Lost in time

Фотографии окутывает огонь, который протягивает к Даниле свои руки и небрежно жалит кончики его пальцев. Как бы Кашину хотелось, чтобы фотографии забрали с собой всё: временную петлю, постоянные сомнения и ошибки, совершаемые из раза в раз. Он ненавидит это послевкусие, растекающееся по всему телу после прощания. Данила так много молчал, что сейчас, наверное, не в силах хоть как-то объяснить, зачем он всё больше следит там, где давно уже не осталось места. Его опухоль росла со скоростью света, укрепляя свои серебряные прутья. Избавившись от них, ему на момент показалось, что он наконец-то убежал от ложного чувства вины. Ему не должно быть стыдно перед Русланом. Руслан умер по его вине только один раз, а все остальное — это стечение обстоятельств. Значит ли это то, что все его чувства были попыткой искупаться перед Тушенцовым? Данила закрыл уши руками. Ему показалось, что после долгого непрерывного пищания он услышал, как с ним заговорил Руслан. Это было похоже на высказывания другим языком, путаницу в буквах, невнятное изъяснение каких-то символов. В один момент его речь перешла на хрип, будто Тушенцов захлёбывался в собственных словах. Данила слегка приподнял ногу; под кроссовком образовалась лужа бордовой крови. Кашин сразу прилип к стене, медленно взобрался по ней наверх, оставляя за собой тянущийся след. Кто-то постучался в дверь. Данила заметил, как резко подскочило сердце, а за ним подключились и все остальные органы чувств. За всплеском адреналина таился страх, который Кашин так долго таил. Чувство вины стало настолько огромным, что теперь разрывало границы его воображения. Дверь кабинки слегка покачнулась, и Данила увидел знакомую потрёпанную обувь. Перед ним стоял Руслан, весь бледный как смерть. Его ноги были покрыты синяками и ссадинами, застывшей корочкой от крови и тянущимися участками мертвой кожи. Большая часть его одежды была разорвана, будто часами ранее её смаковали дикие псы. Лицо у Руслана было неживое, совсем мертвое. Данила прижался к стене плотнее, зажмурил глаза и закрыл уши. Он расфокусировался, рассеянно начал метаться между собственными мыслями и словами. Он не станет извиняться за то, чего не было. Не его вина в том, что смерть каждый раз выбирает в жертву Руслана, но каждый раз именно из-за него все начинается по кругу. А может ли на месте Руслана оказаться кто-нибудь другой? Данила несколько раз не откликнулся на собственное имя. Когда к нему активно начали прикасаться, Кашин приготовился драться насмерть, но по отношению к взволнованной девушке это было абсолютно неправильной реакцией. — Эй, ты в порядке? — Что ты здесь делаешь? Это мужской туалет. — Во-первых, никто не жаловался, когда ты с Лерой зависал в женском. Во-вторых, я знаю. В-третьих, ты сам меня позвал. — Куда позвал? Ничего я тебя не звал. — У меня есть переписка. Данила прикрыл лицо руками, пытаясь собрать остатки своих галлюцинаций. Даша в это время устремила взгляд в мусорный бак, в котором на стопке фотокарточек сверху лежала одна, что ещё не успела полностью себя изжить. На ней Даша заметила половинку знакомого лица. — Это Руслан? — Что? Какой нахрен Руслан? Данила взглянул туда, куда показала ему Даша. Ещё этого ему не хватало. Он резко выдернул девушку из кабинки, хлопнул дверью так, что та чуть не сорвалась с петель. Даша лишь удивлённо на него посмотрела, но страха как такового не испытала. — Соизволишь оставить меня одного? — Данила прыснул ей в лицо своей надменностью. — Мне подождать снаружи? Данила слегка задумался, но, кажется, отказать в таком предложении не смог. — Да. Даниле пришлось быстро замести за собой оставшиеся следы: мусорный бак он слегка залил водой, потушив небольшой