Экстази

Чуя стоит перед дверью квартиры Дазая и ждёт. Чего ждёт, он сам пока не знает. Возможно, что сейчас, зайдя в помещение, он встретит Дазая из бара, который покорил его сердце. Того Дазая, что был пропитан ложью и игрой, но оставался ангелом в глазах других. Возможно, он боится зайти туда и увидеть, что его заменила Сасаки. Что именно сейчас она сидит, целует или трахается с Дазаем. Всё смешивается в один коктейль, пропитанный тревожностью и страхом. Они топят его в навязчивых мыслях, каждая из которых начинается с ,, а что если ему плевать?,, ,, а что если он уже забыл, кто я?,, ,, а что если..?,, это невыносимо, проходит вечность, вечность этих мыслей и тревог, непрекращающихся чувств и боли в сердце, на деле он стоит перед дверью лишь десять минут. Если он сейчас уйдет, не попрощавшись, это не будет точка их истории, это будет многоточие, означающие продолжение сюжета, новой боли героев и потерь. Потери себя, своей оставшейся гордости и понимания всего произошедшего. Нельзя уходить, закрыв глаза на такой исход, страху надо смотреть в глаза и идти на него, пусть боится он. Поэтому Чуя открывает дверь своими ключами, которые на какой то праздник ему вручил сам Дазай, и входит в пустое помещение. Оно пропитано тоской и запахом перегара. Везде, как и последние несколько лет, лежат бутылки из под спиртного, валяются косяки и затушенные об пол и стены сигареты. Привычная картина. Старый добрый хлам. — Дазай? — На полу повсюду разбросаны шприцы, явно использованные и непригодные. Живи Чуя сейчас тут, он бы убрал, выкинул и помыл полы, как делал это переодически, но теперь это не его заботы. Шевеление из другой комнаты, торопливые шаги и вот они смотрят друг на друга. Глаза в глаза. Карие, пропитанные опустошённостью и одиночеством, как кажется Чуе, а может, они, как и всегда, ничего не выражают. Он уже не знает, что думать, всё слишком запутанно. Голубые глаза, по мнению Дазая, стали холодны и закрыты, где та любовь и нежность, Чуя, куда ты ее спрятал? — Привет? Я забрать вещи — Неловкая пауза. Такого не происходило раньше, всегда были темы для разговора, даже в моменты тишины не существовало неловкости, всегда было хорошо, но что они имеют сейчас? Что они сейчас? — Чуя, я - — Дазай не знает, что сказать, что бы извиниться за свои поступки, что сделать, что бы рыжий не смотрел на него так холодно и отстранённо, но ему и не нужно, его резко обрывают, выставив ладонь вперёд. — Не стоит, Дазай, я всё видел сам и не хочу слушать этот пустой трёп, я заберу вещи и уйду из твоей жизни, тебе не придется прятаться со шлюхами по туалетам, ебись прям в кровати, я больше не буду мешать — Чуя говорит быстро и торопливо, его колотит от раздражения и обиды. Что Дазай хотел сказать? Прости? Этот идиот серьезно думает, что одним ,, прости,, тут всё можно исправить и объяснить?! Чуя проходит мимо Дазая, даже не смотря на него. Он не хочет видеть его лицо, его виноватые глаза и эту игру чувств, которую ту снова устроил. Ему хватило, достаточно. Он подходит к шкафу и, достав от туда свою сумку, с которой переезжал к Дазаю, быстро и торопливо пихает в неё свои вещи со всех полок и вешалок. Неважно, в каком состоянии они потом будут, постирает, погладит и как новенькие. Самое главное — сделать всё быстро и уйти. Теперь уж точно навсегда. Дазай стоит на одном месте и смотрит. Ему кажется, что сейчас он просто спит. Это не может быть реальностью. Чуя не может его бросить. Чуя верный и зависимый, как он может отказаться от него? Это невозможно. Просто страшный сон. Стоит, прислонившись к косяку двери. Он не верит, до сих пор не верит, что всё взаправду. Щипает себя за руки, лишь бы проснуться. Проводит ногтями по коже, оставляя следы, лишь бы не видеть этого всего. В мыслях полное отрицание. Как быть и что делать, он не знает. Он ничего не знает. Чуя видит, что с Дазаем. Видит, как тот причиняет себе боль. Видит, как потерян его взгляд. Видит всё и не может ничего не делать. Подходит и берет руки Осаму в свои. Нежно проводит пальцами по гладкой, израненной коже, подносит к своему лицу и целует. Он любит Дазая. Очень сильно любит. Не хочет причинять ему боль. Не хочет уходить. В его глазах теплиться нежность, настолько большая, безграничная нежность по отношению к этому человеку, что ее хватит на сто, тысячи лет, если они будут вместе. Весь напускной холод пропадает, будто его и не было. И сколько Дазай видит нежности в глазах, любовь и желание заботиться, столько и боли, отрицания себя и ненависти. Ненависти не к нему, который всё разрушил, а к самому себе. Чуя ненавидит себя. Понимание этого заставляет его отвести взгляд, лишь бы не видеть, не смотреть и не чувствовать. Не принимать за действительное то, что натворил своими же руками. Осаму опускается на колени перед Чуей и крепко обхватывает руками за тело. Он не отпустит его. Не даст уйти. Готов простоять так, лишь бы Накахара не бросал, лишь бы сдался и остался с ним в их мире лжи, отрицая нормальности. В их мире зависимости друг другом. — Не бросай меня, Чуя, не бросай, я так прошу тебя, пожалуйста — Осаму сжимает пальцами чужую одежду, прижимая ближе к себе. Шепчет тихо, но с эмоциями. В них слышен страх, некое безумие и одиночество. Ему нужен не Чуя, а стабильность, которая у них устаканилась за столь длительный срок. Нужна постоянность в без того не устойчивой линии жизни. Не сам Чуя — так считает Накахара, слушая своего любимого человека и разбиваясь о жестокость своих мыслей. — Хочешь мы пойдем на реабилитацию? Помнишь, ты хотел? Давай я каждый день буду готовить завтрак, а ты ворчать? Хочешь, я больше не буду звать никого в нашу с тобой квартиру? Хочешь, Чуя? Давай будем вместе, давай ты не будешь уходить и всё будет, всё, что захочешь — Дазай шепчет и не может остановиться, он готов меняться, готов пойти на жертвы, готов изрезать себя, как в наказание за измены своему прекрасному Чуе, он готов на всё, только, пожалуйста, пусть Чуя останется с ним. А Чуя стоит и не знает, как реагировать. Он счастлив, что Дазай это всё говорит, до слез, текущих дорожками по его щекам, но это счастье через боль, он ведь понимает, что ничего из перечисленного не будет длиться долго. Не с Дазаем. Они друг для друга убивающий, медленно и постепенно, яд. Наркотик собственной персоны. Чуя кладет ладони на щеки Дазая, по которым тоже берут дорожки слез, и поднимает голову того вверх. Они смотрят друг на друга, в слезах от переполняющих чувств, от сгнившей любви, от жизни и разрушенных мечтах. Взглядами говорят больше, чем словами. Я люблю тебя — говорят глаза Чуи — так сильно люблю, что готов умереть. Не бросай меня, не оставляй в одиночестве и с самим собой — говорят глаза Дазая. Чуя целует Осаму в лоб с присущей нежностью и любовью. Они чувствуют, что это их точка. Точка не возврата. Конец истории. Как крепко бы Дазай не держал его, сколько бы не шептал слов о любви и извинений. Как бы не цеплялся. Чуя убирает его руки с себя, забирает сумку с вещами и уходит. Оставляет свое прошлое за спиной. Оставляет опустошённого Дазая там и не смотрит. Посмотреть — дать слабину и надежду на возвращение. Но это уже не в этой ж изни. Он движется вперёд и надеется на лучшее.