Расслабься

— Да ладно вам, ничего не будет! — улыбается Минджи, а в её глазах пляшут озорные то ли искорки, то ли дьяволята. Обычно после таких слов всё кончается из рук вон плохо. Хэрин уже стоит давным-давно перестать доверять Минджи (тем более она из Гриффиндора, а у них девиз буквально «Слабоумие и отвага»), но она не может. Потому что в их компании имеется Даниэль, инициативный и хорошо убеждающий человек. А ещё Хэрин попросту не может устоять перед Дани. Именно поэтому они сейчас блуждают по темноте в коридорах Хогвартса и ищут дурацкую Выручай-комнату, о которой слышали в слухах преподавателей. Параллельно пугаются каждой тени, хоть отдалённо напоминающей дементора, и говорят слишком громко для шёпота. Хэрин уже устаёт бить себя по лбу и просить подруг быть потише. Но Минджи с Гриффиндора, а значит, у неё в крови шумные вечеринки, из-за которых проснутся даже слизеринцы в их-то отчуждённых ото всех подземельях. Даниэль хоть и с Пуффендуя, но она тоже мало знает о тишине и незаметности, потому что крепко сдружилась с Минджи. А Хэрин — из Когтеврана — самая скромная и робкая из них. Она может слиться с каменными стенами, и подруги быстро потеряют её, упустив из виду. Это одновременно и проклятие, и благословение. Минджи и Даниэль — те, кто рушит это проклятье. Они стали дружить втроём и показали, что такое дружба факультетов, в середине шестого курса, потому что были единственными со всего Хогвартса, кто остался на рождественские каникулы в замке. Волей-неволей они стали вместе коротать время. С того момента прошёл уже год. Сегодня — конец предпоследнего учебного дня перед началом каникул. «Камон, девочки, это Рождество должно нам запомниться!» — сказала Минджи, прежде чем начала уговаривать их найти ту самую Выручай-комнату и провести там ночь. Разумеется, в обществе алкоголя и игральных карт. (Хэрин уверена, что откажется, если Минджи предложит сыграть в покер на желание, но не уверена, что откажется, если предложение поступит от Даниэль). — Давайте как-то потише! — раздражённо шепчет Хэрин, чуть не срываясь на громкий голос под конец фразы. Она кладёт руки на плечи Даниэль и Минджи, идущих впереди и распевающих «Let It Snow», чтобы остановить их (и заодно осадить). — Я, кажется, что-то слышала. Даниэль и Минджи оборачиваются на них, но их глаза всё равно весело блестят. Слишком весело, чтобы переживать о том, что их поймают после начала комендантского часа. Это грозит отработками, как минимум, а у Хэрин, между прочим, ноль нарушений дисциплины в личном деле за шесть с половиной лет обучения. Про неё говорят — самая ответственная и правильная ведьма столетия. Конечно, они специально вышли после того, как старосты факультетов закончили обход замка (Хэрин знает их расписание, потому что она сама староста Когтеврана), но это не уменьшает страх. От каждого шороха кровь стынет в жилах, а сердце замедляет биение, зато подругам весело. Их беспечность поражает. — Мы почти на месте, — Минджи посмеивается невпопад, а Даниэль успокаивающе похлопывает её по плечу. (На этот раз сердце Хэрин замирает уже не по причине страха). На самом деле никто не знает точного расположения Выручай-комнаты. Хэрин знает информацию лишь про то, что она находится на восьмом этаже и про то, что вход в неё появляется только тогда, когда человек трижды пройдёт мимо неё, испытывая огромную необходимость в помощи. Она не уверена, что вообще попадёт туда. Как и не уверена в том, что вообще стоило соглашаться на эту вылазку. Они же не Мародёры из двадцатого века, не Золотое трио из конца того же века. Они всего лишь три подруги (не совсем благоразумные, за исключением Хэрин) из начала двадцать первого века. «Повезёт, если я