. Он пытается уважать твои желания.              — Он же не может не прийти. Он должен прожить со мной год, иначе его отправят обратно в Азкабан.              Тео уставился на неё с мольбой.              — Он знает о требованиях. Но он всё равно не вернётся, если ты не примешь решение.              — Значит, Малфой рискнёт отправиться в Азкабан, лишь бы доказать свою правоту? — Как это неправдоподобно.              — Он лучше отправится в Азкабан, чем заставит тебя чувствовать себя некомфортно или небезопасно в собственном доме. Помни, ему это знакомо. — Эти слова прозвучали как удар.              Тео продолжал удерживать её взгляд.              — Ну, я пойду. Драко будет в ярости, если узнает, что я приходил. Не хочу оставлять его одного надолго. Вчера совершил эту ошибку и нашёл его в фонтане пьяным с рассечённой губой.              — Всё так плохо?              Уже стоя у камина, он обернулся.              — Я видел его с разбитым сердцем лишь раз, после Пэнси на пятом курсе. По сравнению с тем, что происходит сейчас, это были детские игры.              — Не уверена, что можно что-то говорить про разбитые сердца. Я думала… Просто между нами ещё слишком много секретов.              Он улыбнулся, но вымученно.              — Точно. Извини. — Кивнув, Тео исчез, и Гермиона снова осталась одна.       

***

      Гермиона не могла уснуть. Она чувствовала усталость каждой клеточкой тела, но мозг не отключался. Как бесконечную карусель, прокручивал сердитое лицо миссис Эпплби, и сладкую улыбку Малфоя, который принёс ей круассаны, и образ Коры Джонс в день свадьбы, и Тео, смотрящего на неё в гостиной.              Малфой сказал, она жаждет компании и в то же время отталкивает его, и не ошибся. Гермионе всегда казалось, что она прячется от общества, боясь, что кто-то познает её тёмные, уродливые стороны. Так она поступала сейчас? В чём для спутанного сознания разница между самосохранением и самоизоляцией?              Сон не шёл уже два дня. Гермиона была так измотана: устала от одиночества, устала бояться остаться одной, устала сомневаться в каждом решении.              Будто опьяневшая. От недосыпа кружилась голова, а руки дрожали. С той самой ночи, как они спали вместе, невозможно было держать глаза закрытыми.              Гермиона так хорошо спала рядом с Малфоем в те два раза. Сны были прекрасными, блаженными. То, как нежно он укладывал её в постель, тоже походило на сон — каждое движение было точным и осторожным. Будто держишь в руках редкую книгу. Будто грубым прикосновением можешь испортить страницы.              Она зажмурилась, умоляя мозг просто отключиться и дать ей возможность побыть в тишине хоть пару часов, но ничего не вышло. Тело ломило, мучила тошнота. Хотелось плакать, но мысль о том, что давление может повыситься, заставила впиться ногтями в ладони, чтобы остановить поток слёз.              Через два часа она сдалась. Схватив палочку, вспомнила, как впервые шагнула в тихую библиотеку Хогвартса и поняла, что она настоящая ведьма, и с этим воспоминанием вызвала Патронус.              — Драко, пожалуйста, вернись домой. Мне нужна помощь, — она отправила выдру и отбросила палочку на тумбочку. Гермиона не могла мыслить здраво, не могла преодолеть стену, которой была прижата.              Прошли минуты, а может, часы — она не знала, но утренний свет ещё не пробился в окна.              Послышался звук камина, а следом — тяжёлые шаги. Мгновение спустя дверь распахнулась, ударившись о стену.              — Гермиона! Ты в порядке? Что с тобой? — прогремел голос Малфоя, от которого она поморщилась.              — Как громко, — застонала Гермиона, и его плечи тут же опустились.              — О, слава Мерлину, — Малфой подошёл ближе, — что случилось?              — Я не могу заснуть. Я не спала уже два дня. Голова раскалывается, не получается просто… отключиться. Мой дурацкий мозг не отключается, — её слова звучали яростно. Она чувствовала, какое в ней кипит разочарование. Руки, вытиравшие лицо, оказались в волосах, с силой потянули пряди, чтобы хоть немного ослабить давление на череп. — Мне просто нужно поспать. И всё, просто поспать, — слова звучали всё громче и торопливее, сливаясь воедино.              — Эй, тише-тише. — Гермиона наконец посмотрела на него. Малфой и правда был рядом. Он уставился на неё огромными глазами, застыв в проёме, будто не зная, как реагировать. — Ты позвала меня, потому что не можешь уснуть?              — Пожалуйста, Драко, — молила она словно из-под толщи воды.              Он ещё какое-то время сомневался, но вскоре кивнул. Без слов подошёл к постели и забрался под одеяло. Почувствовав, как прогнулся матрас, Гермиона почти сразу расслабилась. Она слишком вымоталась, чтобы гадать, почему рядом с ним разум шептал: «Безопасно». Они не касались друг друга, но она как будто укуталась в защитное поле.              — Ш-ш, спи, Гермиона. Я рядом, — прошёптанное бальзамом легло на измученный разум. Не успела она осознать, как провалилась в блаженное забытье.       

