Победителей не судят

      Совместная тренировка впервые прошла только через две недели, когда оба (по мнению Чонгука) были готовы вернуться в обычное русло. Диалог все же никакой не завязывался, только короткие фразы по делу, потому что Тэхен испытывал страх перед альфой и печаль. Нет, никакой ненависти не было, ни злости, ведь сам позволил поступить именно так. Нужно злиться только на самого себя, на стечение обстоятельств и природные потребности. Внезапная гроза развеяла всю летнюю атмосферу, пуская по чистому голубому небу черные тучи.       — Домой мы к вечеру, видимо, не попадем, — озадаченно произнес Чонгук, смотря в окно и лицезря усиления ливня. Внутренне он радовался, что успел потренироваться в последний раз перед такой опечаленной погодой. Приближался конец августа, никто не защищен от внезапной смены солнца на тучи. Альфа повернулся на ощутимый ветер, который Тэхен так спокойно впускал через открытую дверь, присев на выступе порога. — Тебе жарко? — да, омеге жарко, этот жар шел изнутри снова, разрывающе. И без каких-либо затруднений можно было догадаться — почему. Он не хотел смотреть на Чонгука, перехотел находиться здесь и сейчас, но этого не избежать: шаги приближались со спины. — Ты простудишься, Тэхен, — последнее слово отрезвляет и заставляет посмотреть на господина из-подо лба. — Встань.       Омега слушается, потому что звучит как приказ. В глаза не смотрит снова, чтобы не разрушать себя своими же «руками»; проще наблюдать за волнующей от капель лужей у прохода. Чонгука же больше завлекало не природное явление, а живое создание, от которого даже спустя столько времени исходил привязанный шлейф ароматов альфы. Вызвало какую-то теплоту, будто он присвоил то, что по праву является его собственностью, такой запретной и неправильной, но манящей. Легкие заполняются до краев из раза в раз, пока глаза смотрели в упор на эти спущенные вниз ресницы. Альфа боролся сам с собой где-то внутри, пытаясь понять; он неожиданно для обоих хватает слугу за подбородок и заглядывает в полные усталостью и печалью глаза, надеясь увидеть в них истину своих бушующих чувств.       — Тебе идет мой запах, — наблюдает за реакцией, но не видит чего-то цепляющего. Взгляд Тэхена не изменился, продолжая молчать.       Чонгук идет в атаку, или им что-то управляет? Он окунается всей душой в этот поцелуй, вынужденный для омеги. Надеется на взаимность хотя бы в этом, но все такая же горящая пустота в ответе. Тэхен не сопротивляется, потому что окаменел страхом, принимая более дерзкие движения и настрой. Альфа под порывом эмоций и нарастающей злости жмет парня к стене и заграждает все пути и попытки к побегу, как по-новому изучая его губы уже в здравом уме и рассудке.       Наплевав на моральные принципы и нормы, Тэхен отвечает все также неумело на эти ласки, снова и снова взрываясь внутри, давление подскакивает голову, кружа. Руки его для поддержки хотя бы физического состояния легли на широкие плечи, что через минуту оказалось фатальной ошибкой, сработав как какая-то красная тряпка для Чона.       — Нет, это неправильно, — Тэхен пытается спихнуть прилипшие к талии руки и отстраниться, уворачиваясь от поцелуя. — Это все неправильно, — он сглатывает комок слез, смотря в открытую дверь. Чонгук не слышит, кажется, или он и по-корейски теперь не понимает? Его губы оказываются на открытой части шеи, больно прижимаясь к сухожилиям. — Пожалуйста, Господин Чонгук! — он хотел выкрикнуть, но голос осел на том же уровне, где чужие руки безжалостно зажимали бедра. — Это богохульство! И издевательство!       — Я не верю в Бога, — нащупывает под рубахой спрятанный золотой крест и вытаскивает из-под ткани, разглядывая наиграно. — Он не увидит, — тонкая цепь разрывается на шее от резкого натяжения. — Он не накажет, — «оберег» зажимается в кулаке, который стремится к карману штанов, пряча как можно глубже. Омега замер, только его глаза бегали без разбора, будто ослепли. Грудь сдавил новый жар, оповещающий о потере незримой защиты от этого мира.       