В объятиях запрета

«Вместе через Муссон, за вечностью дней

За гранью миров, до последних дождей

Вместе сквозь шторм, и если нет сил — я думаю о том, как мы сбежим

В новый идеальный мир вдвоём, через Муссон

Только вдвоём»

***

Воскресное утро в доме близнецов начиналось с лёгкого света, пробивающегося сквозь полупрозрачные занавески, рисуя на стенах узоры, которые казались живыми. Стены старого дома отражали этот свет, создавая ощущение воздушности и покоя. В воздухе витал запах какой-то беззаботности, прямо как в детстве. Том, распахнув глаза, почувствовал, как тишина наполняет пространство, она была почти осязаемой. Он прислушался: лишь легкое шуршание листьев с нежным пением птиц нарушали её безмолвие. Он сладко потянулся, чувствуя как мышцы лениво просыпаются вместе с ним. Этот день обещал быть другим: без криков фанатов, без бесконечных репетиций и назойливого гудения менеджеров. Спокойствие, такое же редкое, как золото. Повалявшись ещё пару минут в тёплой постели и нежась теплом, Том неохотно встал и немного размялся, чтобы разогнать остатки сна. Натянув первую попавшуюся футболку, что лежала на стуле, он отметил, что она едва доходила ему до колен, а тёмные брюки, которые он подобрал к ней, выглядели помятыми. Но кого это вообще волнует? Точно не Тома. Он почувствовал как прохладный деревянный пол холодит стопы, и невольно зевнул, прикрывая рот рукой, собираясь с мыслями. Направляясь на кухню, Том предвкушал его любимый утренний ритуал в виде свежесваренного кофе. И обязательно побольше молока с сахаром, иначе никак. Парень всегда считал, что горький и крепкий кофе без сахара для слишком серьезных, супер-взрослых строгих дядь и тёть в костюмах с квадратными чемоданами, которые добираются ощущений с помощью такого жуткого напитка. Может быть он когда-нибудь поймёт, в чём прелесть такого крепняка, но пока Тома абсолютно устраивает его сладкий капучино. Подходя к кухонному столу, он оглядел небольшой беспорядок — чашки, оставшиеся с вечера, небольшая стопка книг, которая уже начала собирать пыль, и мамины любимые кроссворды. Том улыбнулся, вспоминая, как она обожает по вечерам иногда сидеть с сериалом за ноутбуком и разгадывать все эти вопросы, мило хмуря брови в раздумьях; это её успокаивает. Симона уехала на выходные к бабушке в соседний город, чтобы помочь ей с хозяйством и провести время вместе. Вернется только завтра, так что в доме ощущается её отсутствие. На подоконнике стояла нежная розовая орхидея, гордо вытянувшаяся к окну, словно напоминая о жизни вне этого уютного дома. Как приятно сюда возвращаться. Том, наливая себе кофе, поймал себя на мысли о том, как же ему нравятся такие моменты, когда мир замирал, оставляя место для чувств и простых мелочей. Казалось, время просто приостановилось. После нескольких глотков горячего ароматного кофе Том вспомнил о Билле. Родное место невольно навевало их общие детские воспоминания, словно тёплый плед, окутывающий его в холодный зимний вечер. Он ясно видел, будто это было только вчера, как они просыпались здесь от чудесного запаха их любимых ароматных булочек прямиком из духовки, и доносящийся до них нежный голос мамы, что желала доброго утра и приглашала к столу. С братом они всегда были неразлучны, как два элемента одной целой истории, пусть и такие разные. Том помнил, как вместе они пробирались на кухню, тихонько обсуждая, кто из них первый сможет украсть булочку, и как потом с неистовой радостью делили её на двоих, слушая наставления о том, чтобы на столе и на полу не осталось ни единой крошки. Помнит даже их любимые махровые пижамы: у Билла была красная, у Тома — синяя, они были такие уютные и мягкие, как детство, в котором не было ни забот, ни горестей. И та самая игрушечная собачка, с которой Том никогда не расставался. Как же он её обожал, словно она была живым существом, готовым разделить с ним все радости. Интересно, где она сейчас? Наверное пылится в кладовке. Ночами, завернувшись в одеяла, они не спали, обсуждая всё на свете: от сокровенных мыслей и переживаний до смешных шуток, доводящих до боли в скулах и слёз. Только они могли так рассмешить друг друга. А потом выслушивали нагоняи от мамы с «А-ну живо спать! Завтра рано вставать, и я не буду вас вытаскивать сонных с кроватей!». Каждый шёпот, каждая тайна становились частью их особенного языка, создавая невидимые мосты между их мечтами. Эти разговоры были наполнены смехом и искренностью, они делились надеждами и страхами, веря, что никакие преграды не смогут разлучить их. В такие моменты мир казался бесконечным, и они были готовы исследовать его вдвоём. Вместе с Биллом они выстраивали целые вселенные, где их фантазии могли разгуляться на полную катушку. Каждая из них была уникальна — от таинственных волшебных лесов с гномами и эльфами, до далеких галактик с инопланетянами. Брат всегда поддерживал его, будь то захватывающие приключения во дворе или тихие вечера, проведенные за настольными играми. Вспомнилось и то, как они с удовольствием в тайне проводили время вне песочниц, сбегая из садика в «запретное царство» — соседнюю школу. Ох уж эти шумные тусовки с четвероклассниками и драки в школьных коридорах! Они были настоящими хулиганами, а их шалости порой приводили к самым неожиданным последствиям. Зато это было намного интереснее, чем нудные тихие занятия рисованием с малышами на коврике в детском саду или бесконечные игры с крошечными машинками. Том улыбнулся, погружаясь в воспоминания о тех весёлых днях, когда мир казался бескрайним, а каждое приключение — волнующим открытием. И всегда был тот, с кем можно было разделить эмоции, ведь Билл был рядом, как неизменная часть его жизни. Эта связь с ним, крепкая и нерушимая, продолжает согревать его сердце. Даже спустя годы, воспоминания о беззаботных днях, проведенных вместе, оставались с ним, живыми и яркими, придавая смысл и тепло его настоящему. Том безумно этим дорожит. Какая же всё-таки раньше была простая жизнь. А теперь? С годами всё стало таким запутанным и сложным… Он не спешил, но в голове уже витали мысли о том, что брат, скорее всего, снова погружен в свою музыку. Такая он творческая натура. Том решил навестить его, зная, что в такие утренние часы у Билла всегда возникают лучшие идеи. Да, он немного сумасшедший вот так, только разлепивши глаза начинать что-то писать. Может ему, как Менделееву таблица, снятся его текста и он спешит их скорее запечатлеть? Иначе Том не понимает, зачем он подрывается в такую рань писать, потому что сам он ни за что бы не стал так делать, предпочтя больше поспать и побездельничать. Он постучал в дверь комнаты Билла, но ответа не дождался. Толкнув дверь, Том вошел и увидел близнеца, сидящего на полу среди исписанных бумажек. Билл был полностью погружён в процесс — его взгляд был сосредоточен, а в руках он держал карандаш, словно этот предмет был частью его самого. Том не мог не улыбнуться. Билл выглядел так, будто был унесён в иной мир, где не существовало ничего, кроме искусства. Да и сам он выглядел как настоящее искусство в этот момент: его тёмные волосы были слегка растрёпаны после сна, некоторые пряди падали ему на лоб, создавая небрежный, но при этом почти болезненно притягательный образ. Он был освещён ярким утренним светом, а лучи солнца так трепетно обрамляли его сонное личико. Билл был одет в старую, растянутую футболку тёмно-серого цвета с изображением красного черепа с костями. Материя слегка обрисовывала ключицы, добавляя тонкий намёк на хрупкость. Его взгляд скользнул ниже, к тонким кистям с изящными пальцами. Эти руки всегда казались ему слишком нежными, словно нарисованными, несмотря на их угловатость. С тонкой сеткой вен, проступающих под кожей, они пересекали её голубыми линиями, словно извилистые реки. Мягкие домашние штаны, которые идеально сидели на его стройных, длинных ногах, подчеркивали каждую их линию. Том невольно проследил взглядом вдоль их очертаний, медленно, как будто пытаясь запомнить каждую деталь. Такие ноги… Нет, любая девчонка могла только мечтать о таких. Ему вдруг стало жарко, и он потёр шею, пытаясь отвлечься, но взгляд снова скользнул по фигуре Билла. «Как он может выглядеть так красиво с утра, это вообще нормально? Он точно человек?» — то и дело проносилось в мыслях парня. Пухлые губы слегка приоткрылись, когда он делал наброски текста, а его брови были сосредоточенно нахмурены в глубоком раздумье. Том почувствовал, как его охватывает восхищение. Близнец излучал такое спокойствие и уверенность, что казалось, весь хаос мира