Rock—Paper—Fuck, I Might Be Gay

— Ты остался. Кацуки застонал и заморгал от солнечного света, льющегося из окна. Он чувствовал, как последние остатки сна ещё цепляются за его сознание, словно медленно рассеивающийся туман. Когда кровать заскрипела, недоверчивый голос Шото прогнал его сон, что ему снился. Шото склонился над ним, его длинные волосы спутанной завесой упали на них обоих. Кацуки сонно улыбнулся. — Ты сказал, что выбор за мной, красавчик. Щеки Шото порозовели. Хех, мило. — Но ты остался.… Я не думал, что ты останешься. — Я сказал, что буду стараться ради этого, не так ли? Сказал, что ты важен для меня, и что я хочу этого. Глаза Шото расширились, и он уткнулся лицом в грудь Кацуки. — Боже мой, тебе не позволено говорить такое! — Почему нет? — он ткнул Шото в бок. — Боишься, что влюбишься в мою чертовски крутую личность и бесподобную внешность? Шото поднял голову и покачал ею. — Нет, я определённо больше беспокоюсь о твоём несомненном смирении. Уголки его губ приподнялись, а глаза заблестели, как будто он только что проснулся рождественским утром. Солнечный свет падал на его взъерошенные ото сна волосы, создавая вокруг его головы подобие нимба. Он провёл тыльной стороной пальцев вверх по руке Шото, проводя по фарфоровой коже до самой шеи, прежде чем притянуть его к себе в ленивом поцелуе. Он почувствовал, как тепло разлилось по телу, когда Шото рассмеялся ему в губы и переместился, чтобы лечь сверху. Тепло, как в те первые, драгоценные дни лета, и капельки пота на загорелой коже. Кацуки похвалил себя за решение остаться. Он был уверен: ничто и никогда не сравнится с ощущением, когда просыпаешься утром рядом с Шото. Чувствовать его подтянутое тело так близко, так досягаемо, что можно просто протянуть руку и обнять его. Он удивился, как мог так долго обходиться без этого. Шото немного отстранился, чтобы отдышаться, запустил пальцы в волосы Кацуки и, слегка надув губы, посмотрел на него сверху вниз. — Мне правда нужно идти на работу… Кацуки покачал головой и притянул Шото обратно, прикусив нижнюю губу и положив руку ему на талию. — Нет. Скажи, что ты заболел или что-то в этом роде. — Не могу, я никогда не болел, — простонал Шото. — Так значит, что теперь начнёшь! Цветные брови нахмурились. — Но если что-то случится? Что-то, что я мог предотвратить? — Тц, хочешь сказать, что все остальные герои настолько никчемны? — Ну, нет… — Шото прикусил нижнюю губу. — Отлично. А теперь позвони своему старику и изобрази кашель. На сегодня ты мой. Что-то непонятное промелькнуло в глазах Шото, но это был единственный проблеск нерешительности, прежде чем он взял свой телефон с прикроватной тумбочки и начал просматривать контакты. Он снова положил голову на грудь Кацуки, включив громкую связь. Пряди волос щекотали кожу Кацуки. Кацуки лениво перебирал пряди, пока они оба слушали телефонные гудки. — Шото! Ты в порядке? Ты никогда не звонишь так… — раздался из динамика отчаянный голос Старателя. Кацуки практически почувствовал, как Шото закатил глаза. — Да, я в порядке… Кацуки ткнул его в рёбра, и Шото оторвался от его груди. — То есть нет, я не в порядке! Кацуки пришлось подавить фырканье, когда Шото попытался изобразить странную версию кашля. — Я-я заболел. — Заболел? Ты никогда не болел! Давай я позвоню Исцеляющей девочке. Сходи к врачу, Шото. Меня беспокоит, что ты мог подхватить что-то из-за перепадов температуры. У тебя снова болит левая сторона? Пожалуйста, скажи мне, что ты следишь за собой. Это похмелье? Какие ещё симптомы? Позвоню сестре, она принесёт тебе что-нибудь… — О, МАТЬ ТВОЮ, БЕРУ СВОИ СЛОВА ОБРАТНО, Я НЕ ЗАБОЛЕЛ! Остатки самообладания Кацуки улетучились. Шото бросил на него ядовитый взгляд, но даже он не смог удержаться от смеха, и вскоре они оба хватали ртом воздух под звуки очень смущенного голоса Старателя. — Шото, что происходит? Это что, какая-то шутка? — Это... — Шото попытался вдохнуть. — Это... это ты виноват! — Прохрипел он, тыча Кацуки в грудь. — Почему это я виноват, Шото? Ты не один? Что это значит? — Как дела, старик? Давно не разговаривали. Глаза Шото расширились, когда он посмотрел на Кацуки, прежде чем он снова расхохотался. Кацуки едва расслышал сдавленный вздох из-за их общего веселья. — Шото, ты действительно заболел или притворяешься больным, чтобы провести день со своим парнем? Кацуки застыл на месте. Его сердце бешено колотилось в груди. Голова ещё кружилась от смеха, когда он, затаив дыхание, ждал ответа Шото, ожидая чего-то болезненного, например, яростного протеста. Вместо этого Шото что-то промычал. Это не ответ. — А какой вариант избавит меня сегодня от работы? — Ладно, — фыркнул Старатель. — Играй в свои игры, Шото. Жду тебя в воскресенье. Шото быстро повесил трубку и исполнил небольшой победный танец. Или, может, это было притворство. Что бы это ни было, оно было победоносным, и губы Кацуки невольно скривились. — Мне пришлось положить трубку, пока он не передумал, — он улыбнулся Кацуки; его улыбка подобна солнечному свету и глотку виски. Тепло разлилось по венам, обжигая во всех отношениях. Шото плюхнулся обратно на кровать, вытягивая шею, чтобы посмотреть на Кацуки. Его улыбка немного померкла, брови снова сошлись на переносице, как будто никогда не ожидал, что это зайдёт так далеко. — Итак... чем займёмся? Кацуки ухмыльнулся, наваливаясь на него и сжимая его запястья. — О, а я знаю, чем мы займёмся. *** — Стой! Чёрт, Кацу, боже мой… Шото должен был умереть. Он не мог этого вынести. Он должен был умереть, и во всём виноват Кацуки. — Не будь ребёнком! — А как насчет того, чтобы не... СМОТРИ! Шото оперся одной рукой о приборную панель, а другой – в крышу и стиснул зубы, когда Кацуки набрал скорость на следующем повороте. Я собираюсь примерзнуть к чёртовому сиденью, это самая лучшая защита… — Если ты примерзнешь к сиденью и испортишь кожаную обивку, я отыграюсь на твоей заднице! — крикнул Кацуки, перекрывая хриплое урчание двигателя. Шото зажмурил глаза, что оказалось большой ошибкой, учитывая то, как Кацуки вел машину по горной местности. Это было похоже на порцию джина, которая попала ему прямо в кровь, заставив кожу гореть и закружиться голову. — Может быть, мне не пришлось бы примерзать к сиденью, если бы ты перестал включать турбонаддув каждые две секунды! Кацуки выдохнул и сделал ещё один поворот. — Этот двигатель атмосферный, как ты смеешь! — Я НЕ ЗНАЮ, ЧТО ЭТО ЗНАЧИТ! Кацуки преодолел последний поворот, спускаясь с горы, и вырулил на прямую дорогу, ведущую обратно к Мусутафу. Его волосы были взъерошены, на лице играла дикая улыбка, а пальцы постукивали по клавишам на рулевом колесе. Шото ненавидел то, насколько сексуальным он выглядел. — Ты закончил вести машину как конченный психопат? Пора перекусить. Шото смог немного расслабиться, теперь, когда его жизнь не проносилась перед глазами. Они занимались этим с самого завтрака – Кацуки возил их по всем изгибам горной местности к западу от города, – и день тянулся так неумолимо, как только могло тянуться время. — Я потрясный водитель, Принцесса. Это называется быть чертовски напористым! — Это называется “ты чуть не сбросил нас со склона горы”, — проворчал Шото, несмотря на