огонек, пылающий в самом низу; фотографии отправил в далёкое плавание по канализационным трубам. Только ту самую верхнюю фотографию, на которой остался небольшой след, он забрал себе. Хотелось разобраться с ней по-особому серьезно. С Дашей он пересекся уже в коридоре, когда они вместе направились навстречу неизведанному пути. — Ты знаком с Русланом? — Какая разница? — Большая, — за всю их недолгую прогулку Даша ни разу на него не взглянула. — Я не знала, что вы знакомы. Мне казалось, вы абсолютно разные. — И ты правильно мыслила, поэтому мы больше не общаемся. — И только? Наконец-то Данила её остановил. — У нас здесь допрос или что? Слушай, может, мне ещё тебе всё в деталях пересказать? — Как хочешь. — Это была ирония. — Да ну, — Даша на секунду даже остановилась, пытаясь своим чопорным взглядом пристыдить Данилу. Да, у нее это отлично получилось. Они продолжали идти в суматохе, в призрачном тумане иллюзий. Данила, кажется, начал терять грань времени. Какой сейчас час? Какой сегодня день? — Ты алармист. — Я не алармист. — Нет, Данила, ты алармист. Мне со стороны виднее. — Спасибо за твой честный взгляд. Сколько звёзд мне прикрепишь в отзыве? — Пожалуй, ноль. Ненавижу всю эту тему со звёздами. И тут в Даниле перемкнуло. — Давай, я даже угадаю из-за кого. — Ну же? — Руслан? Даша усмехнулась. — И кто из нас на нем помешан? — Давай, ты ещё переверни все так, будто это я тебе с ним мозг вывожу. Добренко вывернула ситуацию в свою сторону: теперь Данила, кажется, не мог больше отнекиваться. — У тебя есть идеи, куда можно сходить? — Да. Ты же не против, если мы кое-кого навестим? — Только в пределах разумного. Даша улыбнулась. Знал бы Данила, что она подразумевала под этим предложением. Его проблема, что он не уточнил этого прежде, чем девушка привела его к старому кафе. Да не просто к кафе, а обвела его вокруг, чтобы зайти со стороны ненужного тряпья, мусора и заседавших рядом собак. — Серьёзно? — Да. Подожди немного, — Даша отправилась вглубь склада различного мусора. Данила почувствовал, как на него мигом нахлынули воспоминания. Совсем недавно, казалось бы, он захлёбывался здесь в своём одиночестве и только встречался лицом к лицу с преследовавшими его воронами. А сейчас снова стоит в том же месте, но уже спустя несколько временных петель. Все эти совпадения и случайности уже не кажутся ему такими случайными. Это похоже на длинные и чьи-то очень последовательные ходы. Собаки рядом подали голос. Одна из них встала на лапы, разинула пасть и медленно попятилась назад. Данила сразу окликнул Дашу, копающуюся в бесчисленном завале коробок. — Может, свалим? Тут псины какие-то бешеные. — Не говори так. — Подождем, пока ты заразишься бешенством? — настоял Данила. Даша и глазом не повела. — Мы уже день знакомы, и я вроде ещё не заразилась. — Как остроумно, — Данила закатил глаза. — Слушай, я серьезно. Мне кажется, что с ними что-то не так. — Ты просто не пытаешься взглянуть на них с другой стороны. Даша наконец-то выкопала то, что так долго искала: в руках засверкала белая коробка. Что-то в ней разом начало биться друг о друга. — Ты прячешь бухло рядом с отходами? Ебануться. Ты вообще сдурела? Ещё лучше места не нашлось? — Оно не совсем моё. — Ну нахуй. Нет, — Данила покачал головой. — Какая разница? — Большая. Мы не будем пиздить чужое. — Они всегда здесь что-нибудь оставляют. Либо воруют сотрудники, либо — мы. Данила, это будет им уроком. — Ты просто хочешь оправдаться. — Да, — Даша пожала плечами. — Ты со мной? И всё-таки это не самое худшее, на что соглашался Данила. В конце концов круговорот воровства никогда бы не прекратился, если бы он остановил самую маленькую фигуру в этой цикличной афере. — Давай быстрее