вокруг них не имел значения. В этот момент он был олицетворением своей страсти, и Том понял, что наблюдать за Биллом — всё равно, что наблюдать за процессом рождения прекрасного. Том всегда с трепетом наблюдал за своим братом. Его взгляд невольно следовал за каждым движением Билла, ловил малейшие изменения в его мимике, каждый жест, каждую деталь. Билл был для него чем-то неизменно притягательным, чем-то, от чего невозможно отвести глаз. Ему интересен он полностью. Билл вообще всегда был настоящим катализатором чувств: когда он радовался — вокруг расцветала атмосфера счастья и света, словно само солнце откликалось на его радость, а в моменты грусти мир становился серым и холодным. Том часто задумывался, как же здорово быть таким открытым и искренним, как его близнец. Но ещё чаще он замечал, что именно эта его открытость так невыносимо будоражит. Ведь Билл не знал. Не видел, как Том впитывал каждый его жест, каждый взгляд, как будто боялся пропустить хоть мгновение его присутствия. Иногда ему казалось, что он знает Билла лучше, чем самого себя: знал, как тот мило поджимает губы, когда что-то обдумывает, как чуть приподнимает одну бровь, когда его что-то удивляет. Это были мелочи, которые никто больше не замечал, но Том замечал. Замечал слишком часто. Том видел Билла ласковым и хрупким, но с какой-то необъяснимой силой. Билл знал, как зацепить взгляд, как подсознательно манить. Казалось, что в его улыбке есть что-то обжигающее — легкая искорка, которая могла вспыхнуть в один момент и превратить мир в пепел. Но Билл не был лишен уязвимости. Он играл на грани — между открытым и скрытым, между невинностью и откровенностью. Том прекрасно знал своего брата. Билл мог казаться милым котёнком, что озаряет своей ослепительной, доброй улыбкой и милыми речами. Но внутри него настоящий огонь, — дерзкий, непредсказуемый, горячий и опасный. Он был как яркий солнечный луч в зимний день - тёплый, светлый, но с легкой остротой, которая покалывающе оседала на коже, напоминая о холоде. Билл был для него как произведение искусства, за которым он мог наблюдать бесконечно. Но именно в этом и заключалась его мука. Искусство — это то, что можно созерцать, но никогда нельзя трогать. Том подошел ближе, прищурив глаза от света, и тихо спросил: — Что ты там сочиняешь, мышка? Билл поднял голову, и его лицо осветилось широкой улыбкой, а во взгляде блеснула искорка радости. О да, только ради такой вот его улыбки стоит просыпаться по утрам. — Да так, очередной текст… Но пока еще не знаю, как его закончить. — улыбнулся он, пожимая плечами. — Всё время что-то мешает и есть ощущение, что чего-то не хватает… Не понимаю чего. — Может, нужно просто немного расслабиться? — предложил Том, чуть наклонив голову. Билл кивнул, вновь погружаясь в размышления. Он снова взглянул на свои бумаги, хаотично лежащие друг возле друга и вдруг произнёс: — Знаешь, иногда я думаю, что это как создание мелодии. Если всё время копаться в мелочах, теряешь всю картину. В голове всё кажется таким простым, а как до дела доходит — тупняк полный. Том присел рядом, и их плечи слегка соприкоснулись. Он почувствовал, как тепло от Билла наполняет его. Этот тихий контакт был едва заметный, но такой значимый. Том нарочно придвинулся еще чуть ближе, чтобы сохранить это соприкосновение и ответил: — Иногда лучше оставить что-то на время, а потом вернуться со свежим взглядом, а то глаз замыливается. Билл посмотрел на брата, и его взгляд стал более мягким. — Ты прав. Я слишком погружаюсь в процесс и забываю, что иногда нужен отдых. Сам понимаю, но ничего поделать не могу. — ухмыльнувшись добавил Билл. — В этом весь ты, — подметил брат с легкой усмешкой, беря в руки один из листов, рассматривая перечеркнутые строчки. — Ты прям как одержимый. Может давай выйдем на улицу? Погода сегодня вроде классная, хотя на вечер обещают сильный ветер. — Предложил Том, пытаясь развеселить Билла. — Прогуляемся, вдохнём свежего воздуха. Билл поднял бровь и скептически посмотрел на близнеца: — Ты прям с утра новости о погоде почитываешь, а? — Эй, я просто забочусь о твоей причёске. — Заулыбался Том. — И прогноз я глянул вчера вечером, просто запомнил. Билл вздохнул с улыбкой и разглаживая рукой складки на штанах, ответил: — Ладно, пошли. Всё равно засиделся с утра пораньше, будто больше нефиг делать в выходной. — Хах, ботан ты наш. Заодно еще сходим за твоим любимым десертом с вишней в ту кондитерскую, — добавил он, виляя бровями. Билл кивнул, его настроение заметно улучшилось. — А ты умеешь уговаривать, десертный манипулятор. — Работаю как умею, — отшутился Том. Билл поднялся с пола немного пошатываясь, а затем взглянул на свои тексты. — Надеюсь они не убегут, пока меня не будет. — Шутливо добавил он, собирая исписанные листы. Том засмеялся и, наконец, встал рядом с Биллом. — Смотри, некоторые уже удирают от тебя в окно! — кривлялся брат, забавно выпучив глаза в удивлении, указывая пальцем на якобы убегающие бумажки. Билл в ответ легонько толкнул его в плечо, ухмыляясь, затем быстро собрал свои вещи и, наконец, посмотрел на Тома. — Идём уже, юморист хренов. Они вышли из комнаты, и, пока закрывали дверь, Билл обратился к близнецу: — Если честно я не совсем уверен, что у меня получится. — Конечно получится, — уверенно ответил Том. — Ты ведь уже столько шедевров написал. Реально не переживай. Даже если это будет не идеально, это всё равно будет твоё. И это круто. Их глаза встретились. Билл посмотрел на брата так благодарно и искренне. Эти слова прозвучали как нечто большее, чем просто поддержка. Они как будто открыли новую дверь, позволяя Биллу взглянуть на свои страхи с другой стороны, теперь он относился к этому делу чуточку проще. Для него это много значило, ведь он был настоящим перфекционистом в работе. И вообще слова брата для него всегда значили больше всего остального. Между ними возникло чувство, которое не требовало слов. — Знаешь, иногда мне кажется, что ты — мой главный вдохновитель. — вдруг произнес Билл, поднимая взгляд на Тома и нежно улыбаясь, ожидая реакции. Том замер на секунду, будто не сразу понял смысл слов. Затем резко отвёл взгляд в сторону, нервно почесал затылок и пробормотал: — Оу… Правда? — Он коротко рассмеялся, чтобы скрыть смущение, но уши всё равно покраснели. — Это очень неожиданно и… приятно. Я даже не знаю что сказать. Билл наблюдал за ним с едва заметной ухмылкой. — Что, настолько шокирующе? — поддразнил он, прищурившись. — Ну… да, — Том пожал плечами, явно стараясь не встречаться с ним взглядом. — Ты ведь никогда такого не говорил. — А ты думаешь, я просто так придумываю? — усмехнулся Билл, наклоняясь чуть ближе. Том наконец поднял на него глаза, явно всё ещё смущённый, но уже с тенью улыбки. — Я просто… я не думал, что могу быть для тебя таким. Честно, это как… ну вау. Он потер ладони, будто пытаясь унять внезапный прилив волнения, и добавил: — Спасибо, что сказал. Это… польщает, если честно. Даже немного пугает. Билл засмеялся, слегка откинувши голову назад. — Пугает? Ну, ты даёшь. Просто прими как факт: ты крут, Том. И помогаешь мне просто своим существованием писать буквально все мои текста. Том хмыкнул, покачав головой, и сделал вид, что оглядывает коридор. — Ладно, мистер вдохновлённый, это комплимент дня? Или будет что-то ещё? — Поворачиваясь, уже лукаво и будто слегка флиртуя спрашивает Том. Он прищурился, блуждая взглядом по лицу Билла. Билл лишь пожал плечами, хитро улыбнувшись: — Не знаю, посмотрим. Всё зависит от тебя. Они молча посмотрели друг на друга, погруженные в свои мысли. — Пойдём, — едва слышно, практически шёпотом произнёс Билл, прерывая тишину. Его голос был мягким, почти интимным. Он лениво отвёл взгляд от родного лица, словно боялся разрушить невидимую связь, которая на мгновение окутала их. Том кивнул, а непослушное избитое сердце стучало быстрее, чем обычно. Быстрее, чем должно. Его взор опустился, чтобы скрыть слабую дрожь волнения, которую тот чувствовал где-то на грани осознания. Билл всегда что-то трогает внутри него. Трогает так точно и тонко, ворошит всё и бессовестно задевает, попадая в невидимые мишени как самый умелый стрелок, что оставляет вечные, глубокие следы. Наверное, и сам Амур с ним бы не сравнился… Билл куда опытнее и беспощаднее. Вскоре, умывшись, переодевшись и выбравшись из дома, они отправились в этот приятный солнечный день. Воздух был наполнен запахами лета, и в нём витала какая-то особенная магия. Они ещё не знали, что этот день станет началом чего-то совершенно нового в их отношениях.

