Пигмалион

Стены давят на него тишиной, душат, окружают его, как сгущающийся туман. Он смотрит на фигуру. Она — шедевр. Она — воплощение безупречности и красоты, которое ему повезло увидеть и претворить в жизнь. Но у нее нет лица — как и на всех его картинах с ней. Изображения на холстах в его комнате рассказывают историю; на самых ранних она лишь смутное пятно света, а на более поздних — силуэт с едва уловимыми чертами. Вот бы еще раз увидеть ее, хоть на секунду. Запечатлеть ее в памяти. Чтобы они всегда могли быть вместе. Чтобы она никогда больше не ушла. Ничто больше не имеет для него значения — ни предстоящая выставка, ни уважение профессора, которое он может так легко потерять, ни университет. Все бессмысленно. Единственное, чего он желает, — лишь увидеть ее в последний раз. Он прижимает лицо к холодному камню, пальцы нежно скользят по поверхности. Но ее руки холодны, как ее грудь и все тело. Так не похож этот холод на тепло, которое она когда-то дарила ему. Идеальный мир, который он создал вокруг нее, утопия, рушится, превращается в тень, ускользающую от него в свете жестокой реальности. Рассыпается на кусочки. Медленно, подобно тому, как осыпается гипсовая пыль с безликой фигуры. —Пожалуйста…— шепчет он, прислоняя лоб к лицу скульптуры.—  Хоть на миг… Вернись ко мне. Его сердце разрывается, горькие слезы душат горло. В ответ ему — тишина кирпичных стен. Тусклая лампочка тихо поскрипывает над его головой. Она никогда не вернется. Чонин должен отпустить ее. Пора взглянуть правде в глаза: ее никогда не существовало. Она — лишь плод его воображения, порождение его больного разума. И все же...он цепляется за мысль о ней, отчаянно, как утопающий. Держась за угасающую надежду, все еще дарящую свет, но уже обреченную, как умирающая свеча. —Пожалуйста....ну же, черт возьми! — кричит он в безумном отчаянии. Он бросается к ближайшему холсту, срывая его с мольберта. Он плачет, громко и навзрыд. Хватает банку с мутной от краски водой и выплескивает ее на другую картину. Без того размытое изображение расплывается еще сильнее, краски стекают по холсту, как его собственные слезы по щекам.   Он задыхается. Опускается на пол, закрывая лицо руками, размазывая слезы по лицу. Вокруг хаос и грязь, а комната насквозь пропитана запахом духов Мэдди. Мэдди... ее имя такое ощутимое, такое реальное. Даже несмотря на пьяный туман прошлой ночи он все еще помнит ее. Может представить ее и сейчас. А у его девушки нет имени и нет лица. Она просто исчезла без следа. И даже во сне он не видит ее, не может позвать. Она показала ему, что такое любовь. Показала ему красоту этого мира. Дала ему крылья. А теперь они бесполезны, потому что он заперт в четырех стенах и ему никак не взлететь. Он смотрит на фигуру опухшими, мутными от слез глазами. Черт возьми. Довольно. Он больше не хочет ее в своей жизни. Он хватает тяжелый кусок гипса со стола и на дрожащих ногах направляется к скульптуре. Заносит руку, готовясь нанести удар. Прикосновение. Такое легкое, но вдруг заставляет его руку замереть. Мягкое, подобно перышку, но имеющее огромную над ним силу. Он медленно поворачивается. — Не надо, Йенни, — говорит она. Нет, шепчет. Нет. Он не слышит ее голос, но знает, как он звучит. Ее голос — это весенняя песня, мягкий апрельский ветерок, колыбельная для его ноющей, измученной души. Аккуратно она тянет вниз его руку, и он кладет гипсовый кусок на стол. — Ты пришла… — дрожащим голосом произносит он. Она улыбается, легким касанием смахивает слезинку, бегущую вниз по его щеке. — Пришла… — Я же звал тебя… я…—у него перехватывает дыхание. Он запинается о собственные слова, не в силах выразить то, что хочет сказать. Она вернулась, она рядом с ним. Ему кажется, будто все это время он блуждал по пустыне, изнуренный, лишенный всякой надежды получить хоть каплю воды. И теперь она здесь. И он не может напиться, надышаться ею. — Тише, все хорошо, теперь все хорошо, — тихо говорит она, гладя его волосы. — Мне так тебя не хватало... — шепчет он ей в ответ. — Ну и беспорядок у тебя тут, Йенни, — она легонько подталкивает его локтем, и он смеется сквозь слезы. — Да... прости, я все уберу, — со счастливой улыбкой на лице говорит он. — Но... — Но…? — Ты ведь снова исчезнешь... Я пытался забыть тебя, я… Я знаю, что тебя не существует, — его губы дрожат. Он не понимает, почему говорит это. Так много времени прошло с их последней встречи, так сильно он тосковал по ней. И теперь лишь все портит. — Как это не существует, Йенни? Если я здесь, рядом с тобой? — Она касается его пальцев, ее руки мягкие и нежные. Он поворачивается к ней, в глазах отчаяние и мольба. — Тогда...проведи со мной ночь, — его слова пугают его. Они сейчас все разрушат. Но он безумно жаждет ее прикосновений, которых ему так не хватало. — Поцелуй меня… Я хочу почувствовать… что ты реальна. На ее лице ни капли осуждения. И она не отказывает ему. Наклоняется ближе и целует в губы. Почти неощутимо, но даже это заставляет его раствориться в эйфории. Ее губы нежны, как лепестки цветка, теплые и немного влажные. Он пьянеет от ее ласки, ему недостаточно, в глазах все расплывается, а движения вдруг становятся медлительными и неуклюжими. Но каждое прикосновение, каждый стон, срывающийся с ее губ, создают симфонию ощущений, каждое движение их тел — идеальная гармония, искусство, которое невозможно создать, только почувствовать. Вдохновение. Они лежат на полу в объятиях друг друга. Одно целое в центре хаоса. Он прижимает ее к себе, и она все еще здесь. — Пообещай, что никогда не уйдешь, — просит он, целуя ее в висок. Она молчит. — Скажи хотя бы свое... Она поворачивается к нему, нежно скользит пальцем по губам, заставляя его замолчать. — Мгновение — целая вечность…— ее губы касаются уголка его губ, тепло растекается по всему телу, распускается по венам, как тысячи цветов. Чонин открывает глаза, вокруг темнота, будто ему завязали глаза. Он моргает и моргает, пока не привыкает к мраку. Он лежит на полу, рубашка насквозь мокрая от воды, которую он разлил. Пальцы все еще крепко сжимают кусок гипса, которым он собирался разбить скульптуру. Одиночество пронизывает его сердце. Он один. Она снова ушла. Но в этот раз она не ушла бесследно. В этот раз она оставила ему подарок. В этот раз он помнит. Он включает свет и начинает творить.