О трудностях жизни с наëмником

Они жили вместе почти год. За этот год произошло многое и они значительно сблизились. Не обсуждался только один вопрос. Ризли привык к Нёвилетту, не стеснялся отметин, оставленных жизнью, но не говорил о них. Вспоминать всё это было тяжело, особенно крупный и глубокий, шедший от челюсти вниз, к груди. Он, кажется, даже сейчас, спустя столько лет, отдавался болезненной пульсацией, стоило к нему прикоснуться. Если хорошенько прислушаться к себе, то этой самой пульсацией отдавался каждый шрам. Ризли сам себе казался одним большим рубцом. Только Нёвилетта, кажется, это совсем не волновало. Он смотрел на него не как на изломанного инвалида, а как на любимого человека. Если быть честным, это убивало. Потому что он ждал, что судья в какой-то момент заговорит об этом осуждающе и выкинет его, как собаку на мороз. Но этого не происходило. Нёвилетт был так же ласков и одаривал Ризли любовью. Стоя в ванной перед зеркалом и, в очередной раз, разглядывая свои шрамы, ему выть захотелось. Конечно, обычно все эти рубцы и отметины были закрыты повязками, но в этот раз он сдался. Лучше узнать, что тот думает сразу, чем мучить себя догадками. — Что думаешь? — тихо спросил он, входя из ванной в одних шортах. Без привычных повязок. — Что ты прекрасно выглядишь, дорогой, — тепло ответил Нёвилетт, отвлекаясь от своих дел. — Я не об этом. — Шорты не новые, ты не стригся… Я чего-то не замечаю? — судья, кажется, был совсем в замешательстве. — Нет, Нёви… Шрамы. Тебе не противно? — А должно? — спросил он с ещё большим непониманием, — Я знаю про твои шрамы, дорогой, для меня это не новость. Теперь я вижу их своими глазами, но почему ты считаешь, что моё отношение тебе измениться? — Ну… Мы не говорили о них, — пробормотал наёмник. — Дорогой, — улыбка его тёплая, успокаивающая. Он подошёл и спросил, — Можно? — после неуверенного кивка он осторожно провёл подушечками пальцев по шраму на шее и оставил нежный, почти невесомый, поцелуй на коже, — Ты прекрасен. Я люблю тебя, слышишь? А шрамы… Я не спрашивал просто потому, что не хотел, что бы ты чувствовал себя неуютно. Я люблю тебя и твои шрамы, и я с удовольствием послушал бы истории о каждом из них. Если ты захочешь, конечно. Ризли непонимающе смотрел на Нёвилетта несколько секунд. Ему не мерзко? Он думает о его комфорте? Это так странно, но приятно. Сдержать своих эмоций он не мог и, не зная, как их ещё выразить, притянул судью к себе, целуя. Делал он это нежно, со всей любовью и заботой, вкладывая в поцелуй всё, что так хотел сказать. Нёвилетт отвечал с такой же нежностью, зарываясь рукой во влажные, после душа, волосы Ризли, прижимаясь ближе, поглаживая рубцы многочисленных шрамов. Эти прикосновения ощущались донельзя странно, но настолько же приятно. Наёмник рвано выдохнул в поцелуй, прижимаясь ближе, ластясь к рукам, изголодавшись по прикосновениям. — Я люблю тебя, — чуть хрипло выдохнул Ризли, чуть отстраняясь и заглядывая в глаза Нёвилетту.Это был первый раз, когда наёмник сказал эти три слова. Они целовались, спали в обнимку, относились друг к другу со всей нежностью, но тих слов Ризли не произносил раньше ни разу. Такое не забывается. Это было действительно важным шагом, — Ты не вариант. Никогда им не был. Ты приоритет. — Дорогой, — судья обнял его крепко, уверенно, поддерживающе. Он понимает, почему сказать это было тяжело и не собирался осуждать за то, что тот тянул с этим, — Я скажу, что люблю тебя столько раз, сколько это вообще возможно. Спасибо, что сказал это. Наёмник, кажется, всхлипнул и прижался к Нёвилетту, не позволяя ему отстраниться. Он плакал. Едва ощутимо мелко дрожал, шмыгая носом стараясь не выдать себя, но судья заметил и совершенно не возражал. — Не то что бы я тебе не верю, но… Не мог бы ты сказать это ещё раз? — его голос дрожал, даже при всех усилиях говорить ровно. — Я люблю тебя. — Ещё раз… — Я люблю тебя. — Ещё раз? — Я люблю тебя. — Ещё раз?.. — Ризли трясся уже не мелко, голос предательски дрожал, он стискивал в руках ткань футболки Нёвилетта. Это больше походило на тихую истерику. — Я люблю тебя — судья говорил всё так же спокойно, позволяя наёмнику цепляться за себя, как утопающий за соломинку. Потому что это действительно так, он тонет в собственных страхах и навязчивых мыслях. А Нёвилетт действительно его любит и не позволит утонуть. Всегда поможет, вытащит и успокоит. Больше Ризли не просил повторить и через пару минут успокоился, заметно расслабившись. — Спасибо, — тихо сказал он, отстранившись и быстро вытерев слёзы. — Всегда пожалуйста. Я рядом, хорошо? — дождавшись кивка он добавил, — Попьём чай? Или, хочешь, сразу спать пойдём? Амаретто и Сфинкс наверняка уже нагрели нам место. — Давай чай и спать. Я устал. — Знаю, дорогой. И ты заслуживаешь отдыха. Мы заслуживаем. Ризли благодарно улыбнулся. Чай успокаивал. Его вкус, запах, сам процесс заварки. Но ещё больше успокаивал Нёвилетт. Надёжный, не дающий повода для сомнений, тёплый, родной. Этой ночью они спали ложечками. Нёвилетт - прижимаясь спиной к груди Ризли, а Ризли — уткнувшись носом в волосы Нёвилетта. Как оказалось, его запах успокаивает лучше чая и является прекрасным средством от кошмаров.