***

Поздний вечер окутал комнату уютной тьмой, лишь мягкий свет экрана телевизора разгонял тени. На экране разворачивалась очередная комедия, полная нелепых ситуаций, и Билл с тоской смотрел на происходящее. За окном воевал обещанный в новостях ветер, поднимая в воздух листья и заставляя ветви деревьев громко стучать о крышу старого дома. — Боже, как я не хочу завтрашний день, снова эти репетиции, почему выходные так быстро проходят? — страдальчески протянул Билл, беря в руку банку газировки. Его глаза блестели от недовольства. — Вроде бы только был вечер пятницы, и уже вот на тебе воскресенье. Том, устроившись на диване, поджал губы и кивнул, ощущая ту же тоску. — Да, братишка, — ответил он с лёгким оттенком грусти в голосе. — Глазом моргнёшь, и не только выходные пролетят, но и вся жизнь. Билл фыркнул и покачал головой. — О нет, давай сегодня без этого философского груза, достаточно просто поныть о быстротечности выходных. — Да, согласен, — отвечает Том, отбирая у Билла напиток из рук, и делая пару глотков, — лучше давай дальше смотреть фильмы, где у персонажей всё максимально просто и присутствует кнопка в телефоне «разослать информацию всей школе» — с иронией произнёс он. — Эй, у тебя есть своя банка, вот и пей со своей, воришка! — наиграно возмущается Билл, щипая брата за бок, пытаясь забрать свою газировку назад. Том на это лишь хохочет и уворачивается, но воинственно держит банку, как трофей, не собираясь её отдавать. Да, ему просто нравится смотреть как его младший брат бесится, это всегда выглядит забавно. — А мне с твоей банки вкуснее пить, — произносит сквозь смех Том, и слегка подбирается, так как Билл уже перешел на щекотку. А Том боится щекотки. — Билл, ну уж нет! Это запрещённый приём! Я же умру! — закричал Том, сильно прижимая локти по бокам в панике, пытаясь одновременно защититься и при этом не пролить напиток на диван. — А ты заслужил, за всё хорошее! — с лукавым блеском в глазах ответил Билл, разгоняясь и наконец-то отбирая газировку. Том почувствовал, как его живот сжался в попытке избежать ещё одной порции щекотки, но Билл был быстрее. Молниеносно поставив бутылку на стол рядом с диваном, он продолжал остервенело щекотать Тома, как будто это была игра не на жизнь, а на смерть. — Ахаха, Билл, я тебе это припомню, мышь ты такая! — заливается смехом Том, его лицо уже раскраснелось, дыхание сбивалось, а смех был почти беззвучным, ведь щекотка заставляла его задыхаться. — За какое такое хорошее? Билл, не прекращая щекотать, почти навалился на Тома всем телом, прижимая его к дивану. Тому стало сложнее дышать, но и сопротивляться было невозможно. Он чувствовал, как кожа горит от смеха и силы щекотки, что заставляло его двигаться всё быстрее, но безрезультатно. Билл обездвижил его одной рукой, а другой продолжал безжалостно терзать его живот и бока. — Не скажу! Лучше в углу на горохе постой и подумай, чего ты хорошего за всю жизнь сделал! — ехидно проворчал Билл, показывая язык, на котором блеснул шарик пирсинга, и откидывая волосы с лица, а его взгляд был полон забавной строгости. — Оторву. Да я ангел божий! — хихикал Том, но уже еле мог говорить, его дыхание было прерывистым. Силы истощались, и смех становился всё громче и срывался на какие-то невнятные звуки. Пора было молить о пощаде своего мучителя. — Всё, всё, пожалуйста, я больше не могу, отпусти! — Ангел, говоришь? — с насмешкой переспросил Билл, словно вслушиваясь в его слова, но не прекращая своей «мучительной» игры.— Я что-то не слышал, чтобы ангелы так реготали, как свинки! — Я не регочу, я… я умираю! — воскликнул Том, но смех и щекотка так сильно сжали его грудную клетку, что он не мог больше держаться. — Можешь делать, что угодно, только не щекотку, Билл, пожалуйста! Билл остановился, но его улыбка не исчезала. Он всё ещё сидел на Томе, немного тяжело дыша, но глаза сверкали от веселья. — Ладно, — наконец решает сжалиться Билл, притворно вздыхая, с мягким смехом в голосе. — Но только если пообещаешь не красть мою газировку больше. — Обещаю! — Том с трудом выдохнул, освобождая дыхание и отнимаясь от смеха, чувствуя, как его тело расслабляется, но не может избавиться от остаточного волнения от того, что только что пережил. И Билл отпускает его окончательно, склонившись над Томом, медленно раздвигая взъерошенные волосы с лица, немного выпрямляясь. Оба запыхавшиеся, разгорячённые и широко улыбающиеся, обменялись взглядами; в глазах Билла весело искрится озорной огонь, а Том чувствует, как его сердце вдруг ускоряет ритм, стоило ему сфокусироваться не на закончившейся только что щекотке, а на том, что пришло сразу после неё. В этот момент он будто мгновенно, разом ощутил приятную и тёплую тяжесть тела Билла, что тесно прижалось к нему. Парень вдруг осознаёт, как сильно его переполняет нечто совершенно неожиданное и неуместное, что заставляет покрыться кожу мелкими мурашками. Он чувствует жар, исходящий от горячего дыхания брата, сбившегося от смеха, и… что-то внутри него сильно сжимается. Том внезапно становится невыносимо напряжённым, и ему хочется отстраниться, но его тело не двигается. Что-то одномоментно вспыхивает на его лице. Тот самый озорной смех, который ещё недавно был его, как-то уходит на второй план вместе с улыбкой. Он не может собраться с мыслями и быстро, инстинктивно, убирает взгляд, пытаясь скрыть своё смущение, стараясь как можно более бесшумно сглотнуть слюну. Тот момент, когда он осознаёт, что между ними происходит что-то гораздо более сложное, чем просто весёлые игры — становится для него невозможно острым. Билл, заметив изменения в поведении Тома, молча соскальзывает с него, садясь рядом и устраиваясь в позу лотоса, но его движения стали осторожными и какими-то чопорными, как будто он тоже почувствовал, как всё изменилось. Легкое напряжение в воздухе витает между ними. Том быстро вздохнул, пытаясь вернуть дыхание в норму. В последнее время что-то странное происходило между ними. То, что раньше было легко, естественно, невинно, вдруг стало совсем другим. Какая-то неуловимая деталь проникла в их отношения, — это неловкость и напряжение, которые Том не мог объяснить, проникали в каждый их жест, взгляд, в каждую секунду их пребывания рядом. С детства такие чувства им были незнакомы по отношению друг к другу, ведь они всегда делали все неловкие вещи буквально с пелёнок вместе, не испытывая ни малейшего смущения. Да даже на горшках сидели рядом, держась за ручки, о какой неловкости может идти речь? Теперь же, казалось, каждый их взгляд обжигал, а присутствие друг друга стало одновременно привычным и чуждым. И Том не знал, что с этим делать. Всё так незаметно изменилось, и не за один день, и не за один год. Всё это происходило медленно, словно капли воды, что точат камень, не оставляя шанса на сопротивление. Чувства прокрадывались незаметно, заполняя всё больше пространства между ними, превращая их отношения в напряжённую, густую сеть эмоций, которую уже нельзя было игнорировать. Остаётся только гадать, в какой именно момент это произошло. Точно не скажешь. Может, это случилось в тот вечер, когда Том, как обычно, обнимал Билла во сне. Они всегда спали так — с самого детства, ведь так было легче чувствовать себя в безопасности. Но почему в тот раз всё казалось другим? Том вдруг ощутил, как близко они находятся друг к другу. Билл уютно устроился рядом, его тело было теплым, расслабленным, а дыхание — размеренным. Том обнимал его сзади, как всегда, привычно и естественно, но в какой-то момент почувствовал себя иначе. Его рука невольно скользнула чуть ниже по линии талии, и он вдруг понял, что ему хочется коснуться не только привычной мягкости ткани, но и кожи — ощутить её под своими пальцами. Едва заметное движение — и его рука скользнула бы чуть ниже, к его тёплому животу, оголённому из-за приподнятой футболки. Том словно видел это в своих мыслях, чувствовал, как кожа под его ладонью станет горячей, как плавно изгибы тела оживут под прикосновением и как он спустится еще немного ниже… Желание становилось почти осязаемым, как жара, накрывающая его с головой, оставляя лишь пульсацию в груди и тяжёлое дыхание. В голове вспыхнула яркая, обжигающая мысль: коснуться шеи губами, вдохнуть её запах, почувствовать вкус. Он вздрагивал, будто от удара тока, и отворачивался, будто это могло избавить его от неуместных мыслей. «Что со мной не так?!» — пронеслось в голове. Это же просто Билл. Его брат. Его лучшая половина. Он отчаянно пытался прогнать наваждение, но мысли продолжали возвращаться. Всё в нём тянулось к этому теплу, и Том сжимал глаза, убеждая себя, что это просто усталость, просто момент слабости. А Билл?.. Может, он заметил эти изменения ещё раньше. Всё началось с простого любопытства. Его взгляд задерживался на брате чуть дольше, чем следовало. Он разглядывал, как тот снимает футболку, замечая, как мускулы напрягаются под кожей, как солнечный свет вырисовывает каждую линию. В те моменты Билл чувствовал, как внутри всё сжимается. Он заставлял себя отвернуться, убеждая, что просто завидует. Просто хочет быть таким же. Но каждый раз, когда Том оказывался рядом, эта мысль становилась всё громче: «Почему мне хочется дотронуться до него?». Эти мысли начали посещать его не вдруг, но всегда возникали в моменты, когда он сам того не ожидал. Как тогда, когда Том вышел из душа, наскоро обмотав полотенце вокруг бёдер, и Билл завороженно наблюдал, как капли воды все еще медленно стягивались с его мокрой кожи, пробегая по линии ключиц, грудной клетке и дальше, по упругому животу вниз, туда, куда взгляд Билла не мог не скользнуть… Всё выглядело настолько естественно, и в то же время до безумия красиво. Это была не просто внешняя привлекательность. Что-то в Томе само по себе завораживало, манило, заставляло Билла следить взглядом за каждым его движением. Это пугало его. Билл зачем-то сравнивал тело брата с другими телами, которые видел раньше, и всегда приходил к одному выводу, — ничто не было так идеально. Эта борьба выматывала их обоих. Каждый случайный жест, каждая улыбка становилась мучительной и сладкой пыткой, что заставляла кровь бурлить, а дыхание