сматываться. Кажется, на этот раз Данилу услышала не только Даша. Через тяжёлую дверь выглянул сотрудник в форме; его глаза широко распахнулись — Даша за шкирку оттащила Данилу прочь от залежей мусора. Они помчались так быстро, насколько им позволял бьющий в теле адреналин. Коробка без остановки подпрыгивала у Даши в руке, картон успел въесться ей в ладонь. Данила слышал, как вопли собак сменялись человеческими, вполне четкими и ясными. Даша сжала его запястье, тащила за собой по улицам, сворачивая в любые переулки. Они искали место отступления. Данила забывал, что когда-то Даша действительно была такой: бойкой и своенравной. — Охуенный план, — услышала Добренко со спины. — Просто идеальный, блять! Она отпустила его. Прижавшись к стене, старалась перевести дыхание и одновременно проверить целостность украденного. — Красть у воров — это не такое уж и преступление. — Я не об этом, — Данила рукой смахнул наступавшие капли пота со лба. — Хотя нет, погоди, об этом. Почему ты сразу не сказала, что мы собираемся что-то у кого-то пиздить? — Потому что ты бы зассал. — Я? Ты что-то путаешь. Добренко улыбнулась. В отличие от Данилы её эта игра очень забавляла. — Даже сейчас ты жалуешься. — Потому что я не был посвящен в твой "охуенный" план. — Потому что тебе нужен толчок. Ничего бы ты без меня не сделал. — Вот именно, — Данила сам не понял, было ли это хорошо или плохо. — В этом и дело. Даша чувствовала, что их с Данилой разделяет мнимая граница. Данила её пересечь боялся, а вот Добренко уже давно стояла по ту сторону баррикад. Как только она протягивала руки Кашину, то он, как маленький ребенок, терялся и боялся сделать решающий шаг. И Дашу это вовсе не раздражало. Она бережно переводила его по этому мосту, иногда останавливаясь для передышки. И сейчас, когда Данила зависим от кислорода, Добренко снова даёт ему шанс отдышаться. — Я не только поэтому тебя позвала. — Теперь хочешь пойти грабить магазины? — Нет, — Даша улыбнулась, — но это хорошая идея для следующей прогулки. Девушка, зажатая между двумя забегаловками, оглянулась по сторонам, пытаясь сориентироваться. Дело гиблое. — Ты знаешь, в какой стороне городское кладбище? — Я не пойду раскапывать трупы, — Данила, кажется, даже не шутил. — Данила, я не занимаюсь вандализмом. — Это не вандализм, а осквернение памяти умерших. — Я даже знаю, к чему ты это сюда приплел. Данила аж сам проникся интересом. — Три года назад кто-то разворошил надгробие твоего деда. Я ведь не путаю? — О, да, давай тогда поговорим об этом. Когда кто-то пытается отомстить мне тем, что пляшет на могиле моего деда, то последнее, что я могу им сказать — это спасибо. Нахуй вандалов. — Я понимаю. Просто не все люди любят монополистов. — Моя семья не настолько ужасна. — Данила, твоя семья варится в очень щепетильной теме. Оступишься — и ты труп. Для Данилы эти разговоры были не просто не приятными, а крайне болезненными. В любом случае позволить так с собой точить лясы он не мог: эта тема поднимается только в кругах семьи, но никак не с незнакомцами. — Что ты можешь об этом знать? — Я могу говорить о том, что вижу, — Даша склонила голову в другую сторону. — Хочешь доказать мне обратное? — Хочу доказать тебе, что ты понятия не имеешь о чем пиздишь. — Значит, всё-таки хочешь со мной поспорить? — Отвали, — Данила развернулся. — Не обижайся, — послышалось нагло от Даши. Для Кашина это был вызов, который, отклонив, он бы доказал свою трусость перед чужим упрямством. И всё-таки у Даши очень хорошо получалось играть на его чувствах. — Слушай, это какой-то прикол? Думаешь, мне нравится вот так хвостиком за тобой таскаться? — Я бы сказала, что ты в восторге. — Ага, в пиздецки каком. И всё-таки Даша не отступила: — Так ты знаешь? — Да. Я даже знаю, как мы можем туда добраться, — и перед тем, как девушка снова убежала бы, не дав ему и капли объяснений, Данила её остановил. — Для начала скажи, зачем мы туда идём. — Поведаться кое с кем. Разве это неочевидно? — Я ненавижу встречи на кладбище. — Я тоже, — Даша пожала плечами. — Просто не могу пройти мимо. Всегда чувствую, что меня там ждут. Данила вывел её в свет. Ветер унес какую-то листовку; машина пронеслась прямо перед глазами. Данила снова ощутил себя обновлённым, абсолютно другим, таким, каким он был при первом знакомстве с Русланом. Люди все чаще начали проникать в его жизнь и изменять её. Изменять начала Кашина и петля. Даты были одинаковыми, а их содержание — каждый раз новым. Они с Дашей молча прошли несколько забегаловок, прошли полицейский участок и несколько жилых домов, прежде чем добраться до возвышающихся ворот городского кладбища. Тишина Данилу не удивляла, она, кажется, наоборот сохраняла его рассудок. Умиротворение, которое он получал от этого места, казалось странным. Он наконец-то почувствовал себя в нужном месте и в нужное время. Казалось, он ждал этой встречи так долго, что сейчас она разрывала ему сердце. Даша шла уверенно, четко знала, куда ей сворачивать, а куда — нет. Насколько часто она здесь бывала? Вспоминая, что произошло тогда на склоне, Данила бы даже не удивился тому, что она заранее высматривала себе здесь местечко. Даша прошла несколько десяток могил, но так и не сбавляла шагу. Она, кажется, вообще не интересовалась надгробиями. Когда Даша вышла на пустой зелёный участок, то Данила сразу позвал её обратно: — Притормози, ты уже прошла тропинку, — но Даша не услышала. — Эй! Она села под массивным дубом, который тенью укрыл её от посторонних взглядов, но не от Данилы. Он подошёл чуть ближе, пытаясь разведать обстановку. — Ты чего? — Садись, — девушка освободила место рядом с собой. И Данила сел. Выбор, кажется, у него ограничивался только согласием. В небе уже разворачивался красивый вечерний пейзаж; оранжевые лучи падали на могилы, согревая их своей теплотой. Где-то вдали все еще слышалось гудение машин, разговоры белок и своеобразные разборки собак. Все просто напоминало о когда-то родном доме, который Данила терял снова и снова, а потом, как будто ничего и не происходило, приобретал новый. Он чувствовал себя потерянным. Когда Кашин начинал думать о том, что произошло после того рокового дня, ему становилось тошно. — Помнишь собак, от которых мы убегали? — Я их ещё долго не забуду. Даша улыбнулась. Ногтем она слегка поддела землю, образовывая небольшую ямку. — Я похоронила здесь одну. Прямо под этим дубом. Данила быстро подскочил с земли, но Даша сразу же усадила его на место. — Я сейчас сижу на трупе собаки? — Господи, нет. Я бы не смогла так жестоко обойтись с ней. — Тебе меня совсем не жалко? — Ни капельки. Даша выудила две небольшие бутылки из коробки, сразу предлагая одну Даниле. А Данила и не нуждается в том, чтобы его просили два раза — он берет бутылку и стягивает с неё крышку. — Я никогда не думала, что смогу так сильно привязаться к кому-нибудь. Она очень сильно болела, а я все равно пыталась её вылечить: еду носила, ухаживала, играла. Я хотела забрать её к себе, но не получилось. Она умерла на следующий день. Я не хотела, чтобы её вынесли со всем этим хламом, а потому решила похоронить. — На городском кладбище? — Да. — И никто не видел? — Никто. Данила, всем всё равно, пока ты не посягаешься на других. Данила почувствовал, насколько сильно Даша пыталась не поддаваться эмоциям: она вся сжалась, сомкнула губы и уставилась на землю, будто мысли о питомце не вызвали у неё такой горечи, которая была раньше. Он отпил ещё