Одна нераскрытая душа

Я оглядываюсь и упираюсь взглядом в светловолосую макушку, лежащую на столе. На нём всё ещё творится полнейший бардак, хотя перед приходом своего гостя я всë же решил заняться такой далёкой от меня вещью, как «уборка». Звук этого слова до сих пор пугал меня, однако не мог же я позволить ему узнать, в какой помойке я обитаю всю свою жизнь, не правда ли? Кто знает, что он сможет тогда подумать. Опять ты собираешься скрывать свою настоящую личность только из-за этого липкого страха, подступающего прямиком к твоему горлу? Я нелепо усмехаюсь, уставившись на свои дрожащие ладони. Ведь знал же, что моя тревожность ни за что внезапно не оставит меня, будто она не жила внутри меня столько лет, которые я не смогу сосчитать даже на своих пальцах. Цукаса, безусловно, относился ко мне очень по-доброму, даже с какой-то нежностью и бережностью, словно он обращался с неразумным ребëнком, либо же с самым дорогим, что у него только было на этом свете. Я решил, что второй вариант точно не может быть причиной, так что в скором времени намеревался доказать своему новому другу, что я не такой уж и беззащитный. Ах, я ведь ещё не успел упомянуть это ранее, не так ли? Я и сам упустил минуту, когда этот вечно лыбящийся парень с сияющими звëздами вместо глаз успел стать моим другом. Я ведь даже не рассчитывал на такой исход. Если честно — я не надеялся даже на то, что он захочет и дальше работать со мной после того, как окажется осведомлён о моих не совсем рациональных идеях. Но Цукаса умел удивлять. Он не только не отвергал ни единого моего предложения, каким бы безумным оно не казалось, а каждый раз поощрял мою умную голову, которая всë ещё как-то держится на таких тощих плечах. Руи, ведь ты действительно гений! Я слышал эти слова ранее и даже не один раз. Основная проблема была в том, что чаще всего они произносились с сарказмом и достигали моих ушей лишь в виде противного плевка, так что хотелось просто сорваться с места и спрятаться куда-нибудь, где не будет всех этих осуждающих взглядов. Какого чёрта Цукаса относился ко мне именно так? В чём была его проблема просто послать меня, как это делали все остальные? Из-за чего он чувствовал такую нужду каждый день прибегать к моему дому рано утром, чтобы громко кричать под дверью, что «уже давным-давно новый день, так что пора бы тебе вставать!»; выслушивать целыми часами мои нелепые доводы о том, «почему мы должны поступить именно так, а не эдак»; следить за рационом моего питания, вовремя напоминая о том, что уже время обеда; ждать меня после школы, даже учитывая, что наши уроки заканчиваются в разное время; проводить школьные перемены рядом со мной, не обращая внимания на косые взгляды остальных, а только крепче сжимая мою ладонь? Он действительно так сильно хочет себе новых проблем, которых однозначно стало гораздо больше после того, как он объединился со мной? Это, безусловно, идиотские мысли, но теперь я просто не могу избавиться от них, всерьёз заинтересовавшись ответом, и тем, где же я смогу его раздобыть. Ведь я был далеко не единственным человеком, с которым Цукаса мог бы сработаться. Я был даже более, чем уверен, что совсем рядом с ним находились более подходящие ему люди. Всë-таки, я не набрался уверенности, чтобы спросить у него это в лоб, к тому же я примерно представлял, что он может мне сказать, одобряюще положив руки на плечи. «Ну и зачем ты спрашиваешь это, Руи? Ведь это же очевидно — потому что ты отдаешься по полной ради дела, которое важно для тебя». Я неловко улыбаюсь при мыслях о том, что Цукаса действительно мог бы с полной уверенностью ответить именно это, не боясь смотреть в мои сощуренные глаза, которые я так часто старался отвести. Потому что как только я начинал вглядываться в радужку его светлых глаз, то меня сразу же засасывало туда целиком, и весь оставшийся день я не мог думать ни о чем другом, кроме того, как же они прекрасны. Вообще, Цукаса любил делать комплименты настолько же сильно, насколько любил их получать. Так что именно ради него я с такими стараниями прокручиваю в голове все возможные приятные вещи, которые я могу сказать ему, причём