учащаться. Том замечал, как Билл иногда касался его руки чуть дольше, чем нужно, как его пальцы скользили по коже, ненадолго задерживаясь, будто проверяя реакцию. Замечал, как его взгляд блуждает, останавливаясь на его губах или шее, когда он думает, что никто этого не видит. Том чувствовал, как всё внутри него горит от этих намёков. Может ему это всё мерещится? Может это всё жалкие иллюзии его воспалённого разума? А в то же время здравый смысл отчаянно кричал: «Это неправильно. Так не должно быть! Это невозможно!» Со временем Билла начало буквально чуть ли не выкручивать наизнанку от того, как сильно ему хочется притронуться к брату. И с каждым днём это становилось всё сильнее. Ощущения внутри Билла разрастались, как огонь, который невозможно потушить. Теперь каждое касание Тома становилось пыткой. Плечо, которое случайно задело его, взгляд, задержавшийся на мгновение дольше, чем принято, случайный смех, согревающий душу, — всё это было невыносимо. Он жаждал большего: прикасаться не просто невзначай и по дружески, а намеренно, страстно, изучать, щупать, чувствовать. Руки чесались обнять его крепче, впиться пальцами в его талию, провести губами вдоль шеи, раствориться в его тепле, чтобы стереть грань между ними. Он еле держал в руках свою тактильность и максимально старался касаться Тома без какого-то либо подтекста, лишь бы немного утолить свою жажду, и этого оказалось совершенно недостаточно. Он находил оправдания своим прикосновениям, смеялся над собой, но это не помогало. Каждое мимолётное касание было словно игрой с огнём: слишком мало, слишком быстро, слишком неутоляюще. А когда Том обнимал его — просто, по-дружески, — Билл буквально задыхался. Ощущая тепло в крепких объятиях его рук, чувствуя жар тела, вибрацию его голоса, звучащую прямо из груди, и сердцебиение — было буквально невыносимо сдерживать свои странные, ненормальные порывы прижаться к нему как можно крепче и целовать, трогать, изучать касаниями рук и губ каждый миллиметр его кожи. Всё это просто сводило с ума. Приходилось крепко зажмуриваться и стискивать зубы, чтобы не позволять этим чувствам захватить его полностью и сделать что-то необратимое, потому что он знал: если он поддастся своей ужасной, невыносимой тяге, то потеряет всякую способность думать и просто испортит всё. Либо же тогда, когда Том впервые просыпается сбитый с толку от слишком реалистичного сна. В этом сне Билл склоняется к нему, его взгляд тёплый и ленивый, а губы — мягкие, едва касающиеся его щеки, ласково и нежно. Этот поцелуй задерживается чуть дольше, чем можно списать на дружеский жест, и Том распахивает глаза, будто обожжённый, со странным жаром в груди. Он пытается прогнать эту картинку, но она липнет к его сознанию, оставляя после себя какое-то запредельно сладкое послевкусие. Том больше не может избавиться от этих видений, что будят крошечных, только зарождающихся бабочек в животе… Том всё чаще ловил себя на том, как его взгляд скользит по лицу Билла, останавливается на его губах. Они такие мягкие, такие выразительные, двигаются в какой-то гипнотической манере, и Том не мог не представить… а каково это — почувствовать их на своих? И он мечтал, долго и много мечтал, представляя себе самые разные сценарии, где он может ощутить их на себе вот так. Сначала осторожные, невинные, где они касаются лишь на секунду, а потом… потом всё становилось смелее. Теплее. Чувственнее. Горячее. В этих фантазиях он позволял себе всё, чего боялся наяву. И с каждым разом Билл в его голове становился всё ближе. Это были его лучшие грёзы, которые уносили его из омрачающей реальности куда-то далеко в нирвану, в идеальный мир, где такого просто не может быть. Они же братья. А затем Том безумно ругал себя за это, ведь так нельзя. Это же ненормально. Это был порочный круг, из которого тот никак не мог найти выход, потому что стоило Тому закрыть глаза — мечты накрывают его с головой, забирая с собой в бездонные глубины, где царят только откровения и истинные чувства, которые заставляют чувствовать его на эти жалкие мгновения действительно счастливым. Или всё это закрутилось, когда Билл, проходя ночью мимо комнаты брата, услышав тихие стоны — не смог пройти мимо, столбенея, жадно дослушав всё до конца, постыдно прислонившись к двери, нервно вздыхая и краснея, берясь руками за горячие щеки, ощущая себя каким-то извращенцем. Билл, вернувшись в кровать еще долго не мог уснуть после того случая, коря себя за свои странные, очень странные мысли, будоражащие всё его нутро. Ему хотелось услышать это еще. И желательно очень близко, где-то возле его уха. Так, чтобы почувствовать обжигающее дыхание Тома, что рассыплет колкие мурашки по его коже. Хотелось увидеть, как он это делает. Его возбужденный и мутный взгляд, его невозможные губы, которые тот наверняка так пошло прикусывает. Его крепкие, сильные руки, покрытые изящными ветвиями вен… В животе что-то глухо сворачивалось в тугие узлы и не отпускало, а в паху так сладко тянуло и пульсировало. И еще рука почему-то сама опустилась под ткань боксёров… Это была уже точка невозврата для него. Биллу было ужасно неловко смотреть после этого Тому в глаза, но он старательно делал вид, что всё в порядке, будто он вовсе никогда так феерично не дрочил на своего брата, и у него это неплохо получалось. Хотя в душе он понятия не имел, что ему вообще теперь делать со всем этим. Он был по настоящему растерян. Жаль, что Билл тогда еще не знал что, а вернее кого именно представлял себе Том в ту роковую ночь за дверью, лаская себя, отпуская в моменте свои чувства. До дрожи в коленях, закатывающихся от удовольствия глаз и тех самых случайно подслушанных стонов, что довели Билла до точно такой же эйфории минутами позже. Во время вечерних прогулок, когда они молчали и просто наслаждались тишиной, возникали моменты, когда их руки почти соприкасались, и это вызывало нечто большее, чем просто дружеское волнение. Они были как магниты, которые всем своим существом желали быть как можно ближе. Всё это создавало атмосферу, где смущение стало частью их близости, превращая ранее обычные моменты в что-то значительное. Они старались скрыть свои новые чувства, стыдились их, понимая всю плачевность ситуации, боясь реакции друг друга, реакции общества, смеялись над неловкими ситуациями. Но даже в смехе ощущалась другая глубина. Скрывать такое крайне сложно, ведь братья очень близки, и привыкли быть друг с другом откровенными. Но здесь, естественно, откровенность между ними дала серьезный сбой. Это чувство, тягучее, запретное, всё больше овладевало ими, делая любое прикосновение, любое слово опасно близкими к тому, чтобы разрушить их хрупкий баланс. Точно не скажешь в какой момент возникли подобные несвойственные раннее мысли и желания, но они есть, и с каждым днем их становилось всё больше, чувства усиливались, и они заставали врасплох и поглощали. Они, будучи глубоко подавленными внутри, как дикая река пробивающая себе путь сквозь горные камни — старались найти выход. Но эта река каждый раз заходила в тупик. Ведь в нашем мире это кощунственно и неправильно, даже в мыслях, поэтому приходилось лишь отбрасывать это от себя как можно дальше, нервно махать головой, будто все это наваждение вот так легко улетит и больше не вернется. Но к сожалению от себя не убежишь, и всё тайное однажды тебя настигнет.

Том следом садится рядом, закусывая губу, пытаясь отвлечься от того, как их плечи едва каются друг друга, оставляя за собой какой-то странно жгущий след. Ноги, слегка соприкасающиеся, будто заставляли его чувствовать каждый миллиметр кожи, каждый незаметный укол желания. Вроде бы это был просто момент, простой как всё между ними, но нет, здесь что-то очень сильно не так. Чтобы как-то избавиться от этой неловкости, Билл вдруг кашляет в кулак, пытаясь скрыть свою собственную неуверенность. Тянется к баночке на столе и, как всегда, делает это с лёгкостью, будто хочет напомнить себе, что всё в порядке, что они здесь, рядом, что всё как обычно. Всё нормально. — Ладно, на держи, я был с тобой слишком жесток. Том усмехается, но эта усмешка какая-то натянутая, его пальцы скользят по бедру, как бы случайно, но на самом деле каждое движение наполнено напряжением. — Вау, спасибо, ты сегодня безумно щедр. — произносит Том саркастично, но внутри всё горит. Он не может понять, что с ним происходит, почему так трудно взять эту газировку в руки, когда они так близко, а между ними — что-то невообразимое, невидимое, но осязаемое. Затем Том осторожно берёт газировку, и в этот момент они слегка соприкасаются пальцами, немного зависая. Это едва заметное касание вызывает странное обволакивающее чувство, и кожа незаметно покрывается мелкими мурашками. Том немного отпивает и ставит на место, смотря куда-то под стол. Он буквально не знает куда деть свои конечности сейчас. И вообще всего себя. — Поэтому из нас двоих тут я ангел. — Билл говорит это с лёгким дрожанием в голосе, будто его собственные слова — это какой-то способ скрыть, что ему тоже нелегко. В воздухе царило нечто. Это был запах страха и желания, неуловимого, как дым, и искреннее непонимание, что с этим делать. Казалось, это густое напряжение можно было даже пощупать. Словно невидимая нить тянула их ближе, но при этом страх сковывал, будто кандалы, не позволяя сделать шаг на встречу. Билл слегка поворачивается корпусом к брату и застывает. Он украдкой наблюдает за Томом, погруженным в свои мысли. Тот сидел неподвижно, перебирая пальцами. Мягкий, сменяющийся и играющий разными оттенками свет от экрана телевизора падал на его шелковистую кожу, и тот заворожено разглядывал его нежные, но мужественные черты: густые широкие брови, глубокий взгляд, так похожий на его собственный, обрамленный пушистыми ресницами, ровный носик. Том был его отражением, его точной копией, но всё-таки он был таким другим. Билл опустил взгляд на его мягкие, слегка влажные от слюны губы, на тот самый пирсинг в уголке, который всегда был как знак чего-то неизведанного и запретно-соблазнительного. Он не мог сдержать дрожь, когда эти мысли нахлынули, но даже ещё сильнее его пугало то, что Билл не мог