немного, прежде чем нарушить тишину. — Я думаю, что ты поступила правильно. Я бы сделал так же. — Это здорово, когда у тебя есть тот, о ком можно заботиться. Данила промолчал. Он не был уверен, что в его случае это было правильное описание его чувств. — У тебя есть такой человек? — Я не хочу об этом говорить. — Данила, даже если ты не расскажешь об этом мне, тебе придется рассказать это тому человеку. Ты прекрасно это понимаешь. — Это не твоё дело. — Не мое, — Даша устремила взгляд на багровый закат. — Но я единственная, кто может сказать тебе эту вещь. Странно, как жизнь меняет их местами. Данила никогда бы и не подумал, что Даша может оказаться настолько близким для него человеком. Она была настолько понимающей и настолько рассудительной, что Кашин все ещё не мог понять, как она осмелилась на смерть. Как такие проницательные люди могут совершать настолько ужасные поступки? — Я бы хотел извиниться, — начал тихо Данила. Даша удивилась. Она не знала Данилу достаточно хорошо, чтобы делать хоть какие-либо утверждения, но была уверена, что для него извинения — это непосильно трудная задача. — Чего это так? — Просто хочу избавиться от чувства вины, — Данила ненадолго прикрыл глаза, — за всё, что я сделал. — Ты очень виноват. И не только передо мной. Я дала тебе шанс только по одной причине: я вижу, как ты меняешься. Неужели эти изменения настолько колоссальны? Почему все так спешат заострить на этом своё внимание? Ответ один: каждый виток времени заставляет Данилу сталкиваться всё с большим количеством трудностей. Он застрял в одном и том же месте, в том же времени и пространстве. Весь его простор заканчивается там, где заканчивается пятница. Данила всматривался в проблемы, которые лежали на поверхности, даже не пытаясь взглянуть на те, что таились гораздо глубже. Он оставлял самые серьезные вопросы нетронутыми, будто они никогда не имели объяснений. — Хочешь сходить со мной в клуб? — Если мне снова придется вытаскивать тебя из какой-то задницы, то нет, спасибо. Мне и своих неприятностей по горло хватает. — Нет, — Даша слегка улыбнулась. — Спасибо ещё раз за то, что пришел на помощь. — Обращайся. И вечер поглотил остаток дня. Их накрыло волной, которая медленно утаскивали под землю: туда, где им двоим и было место. В клубе было жарко: люди соприкасались, сталкивались и наслаждались контактом. Что насчёт Данилы и Даши? Они сидели ровно там же, где и впервые удосужились познакомиться. Даша трубочкой водила кубики льда по дну стакана, а Данила с интересом разглядывал людей. Кашин испытал бокетто: ему казалось, что перед глазами просто менялась картинка. Данила мог сравнить это с линзовидной живописью: когда изображение меняется в зависимости от того, под каким углом ты посмотришь на карточку. На этот раз Даша размешивала только спрайт. Ей казалось, что, выпив перед Данилой снова, она покажет ему свои уязвимые стороны. Сегодня ей хотелось бы избежать тех откровений, которые она могла бы приподнести ему на блюдечке с голубой каёмочкой только из-за опьянения. Она рассчитывала, что получит какую-то информацию взамен. Ей нужно было знать, что они обмениваются чем-то важным не из-за алкоголя в крови, а из-за честности друг к другу. Музыка пыталась размазать мозг по стенкам черепа, но тот отчаянно боролся за свою жизнь. Даниле было бы легче отрезать себе уши, чем продолжать слушать басы, отдающие разрядом в тело. Ему казалось, что он пульсировал в такт с музыкой: громко и четко. Это было неприятное потряхивание, которое провоцировало на треск в мыслях. — Ты в порядке? — наконец спросила Даша, когда манипуляция со льдом перестала доставлять ей удовольствие. — Хреново, — Данила спрятался от пурпурного цвета. Девушка выждала