***

      Проснувшись, Гермиона ощутила тепло.              Вспышки воспоминаний о прошедшей ночи мелькали в сознании, словно запрещающий знак. В бреду Гермиона послала Малфою Патронус с просьбой вернуться домой.              И он пришёл. Он появился быстро, или, по крайней мере, ей показалось, что быстро.              Она заставила себя повернуться к нему лицом.              Он почти вплотную прижимался к ней. Тепло его тела проникало ей под кожу. Тёмные круги под глазами выглядели так, будто он тоже плохо спал. На лице виднелась щетина, нижняя губа была рассечена: не дал Тео залечить её.              Гермиона опустила взгляд ниже. Малфой лежал в той же одежде, в которой ушёл, — белой порванной рубашке и чёрных брюках. Двух пуговиц не было. От него совсем не пахло, и, хотя он рассёк локоть, грязи не было. Гермиона догадалась, что после инцидента с фонтаном Тео применял к Малфою Скорджифай.              Ноги он подтянул к груди. Она не помнила, чтобы он разувался, но на нём были только чёрные носки. Гермиона подумала, не вынудила ли его примчаться к ней без обуви. В груди всё сжалось. Тео оказался прав: выглядел он ужасно.              Она испытывала сплошные противоречия. Как ей примирить его прошлое с тем, что он сорвался к ней среди ночи? С тем, что теперь спал рядом, как ребёнок?              Гермиона вынырнула из мыслей, как только Малфой пошевелился. Сонным взглядом наткнувшись на потолок из звёзд, он распахнул глаза. Рука дёрнулась, он ухватился за её локоть, словно желая убедиться, что она реальна, что она не исчезнет.              Они посмотрели друг на друга, их дыхание смешалось: он делал вдох, она — выдох, пока голова не закружилась.              — Ты пришёл домой, — прошептала Гермиона.              — Ты звала, — ровным тоном ответил он.              Она не была уверена, что простила Малфоя, но, ощутив тепло длинных пальцев, впившихся в её кожу, и увидев страх в его глазах, оказалась готова его выслушать.              — Прости. Я не должна была выгонять тебя, нам явно нужно было поговорить. Я всегда считала, что у тебя не было выбора на войне, но, как только я столкнулась с реальностью, с реальными людьми, которые пострадали, я не поняла, как реагировать. Мне жаль. Но мне нужно, чтобы ты рассказал мне, что произошло. — Малфой поджал губы, но она продолжала настаивать: — Я должна знать. Я заслуживаю знать правду.              Он посмотрел вниз, на её руку, которую держал, и нежно погладил кожу большим пальцем.              — Хорошо.              — Что случилось с Корой?              Малфой вздрогнул, сжав ладонь сильнее. Гермиона подумала, не останется ли следа на коже.              Он ответил не сразу, и она уже собиралась спросить ещё раз, как Малфой открыл рот, всё ещё глядя на свои пальцы:              — Тётя Беллатриса обучала меня во время войны. Хоть Дамблдор и погиб, я не справился с заданием. Тёмный Лорд впал в ярость, но это было ничто по сравнению с Беллой. Она сказала, что я разочарование всего рода Малфоев и Блэков, что я слабый и мне нужно учиться быть достойным слугой. Так она начала свои строгие уроки, — он невесело усмехнулся.              — Я стал самым молодым Пожирателем, но у меня не было особого таланта к тёмным искусствам, не говоря уже о Непростительных. Даже моя палочка на это не была способна: волосы единорога редко поддаются тёмной магии. Дорогая тётушка Белла с удовольствием «ломала» и палочку, и меня. Мы бесконечно тренировались. Учились тому, что преследовало потом во сне. Началось всё с животных. Ты знала, что крики кроликов похожи на плач младенцев?              Он заговорил громче:              — Меня стошнило, когда я впервые применил Круциатус к кролику. Он так извивался, что сломал себе спину. Меня вырвало прямо там, и тётя меня отчитала. Она сказала, если я не могу справиться с мелкими животными, то никогда не справлюсь с настоящими паразитами. — Его взгляд метнулся к Гермионе, но он быстро отвернулся. — Я знал, что в поместье приводят пленников. Я слышал их крики во время допросов, но сам не был свидетелем. Мама убедила тётю оставить меня, пока я не окрепну, но длилось это недолго. Я был там, когда привели Кору и её мужа. Его расщепило после неудачной попытки трансгрессировать, нога сильно кровоточила. Кора умоляла кого-нибудь исцелить его, но никто не хотел. Их отвели в подземелье, и больше я их не видел, пока не вынесли его тело. Умер от инфекции. Представляешь? У нас был целый арсенал зелий, которые могли бы исцелить его чуть ли не мгновенно, но зачем тратить ресурсы на животных, которых ждала бойня?              Гермиона впилась ногтями в ладонь, но не стала его перебивать. Она не была уверена, что смогла бы.              — Она плакала и кричала так громко, что было слышно во всём поместье. Помню, как мне хотелось, чтобы она перестала. Я понимал, что этим она привлекает к себе ещё больше внимания, но она не останавливалась. Она кричала часами. Вдруг меня позвали присоединиться к тёте, и тогда я понял, что будет. Кора лежала на полу. Грязная, тощая, избитая. Я почти не узнал её.              