убежать от этого желания, которое теперь било, как дикий шторм. О нет, только не сейчас. Том чувствует пристальный взгляд и поворачивается, сталкиваясь взглядом с близнецом. И обнаруживает, что его лицо совершенно красное, Билл избегает смотреть на Тома, отворачиваясь, втягивает свою нижнюю губу в рот. Том невольно задумывается, насколько та мягкая и приятная. Боже, почему буквально всё в нём настолько привлекательно, почему так хочется смотреть, касаться, оберегать, обнимать? Иногда это ощущается невыносимо, прямо как сейчас. Билл нарушает тишину шепотом, нарочито внимательно пялясь в телевизор: — Эм… Том, помнишь ту девчонку с прошлой вечеринки у Георга? — Оливию? — опешивает Том от внезапного, как будто неуместного вопроса, но отвечает. — Да. Она протащила меня через весь дом в спальню родителей Гео и поцеловала. — Мямлит Билл, все еще непрерывно смотря в монитор, избегая взгляда Тома. Том молчал с секунд пять, переваривая нежданную информацию. Да, нужно поддержать разговор, всё ведь в порядке, они же просто общаются как обычно, да? — Оу, — вздохнул Том, опустив голову и провёл рукой по волосам, как будто пытаясь собраться с мыслями. — А она времени зря не теряла, молодец. И как тебе, понравилось? — Ему на секунду стало обидно, что Билл не рассказал этого раньше. — Ну… Вроде бы и да, это было наверное приятно? Она старалась так точно, кажется она использовала все приемы, что ей довелось узнать за свою жизнь. — хмыкнул Билл, поправляя непослушную челку. — Но знаешь, как-будто слишком много слюней чтоли? Да и вообще, я не эксперт в поцелуях, в моей жизни их было не так много, и поэтому я не могу оценить со всей точностью и понять насколько это было хорошо для меня. Я просто ничего не чувствовал. — Закончил Билл, будто оправдываясь. Том, напрягая кулаки, чувствовал, как внутри него поднимается легкая волна ревности и беспокойства. Он знал, что Билл просто делится своими впечатлениями, но каждое слово резало как острый нож, хоть и не должно. Он снова посмотрел на брата, пытаясь понять, что происходит в его голове и для чего он решил рассказать это прямо сейчас. — Понимаю. — Сказал Том, заставляя голос звучать расслабленно. — Всё приходит с опытом. И возможно дело в том, что она не настолько сильно тебе нравилась, чтобы ты действительно получил удовольствие от вашего поцелуя. Типа… не с теми людьми это ощущается буквально никак. Билл кивнул, соглашаясь с братом, но не отрывал взгляда от экрана, начатый им же самим диалог приводил его в беспорядок. Всё казалось громче, ярче, будто мир вдруг стал слишком маленьким для того, что происходило между ними. И зачем Билл только начал этот странный диалог? Том почувствовал, как его взгляд тянет к губам Билла, которые так неестественно привлекали его внимание. Он пытался отогнать эти мысли, но они снова и снова возвращались, беспокойно кружа в голове. Билл был таким близким, таким родным, но в то же время вдруг стал чем-то гораздо более сложным, чем просто брат. Пока Том боролся с собой, Билл, казалось, старался сконцентрироваться на экране телевизора. Но всё равно что-то в его напряженной позе выдавало внутреннюю борьбу. Том внезапно решил, что пора действовать. Он обернулся к Биллу и с какой-то резкой непонятно откуда взявшейся настойчивостью спросил: — А ты вообще мечтаешь о чем-то? О ком-то, с кем действительно хотел бы поцеловаться? Том, осознав, что вопрос прозвучал довольно смело, заметил, как Билл слегка напрягся. Его плечи немного приподнялись и он на мгновение натянулся, словно струна. Тишина окутала их, и Том, нервно перебирая пальцами, продолжил: — Я имею в виду, ну…не просто поцелуй ради поцелуя, а что-то значимое. С кем-то, кто реально тебе нравится. Билл, наконец, отвел взгляд от экрана и нерешительно встретился с глазами Тома, перед этим пройдясь взглядом по столу, дивану, ногам брата, будто оттягивая момент зрительного контакта. В его взгляде промелькнула неуверенность вперемешку с неподдельным интересом. — Ну… может быть и мечтал, — тихо произнес он, будто делясь секретом — я бы хотел, чтобы это было с кем-то, кто понимает меня, кто не будет судить. Знаешь, я будто не раскрывался с людьми во время поцелуя, и не получал удовольствия. Мне не удавалось почувствовать что-то по настоящему… Том почувствовал, как его сердце забилось быстрее. Он не мог придумать, что сказать, но слова сами срывались с его губ: — А ты думаешь, у тебя есть такой человек? Билл вздохнул, слегка смутившись. — Не знаю. Но если бы был… может, это было бы похоже на что-то большее, чем просто поцелуй. Том почувствовал, как что-то горячее внутри него вскипает, растёт и не даёт покоя. Он не знал, что с этим делать, но было одно чувство, которое он не мог игнорировать. И не мог остановить. Том, стараясь скрыть волнение, тихо сказал, смотря куда-то в бок: — Иногда важно просто попробовать, даже если ты не особо уверен в результате. Иначе не узнаешь. Билл кивнул, его губы слегка приоткрылись, будто он собирался сказать что-то важное, а Том почувствовал, как напряжение между ними снова нарастает, как они оба стоят на грани чего-то, что трудно описать. — Ты прав. Может, мне стоит… Том, не дождавшись окончания мысли, быстро продолжил: — Если хочешь, я могу показать тебе, как это может быть. Просто… для практики. Билл застыл, не в силах поверить в то, что только что услышал. Его взгляд стал заметно напряженным, а затем еще более смущенным. — Ты серьезно? — ошарашено спросил Билл, хлопая ресницами. Том кивнул, чувствуя, как кровь приливает к лицу, сдерживая дыхание. Его рот опережал его мысли, что пытались вернуть его в жестокую реальность и прекратить это. Зачем, ну зачем он это сказал, кто тянул его за язык?! — О боже, ты не шутишь. — Не может поверить в услышанное Билл. — Или это шутка? — Нет, я серьезно. Мы можем просто попробовать, ради эксперимента, ведь в этом нет ничего такого, да? И ты сказал, что сделал бы это с человеком, который тебя понимает, и вот я подумал, что может это могу быть я… Том даёт Биллу время, чтобы подобрать слова. Он поворачивается прямо к брату, садясь немного ближе, и терпеливо ждёт, позволяя Биллу хорошенько обдумать его очевидно странное и сомнительное предложение, не имеющее смысла. «Так, это всего лишь эксперимент», — повторял Том про себя. «Мы просто попробуем это, и забудем, ничего страшного ведь». Какая откровенная ложь, на самом деле он просто не может поверить, что и в самом деле предложил это, это ужасная идея. Это просто наитупейшая идея, самая абсурдная, идиотская и глупая вещь, которую он когда-либо делал, которая может разрушить их отношения! Он не простит себе, если их общение с братом пойдет по одному месту из-за его дурацкого болтливого языка. Но, черт возьми, Билл сидит рядом, со сверкающими глазами, слегка лохматыми чёрными волосами, которых Том так любит касаться, с идеальными губами, с милыми щечками, на которых расцвел румянец… И этот его взгляд, устремленный на Тома со смесью шока и ещё чего-то, что темнее и глубже, чем беззвездная ночь. Господи. Вызывайте Тому скорую помощь, он сейчас отъедет и от его вида, и от своего дурацкого предложения тоже. — А ты не думаешь, что это как-то странно и неправильно? Все таки мы братья, а не просто какие-то там друзья, что решили по прикалываться. — задает вполне логичный вопрос Билл, слегка тушуясь и прищуривая глаза. — Вовсе нет, — нагло врёт Том, смотря прямо в глаза напротив, которые отражали его собственные черты. Конечно же он считает это странным и неправильным, но кажется, его уже не остановить с решением поцеловать Билла с таким нелепым предлогом, лишь бы тот согласился. Или нет, нет, пожалуйста, пусть лучше он откажет и на этом всё закончится, чтобы они не натворили глупостей. — Это вполне нормально, мы ведь тоже друзья, как ни крути, а все остальное в рамках эксперимента — это формальности, мы же не собираемся делать ничего плохого, это как бы… веселье, дурачество? Просто поцелуй, чтобы ты лучше понимал себя. А все, что дает тебе больше узнать о себе — не может быть плохим, верно? — Хм, — издал смешок Билл, оценивая красноречивость брата, — наверное да, но все же это как-то неловко, очень… — Чуть тише проговорил брюнет, слегка замявшись и начиная теребить подол своей футболки. — Давай просто сделаем это, без лишних переживаний, — предлагает Том, стараясь казаться непоколебимым, будто говорит не о поцелуе между ними, а о барбекю. Похоже, только что он израсходовал свой пожизненный запас смелости за один раз. — Это же просто, как перевернуть страницу. — Хорошо. — Соглашается Билл с близнецом, теперь уверенно и пристально смотря за глазами напротив, но его истинное волнение выдает лишь то, что тот все еще мнет свою футболку. Кажется, будто он скоро промнёт в ней дыры. Боже. Ну всё, теперь назад дороги нет, Билл согласился. Том чувствует, как страх и волнение окутывают его, заставляя разбросаться мурашки по коже. — Да, хорошо… — произносит Том, двигаясь еще чуть ближе, устраиваясь по удобнее, так, что они касаются коленями друг друга. Приятно. Он сидит сейчас в своей любимой оверсайз пижаме, в родном доме, вечером в комфортной обстановке, с весёлыми комедиями на фоне, но совершенно не расслаблен. Его сердце решило устроить погром в груди, намереваясь превратить все внутренности в фарш. — Эм, давай сн… Не успевает Том договорить начатое, как Билл его прерывает, резко соединяя их губы на долю секунды и отодвигается назад, быстро моргая. О. Боже. Мой. Всего одно легкое, едва ощутимое прикосновение губ… Но ощущение от того, что это в принципе произошло, настолько сладкое и такое по неправильному правильное. Как будто распробовав редкое вино, хочется продолжать, хочется больше… — Ох, вау. Что ж, кхм, это было быстро. — Прокашливаясь проговорил Том от неожиданности, неловко улыбаясь. — Эм, да, я, я просто решил что так будет легче настроиться на, ну… Продолжение… — объясняет свой быстрый поцелуй Билл, поджимая губы, нервно бегая глазами по дивану. Почему-то от этих слов о продолжении Тому стало плохо, или нет. Нет, кажется ему стало слишком хорошо. Это всё слишком плохохорошо. Он ощущал, как навязанные обществом рамки давят