несколько секунд, чтобы её просьба не прозвучала настолько нахально и бестактно. — Ты сможешь оплатить счёт? У меня ни гроша. — Мне даже интересно стало: ты пригласила меня, потому что хотела поговорить со мной, или потому что никто другой не заплатил бы за тебя в этом ебучем клубе для ебучих дебилов? Данила сам себя обманывать не стал. — И то, и другое, — подтвердила его догадку Даша. — Не хочешь меня обидеть? Мило. — Хочу. Мне просто не выдаётся возможности. Данила никогда бы не подумал, что Даша способна на такие колкости. Она представлялась ему абсолютно другой: нежной, тихой, скромной. Так почему сейчас Добренко казалась полной противоположностью себя? — А ты всегда была такой? Даша с удивлением на него посмотрела. — Какой такой? — Бойкой, я бы сказал. Ты, ну, — Данила качнул головой, — на моей памяти всегда была тихой. — Ты знаешь, из-за чего я была тихой. А до того случая мы даже не пересекались, — она даже не подумала взглянуть на Данилу. — Дело только в этом? Из-за вечеринки? Добренко вдруг закашляла. Рукой, сжатой в слабый кулак, она прикрывала рот. А вот её глаза приобрели недоброжелательный вид и уставились прямо на Кашина. — Данила, — четко отчеканила Даша так, словно уже была готова вонзиться ногтями ему в глотку. — Это не то, о чем я хочу сейчас говорить. — О, да неужели ты наконец-то в моей шкуре? Теперь ты понимаешь, что я пытался тебе сказать? Данила начал конфликт — Даша не хотела его продолжать. Она чувствовала, будто в ней не осталось ничего, что позволило бы ей тягаться с Кашиным в таком глупом споре. — Я выйду на улицу, — Даша наконец поднялась с барного стула. — Приходи ко мне, как остынешь. — Как остыну? Ты прикалываешься? — Данила, ты весь на взводе. — Я не на взводе! Данила стукнул по столу так, что все люди в ближайшем радиусе накинулись на него с вопросительными взглядами. Его бравада была бесцельной: доказать Даше абсолютную нелепицу. Даша лишь пожала плечами и аккуратно, словно кошка, начала пробираться к выходу. Сказать честно, Данила ещё никогда не видел, чтобы люди так искусно избегали любых соприкосновений. В этом Добренко обыгрывала даже его. Данила соловел, когда раз за разом взглядом цеплялся за свой стакан. Ему казалось, что стёклышко начало медленно расходиться по краям. Словно оно вот-вот готово брызнуть ему в лицо. И почему Даша решила, что он на неё взъелся? Ничего он не взъелся. Ему просто казалось, что это несправедливо, когда он должен с ней чем-то делиться, а она — лишь слушать и наблюдать. Так зоологи обычно наблюдает за зверьками, чтобы понять их повадки и привычки, а Данила — не зверёк, и у него есть чувства и мысли на этот счёт. Он наконец-то поднялся, чтобы догнать Дашу — его будто огрели чем-то тяжёлым. Данила почувствовал, как потускнело в глазах, как свет сменился тьмой, а потом неон снова брызнул ему в глаза. Зрение вернулось в норму. Атараксия захлестнула с головой, как жизнь снова ударила в тыл: он перестал видеть лица людей. Их заслоняла темная пелена. Она лишала Кашина возможности взглянуть кому-либо в глаза. Глаза. Крошечный кровеносный сосуд лопнул прямо под прозрачной оболочкой. Данила проморгался, но лучше не стало. Намедни у него уже случалось несколько приступов. Так что же происходит? Обострение? Важно только одно: чтобы это всё наконец-то закончилось. Он метнулся вглубь кучки, но его сразу вытолкнули обратно. Данила отлетел к другому концу барной стойки, попутно ударившись головой о верхний ярус с галогеновой подсветкой. Его схватили за руки и подтянули к себе. — Эй, всё в порядке? Чей-то тревожный голос ввёл его в состояние саспенса. Данила просто не хотел в это верить. — Не трогай меня, ебанат! Кашин отскочил от Ильи как от огня. Дыхание