то, что ему было очень весело. То есть настолько весело, насколько это возможно для человека, который флиртует с неминуемой гибелью. — Тц, обидно, Мята. А теперь, что бы ты хотел перекусить? В животе у Шото заурчало, а в голове возник аппетитный образ прохладной гречневой лапши. — С… — И не говори, блядь, ”соба", прошу. Шото сверкнул глазами. — Я не собирался говорить “соба”, — соврал он. Кацуки фыркнул и приподнял бровь, не отрывая взгляда от дороги. — Серьёзно? — Ага, — он скрестил руки на груди. — Я собирался сказать “суши”. Это было первое блюдо на букву "с", которое пришло ему в голову. — Фу, не хочу суши. Как насчет стейка? — Хм. Неа… Хочу суши прямо сейчас. — Стейк. — Суши. — Стейк! — Ножницы. — Камень, — сразу выпалил Кацуки. Шото фыркнул и отвернулся к окну, чтобы скрыть улыбку. Замерзшая сельская местность сменяется шумными городскими улицами. — После того, как мы поедим, хочу сводить тебя кое-куда. На рассвете будет не так хреново, но пока сойдёт и закат. Шото промычал что-то в ответ. Он не знал, куда Кацуки, собирался его отвезти, но когда они подъехали к маленькой лавке, где подавали лапшу, в которой не подавали ни стейков, ни суши, Шото подумал, что ему всё равно, куда они поедут, главное, чтобы за рулем был Кацуки. *** — Сколько ещё ждать? — спросил Шото в пятый раз за последние несколько минут. Кацуки закатил глаза и, не отвечая, обхватил пальцами запястье ленивого ублюдка. В любом случае, они оба понимали, что это была скорее детская жалоба, нежели вопрос. — Знаешь, — Шото перешагнул через камень и фыркнул, как будто поход затрачивает больше сил, чем борьба с грёбаными злодеями день за днём. — Когда я решил взять выходной, я совсем не так себе представлял его. — В чём дело, клубничка? Ты можешь бегать марафоны от меня по городу, но, когда я хочу тебе кое-что показать, вдруг у тебя появляется аллергия на кардиотренировки? — Я просто не вижу в этом смысла. Думал, что мы проведём весь день в постели, а вместо этого мы хрен знает где… — Я знаю, где мы. — На улице жуткий холод. — Ты можешь регулировать температуру своего тела, чёртова Королева драмы. — Скоро стемнеет. — Ага, так что поторопись, или мы всё пропустим! — Я даже не знаю, что мы пропустим… — Прижми колени к груди, Мята! — Кацуки дёрнул Шото вперёд. — Тебе чертовски повезло, что я не притащил тебя сюда встречать рассвет, что, кстати, даже лучше. — В следующий раз последую совету Ханты и проведу день в одиночестве… Кацуки фыркнул и бросил взгляд через плечо. — Он сказал это за завтраком только потому, что надеялся, что ты пошлёшь меня на хуй. Что, чёрт возьми, происходит между тобой и Плосколицым? Шото моргнул и остановился. — Что ты имеешь в виду? — осторожно спросил он. — Имею в виду, ты не говорил мне, что он твой сосед. — Ох. Кацуки повернулся к нему всем телом. Время приближалось к закату. Они были почти на месте, так что могли потянуть несколько минут. — И какого хрена ты не отвечаешь на вопросы? — Просто не знаю, как ответить. Кацуки вздохнул и сосчитал про себя до десяти. — Он влюблён в тебя, ты в курсе? Понимаю, что ты туп, как пробка, но ты должен был заметить. Щёки Шото вспыхнули, и он оторвал взгляд от Кацуки. Прошло несколько секунд, прежде чем он заговорил, и это застало Кацуки врасплох. — Знаю. Голос Шото был тихим, едва слышным из-за нежного шелеста ветра в кронах деревьев. Кацуки не мог понять, что это значит. Но, с другой стороны, он уже давно перестал понимать действия Шото. — Так если ты знаешь, то почему живёшь с этим парнем? Выражение лица Шото можно было бы назвать гримасой, но он быстро