на него, сжимая грудь в железные тиски. Они оба понимали, что заплывают очень далеко и глубоко за буйки прямо сейчас. Что для них это не просто поцелуй, это та самая тонкая грань, которую они перешагнули вместе, и путь назад отрезан. Билл, в свою очередь, боролся с внутренними демонами, ощущая ответственность за их судьбы. Его чувства были мощным потоком, который не желал сдерживаться. Но каждый момент с братом напоминал о том, что мир не простит их любви, и это заставляло его замерзать в холодной реальности. Такие моменты становились тайными оазисами в пустыне общественных норм, где время останавливалось, и они могли быть просто собой. Но, рано или поздно приходится выходить из укрытия, погрузиться в унылую действительность, полную осуждения, отвращения и предвзятости, что заставляло сердце близнецов сжиматься от горечи. Таким образом, их странная любовь, выходящая за все рамки, выливающаяся лавиной, переполняющая все края, стекая тяжелым грузом, становилась не только радостью, но и источником боли, создавая тонкую грань между счастьем и страданием, между мечтой и реальностью, которую им предстояло пересечь. Том просто молчит, он совершенно не знает, какие подбирать слова в их положении. Напряжённость, что разрасталась между ними, казалась невыносимой. А затем, Том глубоко и рвано вздохнув полной грудью, набравшись решимости наклоняется к Биллу, но не целует его сразу. Осторожно помещает руку на лице брата, нежно проводя по щеке большим пальцем, стараясь передать всю свою нежность этим небольшим прикосновением и скрыть легкую дрожь. Близнецы замирают, смотря друг на друга, общаясь взглядами и ощущая эти невидимые щекочущие волны притяжения, что так сильно хотят столкнуть их губы вместе. Этот безмолвный диалог полон слов, а ожидание кошмарно волнительно. Он соединяет их носы, так что теперь их лица так близко, что он может почувствовать тёплое дыхание Билла на своих губах. Том может почувствовать, как тот задерживает свои вздохи и как учащает их, не найдя себе места. Том замирает в таком положении на долгое мгновение, трётся носом о носик брата и ждёт, пока глаза Билла не закроются, а брови чувственно нахмурятся, пока он не наклонит свою голову немного к руке Тома, как деревья поворачиваются к ветру. И тогда Том, закрывая глаза, медленно касается его ласковых, зазывающе приоткрытых губ, словно пытаясь навсегда стереть последние жалкие дюймы, что разделяли их во всех смыслах. И в этот миг его сердце наполняется ощущением невыразимой близости: не физическим прикосновением, а глубоким переплетением душ, словно мир вокруг исчезает. Он целует Билла безумно нежно и мягко, так деликатно, словно тот создан из хрусталя. В первое мгновение Том чувствует: у Билла мягкие губы, нижняя губа полная и слегка округлая, с плавным изгибом, напоминающим сочный плод. Они сладки на вкус словно мёд, гораздо более прекрасны, чем в его самых сокровенных мечтах. Реальность в сто раз лучше, чем он только мог подумать. Том замечает, как дыхание Билла замирает. Тихий звук срывается с его губ, когда те слегка приоткрываются от нахлынувшего удивления. Том, погружаясь в этот долгожданный для него момент, завершающе вжимается в рот Билла, а затем, с трудом собрав всю волю в кулак, немного отстраняется, оставляя их сердца гудеть в тишине. О Боже. Это же нереально. Они и в самом деле это сделали? — Ты… — Прошептал Билл, его голос дрожал от волнения. — Вау. — Ответил Том, не находя больше слов, не в силах скрыть улыбку. Как же его штырит. Билл смотрит на него ошеломленно и выглядит почти захмелевшим. Кажется, будто он впервые распробовал нечто, что так давно хотел и искал. Он едва заметно улыбается чему-то своему, и вроде как собирается что-то сказать, набираясь воздуха, но вместо этого просто поддаётся навстречу Тому, кладя руку ему на грудь, сжимая пальцами ткань футболки брата, притягивая за неё ближе к себе, и припадает к губам. Это ощущалось как вспышка — ослепляющая и разлившаяся по венам жарким огнём. Том, растерявшись, не успевает отреагировать — кажется, его сердце сейчас покинет тело. Бабочки, скоро тоже все не поместятся в его животе, и начнут искать выход. Несмотря на неловкость момента, он отвечает его настырным губам. На этот раз поцелуй не такой невинный: в нем больше смелости, что обнажает догола все потаенные чувства, что они так долго скрывали. В один момент всё вокруг сжалось до состояния атома в темноте закрытых глаз, оставив лишь ощущения его губ, которые лёгкими электрическими покалываниями отзывались на собственных. Его рот вновь накрывает Томов, сладкий и настойчивый. Потом Билл поочерёдно прихватывает нижнюю, затем верхнюю губу близнеца своими, начиная их посасывать. Скользко. Влажно. Вкусно. Том чувствует, как мягкость Билла обволакивает его, волнами даря телу жар. Он ощущает его аромат — смесь свежести и чего-то тёплого, такого до боли родного. Хочется просто окунуться с головой и раствориться в нём навсегда… Дышать им. Жить в нём. Быть им. А затем Билл шаловливо и так бесстыдно играется своим проворным языком с его пирсингом на нижней губе, теребя штангу. И после размашисто, сладко втягивает губу Тома своими и вжимается, издавая характерный причмокивающий звук. Ох. Это всё просто слишком, просто через чур. Живот тут же сладко скручивает от возбуждения, заставляя свести ноги. Тома охватывает легкая паника, потому что он уже начинает конкретно терять разум и хватается за тонкую спасительную соломинку в виде здравого рассудка, что просит его остановиться, боясь зайти слишком далеко, и еле проговаривает с тихим стоном: — Ммм, Билл.. наверное, нам стоит остановиться?.. Билл на секунду отпрянул, смакуя этот крошечный звук, и затем прошептал в самые губы: — Нет, еще немного. Пожалуйста… Ну что ж, Том хотя бы попытался. Нет, значит нет. Что он там вообще хотел? Остановиться? Уже не помнит. Билл снова накрывает губы брата с жарким выдохом, будто боясь упустить его, и поцелуй углубляется. Том инстинктивно притягивает близнеца ближе, позволяя рукам скользить по его плечам. Он, почувствовав намёк на влажность, — неторопливо раскрывает губы Билла своими, проникая внутрь. Сначала медленно, будто осматриваясь, а затем более нагло, уже властвуя и задавая свой темп. Сейчас Билл задыхается, его губы раскрыты, а Том сплетает их языки вместе, горячо и влажно. Как же это опьяняюще, почти невыносимо. Гремучая смесь странности, запретности, нарушения норм и интимности момента наводит такой дурман, что разум теряет ясность. В этом мгновении тайна, только одна на двоих, как древний ритуал, который зовёт к недопустимым желаниям и глубинным истинам, пробуждая нечто неизведанное и немного дикое. — Том… Том, о, боже. — Шепчет Билл в рот Тому между глубокими поцелуями с открытыми ртами и горячим дыханием. — Том, а-хх, я… я так этого хотел. Ну всё. Кажется, всё напрочь вышло из-под контроля. Тома внутри просто разрывает от этого тихого, искреннего признания брата, но он ничего не отвечает, лишь притягивает Билла ближе к себе за талию, делая поцелуй еще более глубоким и чувственным, чтобы тот без слов понял, как сильно он этого хотел тоже. Билл впускает свои пальцы в дреды Тома, сжимая, и как же это всё хорошо, просто немыслимо. Будто их губы были созданы только друг для друга, только для таких поцелуев вдвоём вночи, пока тихий свет заливает комнату. Том целует снова и снова, настойчиво, страстно, глубоко, грязно. Его язык кружит вокруг языка Билла получая такую же отдачу, изучая, затем касаясь только кончика, втягивая и посасывая его губами, а затем снова языком по языку в новом танце. Билл задыхается, ерзая на диване. — Билл… Ты такой сладкий, просто невозможный. — Горячо шепчет Том брату в ухо, затем легонько кусает. Билл издает негромкий сдавленный стон от страшно приятных мурашек, огнём вспыхнувших на потревоженной лаской коже, приоткрывая рот и сводя брови, и это просто сносит крышу. Этот звук просто лучшее, что Том когда либо слышал в своей жизни, он теперь не сможет нормально жить, есть и спать, если не будет слышать это ещё и ещё. И то, какой Билл чувствительный, как он извивается от его прикосновений, как послушно отдаётся его рукам… Кажется, это выше его сил. Руки Тома скользят вверх и вниз по тонкой талии Билла, по его хрупким бокам. Да, границ действительно больше нет. Ведь два близнеца, две половинки одного целого, одна плоть и кровь — переплетают языки и души, их связь словно невидимая нить, связывающая два сердца в едином ритме. Она пронизывает все аспекты их жизни, наполняя её магией: слияние мыслей, взаимопонимание, где слова не нужны. Они чувствуют радость и боль друг друга, как две неотделимые части единого существа. И то запретное, что сейчас происходит между ними — словно последнее недостающее звено их связи, тот самый утерянный пазл, закрепляет её твердой печатью. Вместе они создают уникальный космос на двоих, где всё теряет смысл. Билл дрожит под его прикосновениями. Господи, этот вкус и ощущения: контраст мягкого и упругого языка Билла с твердым пирсингом, эти влажные звуки от их сплетающихся губ, их общее раскалённое дыхание, кипящие тела, что так близко друг к другу; как же это хорошо. Билл слегка оттягивает пижамную футболку Тома, целуя линию острых ключиц, затем оставляет горячие, мажущие поцелуи на шее, поднимаясь к скуле. Том на вкус чувствуется, как что-то, что Билл уже никогда не сможет забыть. Том хватает лицо Билла в свои руки и целует еще глубже, полностью теряя связь с реальностью. Билл в порыве чувств седлает Тома, чувствуя уже под собой накачанные бедра, облокачивая его о мягкую спинку дивана, и обхватывает его лицо в ответ, не прерывая их бешенного поцелуя. Возбуждение будто проникает в саму суть их тел, метая искры. Билл отстраняется ненадолго, чтобы перевести дыхание, и Том видит как его лицо пылает, глаза будто за пеленой тьмы, в них читается такая сильная жажда. Черные волосы взъерошены, придавая его образу неукротимую дикость, как у существа, что осмелилось нарушить небесный порядок. Его зацелованные губы распухли, приобретая насыщенный оттенок, контрастируя с бледной, нежной кожей. Такой Билл в памяти еще часто будет