спокойно закончу седьмой курс и напишу ЖАБА на превосходно», — думает Хэрин, надеясь на благословение Мерлина. «Только бы всё прошло нормально», — проскакивает ещё одна мысль, прежде чем всё становится слишком плохо и опасно. Тени хогвартских коридоров развеиваются от сияния Люмоса на конце палочки профессора Хван Йеджи. Она скрещивает руки на груди и недовольно осматривает троицу подруг. Когда её взгляд заостряется на Хэрин, которую Йеджи любила даже больше, чем свою гриффиндорку Минджи, можно прочитать в её глазах разочарование. Хэрин опускает голову вниз, пока смущение заливает щёки румянцем. — Впервые вижу тех, кто осмеливается нарушить комендантский час, зная, как много я снимаю очков за это. Это правда, профессора Хван стоит бояться даже больше, чем Филча и его миссис Норрис. Йеджи поджимает губы, глядя на Даниэль и Минджи, которые явно ни в чём не раскаиваются. Что ж, они хотя бы не винят Хэрин за то, что та не дала им расписание обходов замка Йеджи, потому что расписания у неё нет. Она по собственной инициативе следит за порядком в замке и сохранением дисциплины в любое время. А ещё Йеджи держит свои слова, особенно — о наказаниях. — С каждого факультета минус минимум пятьдесят очков. Завтра обсудим время отработок. И живо по комнатам, девочки. Чтобы вас больше никто не видел. Минджи перекидывается взглядами с Даниэль и пытается развернуться так, чтобы не потревожить две бутылки огневиски, лежащих в сумке. Но стекло всё равно переливчато звучит, когда бутылки стукаются друг о друга. Теперь она понимает, что имела в виду Дани, когда говорила брать только одну (но не понимает Хэрин, которая и вовсе была против алкоголя). — Стоять, — слышится строгий голос с властными нотками. Разумеется, Йеджи тоже услышала звон бутылок. — Вы серьёзно? Стоит ли мне знать, что внутри сумки? Минджи поворачивается последней, зная, что ей попадёт больше всех. Профессор Йеджи не только преподаёт трансфигурацию, заменяя, Минерву Макгонагалл, которая стала директором, но ещё и является деканом Гриффиндора — факультета Минджи. Кажется, она будет помогать мадам Пинс в библиотеке даже после окончания седьмого курса. — Ваша троица хочет убить мне все нервы до начала Рождества? — недовольно бормочет Йеджи, устало потирая переносицу, на которую весь день давят очки. — Мы лишь хотели… отдохнуть, — Даниэль старается аккуратно подбирать слова, чтобы не навлечь на себя гнев профессора. — И запомниться, — улыбается как старый довольный кот Минджи. Хэрин вообще молчит, теряясь за спинами Даниэль и Минджи, надеясь, что про неё никто не вспомнит. Конечно, декан Когтеврана — Шин Рюджин — ничего ей не сделает, даже похвалит её подруг, которые взялись за её раскрепощение, но всё равно! Хэрин будет вспомнить об этом дне со жгучим румянцем на щеках до скончания веков. — По крайней мере, мне вы ой как запомнились. Сумку мне. Остальное — в силе, только теперь я снимаю с каждого факультета по сто пятьдесят очков. Всё уяснили? — для усиления эффекта строгости возмущений Йеджи настойчиво светит по ним Люмосом из деревянной палочки. Минджи нехотя протягивает Йеджи сумку, в которой снова гремят бутылки огневиски. Разочарование обжигает изнутри, но она старается не подавать вида. Хэрин мысленно проникает изнутри и первая начинает возвращаться на нужный этаж в спальню. Половина ночи потеряна, а завтра остаётся ещё один учебный день. Даниэль вместо спокойной ночи посылает ей взгляд извинений. Хэрин пытается думать о том, что всё не так уж и плохо, несмотря на плещущееся внутри разочарование. А Минджи дьявольски ухмыляется, несмотря на ждущую их завтра экзекуцию. Новый план для пранка возник в голове? Хэрин не удивится, окажись это правдой.