участилось; челюсть судорожно дрогнула от напряжения; глаза тяжело воспринимали облик бывшего друга. Даниле показалось, что он снова чувствует, как теряет сознание. — Успокойся. Я только хочу... — Мало ли что ты там хочешь! Данила понял, что абсолютно потерял контроль. Он забился так, словно Илья представлял ему опасность, норовил причинить боль или что-либо хуже. Это было то, чего он действительно боялся, находясь с ним рядом. Он боялся всей той ненависти, которую так долго копил для одного человека. В прошлой петле он напал на Илью только для получения нравственного удовлетворения, а сейчас — потому что боялся. — Рыпнешься — тебе пиздец. Данила отступил назад, не прекращая смотреть на Илью так, будто одно его движение поспособствовало нескольким его. Кашин, почувствовав, что медленно растворяется среди образовавшийся толпы, рванул прочь к выходу, на этот раз не жалея силы. Вслед послышалось: «Погоди!», но Данила притупил чужую просьбу. — Ты наконец-то пришёл, — с улыбкой сказала Даша, как Данила, схватив её за руку, помчался по улице. Данила не был похож на себя: дрожал как осиновый лист, насторожился, взъелся пуще прежнего. Даша сразу поняла, что произошло что-то неладное. Оставив Данилу на пару минут, она не думала, что он успеет наломать столько дров. — Ты объяснишь мне, что происходит? — сказала Даша, пытаясь совладать с одышкой. Он резко отпустил её руку, оборвав единственный контакт, и посмотрел на неё так, словно пытался что-то сказать. Даша не спешила: она знала, что Кашину потребуется время. — Ты хочешь об этом поговорить? Данила кивнул. Впервые за долгое время он был готов обсудить всё, что так долго отравляло организм. Данила закурил. Впервые ему так понравилось сидеть на ночной крыше, освещаемой фонарями и только. Они взобрались по приставной алюминиевой лестнице на верхушку захудалого магазина, который закрылся ещё тогда, когда Данила ходил пешком под стол. И это было хорошо. Здесь было спокойно. Спокойно и тихо, ровно так, как Кашин и любил. Даша обхватила ноги руками, укладывая голову на своих коленях. Она не спешила вытягивать из Данилы информацию: она хотела, чтобы Данила сам позволил ей узнать то, что нужно. — Я, наверное, выглядел как полный долбоеб, — Данила обхватил губами фильтр. — Нет. Ты выглядел напуганным, и это все, что я видела. — Я не боялся. Я не думаю, что боялся, — он посмотрел в глаза Даше, пытаясь заручиться поддержкой. — Ты уверен? Ты так и не сказал, что произошло. Данила почувствовал, как слова захотели накатить к губам, но застряли комом в горле. Он просто не мог выдать себя с потрохами. — Я просто... не знаю, — Данила нахмурился. — В последнее время всё такое... странное. И я не могу разобраться, в чём именно кроется причина. Мне кажется, что я поступаю неправильно. — Почему? — Потому что всё это приводит к какому-то пиздецу, который я не в силах контролировать. Я уже не знаю, что я делаю правильно, а что — нет. Если я поступаю логически, то мне начинает казаться, что я иду наперекор себе, изменяю каким-то... принципам. — Значит, ты поступаешь неправильно. — Почему? — Для тебя это неправильно. Сделай так, чтобы всё встало на свои места. — Как? Всё идёт вверх дном. Постоянно. — Данила, — Даша негромко выдохнула, — всё подвластно только тебе. Прошу, сделай хоть что-нибудь, что приблизит тебя к твоей цели. — Я пытаюсь! Ты, блять, даже не представляешь, сколько я уже пытаюсь. — Ты пытаешься решить не ту проблему, которую стоит. Ты прыгаешь дальше, чем тебе следует. — Ты можешь прямо сказать, к чему ты клонишь? Девушка вздохнула. Она подползла слегка ближе, чтобы кончиком пальца слегка коснуться чужой груди. — Сначала ты должен понять, что у тебя здесь, — она показала