маячить у Тома перед глазами… Как он раньше вообще жил, не видя его таким? Этот образ будет преследовать его, как застывший момент мучительного совершенства, в котором смешались страсть и страдания, как ничто, что он когда-либо видел. Как падший ангел, что сидит прямо у него на коленях. Как воплощение всего запретного и вожделенного, смесь невинности и падения. Он выглядел просто мучительно прекрасно и пошло. Божественно и грешно. Только для него сейчас. Они оба глубоко и часто дышат. Затем Билл, просто с каким-то наваждением, словно змея под звуком флейты мягко обхватывает ладонь брата. Он подносит руку к губам и, затаив дыхание, касается её мягким, едва ощутимым поцелуем. Затем еще — нежно, чувственно, так невинно. Задерживает губы на запястье, мажет ими, выдыхая тепло, от которого у Тома пробегают мурашки. Он расцеловывает руку, неспешно касаясь губами, а потом, — о Боже — слегка облизывает указательный палец, поднимая цепкий взгляд, смотря прямо в глаза напротив, и начинает нежно посасывать, беря его в рот. — Боже мой, Билл… — завороженный этим откровенным зрелищем, тихо стонет Том, будто этот жест остановил само время. Он наблюдает, чувствует его мокрый язык на своем пальце, шарик металлического пирсинга, и невольно представляет совсем другое. Билл знает, что он делает. В этом чувствуется такой смелый намёк. Взор Билла насыщенный, плотный, как густой мёд, с примесью ненасытной жажды и вызова. Этот взгляд навсегда отпечатается у Тома в сознании, как выжженный огнём узор на подкорке памяти. Том добавляет второй палец в его горячий рот, наслаждаясь этим развязным действием, вводящим его в транс. Билл прикрывает глаза, и сосёт его пальцы с таким удовольствием, втягивая щеки и причмокивая, будто они самое вкусное, что он когда-либо пробовал. Он наблюдает за тем, как пальцы исчезают в глубине его рта, затем снова появляются, блестящие от слюны. В этом моменте была такая безупречная эротика, которой он раньше никогда не знал. Затем Том, медленно вынимает влажные пальцы со рта Билла, слыша этот хлюпающий звук, и просто не в силах справиться со всем тем, что он видит и чувствует — втягивает брата обратно в неистовый, грязный поцелуй, жадно облизывая его зубы и язык, прикусывая его губы и сдавленно мыча, будто боясь, что сейчас он растворится в его руках и исчезнет. Они просто теряют друг друга в поцелуе. Близнецы были словно заключенные, что наконец добрались до долгожданной свободы. Здесь и сейчас нет никаких правил и морали, только они. Билл льнет ближе к телу брата, окольцовывая его шею, прижимается бедрами. И берёт рот Тома снова и снова, вылизывая, оставляя за собой острые вспышки ощущений. Билл стонет ему в рот, и Том упивается этим звуком, который проходит от его горла до живота, стягивая всё в тугой узел. — Том, пожалуйста… — тяжело дыша, почти жалостливо произносит Билл прямо в губы, — Господи, я так хочу тебя, Том, я так хочу! Безумно сильно, ты просто не можешь себе представить насколько давно. Билл ёрзает на бедрах Тома вперед и назад, не в силах совладать со своим желанием: так медленно, протяжно и развратно, как океанские приливы, накатывающие на берег. Смакуя каждое ощущение, чувствуя жар между ними и пульсацию, соприкасаясь с твердым возбуждением брата, заключенным за тканью штанов, вновь и вновь, доводя обоих до безумия. Кажется, будто только сейчас Том осознал, как глубоко он счастлив и благодарен иметь тело, дающее ему возможность ощущать и чувствовать физически, способное воспринимать каждое прикосновение. Способное воспринять его сполна. Он хочет постигнуть Билла всем своим существом. — О Господи, Билл… Просто, иди ко мне. — Тома сейчас разорвет от эмоций, это просто запредельно. Внутренности скручивает от неукротимого, дикого желания. Он и подумать не мог, что однажды ощутит своего брата вот так, и что это так убийственно на него подействует. Он резко и размашисто берет Билла за ягодицы, жестко сжимая упругие половинки и притягивает со всей силы тело близнеца к себе, еще ближе. Билл замирает, сильнее прогибаясь в пояснице словно кошка, и вздыхает со стоном от этого действия, закатывая глаза. Так тесно, так горячо. По позвоночнику проносится сильнейший разряд электричества. Их тела словно оголенные провода. А затем Том затягивает его обратно в их отчаянный поцелуй. Он просто не может им насытиться. Билл издает мучительный, громкий гортанный стон и начинает остервенело тереться своим уже стальным пахом о пах брата. Пижамные штаны Билла настолько тонкие, что Том буквально чувствует очертания его налившегося члена и жар плоти. Он готов поклясться, что чувствует даже его вздувшиеся вены там и это просто сжигает его всего до основания. Хочется снять всю одежду сейчас же. Хочется кожей к коже. Билл продолжает стонать и толкаться вперед, вызывая еще больше трения, без конца повторяя имя брата, прося еще. Как же это сладко и порочно звучит. Он целует его в губы, за ухом, в шею, гладит его лицо, будто хочет коснуться его всего разом. Зарывается в волосы, проводит руками по плечам, груди, задевая твердые, чувствительные соски, вызывая табун мурашек. Том запрокидывает голову на спинку, не в силах совладать с этими невыносимыми ощущениями, выпуская из себя рваные вздохи, проводя руками под футболку брата, касаясь его нежной бархатной кожи, затем стискивая и снова гладя, прижимая и отпуская. Затем опускает руки на сочную задницу, двигая руками в такт этим невозможным, волнообразным движениям бёдер Билла. Даже без проникновения и будучи одетыми, это действительно был самый настоящий секс. Осознание этого просто уводит в бездну. Кажется, будто Билла так много, он везде: в нем, в его легких, в его голове, в его сердце. Билл прячет своё лицо в изгибе шеи Тома и мокро задыхается, продолжая тереться, беря своё. То коротко и отрывисто, то медленно и тягуче. Возбуждение просто достигло своего апогея, кажется будто они были самим огнём, плавя друг друга и сгорая. Нет, эти тихие стоны… Том в раю? — Томи… — хрипит Билл, его глаза слегка заблестели от слез; Руки Тома обнимают Билла за спину, поднимая футболку, так что Билл может ощущать кожей легкую прохладу. — Том, мне так хорошо. Так хорошо с тобой, и поцелуи с тобой, я знал, я всегда знал, что так и будет. С тобой просто не может быть по другому. — Я теперь не смогу без этих поцелуев. — Тогда теперь мы будет делать это постоянно, я так этого хочу, мне это так нужно, мне так нужен ты. — Билл начиная немного трястись, проводит губами по щеке Тома. — Пожалуйста, Томи… Диалог, словно в бреду, внутри урагана. — Ты мне тоже так нужен, Билл, ты просто… — Том замечает легкий тремор брата, и произносит, — О Боже. Это просто что-то с чем-то, Том не может поверить в то, что это и в самом деле происходит. Быть такого не может. Может это просто сладкий сон, и он сейчас проснется? Он сам уже на пределе, непонятно какие божьи силы ему помогают удержаться и не кончить с позорным криком прямо сейчас. — Мхм, да, да, пожалуйста… — умоляюще скулит Билл, почти хныкая, плавно двигая бёдрами, словно пытаясь растянуть это нарастающее удовольствие, прочувствовать его полностью, продолжая издавать эти маленькие пахабные звуки своим невозможным голосом, горячо и отрывисто дыша. Том хочет почувствовать больше, он хочет взять его. Ему мало, слишком мало. — Томи… — Билл… малыш, — отвечает Том надломлено, меж его бровей залегает складочка. Он оборачивает свои руки вокруг спины брата и держит его крепко. — Хочу увидеть, как ты кончаешь. Давай, сделай это для меня. Эти слова стали для Билла как спусковой крючок. Он будто вспыхнул, как зажженная спичка. Билл застонал громко, тяжело дыша, его рот раскрыт напротив, брови сведены, его пальцы вплелись в дреды Тома. Он вздрагивает, а потом продолжает двигать тазом, стараясь изо всех сил, совершая неистовые движения. Между ними будто раскаленная лава. Он хнычет, еле собирая воздух. Безумный, откровенный, бесстыжий. Такой Билл. Его Билл. В комнате, где пространство наполнено развратными, громкими, жаркими звуками двух пылающих тел, пахнет сексом, пахнет любовью, пахнет свободой. Он задыхается, а потом всё его тело вздрагивает, натягиваясь струной, и он кончает с высоким сломленным стоном, его бёдра мелко трясутся, вибрируют, совершая последние отрывистые толчки, а пальцы сжимают спинку дивана так сильно, что кажется будто ткань треснет под давлением его рук. Его лицо в этот момент было искажено таким красивым, сумасшедшим удовольствием. Если бы Том был художником, он бы непременно перенес этот момент на множество холстов, и развесил по всему дому, в каждом уголке. Билл обмякает в руках Тома безвольной куклой, пытаясь отдышаться после сокрушительного оргазма. Разморенно тычется губами с закрытыми глазами наугад по щеке, мажет, целует, нежно, так осторожно, будто рисуя невидимые линии. Он скользит ими вдоль скулы, так медленно, что кажется, время растягивается. Легкий выдох ласкает след от поцелуя, а губы, будто живущие своей волей, ведут дальше, вниз по линии челюсти, нащупывая самые чувственные точки. Как же это прекрасно… Как бы остаться в этом моменте навсегда? Его движения мягкие, почти ленивые, но в этой медлительности скрыта какая-то тонкая, едва уловимая одержимость. А потом Билл, немного отдаляясь, смотря прямо в глаза — бесцеремонно и нагло хватает Тома за член сквозь штаны, будто делал это уже миллион раз. О да, его Билл полон контрастов, он вообще сегодня для Тома стал настоящим открытием. Его взгляд был пронзительным и острым, как лезвие. В его глазах скрывались черти необузданной страсти, желания и какого-то темного неистовства. Он манил и завораживал Тома, как сирена моряка. Он итак уже давно утонул, он уже давно в бездонной пропасти. Затем Билл, не сводя взгляда, начинает дрочить без ритма, быстро, как он любит сам, но так старательно. Сжимает сильнее, касается сочащейся сквозь ткань головки своими умелыми длинными пальцами и смотрит, смотрит, пожирает. Он упивается наслаждением брата, как своим собственным. Тому очень многого стоит, чтобы удержать этот интенсивный зрительный контакт, он чувствует жар его руки и это давление, и тот факт, что это делает с ним