***

Профессор Йеджи славится пунктуальностью, ответственностью, строгостью и энтузиазмом касательно учёбы и наказаний. Она главная фанатка дисциплины, и об этом шутят даже в педагогическом составе Хогвартса. А ещё она ранняя пташка, которая и поставила разборки с троицей нарушителей комендантского часа даже до начала уроков. Также Йеджи приглашает деканов факультетов: Ли Черён, профессор травологии и декан Пуффендуя, и Шин Рюджин, профессор заклинаний и декан Когтеврана. Больше Минджи по поводу раннего подъёма возмущается Рюджин, с которой у Йеджи имеются личные счёты. (Потому что, очевидно, её раздражают вечные комментарии «Расслабься, Хван, ты слишком серьёзно относишься к этому»). Йеджи чувствует себя комфортно в кабинете трансфигурации, потому что это чуть ли не единственное место, где она может почувствовать себя главной, где её слушаются и слышат. За исключением Рюджин — да, снова она, — которая ведёт себя хуже непутёвых гриффиндорцев. Свет пробивается сквозь плотные, зашторенные занавеси. Воздух сгущается от напряжения и разочарованно-усталых взглядов и студентов, и профессоров. Судя по тому, как Черён и Рюджин переглядываются, они думают о том, что игра того не стоит и лучше бы они дали всем спокойно уйти на каникулы. — Я предлагаю назначить отработки после каникул в начале нового семестра, — Йеджи вздёргивает подбородок и звучит слишком грозно для компании зевающих и скучающих профессоров и учеников. — Минджи получит две недели отработок в библиотеке, Даниэль — тоже две недели в оранжерее, а Хэрин… — А ей хватит простого выговора без занесения в личное дело, — резво перебивает её Рюджин. — Только не смотри на меня так, Хван. Я декан, я могу сама определиться с наказанием для Хэрин. Тем более очевидно, что зачинщиком была не она. Хэрин активно кивает, соглашаясь со словами Рюджин. Будто ей так нужны выговоры за то, что не было её инициативой. Минджи и Дани даже не могут возмутиться за неравные наказания, потому что Рюджин в общем-то права, но это не мешает им обиженно вздыхать и завидовать классному декану Рюджин. — Хорошо, — сквозь зубы вздыхает Йеджи в попытке сохранить хладнокровную строгость. Она уже давно должна научиться справляться со всеми нападками Рюджин (а в том, что отмена наказания — это очередной способ подразнить её, никто не сомневается). — Наказание для остальных сохраня… — Прости, Йеджи, но я тоже за устный выговор. На этот раз её перебивает Черён. По её мнению, с отработками только одни проблемы: с её особым порядком и структурой в оранжерее способна разобраться только она сама, а ученики делают только хуже. Даниэль довольно вздыхает и посылает взгляд извинений Минджи. Когда Черён, Даниэль и Хэрин покидают кабинет трансфигурации, довольные и сонные, Йеджи срывается на недовольный вздох и потирает виски в попытке сдержать надвигающуюся головную боль. Только она во всём Хогвартсе по-настоящему ценит дисциплину или что? — Даже не пытайся, я не сниму с тебя назначение, — раздражённо бормочет Йеджи. — Мадам Пинс по тебе соскучилась уже. Минджи закатывает глаза, за что получает ещё один раздражённый вздох вдогонку, и наигранно сладко спрашивает, может ли она идти на уроки. Йеджи оглядывает её полурастёгнутую сумку с учебниками (которые явно не сложены в нужном порядке), перекошенный галстук в красно-золотой расцветке и озорной блеск в глазах Минджи. Её стремление развлекаться и ничего не делать никуда не денется, сколько бы она отработок ей ни назначала. — Иди уже. Йеджи остаётся в кабинете наедине с Рюджин, и тогда-то ей становится некомфортно. Она ловит на себе чуть насмешливый взгляд. Рюджин сидит на парте прямо напротив профессорского стола, как будто вернулась в те времена, когда она была старостой Когтеврана и соперничала во всём со старостой Гриффиндора Йеджи. Но сейчас всё не как в старые времена, а по-другому. — Хван, ты же знаешь, что с тебя не убудет, если ты хотя бы один раз забудешь о наказании? — Рюджин элегантно выгибает левую бровь и скрещивает руки на груди, прожигая в Йеджи настойчивым плавящим