не только по делу. Порой озвученные мысли вылетали из моего рта быстрее, чем я мог удержать их, а через секунду Цукаса тут же заливался краской, прикрывая своё лицо. Неужели, я действительно способен говорить вещи, вводящие его в такое состояние? Я не зря не сомневался в нëм ни секунды с момента нашего знакомства в парке. Цукаса работает, если не больше меня, то не меньше уж точно. Иногда мы проводим вместе чуть ли не целые дни с раннего рассвета до сгущения сумерек. Сегодняшний день был как раз одним из таких. Я был уверен, что у такого ответственного человека, как у моего напарника, довольно жесткий график, и уже ожидал, как мы будем с ним спорить из-за того, что он хочет спать, а я мешаю ему светом своей настольной лампы. Однако Цукаса практически никогда не ложился раньше трёх часов ночи (по крайней мере, когда ночевал у меня), либо обсуждая со мной наше грядущее выступление, либо что-то бесконечно долго выводя в своих бесчисленных блокнотах с большими белыми листами, тихо бурча что-то себе под нос. Так что довольно часто мне приходилось чуть ли не силой тащить его в постель, грозясь запереть его в гараже на весь следующий день, если он не прекратит сопротивляться сейчас же. Этот метод оказался рабочим. Сам я устроил его на своём диване, который впервые за долгое время использовался по своему назначению, наконец избавившись от кучи вещей, валявшихся на нëм уже несколько лет. Цукаса очень часто помогал мне с уборкой, так что сейчас моя комната даже выглядела пригодной для жилья, что до сих пор удивляло мою семью, и меня в первую очередь. Поначалу я всё так же засыпал на своём столе, что уже давным-давно вошло у меня в привычку, однако Цукаса оказался этим недоволен. Его не волновало даже то, что он пытается ставить какие-либо условия, будучи гостем в чужом доме, так что не имело никакого смысла пытаться спорить с ним, уверяя, что всё в порядке. «Руи, если ты попробуешь возразить мне ещё раз, — Цукаса нелепо хмурится, что так не подходит его лицу, несильно ударяя меня по плечу, — То я.! Не знаю, что я! Но я точно буду недоволен, понял? Поверь, ты не захочешь увидеть меня в таком состоянии! Хоть меня и перепирало желание всё-таки сыграть по-плохому, я каждый раз сдавался, ведь наградой мне всегда становилась мягкая улыбка от моего друга, а порой даже быстрое объятие. Недавно он придумал кое-что ещё. Теперь уже его выводила одна мысль о том, что он с таким удобством располагается на тёплом диване, в то время как я «страдаю» на холодном полу на своём тонком матраце. Так что мы стали…спать вместе. Этим я не пытаюсь показать насколько близкими успели стать наши отношения за такой непродолжительный период времени (хотя, это тоже стоит принимать во внимание). Всего лишь пытаюсь показать насколько нежен может быть Цукаса по отношению к людям, о которых он… Заботится. По отношению к людям, которых он… Любит. Да. Небольшая дрожь проходит по моей спине. Вообще, моя жизнь изменилась довольно сильно с того момента, как Цукаса появился в ней. Я больше не сидел целыми днями, задыхаясь от пыли в четырёх стенах, потому что он таскал меня по всему городу, показывая все те места, до которых я бы точно не дошёл в одиночку, завалившись на землю от усталости. Но он всегда находился рядом со мной, практически всë время доводя меня до дома (опять же, как маленького немощного ребёнка), хватая меня за руку, чтобы в случае чего я всегда мог опереться на него. Правда, не то что бы его прикосновения что-то улучшали. Я наоборот начинал чувствовать себя ещё хуже, чем могло быть до этого, потому что в те моменты мне нестерпимо хотелось прижаться щекой к его ладони, ласкаясь словно кот. Стоило ему хотя бы пальцем невзначай дотронуться до моей кожи, как внутри меня тут же что-то взрывалось, а снаружи я напротив показывался ледяной коркой. Я никогда не испытывал такого ранее. И это не могло не пугать. Не знаю, который сейчас час, но точно раньше полуночи. Цукаса мирно сопит на моём столе, подложив руки себе под подбородок (а ведь сам так часто ругает меня из-за этого). Его ресницы почти незаметно вздрагивают, а губы порой шевелятся, и я начинаю представлять, что