Билл, его любимый младший брат Билл — сводит его с ума, обжигая и подводя к краю. Он всё ещё неотрывно смотрит в глаза Тома, молча, но так громко, выворачивая внутри брата всё наизнанку и наводя полный беспорядок, закусывая свою сладкую блестящую от слюны губу, затем выпуская, оставляя на ней маленькие белые следы от зубов. Потом Билл, как будто не выдержав, залазит под ткань штанов и боксеров, обхватывает рукой налитый, горячий, влажный от смазки член Тома, вырывая из него глухой стон, заставляя вздрогнуть и приподнять бёдра. И тихо стонет сам, по настоящему кайфуя от процесса, от ощущения такого твердого возбуждения брата собственной кожей, начиная заново заводиться, совершая рукой эти сводящие с катушек недвусмысленные действия, прокручивая, проводя большим пальцем по скользкой чувствительной головке, и еще вверх, еще вниз. Как Том много упускал, не зная такую его сторону. Билл был будто олицетворением самой страсти. Да здесь даже одного такого взгляда уже было достаточно, который будто лазером прожигал каждый слой его кожи, пробираясь до костей. А уж того, что бесстыдно вытворял своей рукой Билл — и подавно. Том громко кончает следом, туго сводя колени, содрогаясь и дрожа от переполняющих его ощущений. Прижимая Билла ближе к себе, пытаясь словить его губы своими губами, сжимая его нежную кожу под футболкой, оставляя красные следы гортанно стонет, мелко толкаясь в руку брата, изливаясь до самого конца. Билл всё еще легонько поглаживает уже обмякший член Тома, будто не хочет отпускать. Затем освобождает испачканную руку, и, высовывая свой розовый, блестящий язык — слизывает немного жидкости с ладони, снова впиваясь этим своим чернющим взглядом в глаза брата. Всё, кажется Том уже приехал на конечную станцию, это действие близнеца просто размазало его невнятной субстанцией по стене. Он просто повержен. Оно будто выражало такое глубокое принятие, такое откровенное, сильное желание и любовь без единой капли отвращения. И как же это сексуально. Том почти хнычет, проваливая их двоих в объятия. Его руки крепко сжимаются вокруг Билла, словно боятся, что он растворится в воздухе. Билл прижимается ближе, чувствуя, как лицо Тома зарывается в его шею, оставляя там горячие, неровные выдохи. Они сидят так неподвижно минут десять, тесно прижимаясь, обнимаясь и нежась после той бури, что пережили вдвоем, с мокрыми штанами, успокаивая дыхание, вдыхая аромат друг друга. В одежде, но наконец голые. Кажется, это был лучший вечер в их жизни. Билл чуть отстраняется, смотрит на него. Его глаза блестят в полутьме, губы приоткрыты, на них всё еще остался вкус их поцелуев. Билл медленно наклоняется, нежно целует Тома в уголок рта, словно пытается убедиться, что это реально. Затем в центр губ, чувственно ведёт губами по щеке, едва касаясь кожи, перемещаясь к виску, и улыбается. Том чувствует, что хотел бы повторить всё по второму, третьему, пятому кругу еще и еще. Хотел бы зайти дальше. Они только кончили, ощутили облегчение, сбросили всё напряжение, но возбуждение будто только усиливается и не собирается отступать. Билл нарушает тишину: — Том…— шепчет он, так тихо, будто имя само по себе становится молитвой. Том дрожит, не в силах подавить рваный смешок. — Боже, я не верю, что мы это сделали… Ты… Ты просто невероятный, Билл, ты сумасшедший. — Расслабленно улыбаясь произносит парень, хотя внутри всё пылает. Его рука скользит вниз, поглаживая бедро Билла. Они сейчас где-то в прострации, будто левитируют. В новой ветке реальности на двоих. Билл немного подвисает, рассматривая брата и наслаждаясь его теплом. Затем улыбается, слегка опуская голову, будто хочет скрыть эту внезапную смущенность. — А ты потрясающе целуешься. Так, как мне всегда нужно было. — отвечает он, подняв взгляд на Тома, в котором смешались тепло и легкий вызов. Его голос становится тише, но в нем звучит что-то щекочуще личное: — И мне почти не стыдно признаться, что я очень много раз мечтал об этом… Его пальцы проводят по линии челюсти Тома, задерживаясь чуть дольше. — Хах, я теперь точно понимаю, как ощущается настоящий поцелуй. Я всегда знал, что смогу ощутить это по настоящему только с тобой. — Задумчиво хмыкнул брюнет, пристраиваясь чуть поудобнее на коленях брата, невольно стараясь прижаться еще как можно теснее. — И…мне тоже не верится, что это случилось. Я так долго ждал. Но сейчас я просто ужасно счастлив. Том внимательно смотрит и слушает его, ощущая как его сердце снова замирает и переполняется от эмоций. — Знаешь, меня всё время останавливало сделать шаг навстречу тебе то, что это неправильно, аморально… Мне было безумно страшно и стыдно за свои чувства. Я все время чувствовал, будто я какой-то…поломанный? Что я не должен чувствовать то, что чувствую. Но сегодня, в моменте я понял, что эти рамки не имеют значения. Больше нет. — Разоткровенничался Билл в порыве эмоций. Хотя сначала даже хотелось сбежать. Том смотрел в глаза Билла, и в них отражалась вся та боль и радость, что накопилась за долгие годы. Внутри него разгорался огонь — неугасимая страсть, которая уже не могла больше ждать. — Я тоже всегда боялся, — тихо произнес он, успокаивающе проводя рукой по мягким волосам Билла, словно хотел запомнить этот момент навсегда. — Боялся, что в один день все потеряю, если скажу, что чувствую — тебя, нашу дружбу, нашу связь. Все время думал что же скажут люди, если догадаются или узнают. Я чувствовал то же самое. Но теперь, когда я здесь с тобой, все эти страхи кажутся такими незначительными… Мы с тобой, — это так правильно. Потому что мне настолько хорошо. Билл взглянул в сторону, и на мгновение его лицо затянула тень грусти. — Мне тоже, Том… Очень. Я всегда мечтал о нас, и это приносило мне столько счастья и боли одновременно, потому что я пытался смириться с тем, что мои мечты невозможны, не в этом мире. И я не знал, как ты отреагируешь, если вдруг узнаешь. Мне казалось, что одна ошибка может разрушить всё, и что ты меня возненавидишь, что тебе станет противно от таких моих чувств, ведь это неправильно… Том наклонился ближе, их губы почти соприкоснулись, в воздухе витала вновь зарождающаяся напряженность, полная ожидания. — Глупый. Ты правда думал, что я способен тебя отвергнуть? Я бы никогда, и ни за что на свете не возненавидел бы тебя. Я всегда хотел быть ближе. Ты — неотъемлемая часть моей жизни, моего сердца, часть меня. Я думал, что возможно, это просто такие сильные братские чувства и привязанность, по крайней мере пытался себя в этом убедить. И считал, что все те моменты, когда чувствовался намек на что-то большее с тобой, в твоих взглядах — я себе накрутил своим воспаленным мозгом. Я так рад, что это взаимно… Билл посмотрел на него, в глазах Тома светилась искра, и это вызвало у него дрожь. Эти слова обжигают, проникая глубже, чем могло бы любое прикосновение. Билл закрывает глаза, позволяя этим словам укрыть его. Как им нужно было вот так поговорить по душам. Как долго они ждали этой минуты, этого откровения, этого взаимного погружения в свои чувства. — Мы можем сделать это, Билл, — прошептал Том, его голос был нежным, но решительным. — Мы можем быть вместе, как всегда мечтали. Без рамок и правил, без страха. Без запретов общества, плевать на него, они всё равно никогда нас не поймут. Просто ты и я, такие, какие мы есть. Билл глубоко вдохнул, чувствуя, как тепло разливается по всему телу, заполняя его до краёв. Эти слова были как спасение, как новый глоток воздуха после долгого погружения в глубины своих страхов. — Томи, я так хочу, чтобы это стало реальностью. Я уже не смогу как раньше… Теперь я знаю, какого это — целовать тебя, ощущать тебя сполна. Это просто лучшее, что я чувствовал когда-либо. — Чуть тише проговорил Билл, немного смущаясь, затем спросил, — Но как? Как мы это сделаем? Том сжал его руку, он понимал Билла как никто другой. Они вдвоем попали в этот приносящий одновременно боль и полное блаженство капкан. Решительность в его голосе была ощутимой: — Давай просто будем рядом друг с другом, как и всегда. Делать то, что всегда делали, но с открытыми сердцами, с открытыми чувствами, даже если это будет страшно. Нам не обязательно заявлять о нас всем… Мы будем очень осторожны. Главное то, что между нами. Билл кивнул, и в его глазах заблестели слезы, но в них было столько надежды. Он чувствовал, как что-то внутри него, что долго было сковано цепями липкого страха, начало расправлять крылья. — Это звучит так хорошо…так правильно. Давай попробуем. Я устал жить в страхе. И устал тайком любить тебя и мучиться. Хочу делать с тобой всё, что мы не могли делать раньше… Наконец-то. — Немного ухмыляясь добавил Билл. Том улыбнулся, вспоминая какие вещи сегодня вытворял с ним Билл, понимая, что это буквально один процент от того, что тот смог себе позволить. В этот момент все страхи, все сомнения, словно растворились в воздухе. Они были здесь, вместе, готовые открыться друг другу и дать шанс своим запретным, но таким настоящим чувствам. — Тогда давай просто будем честны, — сказал Том, взяв Билла за руку, нежно сжимая. — Я не хочу ничего скрывать. Я хочу тебя целиком и полностью. Я люблю тебя, всего и без остатка. Билл почувствовал, как его сердце сжалось. Раны стягивались, а в душе поселилась долгожданная оттепель и покой. Эти слова были нужны ему как воздух. — Я тоже тебя люблю, Томи…— произнес он, прижимая руку Тома к своей груди, давая почувствовать сердцебиение. — Давай сделаем это… Просто попробуем быть счастливыми. Вместе. В их взглядах читалось понимание, а между ними возникло что-то большее — невидимая связь, которая обещала будущее, полное тепла и любви, несмотря на все трудности. Это было не просто желание — это была безудержная жажда, что кипела в крови, сжигая все страхи. Быть вместе, несмотря на жестокий к их чувствам мир. В этом единении раскрылись все оттенки их чувств, — ярких, болезненных, искренних, пронзающих пространство между ними. Они больше не искали своего места в этом мире. Они стали миром друг для друга. И снова их губы встретились, сначала осторожно, а затем с такой силой, словно они пытались слиться в одно целое. Но они уже были одним целым.