взглядом дыру. Йеджи сглатывает. Раздражение волнами накатывает на неё. Ей не нравится то, как она теряется от одного дразнящего взгляда Рюджин. Эта слабость остаётся с неё ещё с прошлых времён. — Я здесь, чтобы учить. А для хорошей учёбы нужна идеальная дисциплина. — О нет, — дьявольски усмехается Рюджин, — ты здесь, чтобы сделать их всех идеальными, что всегда требовали и от тебя. — И что с того? Дыхание спирает от наглости Рюджин, но от её способности умело читать людей как открытые книги никуда не денешься. Йеджи стоит как вкопанная и не может даже вздрогнуть, чтобы хоть что-то ответить и защитить свою честь. Вместо этого она пялится на Рюджин (хуже занятия и не придумаешь). Тёмные волосы струятся по острым плечам. Грудь размеренно вздымается, ни один мускул на лице не дёргается. Она — сама сдержанность, несмотря на игривое настроение рядом с Йеджи. Шёлковая рубашка чёрного цвета с отливом в тёмно-синий свободно обволакивает её подтянутое тело. Чёрные классические брюки делают её ноги ещё длиннее. Видимо, до начала уроков ещё не успела облачиться в мантии, которые ей тоже идут. (Её приняли в Хогвартс за умение соблазнять одеждой?) — Ты всё ещё не научилась расслабляться, — вдруг переводит тему Рюджин и небрежно бросает: — Удачных каникул, Хван. — Не научилась, — Йеджи стягивает с переносицы очки и от нервов кусает дужку. — И тебе тоже. Как пережить каникулы и не растратить последние нервы, она не знает. Потому что Рюджин тоже остаётся в замке и вряд ли она отступит от неизменного плана дразнить Йеджи до нервного тика и успокоительных вместе с крепким кофе.

***

Последний учебный день в этом семестре проходит довольно расслабленно, несмотря на обычную строгость Йеджи. Она даже ненамного отходит от учебного плана и позволяет ученикам выбрать то, чем они будут сегодня заниматься, кроме, разумеется, их любимого «ничегонеделанья». Первые занятия проходят рассеянно: она не может перестать думать о Рюджин и её словах. Потом она возвращается в реальность и становится прежней Йеджи, которая не позволяет шутить в одном помещении с ней. Последним занятием у неё стоит седьмой курс. Она то и дело ловит на себе взгляды Минджи, но теперь они лишены возмущений, зато полны баловства. Это наводит на тревожные мысли, потому что за исключением вечно хорошего настроения у Минджи есть склонность к пранкам, хоть и безобидным, но запоминающихся. Макгонагалл видит в Минджи братьев Фреда и Джорджа, которые умели одним розыгрышем поставить весь Хогвартс на уши. Наследие Уизли ни в коем случае не потеряно. Особенно с учётом того, что Минджи тратит больше половины карманных денег в «Всевозможных волшебных вредилках». Лучше бы в «Сладком королевстве» закупалась, честное слово. Когда занятия кончаются, можно выдохнуть (по крайней мере, Йеджи на это надеется, благополучно забывая про документацию). После праздничного ужина многие ученики отправляются по домам, чтобы праздновать Рождество с родителями. Всё же находятся и те, кто не хочет возвращаться домой, и Йеджи их понимает. Во времена учёбы в Хогвартсе Йеджи была одной из тех, кто ни на рождественских, ни на весенних каникулах ни разу не уезжал домой. Там её ждали не подарки и атмосфера праздника, а очередные угрозы властной матери о том, что она будет отпускать её в Хогвартс, только если та обещает, что это будет того стоить. Её мать была волшебницей, которая вышла за маггла и не желала возвращаться в волшебный мир, где господствовали консервативно настроенные чистокровные семьи. Раньше Йеджи думала, что её таким образом защищали, а потом она поняла, что в Хогвартсе её было труднее контролировать. Поняла она это поздно. Когда в ней самой проснулась мания контроля, как и у матери. В конце концов, и у этого имелись плюсы: сейчас она хороший профессор, ответственный и выдающийся, хоть и требовательный и строгий. В её кабинете царит тишина, если, конечно, они не обсуждают важную тему занятия. Её уважают, а некоторые даже любят. Если всё так идеально, то почему же Йеджи цепляется за любое дразнение