на место, где, предположительно, должно было находиться сердце Данилы, а потом показала на голову. — А потом уже здесь. — Бред. Да ну, хрень какая-то — вот, что я тебе скажу. — Просто вспомни это в следующий раз, когда тебе понадобится принять решение. Рацея Даши не показалась Даниле настолько бессмысленной, насколько была таковой путаница в собственных мыслях. Это имело определенный смысл, который он никак не хотел признавать. — И, Данила. — она выждала недлинную паузу, — Прекрати плевать на чувства других людей. Вот тут Кашин уже встрепенулся. — Что? — Что слышал, — отозвалась Даша. — Я серьёзно. Если ты думаешь, что, причиняя боль себе, ты не причиняешь её другим людям, то ты сильно заблуждаешься. — Знаешь, я ещё никого не выслушивал так долго, как тебя. Мне кажется, что, пожалуй, мы можем на этом закончить. — Нет, не можем. Ты долго планируешь так издеваться над своими близкими? Ты знаешь, о ком идёт речь. — Я ничего не делал. — Конечно ты ничего не делал. Лера же просто так за тобой бегает, правда? Данила, поговори с ней. — Не поднимай эту тему. — Данила, я тебя прошу. Если ты не хочешь, чтобы мои опасения подтвердились, то тебе надо что-то делать. — Слушай, это наше дело, но не твоё. Не суй свой нос туда, куда не велено. — А что у тебя с Русланом? Та же история? — Закрой рот. — Тоже держишь близко, но недостаточно, чтобы дать себе привязаться? Перед глазами Данилы проплыла наполовину сгоревшая фотография Руслана. Он попытался её выхватить, но Даша оказалась ловче: отвела руку в сторону, чтобы Кашин не успел дотянуться. — Отдай. — Не отдам. Девушка выудила из своей сумочки зажигалку, тоже Данилы. Она прокрутила боковое колёсико, дожидаясь, когда перед глазами блеснёт огонь. — Откуда? — оторопел Данила. — Я сделала это ещё в баре, когда ты засмотрелся на кого-то. — Ты карманница. — Не совсем, — Даша слегка улыбнулась. — Чего ещё я о тебе не знаю? — Очень много чего. Девушка подвела огонь чуть ближе к фотографии — Данила тут же попытался сбить у неё из рук хоть что-нибудь. — Смотри, как ты переживаешь. Ты ценишь эти вещи. — Я тебя не слушаю. — Ты ценишь этих людей. Данила наконец-то прорвался ближе и сумел вытащить обгоревшую фотографию и зажигалку. Потрёпанная фотокарточка не пострадала больше, чем до этого от рук Данилы: Даша просто не имела цели её по-настоящему повредить. — Данила, холить и заботиться о ком-то — это не показатель слабости или бесхребетности. Это показатель того, что ты ценишь тех, кто находится рядом. Ты не представляешь, как я скучаю по тому, кто показал мне это, — Даша нежно обхватила руку Данилы в свою. — Я так не могу. — Уверен? Взгляни, что ты сделал ради фотографии. Данила ещё раз взглянул на фотокарточку и задал сам себе логичный вопрос: была ли Даша права? Он не хотел получать на этот вопрос чёткий ответ. Ему легче жилось с тем, что он сам сможет узнать это через время, когда, наверное, столкнётся лицом к лицу с очередной смертью. Была ли эта попытка отстраниться от Руслана таким же признаком заботы? Данила снова убежал от ответа. В любом случае цель была достигнута: он наконец-то задал себе эти вопросы, хоть и не получил внятного толкования. Антимония закончилась, пришло время заглянуть в будущее, которое ожидало Данилу. Теперь на нем была пелена, заглянуть через которую Кашин, даже попытавшись, не смог бы. Руслан, может, и не верит, но точно знает, что произойдет в эту пятницу: вооружен, но не обезопасен. Они оба готовы к тому, что им придется столкнуться лицом к лицу. И если Руслан умрет, то Даниле снова придется потерять всё. На этот раз ему придется потерять и Дашу, к которой, казалось бы, он только успел привыкнуть. Временная петля просто не оставляет Даниле выбора.