Чон выглядел как хищник, обезумевший, с тяжелым взглядом смотря на дрожащего парня сверху-вниз, а из его легких выходил с шумом горячий воздух. Он снова пытался победить самого себя, вглядываясь в лицо Тэхена. Гон прошел уже давно, а желание осталось до сих пор. Стиснутые зубы и напряженные скулы показывали некую раздражительность альфы.       — Дождь заканчивается, нужно возвращаться домой.       — Ударь меня, — его лицо все также близко к до сих пор ошарашенному Тэхену, который округлил после этих слов глаза еще больше. — Ударь меня, если считаешь нужным. Я не стану просить прощения, потому что ты получал от этого удовольствия не меньше, чем я. Даже думать не смел, что такой тихий парень окажется…       Звук звонкой пощечины разлетается по маленькому домику и долетает до ипподрома. Омега не хотел слушать ни единого грязного слова в свой адрес, поэтому сорвался, уже забирая на свое выражение лица доминантный взгляд с опущенными бровями, отрешая Чонгука на шаг назад.       — Ferme ta bouche, — цедит омега, чье достоинство знатно пошатнули в этот момент. Альфа опустился в его глазах, поэтому стоит прекратить какой-либо разговор прямо сейчас, чтобы не ухудшить хоть эти недорабочие отношения, конец которым и так близок. Он покидает дом первый.

***

      Тэхен успокоился, страхи и сомнения отпустили, придавая уверенности в своем состоянии. Пронесло, настроение в последние дни было приподнято, силы вернулись в мышцы, приступая к полноценной работе. Он больше не ждал и не молился, спокойно выполняя свои обязанности и переговаривая с Чоном так, будто ничего не произошло три недели назад и в том самом домике. Омега не обижается и не злится, он не умеет, поэтому решает оставить все, как есть, не разбираясь ни с чьими чувствами и эмоция: времени у них и так осталось немного. Тэхен не умеет обижаться. Его учили лишь закрывать все недовольства глубоко в себе и никому никогда не показывать, потому что это не волнует окружающих людей. Да кто такой этот Тэхен, чтобы показывать свое нутро со всеми переживаниями? В этом доме — никто. В родительском доме — никто. В приюте — никто. Просто монотонное существование, разбавленное теплыми лучами и свежестью природы, наполненными слезами, ласками и поцелуями. Тэхену нравится все, но за последнее винит себя больше, чем кого-либо, потому что это — неправильно. С точки зрения окружающих людей. Презренные взгляды и слухи прекратились: кстати, достаточно было момента, когда Чон увидел это своими глазами. Тогда он впервые в жизни повысил голос на своих слуг без прощения и с сильной яростью в глазах, защищая «свое», «присвоенное».       Очередной солнечный летний день пробуждал, подзывая парня на спешный завтрак. Сегодня он снова внепланово отправится на ипподром с Чонгуком. Скачки на носу, нужно выкладываться в полную силу. Об этом Ким узнал, как только открыл глаза. Был довольно удивлен и хотел отказаться, боясь уже пройденного опыта. Все-таки выбора у него нет, как бы сердце не изнывало.       На кухне уже вовсю кипела работа, Чимин носился из одного угла в другой, пока Тэхен сидел за небольшим столиком, наслаждаясь завтраком. Они не разговаривали, повар был слишком занят заготовками для предстоящей поездки, ведь сам не ожидал такой новости.       Усталость Чонгука выделялась синяками под глазами и чуть впалыми больше обычного скулами. Изо дня в день он разговаривал все спокойнее и не разбрасывался лишними словами, чтобы не утруждаться, а иногда вовсе замолкал, уходя в свои мысли не по желанию. Этот забег давит на него как никогда. Кажется, он боялся неудачного исхода, перестал верить в себя — впервые за всю свою жизнь. Некая дрожь навеивала плохие мысли.       