Рюджин? Йеджи знает, как Рюджин ведёт заклинания: на её уроках можно с жаром спорить, но при этом уважать оппонентов. Можно шутить и веселиться, но в пределах разумного, как поступает и сама Рюджин. Она предпочитает практику, поэтому благодаря ней в Хогвартсе возродили дуэльный клуб. Рюджин в Хогвартсе точно любят больше. Это ровно то, на чём Йеджи не должна концентрироваться. Йеджи запускает ладони в тёмные локоны и взъерошивает их, чтобы отвлечься. На праздничный ужин она не ходила, стараясь снизить пребывание в хогвартских коридорах до минимума. У неё так и не получилось добиться того, чтобы со стен замка убрали волшебную омелу, а больше попадать в её ловушку после первого раза она не хотела. Конечно, Йеджи передала ученикам информацию о том, что после занятий её можно найти в кабинете трансфигурации, но вряд ли кто-нибудь к ней придёт. Всё-таки она не тот преподаватель, с которым можно по-человечески поболтать и пожелать хорошо провести каникулы. Йеджи из тех, кто разделяет работу, дружбу и любовь. И тем не менее кто к ней всё-таки нагрянул. — Проходи, Минджи, не стой на пороге, — Йеджи даже пытается улыбнуться, чтобы выглядеть не так устало и раздражённо после долгих разбирательств с журналами по технике безопасности. Даже после каникул она в какой-то степени отвечает за учеников. — Ты хотела что-то спросить? Минджи шутливо вскидывает брови, мол, вопросы про учёбе — это не в её стиле. Она улыбается уж слишком хитро и неловко переминается с ноги на ногу, цепляясь пальцами за лямку плечевой сумки. Прошлой ночью она носила в ней огневиски, а сегодня что? Вряд ли учебники. — Я хотела извиниться… за недавнее происшествие. Ну, вчерашнее ночное. Йеджи мигом отрывается от бумаг и сканирует Минджи взглядом, чтобы снова удостовериться, она ли это или кто-то другой под оборотным зельем (например, ответственная когтевранка Хэрин). Но нет же, это та самая Минджи, которая даже извиняясь не может выглядеть невинно. Так и подмывает настороженно вглядеться в наивно хлопающие ресницы и спросить: «Что ты задумала, Минджи?» Но Йеджи всё-таки преподаватель, и она должна верить в честность студентов, пока не доказано обратное. — Продолжай, — в голосе слышатся вопросительные нотки неверия. — В общем, я хотела сделать хоть что-то, чтобы загладить вину, — Минджи неловко улыбается, рассеянно поправляет волосы (и не поправляет до сих пор полуразвязанный галстук) и достаёт из сумки праздничную, обёрнутую красной атласной ленточкой упаковку конфет. К счастью, нетронутых, значит, это не розыгрыш. — И не придумала ничего лучше… этого. Йеджи принимает конфеты из рук Минджи и кладёт их в верхний ящик стола. На самом деле она далеко не сладкоежка, но ест сладости в компании других преподавателей просто чтобы не выделяться. Тем не менее она польщена жестом Минджи. — Это было мило, но если ты надеешься, что я верну тебе те две бутылки огневиски, то нет. Не получится. Прямолинейно, зато понятно. — Я даже и не думала об этом, — посмеивается Минджи, довольно потирая ладони между собой, — хотя я бы не отказалась от такого. — Конфискованный огневиски не у меня, Минджи. Я передала его Рюджин, — хмыкает Йеджи. Это не «она передала его Рюджин», а «Рюджин предложила его забрать», но детали остаются деталями. — Скажи спасибо, что я не сообщила мистеру и миссис Ким, что их предприимчивая дочь достала запрещённый в Хогвартсе алкоголь. — Поняла-приняла. Больше не буду возникать. — Можешь идти, Минджи, — добродушно усмехается Йеджи, намекающе поворавая голову в сторону двери и хлопая ладонью по парте. — А то я скоро начну думать, что ты что-то недоброе замышляешь. В глазах Минджи снова сверкают шаловливые искорки. — И почему вы такого плохого обо мне мнения, профессор Хван? Пока не пойман — не вор, — наигранно вздыхает Минджи, подтверждая склонность к баловству и розыгрышам. — Просто хочу сказать, что конфеты — отличный способ зарыть топор войны и наконец узнать правду. Когда Минджи уходит, Йеджи хмурится, вспоминая о её словах, пока в голове не возникает тот самый случай с омелой.