её замаскировал. – Не то чтобы мы часто видемся из-за наших графиков, но он всё равно мой друг. — Он хочет быть чем-то большим для тебя, чем просто другом, Шо. Глаза Шото сузились, и он прошёл мимо Кацуки, как будто внезапно заинтересовался походом и понял, куда, черт возьми, нужно идти. — Ты этого не знаешь, — Шото не оглянулся на Кацуки, когда говорил это. — Уверен, Ханта давным-давно забыл меня. Лжец. — Серьёзно? Потому что вчера вечером он мне разъеб устроил. Шаги Шото замедлились. Это дало Кацуки время догнать его и взять инициативу в свои руки. — Мне жаль. Могу сказать ему, чтобы он отстал, если… Кацуки схватил Шото за запястье и потащил его по тропинке, ведущей к мосту, не оставляя места для споров. В последний раз, когда он был здесь после сумбурной ночи псевдостраданий, лишенной сна, но запомнить дорогу было нетрудно. Они достигли входа на подвесной мост как раз в тот момент, когда солнце начало опускаться за линию деревьев. Холодный ветер свистел в ущелье, перекатываясь через океанские волны и обдавая их соленым воздухом. Кацуки не пришлось больше тащить его. Шото рванул с места, протискиваясь мимо нескольких задержавшихся туристов, чтобы дойти до центра моста без сопровождения Кацуки. "Это не так захватывающе, как на рассвете", — подумал Кацуки. — "Но благоговейный трепет на лице Шото и его лёгкий румянец, когда он любовался открывшимся видом, более захватывающе, чем когда-либо могло быть небо. Кацуки не смотрел на закат. Ему было наплевать на то, как воздух рассеивает эти последние, ещё не остывшие лучи. Даже после того, как солнце опустилось за горизонт и небо цвета индиго осветилось звездами, он не мог оторвать взгляда от Шото. Шото прикрыл веки и глубоко вздохнул. Пенящиеся волны вздымались и разбивались о скалы, покачиваясь в том же ленивом ритме, что и подвесной мост. Шото больше не жаловался. Кацуки надеялся, что в его глазах это того стоило. Он хотел, чтобы поход что-то значил. Он не был уверен, что именно, но хотел, чтобы осталось в памяти. Нечто особенное, как трещина во времени и пространстве, оставленная для них двоих, на которую они могли бы оглянуться. Легко притвориться, что Кацуки остался, что он никогда не позволял детским страхам диктовать свои действия или принимать судьбоносные решения за них обоих. Он задавался вопросом, кем бы они стали, если бы он остался. Друзьями? Любовниками? Кем-то большим? Отпечатки этих потерянных жизней эхом отражались от скал, заряжая воздух между ними. Кацуки подумал, чувствовал ли Шото это, незримое напряжение? — Не говори ему, чтобы отстал, — сказал, наконец, Кацуки. — Плосколицему, имею в виду. Рад, что у тебя был кто-то рядом, когда ты нуждался. Их взгляды встретились. Шото смотрел на него так, словно Кацуки был загадкой, чем-то, что он хотел понять, но не мог до конца разгадать. — Спасибо, — голос Шото нарушил тишину, которая снова повисла между ними. — За сегодня. За то, что остался на ночь, за то, что убедил меня отпроситься с работы. За собу, за то, что притащил меня сюда. — Он остановился. — За то, что не съехал с обрыва… Кацуки шлепнул его, но придвинулся ближе к теплому потоку, который излучал Шото. — Я серьёзно всё это говорю. Мне было весело сегодня. Всё так, как будто… — Как будто я никуда и не уезжал? — закончил Кацуки. Шото вложил свою руку в руку Кацуки, улыбаясь при виде их переплетенных пальцев. — Да. Они оставались на мосту до тех пор, пока небо не стало чернильно-чёрным, а температура не стала невыносимой, по крайней мере, для одного из них. — Пойдём, красавчик. Пора возвращаться. — Верно… завтра