Малфой больно стиснул её запястье.              — Я применял Круцио к человеку всего несколько раз. Сильно — никогда, и это постоянно разочаровывало Беллатрису, — его голос начал дрожать. — Она приказала мне наложить заклятие. Я попытался, но Кора едва пошевелилась. Беллатриса решила, мне нужна мотивация. За каждую провальную попытку она накладывала на неё режущее заклинание. Она знала, у меня не хватит духу смотреть на кровь и пытки. Мне нужно было просто наложить один хороший Круциатус, и её муки кончились бы. Я сосредоточил всю свою ненависть к дому, к своей жизни, к своей роли в этой проклятой войне и наконец смог. Она с такой силой ударилась об пол, что я испугался, как бы она не сломала себе позвоночник, прямо как тот кролик. Через несколько секунд всё прекратилось. Белла была так восхищена, что ничего и не сказала.              Малфой весь трясся, и Гермиона почувствовала, как у неё в очередной раз сводит живот.              — Почти сразу пришёл Сивый, его привлекла кровь. — Ледяной ожог ужаса заполонил грудь. — Кора была ранена и измучена, и у неё не было никакой информации об Ордене. Она не была его членом — просто ведьмой, пытавшейся бежать с мужем-маглорождённым. Сивый спросил, можно ли ему поиграть. Он слизал кровь с её щеки.              В тоне Малфоя было слышно отвращение.              — Я знал, как Сивый любит играть. По ночам слышал крики в роще рядом с садами. Беллатриса сказала, он может забрать её, но сперва нужно обсудить предстоящую вылазку. Она велела мне охранять ведьму, как будто та могла пошевелиться или сделать хоть что-то. Они ушли совещаться с Роули, а Кора стала смотреть на меня.              Малфоя трясло всё сильнее, зубы стучали, словно его охватил холод.              — У неё были огромные карие глаза. Я старался не обращать внимания на её умоляющий взгляд. Я услышал шаги, поднял палочку и, не успев опомниться, в первый и последний раз применил Убивающее заклятие. Не знал, получится ли. До этого пробовал только на животных, но сработало. Нужно действительно хотеть убить, иначе не сработает. Не знаю, зачем я это сделал. Я не знал её. Людей ежедневно пытали и убивали, а я не пытался остановить это. Я думал только о том, что не хотел бы, чтобы Сивый разорвал её на куски. Когда они с Беллой вернулись, он был в ярости. Он хотел наброситься на меня, но Белла довольно жёстко его остановила. Она была в таком восторге, что поцеловала меня в щёку и безумно улыбнулась.              Малфой посмотрел Гермионе в глаза:              — Я должен был сказать тебе. Ты спросила меня об Эпплби и их дочери, и я просто застыл. Я знал, ты меня бросишь. Как ты могла остаться? Я же убийца. Я бы не смог убить её, если бы не хотел этого.              Последнее предложение вышло рваным, с придыханием.              — Я тебя обманул и заманил в ловушку. Я это знаю. Я всё время знал это и всё равно женился на тебе, всё равно прикоснулся к тебе, потому что я трус. Я чудовище. — Его всего передёрнуло, по щеке скатилась слеза. — Нет, не чудовище. Я Малфой. Это у меня в крови.              Он поморщился и заплакал. Малфой держал её за руку, словно это было последнее, что их связывало.              Прикусив губу, Гермиона силилась сдержать собственные слёзы, но они всё-таки потекли по лицу. Она осторожно отдёрнула руку, и Малфой всхлипнул, потянувшись к ней, но не позволил себе её коснуться. Он заплакал громче. Гермиона села и прислонилась к изголовью кровати, а Малфой обхватил себя руками и повернулся на бок.              Она притянула голову Малфоя к себе на колени — его волосы защекотали ноги. Он пытался ухватиться за её бёдра, за икры, шорты — что угодно, лишь бы снова прикоснуться к ней. Гермиона провела пальцами по коротким прядям и погладила его спину, пытаясь успокоить, показать, что она рядом.              Его дыхание стало замедляться, когда она прошептала ему, чтобы он просто дышал. Малфой уткнулся влажным лицом ей в ноги, хрипя при каждом вдохе. Гермиона заговорила, когда он наконец успокоился:              — Заклятие подействовало, потому что ты хотел, чтобы она умерла, но не потому, что желал ей смерти. Она бы не выкарабкалась. Ты не мог её спасти, но у тебя была возможность прекратить её страдания, и ты это сделал.              — Я не был храбрым. Я даже не думал о том, чтобы попытаться вытащить её.              — Иногда храбрость заключается в том, чтобы сделать что-то ужасное, но необходимое.              — Ты всегда храбрая. Ты спасаешь людей, — шептал он.              Она замешкалась.              — Я наложила Обливиэйт на своих родителей. — Малфой не пошевелился и ничего не сказал, но она почувствовала, как у него сбилось дыхание. — Перед тем как пуститься в бега. Я знала, что они станут мишенью, что останутся без защиты. Я даже не сказала им, что грядёт война. Я вернулась домой и провела там две недели, я наслаждалась каждым днём с ними, готовилась и планировала. Я стёрла себя со всех фотографий, вычеркнула из каждого момента жизни, отовсюду. Я перевернула весь их мир, забрала у них дочь и подарила новую жизнь в Австралии. Они как-то говорили, что хотели побывать там. Я подумала, что смогу подарить им хотя бы частичку их самих.              — Где они сейчас?              — В Австралии. Я… я вернулась после войны. Пришла к ним, готовая всё перевернуть. Я так волновалась, а потом увидела их. Они счастливы. Их стоматология процветает. Папа загорел, мама отрастила волосы. Чары вынудили их сменить фамилию на Уилкинс. Моника и Уэнделл Уилкинс, эмигранты из Британии, упиваются солнцем и прибоем Австралии.              — Ты их дочь.              — Они бы никогда не доверились мне. Я отняла у них жизни, их личности. Даже Гарри и Рон были в ужасе. Они едва могли смотреть мне в глаза, когда я им рассказывала. Мои родители увидели бы монстра.              — Ты не отнимала их жизни, ты их спасла. Поттеру и Уизли не пришлось делать выбор. Легко рассуждать здраво, когда под угрозой не твои родные.              Гермиона быстро вытерла слёзы. Впервые хоть кто-то сказал ей что-то близкое к утешению. Обычно люди смотрели на неё с неприкрытым ужасом, шокированные тем решением, которое она приняла, тем более в столь юном возрасте.              — Спасибо. Это очень мило, — она постаралась натянуть улыбку.              — Я не пытаюсь быть милым. Я пытаюсь говорить правду. — Он помолчал. — Как думаешь, ты когда-нибудь свяжешься с ними снова?              Гермиона покачала головой, но вспомнила, что он на неё не смотрит.              — Не уверена. Столько времени прошло, что я уже и не знаю, что было бы более жестоким. Они не смогут просто проигнорировать то, чего не помнят.              — Но ты же помнишь. — Голос Малфоя был таким тихим, что она почти не слышала его.              — Это моё бремя.              Он хмыкнул.              — Уверен, они скучают. Может, они не помнят, чего им не хватает, но оно где-то там, в их душах.              Гермиона не хотела больше обсуждать эту тему. Ощущение было такое, будто она сорвала корочку с заживающей раны: его слова жалили.              — На тебе та же одежда, в которой ты ушёл? — этим вопросом она явно привлекла его внимание — Малфой повернул к ней голову и покраснел. — И ты пришёл без обуви?              Он отвёл взгляд.              — Я получил твоё сообщение и запаниковал. Подумал, если ты зовёшь, то наверняка по срочному делу.              — Ты не собирался возвращаться? Даже зная, что они отправят тебя в Азкабан? — Гермиона до сих пор не верила в то, что сказал Тео.              — Ты просила меня уйти. Это твой дом. Тебе здесь безопасно. Я не хотел рушить твою безопасность.              — Почему?              Он не ответил. Смотрел на неё серебристо-яркими, беззастенчивыми глазами. Без слов. Под его взглядом Гермиона чувствовала себя уязвимой и беззащитной.              Она провела пальцами по его подбородку. Малфой прикрыл глаза, но быстро открыл их.              — Можно я вернусь домой, пожалуйста? — несмело спросил он.              Неужели это и его дом? Они оба называли коттедж так. Гермиона вспомнила о всепоглощающей пустоте, которая пробралась в каждый уголок в тот самый момент, как Малфой ушёл.              — Больше никакой лжи, — она держала его лицо неподвижным, стараясь передать всю серьёзность слов. — Ничего не получится, если ты продолжишь мне врать.              Его губы едва заметно дрогнули.              — Больше никакой лжи, — уверенно согласился он.              Гермиона медленно наклонилась и приникла к его губам — щетина царапнула чувствительную кожу.              Поцелуй вышел целомудренным. Если Малфой и был этим разочарован, то виду не подал. Вместо этого отстранился, смотря ей в глаза, смотря на необузданные после сна волосы, на пляшущие на носу веснушки и рот. На последнем задержал взгляд.              — Прости за всё, — он погладил Гермиону по щеке большим пальцем. — За то, что наговорил, за то, как себя вёл. Это было несправедливо. Ты меня поймала, но вместо того, чтобы просто поговорить, я на тебя набросился. — Палец замер. — Я пытаюсь отучиться от того, чтобы считать свою жизнь мусором. Это не оправдание, и ты не обязана проходить со мной этот путь. Я работаю над этим. Честно.              Извинения стали неожиданностью.              Ещё в юном возрасте Гермиона научилась не ждать немедленных извинений от противоположного пола. Гарри и Рон умели таить обиду. В конце концов они мирились, но не без того, чтобы изрядно потрепать друг другу нервы.              — Ты был прав, — прошептала она. — Насчёт того, что я готовилась бежать. После войны, после смерти Фреда, после того, как я чуть не потеряла Гарри, родителей… — она запнулась. — Я не знала, хочу ли впускать в свою жизнь кого-то нового. Я не была уверена, что готова рискнуть ещё одним человеком, которого могу потерять. Никогда не думала, что придётся. Я предполагала, что, наверное, останусь с Роном, но никак… я никак не ожидала, что это будешь ты.              — Гермиона…              — Нет, дай мне закончить. Пожалуйста.              Она сделала глубокий вдох.              — Я всегда стремилась быть идеальной. В школе, на работе… приходилось бороться вдвойне, чтобы в мире волшебников меня воспринимали всерьёз. Если честно, я боюсь. Всё время боюсь. Я боюсь потерпеть неудачу, разочаровать людей, потерять их, и я боюсь, что все поймут, насколько мне страшно. Поэтому я тебя оттолкнула. Потому что если бы ты не подкрался ближе, то не увидел бы, насколько несовершенна Золотая девочка. Я не знаю, что я здесь делаю. У меня нет ответов на все вопросы.              В комнате воцарилась тишина. Секунды шли, а щёки пылали.              Наконец Малфой заговорил:              — Я женился не на Золотой девочке. Я женился на Гермионе Грейнджер. Мне не нужно, чтобы ты была идеальной. Мне нужно, чтобы ты просто была собой. Со мной.              От этих слов хотелось рыдать.              Гермиона не знала, дело было в его пристальном взгляде, или в ощущении его кожи, или в том, что он наконец выдохнул, но она нашла в себе силы только кивнуть.              Малфой криво улыбнулся и вытянул руки над собой.              — Лучший сон за последние несколько дней.              — Поместье Ноттов не изобилует роскошью?              Он звонко рассмеялся:              — Типпи старалась изо всех сил, но мысли о разводе не давали пребыванию там стать достойным. Тео был просто счастлив. Возможно, я выпил несколько очень дорогих порций огневиски и вообще разгромил его сад.              Она нахмурилась, присматриваясь к порезу на губе.              — У тебя ещё осталась мазь?              Малфой смущённо улыбнулся.              — Она здесь, сейчас нанесу. — Он поднялся с кровати и вышел из комнаты, оставив дверь открытой. Гермиона потянулась и ушла чистить зубы, а потом направилась на кухню. Заварив чай, она услышала, как хлопнула дверь ванной, и принялась готовить завтрак. Был уже полдень, а после их ссоры она так нормально и не поела.              На кухне Малфой появился вымытый и выбритый, одетый в серые спортивные штаны и белую кофту. Выглядел он посвежевшим и больше похожим на себя, чем час назад. Он встал у стола, не решаясь сесть и теребя подол кофты. Так мялся до тех пор, пока Гермиона не расставила тарелки. Тогда он быстро поблагодарил её и стал ковыряться в еде.              Гермиона уже доедала яичницу, когда Малфой прочистил горло. Подняв взгляд, она увидела на его порозовевшем лице испуг и удивилась, не понимая, откуда взялась эта нервозность.              — Не хочу, чтобы ты думала, будто я делаю это, чтобы загладить вину или задобрить тебя…              Она недоумевая склонила голову. Он сделал вдох и полез в карман. Его длинные пальцы вытащили что-то мерцающее. Ещё раз глубоко вдохнув, Малфой положил предмет перед ней.              Это было кольцо.              Красивое кольцо.              Красивое кольцо с бриллиантом.              Гермиона уставилась на крупный овальный бриллиант. Она ничего не знала ни об огранке, ни о качестве, но понимала, что он крупный. Его держали крапаны, а само кольцо было усыпано ещё и крошечными камнями, поблёскивающими на плетёном золоте.              — Забрал, когда ходил в хранилища.              Она продолжала просто смотреть на него.              — Я подумал, раз мы женаты, у тебя должно быть кольцо. — Малфой барабанил пальцами по столу. — Какие-то реликвии они изъяли, но кое-что осталось. Это не самое экстравагантное кольцо, но я и не думал, что ты захочешь такое. Если не нравится, можем выбрать другое. Конечно, если вообще хочешь. Ты не обязана его носить. Я не претендую, ничего такого. Просто хочу, чтобы у тебя был выбор, — продолжал он.              Видя, что Гермиона по-прежнему не двигается, он потянулся за кольцом.              — Прости, это было самонадеянно. Я не подумал, что ты не захочешь лишний раз вспоминать об этом испытании. — Малфой уже собирался положить кольцо обратно в карман, но Гермиона его остановила. Он застыл под её прикосновением.              Она молча протянула к нему левую руку, чуть раздвинув пальцы. Малфой уставился на них. Подняв голову, он шумно выдохнул и медленно поднёс кольцо к руке. Бриллиант заиграл в лучах света, размывая по кухне радугу. Его ладони слегка дрожали, напоминая Гермионе о том, как они обменивались клятвами в тесном кабинете Азкабана. Малфой надел кольцо на палец, едва задев костяшку. Оно нагрелось и, сменив размер, идеально подошло ей.              Металл, опоясывающий палец, казался Гермионе более значимым, чем невидимая нить, обвивавшая запястье и руку. Она вгляделась в блеск золота и бриллиантов.              — Может, хватит нам называть друг друга по фамилиям? — она взглянула на Малфоя и поймала мальчишескую ухмылку.              — Не уверен, что смогу перестать называть тебя Грейнджер.              — Формально это уже не моя фамилия.              — Для меня ты всегда будешь Грейнджер.              По шее разлилось тепло.              — Значит, я должна продолжать называть тебя Малфоем?              Он слегка покачал головой.              — Мне очень нравится, когда ты зовёшь меня Драко. Это имя только моё.              — Драко, — из её уст его имя казалось чужим. Словно она произнесла заклинание, его зрачки расширились, а рот приоткрылся.              — Я хочу выйти, — слова вырвались из него с такой скоростью, что Гермиона едва не подпрыгнула. — В смысле с тобой.              — Со мной?              Он покраснел.              — На улицу. Куда-нибудь в магловское место. Я не привередлив. Хочу провести с тобой вечер.              — Вечер? Как свидание?              Малфой заёрзал на стуле.              — Необязательно давать этому такое официальное или серьёзное название. Можем просто даже в паб сходить выпить. Мы давно не проводили время вместе как нормальные люди. Я не хочу быть Драко Малфоем, самым ненавистным волшебником в Британии, а ты можешь не быть Гермионой Грейнджер, героиней войны. Я хочу быть просто Драко, а ты — просто Грейнджер. Просто мы.              — Просто мы. Было бы здорово. Сегодня?              — Это у тебя есть работа, — усмехнулся он. — У меня график свободный. Плюсы владения наследством.              Она закатила глаза.              — Думаю, я смогу внести тебя в своё расписание. — Гермиона задумалась. — Пойдём куда-то здесь?              — Бен упоминал о пабе в Лондоне, который ему нравится. Я подумал, может, стоит попробовать. — На лице Малфоя было столько надежды, что Гермиона согласилась.              Она тут же ушла собираться, или ей нужно было время прийти в себя.              Из всех моментов, которые изменили их отношения, этот разговор был единственным, которому Гермиона не могла найти объяснение.              Глупо было и дальше отрицать.              Она осторожничала, она сомневалась и изо всех сил противилась — самой себе и другим, — но пора было признать, что Гермиона Грейнджер испытывает к своему мужу нечто большее, чем жалость или любопытство.              У неё были чувства к Малфою, и она не знала, к чему это приведёт.       

***

      Она вышла из комнаты, и сердце забилось быстрее. Солнце садилось за горизонт, заливая коттедж. Гермиона застала Малфоя на диване — он читал, поджав колени.              Услышав шаги, он поднял голову.              — Выглядишь прекрасно.              Гермиона почувствовала лёгкое покалывание, когда, спрятав руку за спину, надела кольцо.              — Куда идём?              Захлопнув книгу, Малфой встал. Он успел переодеться в светло-серые брюки и белоснежную рубашку.              — В «Белую королеву». Это в Хэмпстеде.              — Можем трансгрессировать.              — Вариант идеальный, если только у тебя не найдётся ещё и мантии-невидимки.              Выйдя из дома, она вдохнула тёплый воздух и запах травы. Гермиона закрыла глаза, прохладный ветер распахнул кардиган, который она накинула поверх белого сарафана. Он был усыпан мелкими голубыми цветами, тускнеющими под лучами заходящего солнца. Когда она повернулась к Малфою, то заметила, что он смотрит на неё, приподняв уголок рта.              — Что?              Он покачал головой, остатки солнечного света заблестели на светлых волосах.              — Ничего. Пойдём. — Малфой взял её за руку и потянул к калитке. — Готова? — он крепко сжал ладонь.              — Да. Идём. — Не ослабляя хватки, Гермиона трансгрессировала за небольшую пекарню, в которую несколько раз заходила. Она попыталась отстраниться, но Малфой не дал ей высвободиться и зашагал с ней по улице.              — Отсюда недалеко. Бен говорил, это рядом с Хит-стрит и Черч-роу, так что не потеряемся. — Гермиона посмотрела на ближайшие указатели и поняла, что трансгрессировала их всего в нескольких кварталах.              Убедившись, что не придётся блуждать по темноте, она расслабилась, позволив Малфою вести её по тротуару. Его рука была тёплой, и Гермиона чувствовала, как он гладит кольцо большим пальцем. Знакомое напряжение, которое возникало рядом с ним, неумолимо росло каждый раз, когда она ощущала, как его рубашка касается её кожи.              Когда она уже не была уверена, что выдержит ещё одно касание, они остановились перед пабом. Золотыми готическими буквами на вывеске было выведено: «Белая королева». Малфой выпустил руку, потянул на себя тяжёлую деревянную дверь и жестом пригласил Гермиону войти. В пабе оказалось множество оливковых кожаных кабинок, а барная стойка из тёмного дерева была со стеклянными витражами. Посетители рассредоточились по заведению — отовсюду доносились звуки разговоров и звон бокалов.              — Выбирай, где сесть. Я схожу за напитками. Что хочешь?              — Белое вино? — Малфой кивнул и направился к бару. — Стой, разве тебе не нужны деньги? — Гермиона полезла в сумочку, но он отмахнулся от неё:              — Не надо, я сам. — Малфой ушёл, оставив Гермиону переживать, что он может дать бармену стопку галлеонов.              Она нервно огляделась и села в ближайшую кабинку. Кожаная обивка холодила спину. Через минуту Драко вернулся с пинтой пива и белым вином. Он плавно выдвинул стул и сел, поставив перед ней бокал.              — Насчёт выдержки не могу ничего утверждать, но оно алкогольное.              