бы могло ему сниться. Светловолосый парень стоит в середине безмолвной тишины, окружаемый одним лишь тихим шорохом ветра и низко склонившимися ветвями деревьев. Он мечтательно прикрывает глаза, уставившись в звёздное небо, и протягивает к нему свою раскрытую ладонь. Со спины к нему подходит высокая фигура, и свет луны отражается на её фиолетовых волосах. Человек пристально смотрит в лицо второму, подмечая, что в такой тьме его веснушки кажутся даже более яркими, чем обычно. — Что ты здесь делаешь? — слышится тихий голос подошедшего, пока он осторожно касается щеки парня, проводя по ней своими длинными пальцами. Тот лишь жмурится от удовольствия, но ничего не отвечает. Тогда рука принимается за более уверенные действия, когда ей начинает помогать и другая. Человек приглаживает его волосы, теперь намереваясь…       — Руи? Я мгновенно вздрагиваю, вырываясь из оцепенения. Через пару секунд я замечаю свою ладонь, лежащую на немного порозовевшей щеке Цукасы, пока тот сонно разлепляет глаза, вперившись в меня удивлённым взглядом. Я сразу же отдергиваю свою руку, пряча её себе за спину, и мысленно ударяюсь головой об стену. Как я вообще опустился до такого? Ведь я даже не заметил, что все эти события, так отчётливо представлявшиеся мне в моём создании, внезапно стали реальностью.        — Извини! — из моей груди вырывается сдавленный писк, и я разворачиваюсь на своём стуле в обратную ему сторону, надеясь, что он всё же не заметил выражения, застывшего на моём лице.       — Ты… почему не спишь? — голос Цукасы всë ещё слишком сонливый, что начинает казаться мне чуть ли не милым, пока он поднимается, чтобы подойти ко мне. Я рад, что он спросил именно это, а не что-то другое.        — У меня… Я уже собирался пойти. Тебе не стоит переживать, — я нервно смеюсь, вжимаясь в свой стул, надеясь уменьшится до размеров атома под этим изучающим взглядом. Голова кружится как-то слишком сильно. Надо бы купить таблеток. У меня такое часто. В последнее время.        — Руи, ты уверен, что с тобой всё в порядке? — Цукаса наоборот начинает встревоженно всматриваться в моë лицо, подходя ближе. — Ты не спишь нормально всю последнюю неделю. «Не хочу тебя разочаровывать, но я не сплю нормально всю последнюю жизнь.»        — Ты не прав, — я усиленно мотаю головой из стороны в сторону, не желая, чтобы Цукаса делал ещё хотя бы шаг по направлению ко мне. Я действительно не знаю, как могу отреагировать на такое, и что мой воспалённый рассудок решит предпринять в эту минуту. — Пожалуйста, просто иди спать…       — Я никуда не пойду, — его голос стал жёстче, когда в нём появились стальные нотки, а брови сурово нахмурились — пока ты не расскажешь мне в чем дело. Знал ли я, в чем дело? Была ли у меня хотя бы одна идея на этот счёт? Как я могу дать ему ответ, если в моей голове такой же сущий бардак, какой был в моей комнате до того, как он решил что-то предпринять? Только я сомневался в том, что Цукаса сможет помочь мне с тем, что засело у мне внутри настолько глубоко. С тем, что начало прорастать у меня внутри задолго до того, как кто-то начал этим интересоваться. Цукаса переводит дыхание, пытаясь успокоиться. Я не раз оказывался на его пути, когда ему нужно было сорваться. Однако он никогда не смел причинить какой-то вред мне. Так что порой нам приходилось заново прибирать мою комнату после одного из его приступов, пока он стыдливо вжимал голову в плечи, с силой кусая и без того израненные губы. Я и не думал винить его за это, в конце концов, каждый справляется с жизненными трудностями по-разному, так что я, как его хороший друг, должен был помогать ему всем, чем только мог.       — Руи, — Цукаса приседает передо мной на колени, хватая меня за ладони, отчего моë сердце бьётся в два раза быстрее. Этот парень точно сведёт меня в могилу, пока я буду стараться скрыть всë это от него, — посмотри на меня, — он осторожно разворачивает мой подбородок так, чтобы мои слезящиеся глаза встретились с его, отпустив одну из моих рук, но в то же время сильнее сжав вторую, — Руи, тебе не стоит чего-то бояться. Я всего лишь хочу, чтобы ты мог довериться мне, слышишь? Я растерянно моргаю, наблюдая за тем, как его пальцы оказываются на моей шее, мягко поглаживая кожу, вызывая мурашки по всему телу. Сейчас же я чувствую непреодолимое желание оттолкнуть его как можно дальше. «Черт, да что со мной не так?! »       — Цукаса, — звук моего голоса растворяется в внезапном всхлипе, который слышится следом. Я начинаю мелко трястись, пока в уголках моих глазах образуются маленькие крупицы слез, а губы искривляются в противной ухмылке. Парень смотрит на меня с неким ужасом, но я и не собираюсь винить его за это, должно быть, выгляжу я сейчас неважно. Я падаю на колени, разразившись в диком приступе смеха и схватившись за свои длинные пряди, которые уже так давно действовали мне на нервы. Наверно, стоило отрезать их к чёрту, может именно в них и скрываются все мои проблемы? Цукаса со страхом отступает назад, хватаясь за спинку стоящего рядом с ним стула.        — Руи! — вскрикивает он, и я вижу, как стремительно бледнеет его лицо, которое ещё совсем недавно было покрыто таким красивым румянцем, его зрачки расширяются. Я думаю, что вот, ещё пара мгновений, и я точно успокоюсь, всё вернётся в норму, мы вновь будем сидеть так запредельно близко друг к другу, что мне больше даже не захочется нарушить эту идиллию, прерываемую лишь нашими рваными вдохами, когда он будет прижиматься ко мне всё ближе и ближе, когда вместо ледяного холода я наконец смогу ощутить то обжигающее тепло, что мог представлять только в самых своих откровенных мечтах… Мне не становится проще, я всего лишь начинаю захлебываться в своих рыданиях всë больше, однако мой громкий истеричный хохот с успехом перекрывает их. Как будто, если бы я не хотел, чтобы хоть кто-либо мог услышать плач, исходящий из моей груди. В конце концов, мне часто приходилось так делать. Если я хочу доставить счастье людям, я обязан испытывать его. Внезапно Цукаса хватает меня за плечи, силясь усмирить моë беснующееся существо, однако я грубо вырываюсь, пытаясь отшвырнуть его.        — Просто не трогай меня, хорошо?.. — мой голос дрожит, пока солëные капли продолжают заполнять рот, а слипшиеся волосы приклеиваются к разгоряченному и вспотевшему лицу, — Господи, ты можешь не заставлять меня хотеть, чтобы эти прикосновения не заканчивались? «Что? » Цукаса коротко выдыхает, но не отпускает меня, и я буквально ощущаю, как атмосфера в комнате накаляется. Вместо этого он начинает поглаживать меня по голове, будто считает, что такого конченного психа, как я, можно успокоить таким маневром. Он целует меня за правое ухо, перебирая пряди между своих изящных пальцев, обнимает моё корчащееся тело с такой силой, что я уже даже не могу сопротивляться. Хочу ли я этого?       — Всё в порядке, Руи, — Цукаса шмыгает, пряча своё мокрое лицо в складках моей рубашки, словно он тоже заплакал. Интересно, почему на него так влияет данная ситуация? Я больше не в силах пошевелить хотя бы одной своей конечностью, так что я позволяю себе раствориться в таких невыносимо тёплых объятиях, несмотря на боль, которые они причиняют. Мне кажется, что я начинаю понимать почему всё произошло именно так. Я боялся не его прикосновений, нет. Я боялся, что меня отпустят так же быстро, как решили принять. Довольно забавно, что я не способен управлять собой, так что мой мозг сам находит способы решения вставших передо мной проблем. Я не хотел, чтобы Цукаса переставал. Напротив, я настолько страстно желал, чтобы он продолжил, что это только отталкивало. Потому что я просто не смогу пережить, если впоследствии он скажет, что это была всего лишь неудачная шутка. Что он перешёл черту. Люди всегда так сильно боятся границ, разве нет? Я чувствую, что начинаю плавиться в его руках, пока Цукаса с такими усилиями пытается поймать каждую клеточку моего тела, силясь не допустить того, чтобы я развалился на части прямо в его руках, утёк сквозь щели между пальцев. Он запускает ладони в мои волосы в очередной раз, прижавшись лбом к моему лбу. Его припухшее от слёз лицо находится чертовски близко, так что я могу с легкостью прикоснуться к его щеке, утирая её тыльной стороной ладони.        — Цукаса-кун… Я обязан тебе жизнью.