С трапезой окончено, в спешке омега стал мыть свою тарелку и хотел бы поспешить на конюшню, но застопорился прям у дверей кухни с накатывающим ужасом смотря в деревянную поверхность перед собой. Глаза округлились, брови приподнялись, а ноги подкосились. Желудок жмет. Под руку попавшееся пустое ведро, что стояло рядом с порогом, было очень кстати, потому что юноша за секунду склонился и в конечном итоге сел на колени перед ним, опустошая желудок от недавнего завтрака до желчи.       Чимин, перепуганный звуками, бросает сковороду и подбегает к скрючившемуся парню.       — Тэхен, что с тобой? Что ты съел? — по пути он схватил влажное полотенце, которое поднес к покрасневшему лбу коллеги. — Только не говори, что ты ел ягоды с заднего двора от скуки, — с нервным смешком отдает ткань в дрожащие руки, наблюдая, как ею вытираются щеки и рот.       Тэхен молчит. Не ел он никаких ягод. Он сразу понял причину его рвоты, которая как ножом ударила по сердцу и будто забрала голос, потому что губы только скривились в попытке что-то сказать, но выглядел все равно как рыбка в аквариуме. Глаза наполнились слезами, вынуждая забиться в угол, чтобы спрятаться от всего мира. Снова это ощущение подпирает к горлу, отчего размахивает руками: намекает на помощь.       — Тэхен? — Пак на корточках подходит к трясущемуся телу с тем самым ведром и вдруг понимает сам, что никакое это не отравление, а последствие тех криков со стороны покоев хозяина. — Но как? Ты ведь не можешь…       И тут он пресекается поднятым пустым взглядом, который в свою очередь выражал многое, но неизведанное еще для Пака.       — Считай, я отравился. Не додумывай ничего, — хрипит и снова тянется к ведру, чувствуя эту накатывающую горечь опять.       — Нет. Ты не мог, я уже понял, Тэхен. Объясни мне, как это возможно? Бета не может иметь детей от альфы! Или у тебя было с кем-то… — в голову лезут всякие мысли и варианты такого нынешнего результата, навеивая только большую панику.       — Замолчи! — выкрикивает, подавившись. Слушать похабную клевету он уж точно не станет. — Ни с кем другим у меня ничего не было. Чимин, что ты несешь? От меня до сих пор пахнет Чонгуком за километр! Или ты думаешь, я приехал сюда не работать, а заниматься распутством со всеми подряд?       Повар прикрывает рот ладонью в знак извинения и раскаяния.       — Я расскажу тебе, если ты будешь молчать. Это только между нами, — собеседник кивает, смотря на серьезное лицо Кима. — Я здесь по очень большой ошибке. Я не знаю, почему протянул до этого дня. Чимин, он убьет меня, если ты ему все расскажешь. Прошу тебя, умоляю на коленях, делай вид, что ты ничего не знаешь. Я исчезну совсем скоро, и все вернется в свое русло.       — Что ты хочешь этим сказать?       — Я не бета, а всего лишь омега без запаха.       По тому же застывшему выражению лица все-таки скатывается тяжелая капля слезы. А в зрачках лишь надежда о спокойной предстоящей ночи за пределами этого дома.

***

      Дом Намджуна сильно отличался от тех, с кем он имел какие-либо связи. Да и территория участка была вдвое меньше, если ставить в сравнение владения Чонгука. Не так важно это было для мужчины; конюшни и расписной зал для гостей — вот, ради чего он доживает остатки своих лет. Ему не нужны фонтаны, фермы, огороды: лишние траты. Особенно, когда в семье столько детей, нуждающихся в обеспечении. Старший сын, Джин, не показывал хороших результатов в скачках, обучении и какой-либо работе, что никак не увеличивало бюджет, а запись на скачки и содержание коней удовольствие не из дешевых. Юнги — двадцатилетний альфа — наперекор всем семейным традициям и ожиданиям отказался от участия и поддержки отца, получив в ответ ультиматум, кой был только на руку главе. Военное дело — его страсть, ради которой он переехал в другую страну и отказался от денег Намджуна. Возвращается в родной дом крайне редко, в летние отпуска. В этом году он задержался, чтобы присутствовать на «гонках» по приглашению старшего брата и поддержать его. Семья все-таки, хоть и не в стабильных отношениях. Совсем младшего, Чунмена, не было на встрече — оставлен с нянечкой в соседнем здании, чтобы не мешать его сну.       