свадьба Шинсо и Каминари. Кацуки совсем забыл о свадьбе, что было трудно сделать, учитывая, что ДерьмоДеку написал ему кучу сообщений о том, чтобы он не встрял во время церемонии. Ещё одно сообщение отделяло Кацуки от того, чтобы ворваться в агентство Деку и вышвырнуть его из ближайшего окна. Они направились обратно к машине, но ни один из них даже не попытался отнять руки. — Ты опять пойдёшь с Дерьмоволосым? Шото промурлыкал что-то себе под нос. — Эйджиро идёт с Изуку, так что я планировал пойти один. Мы все в любом случае друзья жениха, так что ничего страшного. А ты? — Тц. Я что, похож на человека, который приведет на свадьбу гребаную подружку? — Туше. Обратный путь, казалось, занял больше времени, чем прогулка туда, но Кацуки списал это на февральский холод. Удивительно, но Шото поспешил сесть в машину так же быстро, как и Кацуки, несмотря на то, что не мог замерзнуть. И как только дверь закрылась, он начал снимать джинсы, к большому замешательству Кацуки. — Что ты… — Ш-ш-ш... — ухмыльнулся Шото и стянул джинсы до конца, прежде чем перелезть через центральную консоль и оседлать его. Он поднёс палец к губам Кацуки. — Я хочу тебя. Я хочу этого. Больше никаких игр. Воздух вокруг них быстро нагревался, окна запотевали. Шото обхватил Кацуки за шею и притянул для поцелуя, позволяя теплу нарастать, когда их языки сплелись. Член Кацуки возбудился в ложбинке между ягодицами Шото, и тот застонал ему в рот, двигая бёдрами в поисках большего трения. — Ш-Шо…черт, подожди! Кацуки отстранился. Оба тяжело дышали, стекло уже полностью запотело. — Ты сказал, что хотел чего-то особенного, но мы в гребаной машине! Шото выпрямился, его волосы растрепались. — И что? Не хочешь, чтобы я кончил, пока ты будешь кончать в меня? — он наклонился и провёл языком по ушной раковине Кацуки. — Я ещё скользкий после сегодняшнего утра… Держу пари, ты сможешь легко скользнуть в меня, Кацуки. Кацуки не нужно упрашивать. Он зарычал и высвободил свой член, стягивая с Шото нижнее белье ровно настолько, чтобы обнажить его вход. Кацуки погрузился в него с похотливым хлюпаньем. Остатки его прежнего наслаждения вытекли из того места, где они соединялись. Шото был горячим, невероятно горячим. Это уже чересчур, но то, как его жадная задница сжимала член Кацуки, было похоже на то, что он нуждался. Шото поставил одну ногу на центральную консоль, другую – между водительским сиденьем и дверью, приподнялся и опустился. Кацуки потянулся, чтобы нащупать то место, где его член исчезал во влажном теле Шото, пальцы прошлись по напряжённым мышцам, заставляя их застонать в унисон. — Хочу тебя видеть, — выдохнул Кацуки. Он отстранил Шото от своей шеи, любуясь красивым румянцем, выступившим на его щеках, ушах, груди. На этот раз Кацуки не оставил ни одного слова невысказанным. Собирался сказать всё, что обязано прозвучать между ними. — Прости... — Кацуки снова поцеловал и вошёл в него. — Мне так жаль. Дыхание Шото было прерывистым. Тело исполняло музыку под его пальцами, как самый лучший инструмент, но в глазах читалась боль, и Кацуки шептал извинения, пока она полностью не прошла, сменившись эйфорией. Их безумный темп замедлился, пока они не заскользили вместе в чувственном слиянии, тесно прижавшись друг к другу в тесноте автомобиля, словно им невыносимо быть двумя отдельными существами. Кацуки прижал его к груди и трахнул, запустив руки под футболку Шото, прослеживая исчезающие следы, словно дорожную карту его собственнических чувств. Его руки нашли заживающие ожоги на талии Шото, и он помог ему покачать тазом. — К-Кацуки… пожалуйста… Теперь Шото плакал навзрыд, его губы распухли, а волосы спутались. Тело сжимало Кацуки так сильно, что было почти больно, но в тоне слышалась мольба. — Сделай это… Мне нужно… Его руки нашли руки Кацуки, прижимая их к следам ожогов, и он подавился очередным всхлипом. Кацуки понял, о чём просил. — Я...