Она попробовала вино — оно оказалось приятным и довольно сладким. Сделав глоток, Гермиона спросила то, что её тревожило:              — Ты заплатил магловскими деньгами?              — Нет, обменял на яйцо украинского огнебрюхого дракона, — закатил он глаза.              — Не представляю, где ты только его прятал, — она сделала вид, что разглядывает его тело, и покраснела.              Драко слизал пену с губ.              — Я обменял немного денег в Гринготтсе. Мы же живем вблизи от магловского города. Подумал, было бы неплохо иметь их под рукой. — Его ответ был логичным. Напряжение в плечах немного ослабло.              — Мудро.              — Нервничаешь, Грейнджер? Боишься, что я нарушу Статут о Секретности из-за какого-то посредственного эля и дешёвого вина?              — Ты вполне можешь, насколько я знаю.              Он фыркнул.              — Я уже бывал среди маглов и даже выжил.              Она наклонила голову.              — Правда? Когда?              Малфой замолчал. Он постучал пальцем по столу и поднял бокал.              — То тут, то там. Даже богатый чистокровный не может не столкнуться с маглами в какой-то момент. Я был на виноградниках Забини, там неподалёку магловская деревня, вот мы и провели там ночь или две.              — Какой скандал, — Гермиона вскинула бровь. — Интересно, что бы подумали Священные двадцать восемь, узнав, что кто-то из них общается с маглами?              — То, чего они не знают, не может им навредить. — На миг его взгляд стал каким-то странным, но Малфой быстро улыбнулся. — Не то чтобы они обо мне много думали. Оказывается, можно не обращать внимания на геноцид, но вот жёлтая пресса — это уже слишком. В любом случае я с ними распрощался. — Он чокнулся с ней бокалом и сделал большой глоток. Хоть с этим Гермиона могла согласиться.              Вино не было ужасным и немного успокаивало. Они продолжали пить и разговаривать на более безопасные темы вроде ремонта в квартире Пэнси и любимых предметов в школе. После очередного бокала они уже вовсю смеялись.              — Легко! Зелья. По-настоящему стоящий урок.              — Тебе они нравились просто потому, что ты был любимчиком!              Он прищурился.              — Конечно, мне нравится быть любимчиком, как иначе. Только не похоже, что Слизнорт как-то по-особенному ко мне относился. Он едва на меня смотрел, не говоря уже о том, чтобы хвалить мои практически идеальные зелья. Никто не мог затмить Избранного.              — Не начинай, — простонала Гермиона. — Тот чёртов учебник был моим проклятием.              — Какой учебник?              Она тут же поджала губы, не зная, что ответить.              — О! Блондинчик!              Гермиона посмотрела на пожилого мужчину с помятым видом и седеющими русыми волосами. Он улыбался им с раскрасневшимися щеками.              — Сто лет тебя не видел!              — Простите, мы с вами встречались? — Драко поднял бровь.              Мужчина рассмеялся:              — Я же старина Леонард! Рад тебя видеть. Хотя, наверное, нет, раз «Герб» больше не работает. Понятия не имею, что там произошло, его просто закрыли, ни души внутрь не пускают.              Гермиона ощутила смущение. Этот мужчина явно считал, что знает Драко.              — Простите, Леонард, вы, наверное, с кем-то меня спутали, — добродушно ответил Малфой. — Мне часто говорят, что у меня лицо знакомое. Возможно, я вам кого-то напоминаю, но, к сожалению, мы никогда не встречались. Давайте угощу вас пинтой пива, познакомимся как следует?              Глаза мужчины заблестели, он с энтузиазмом закивал:              — Точно-точно, наверное, спутал. Мои глаза уже не те, что раньше. — Он повернулся к Гермионе: — Простите за беспокойство. Поздравляю новобрачных! Доброй ночи.              Драко провёл мужчину к стойке, где они болтали до тех пор, пока бармен не протянул Леонарду полный стакан. Малфой похлопал его по плечу и направился обратно.              — Ну, это было странно.              Драко махнул рукой:              — Видно, что он пьян. Может, это уловка такая ради бесплатного пива, но я не сомневаюсь, что этот бедный дурак и правда не в себе. — Объяснение было логичным, но кое-что не давало Гермионе покоя.              — Интересно, откуда он узнал, что мы недавно поженились? Мы же не упоминали об этом.              Малфой нахмурился, но быстро взял себя в руки:              — Возможно, заметил, как я на тебя пялился весь вечер. Тебе очень идёт это платье, — он окинул её взглядом и подпёр подбородок рукой. — Пусть это одно из самых скромных колец в моих хранилищах, оно всё равно довольно заметное, особенно на фоне твоих изящных пальчиков. Видимо, он просто догадался.              Пока Малфой говорил, его свободная ладонь начала спускаться от её обнажённого плеча к руке. Кожа покрылась мурашками. Гермиона сжала бёдра от внезапной тяжести, которую ощутила между ног. Он просто обезоруживал её своими прикосновениями.              — Хочешь ещё выпить или уйдём? — Мягкий свет ламп в пабе придавал его волосам блеск и подчеркивал тени на остром лице.              