Тэхен тяжело душевно ехал сюда, и с досадой думал по пути о том, что вступит на порог родного дома гостем, которого тут никогда не ждали и не ждут. Чонгук снова настоял, наплевав на общественное мнение. С прошлого бала уже ходят слухи, а теперь этот «бета» пахнет альфой. Это отвергало только больше от поездки. Родные стены давят, ничего не изменилось с последнего дня; возможно, только незначительная перестановка мебели. Картины, вазы, даже подсвечники все те же. У Кима ком в горле стоит весь вечер, вспоминая родную мать, с которой он проводил время перед сном на веранде, на какой выход смотрел сейчас не моргая. Хотелось пройти туда, подняться по этой лесенке из двух ступенек и войти в тот свежий воздух, наверняка такой же, каким был в детстве: свежий и яркий, наполненный детским смехом и теплой материнской улыбкой.       Омега старался никак не отсвечивать, стоя в углу, прям как десять лет назад, рельеф и вырезки которого запомнились на всю жизнь, кажется. Взглядов даже так не избежать, презренных и насмешливых. Отца почти не видно, но старшие братья часто мелькают перед глазами с утонченными женскими фигурами, одна сразу же вспомнилась Киму: та самая Джен ворковала по-любовному с Джином. Выглядело мерзко до рвотных позывов. Беременному омеге такое переносить сложнее… В этом он-то теперь уверен на все сто. Эти эмоции, ему хочется плакать каждую секунду, и не только здесь. Рядом с Чонгуком даже сильнее, чем от воспоминаний о матери и том времени с отцом. Мысли о будущем еще подливали воды под веки, которые за последние два дня стали заметнее красными.       — Друзей держи близко, а врагов еще ближе? Ты такому принципу следовал? — спокойный и достаточно тихий голос отца появляется из ниоткуда, заставляя повернуть голову в бок. — Шлейф за тобой чувствуется за милю, ты чем думал, сын?       — Мне запрещено с Вами разговаривать.       — Ты в моем доме, мой почетный гость. Почему я не могу поговорить с тобой?       — Это и мой дом тоже, если память мне не изменяет, — Тэхен глотает все колкие приступы обиды, держа лицо и голос на строгий и серьезный манер.       — Он станет твоим снова, когда я получу желаемое. Ты сам знаешь, о чем я.       Омега решил промолчать и упереться умоляющим взглядом в проходящего воздушной походкой Чонгука. Глоток спасения, который был так необходим сейчас. Альфа моментально улавливает этот сигнал и призыв на помощь.       — Мне очень льстит, Намджун, что ты донашиваешь за мной все то, чего не смог достичь сам. Даже Джен с твоим сыном, хотя чего я ожидал? Теперь ты собрался и моего помощника увести? Уж слишком часто я вижу тебя рядом с ним, — в его веселом голосе через улыбку чувствовалась самая раскаленная желчь, прикрывая своей спиной подопечного, похожего на зажатого котенка. Чонгук обладал необыкновенным характером и слаженной речью: он никогда не позволял себя перебить, говоря громко и достаточно быстро с настойчивым и бесстрашным зрительным контактом. Намджун, хотевший вставить свое слово на столь не душевные слова, лишь застыл с открытым ртом и немым началом разговора на губах. — Помнится мне, в вашем доме есть пианино? Может, разбавим эту душную до потери сознания обстановку прекрасной игрой Тэхена? Никто не пожалеет об этом.       Теперь и Ким младший застыл с лицом отца.       — Конечно, — его виски за секунду вынуждено расслабились в раздражении, опустив брови. — Прошу, пройдемте за мной.       Омега стоял бы статуей, истекая потом под одеждой, если не Чон, подталкивавший его за локоть. На лице парня невозможно было разглядеть конкретную эмоцию, одни лишь глаза выражали целый спектр воспоминаний. Руки и ноги мелко дрожали, не желая приближаться к роковому инструменту, которое напоминало о счастье и о боли одновременно. Намджун говорит что-то вслед сыну об этом агрегате, упоминая в своей речи слово «жена». Это передергивает, а рядом с ухом даже стекает капля пота. Чонгук не видит уже лица своего «возлюбленного», оставшись в толпе, которая с нетерпением ждала новую тему для обсуждения, ведь Тэхен сегодня в самом центре внимания. И не только из-за сцены, но хотелось послушать, на что способен этот бета.       