чёрт, ты уверен? Шото энергично кивнул и прикусил губу, мышцы напряглись, пальцы инстинктивно сжались. Он был близок, Кацуки понял это по тому, как покачивались его бедра и закатывались глаза. Кацуки издал низкий горловой стон и позволил своим ладоням зажечь искру. Подавшись вперёд, он поймал крик, что сорвался с губ Шото, когда он содрогнулся и окрасил их животы своим освобождением. Было невозможно остановить. Тело Шото ласкало его, и Кацуки кончил, в то время как толчки оргазма Шото то затихали, то нарастали. Воздух был вязким и густым от секса, от запаха жженой карамели, мяты и проклятого марокканского арганового масла. От этой смеси у Кацуки закружилась голова, словно он был в стельку пьян. Он притянул Шото к себе для ещё одного поцелуя, смеясь над абсурдностью происходящего. Они всегда были такими, не так ли? Лишились девственности из-за какой-то глупости, которую наговорили им пьяные друзья. Играли в камень–ножницы–бумагу, чтобы решить, кто кончит. Носились по городу, взявшись за руки. Убегали друг от друга. Впервые кончили вместе на водительском сиденьи "Феррари" Кацуки. — Эй, — произнёс Шото так, словно это было не совсем искреннее предостережение. — Ты что, угораешь надо мной? Улыбки никогда не давались Кацуки просто, но та, что раздвинула его губы, была такой же лёгкой, как дыхание. — Нет. Я смеюсь над нами, Мята. Уголки губ Шото дёрнулись, и он опустил взгляд, словно оценивая: двое возбуждённых двадцатипятилетних парней, покрытых потом и спермой, в очень общественном месте. — Почему у меня такое чувство, что мы всегда будем здесь? — спросил Шото. Его тон был нежным, разноцветные глаза сияли нежностью в лунном свете, проникающем сквозь запотевшие окна. Возможно, он был прав. Возможно, существует такая штука, как судьба, или родственные души, или как там ещё, чёрт возьми, люди это называют. И, возможно, сначала Кацуки нужно было убежать, чтобы было к чему возвращаться. — Немного похоже на то, что я чувствую, не так ли? — проговорил он с искренностью, которой никогда раньше не испытывал. Шото поерзал у него на коленях. Обмякший член Кацуки всё также был внутри него, но ни один из них не сделал ни малейшего движения, чтобы отстраниться. — Кацуки, — Шото произнёс его имя как благословение. — Давай завтра пойдём вместе. На мгновение Кацуки заморгал, пытаясь осмыслить сказанное. Завтра?.. — Ты имеешь в виду, поехать вместе на свадьбу? Кацуки живо вспомнил отношение Шото к свадьбам. Именно поэтому он попросил Дерьмоволосого пойти с ним на свадьбу к брату. Кацуки также вспомнил его слова: "Какого черта я должен приводить на свадьбу своего партнёра? Чтобы он мог всё время мечтательно вздыхать и говорить: "Разве свадьбы не такие романтичные?", как будто я не знаю, что он требуют от меня обязательств, которые я не готов дать?" Это было, мягко говоря, прямолинейно. Кацуки думал, что это было холодно, но, оглядываясь назад, он понимает, что это было всего лишь ещё одно последствие ухода Кацуки на жизнь Шото. Неужели нескольких коротких недель действительно может быть достаточно, чтобы решить подобные проблемы с ответственностью? Конечно, Шото не мог спрашивать… — Я имею в виду, пойти со мной на свадьбу, — повторил Шото, и Кацуки почувствовал, как у него перехватило дыхание. — Как мой кавалер.