Сердце заколотилось.              — Кажется, я уже достаточно выпила.              Без лишних слов он встал и отнёс пустые бокалы к бару, оставив там несколько купюр.              Гермиона встретила Малфоя у двери. Он положил тёплую ладонь ей на поясницу и распахнул дверь. Она думала, он снова поведёт её по тротуару, но Драко свернул в переулок.              — Драко… — не успела она закончить, как он прижал её к стене и припал губами к шее. Застигнутая врасплох, Гермиона застонала.              — Всю ночь об этом мечтал, — его дыхание ласкало ключицу. — Хочу кое-что попробовать.              Она не нашла слов, смогла только кивнуть, когда он сильнее впечатал её в стену бёдрами. Ткань платья медленно поползла вверх. Как только юбка собралась на талии, Гермиона ощутила между бёдер жаркое дыхание. Внезапно она вспомнила, что они находятся в публичном месте.              — Драко, мы не можем… — лепетела она, пока он отодвигал трусы. — Люди… люди могут увидеть… — Гермиона ахнула: он прошёлся пальцами по влажной промежности, касаясь её самого слабого места.              — Сюда почти никто не ходит, нас не увидят. — Округа и правда выглядела довольно пустынной, даже фонари не освещали узкий переулок. — Можем остановиться, если хочешь, но нас не поймают. — Драко вошёл в неё кончиком пальца и слегка повернул его. Она вцепилась в его плечи и снова застонала.              — Хочешь, чтобы я остановился? — он замер, давая ей возможность собраться с мыслями. От него пахло пшеницей и алкоголем. Она знала, что должна сказать «да», но его пристальный взгляд не давал этого сделать. Казалось, что воздух между ними может в любой момент воспламениться и спичка — в её руках.              — Нет.              Большего ему и не понадобилось. Драко стоял перед ней на коленях, одной рукой придерживая платье, а другой уже стягивая трусы. Он спрятал их в карман и, когда Гермиона оказалась перед ним обнажённой, провёл носом по внутренней стороне бедра.              — Я этого раньше не делал, поэтому, пожалуйста, скажи, если что-то будет не так.              Это было единственным предупреждением, которое Драко успел озвучить прежде, чем языком коснулся промежности. Гермиона удивлённо дёрнулась, из-за чего ему пришлось обеими руками прижать её к своему рту. Без лишних слов он двигал языком, сосредотачивая всё своё внимание на клиторе. Она издавала громкие звуки, вместе с тем пытаясь удержать равновесие, опираясь на грубые кирпичи у себя за спиной.              Драко отстранился, луна осветила его мокрый подбородок.              — Нас никто не видит, но ведь могут услышать. Я нисколько не возражаю, но ты, возможно, посчитаешь иначе. — С этими словами он поправил платье, спустив его чуть ниже, и раздвинул складки, опаляя их дыханием. Гермиона прикусила щёку, чтобы не закричать. Он продолжал целовать её, пока снова не ввёл внутрь палец. Сгибая его, Драко начал выводить языком круги. Он впитывал каждое её движение и с любопытством исследовал тело с таким рвением, с каким она никогда прежде не сталкивалась. Его энтузиазм узнать, что ей нравится, и стремление доставить удовольствие удивляли.              Гермиона начала медленно раскачивать бёдрами, давление в теле всё нарастало и нарастало. Драко закинул одну её ногу себе на плечи. Он не переставал сгибать и разгибать палец, задевая чувствительные точки внутри, отчего она вся дрожала.              Ещё один поцелуй и сильное нажатие на внутреннюю стенку привели к тому, что трос оборвался — она вскрикнула. Драко вскинул руку, заглушая её стон.              Даже после того как он усмирил волну её наслаждения, когда она кончила, Драко продолжал ласкать её, пока чувствительность не переросла в боль. Он поправил платье и встал, впился в губы Гермионы обжигающим поцелуем — с её вкусом и запахом.              — Теперь можем идти домой, — он улыбнулся и поправил её волосы: они примялись об кирпичную стену.              — Но ты… — Гермиона опустила взгляд на его брюки. — Тебе и в прошлый раз не досталось.              Он уткнулся подбородком в её макушку, после чего вывел из переулка.              — Это не соревнование. Хотя я бы лидировал, — Драко усмехнулся, а затем выражение его лица смягчилось: — Я это сделал, потому что хотел, и хорошо, что ты тоже этого хотела. Я рад просто тому, что иду домой.              Они шли по освещённым улицам. Гермиона могла бы трансгрессировать прямо из переулка, что было бы самым разумным решением: где-то на задворках сознания она помнила предупреждение Ханны о недавних нападениях. Но пока Драко держал её за руку, хотелось оттягивать этот момент как можно дольше.              Дома Драко покормил Живоглота и выключил везде свет — эта вечерняя рутина казалась ему такой же привычной, как и ей.              Когда Гермиона лежала в постели, обняв его за плечи, она вдруг поняла, что перед сном не проверила ни барьеры, ни расшитую бисером сумочку.              Впервые за долгое время она чувствовала спокойствие оттого, что находится на своём месте и является самой собой.