Тонкий слой пыли прилипает к влажным пальцам, пытающимся открыть крышку. Этот запах рисовал силуэт матери, эти клавиши и царапины на них. Все напоминало о той части счастливого детства. Только вот ноты вылетели из головы за секунду.       — Приступай, — брезгливо цедит Намджун и спускается со своеобразной сцены.       Тэхен не смотрит на руки, он не хочет ужасаться от самого себя. Его взгляд устремлен в окно, вплотную с которым и стояло пианино. За плотными шторами было уже темно — поздняя ночь, но перед глазами всплывал лишь пейзаж раннего летнего утра, пение птиц и едва качающихся листьев от легкого ветра. Это успокаивает и дает полноценно давить на клавиши. Звук расстроен, но это услышит лишь музыкант, знающий, какой должна исходить мелодия. Грустные ноты поддавались сейчас омеге, который не думал о своих действиях. Тяжелый, мрачный тон, моментами даже тревожный, олицетворял бушующее состояние исполнителя, чей слух мог уловить в этот момент только бьющееся сердце.       В толпе просят что-то повеселее, мерзко выкрикивая. Тэхен останавливает свое выступление, не желая даже смотреть в искривленные рожи. Он не хочет искать там и утешения, и какого-то одобрения от Чонгука. Хоть бы под землю провалиться и не чувствовать ничего.       Парень встает с места и проскальзывает сквозь слушателей, уже не справляясь со своими эмоциями, которыми правят гормоны. Может показаться, что у Тэхена аллергия на все эти балы и большое количество людей — постоянно он ссылается на плохое самочувствие. В этот раз он не сбежит и не думает об этом, успокаивая себя зеленым чаем под ночным небом в тишине.       — Прошу прощения за то, что не оправдал Ваши слова, — омега ощутил спиной вошедшего на веранду альфу. — Я слишком переволновался.       — Не извиняйся, я все прекрасно понимаю. Ты хорошо отыграл, мне понравилось.       Чонгук сделал еще один шаг ближе к поникшему парню, вдыхая это умиротворение прохладного ветра.       — Почему мы здесь? Вы не любитель шумных встреч, но продолжаете соглашаться.       — Я не хочу казаться в чужих глазах каким-то невеждой, потому что подобные встречи — часть жизни этого общества, — альфа все же садится напротив Тэхена, за стеклянный чайный столик.       — Вас так волнует мнение остальных? В этом разве есть счастье?       — Потерпеть пару часов не так уж и затруднительно.       — По Вашему выражению лица каждый раз я бы такого не сказал. И о каком уважении к окружающим может идти речь тогда? — чашка непринужденно ставится на стол, а пальцы стремятся расстегнуть золотые мелкие пуговицы душащей и стягивающей ребра жилетки черного цвета. Следом расслабляется и ворот светлой рубашки.       — Никого не волнует, что я чувствую. Всем важно обсудить меня, либо обсудить со мной. Не более, — закидывает ногу на ногу и сам создает зрительный контакт, привлекая к себе внимание блестящими темнотой зрачками.       — Для этого придуманы личные встречи, похожие на нашу в данный момент. Спокойную и без лишних ушей.       — Ты не понимаешь…       — Никогда не понимал, — перебивает, одарив томным взглядом. — И не пойму, а Вы продолжаете обманывать самого себя, ища оправдания.       — Что на тебя нашло? Ты не в духе, это не похоже на тебя. Даже посмел слово поперек моего сказать.       — Ничего страшного. Вам на пользу, чтобы припустить пыл.       Последний глоток чая намекал на возвращение в зал, но Тэхен остался, а Чонгук вместе с ним. Они не смотрели друг на друга более, подняв чуть головы к звездному небу. Иногда альфа пускал легкие смешки своим же мыслям: бета раскрывает свой характер и это даже радует, потому что сердце прощает каждое холодное слово. Ким слышал это тихие всплески эмоций и хотел бы скривить губы в недовольстве, но продолжал сидеть с «пустым лицом».