Бертосексуалити

      Пятница, дело к ночи, а Роберт Штицхен дома у Хаутдезерта.       Тут как тутаньки.       Подумать только.       Никогда такого не было.       Чертовски непредсказуемо.       Немецкой аккуратности, как в квартире Роба, тут и не видали. Это было обычное жилище холостяка, вечно пропадающего на работе. Тем не менее всё здесь для Роба имело зловещую силу. Стены были пропитаны травкой и похотью. Мебель источала отравляющие рассудок флюиды. Если не это, то как иначе Роберт Штицхен, убеждённый немецкий гетеросексуал, раз за разом спикировал в чужую койку?       Берт открыл холодильник.       — Пива, водки, джину, меня? Шутка… Водка кончилась.       Роб лосярой попёр на него, схватил за уже изнасилованный им воротник. Рубашка на Берте скосоёбилась.       — Ух ты! Цербер! Ну шутка, говорю же. Шутка!       — В твоих интересах, чтобы это так и осталось. Предупреждаю, если не начнёшь следить за языком…       — В определённых обстоятельствах ты не возражаешь, когда я… перестаю за ним… следить… Ну всё-всё, отпусти меня, — голова его снова нырнула в холодильник. — Ты знал, что в XVII веке британские солдаты переняли у голландцев обычай пить джин перед боем? Считалось, что джин успокаивает и внушает храбрость.       Блядь! Да! Где этот чёртов джин?! В зад нервы! Хотя нет, только не туда.       Оттолкнув Берта плечом, Роб достал из холодильника початую бутылку.       — Что-нибудь из закусок? — предложил Берт.       — Ну например что? У тебя в холодильнике хуй ночевал. Проехали.       Хаутдезерт разлил по бокалам джин. Роб не очень любил эту марку, но на удивление сегодня напиток шёл неплохо.       — Хочешь, добавлю туда лимонок?       Так, ну всё. Включил милого и обаятельного Берта. Роб знал, куда это может привести. А именно — намного дальше, чем хотелось бы. И оно ему надо, как очку дверца.       — Обойдусь, — Роб старался не думать, что пришёл сюда по несуществующему делу. Оглядел комнату в поисках темы для разговора. — У тебя что на работе, что дома стены одного цвета. Обновить картинку перед глазами не хочешь?       — Агрх! Кого это вообще волнует? Хозяйственная истеричка Роберт Штицхен. Опять ворчишь.       — Ворчу?! — огрызнулся Роб. — Записи тащи!       — Какие?.. А, точно. Сейчас принесу, — Хаутдезерт погладил Роба по пояснице. — Только не начинай без меня.       — Не начинать — ЧТО?! — распереживался Роберт.       Хаутдезерт послал ему многообещающий взгляд.       Вернувшись, он протянул сложенный вдвое блокнотный листок. Робу не терпелось всё изучить, но он отложил это дело на потом. Не хотелось отвлекаться. Сейчас казалось, ему нужна его бдительность целиком.       — Ну так и? Ты балдеешь от того, что тут как в комнате с мягкими стенами — белым-бело?       Незаинтересованность Берта в какой-либо болтовне стала сразу очевидна. Глоток за глотком Роб хлебал джин, пытаясь игнорировать то, как к нему прижимаются, как утюжат интимные места и елозят по нему взглядом. Первая порция алкоголя вошла как в сухую землю. Под удачным предлогом Роб сунул пустой бокал в чересчур шустрые лапы.       Плеснув ещё джина, Берт зазывно подмигнул и улизнул в гостиную. Робу ничего не оставалось, как последовать за ним.       Хаутдезерт сел на диван, оставив рядом с собой достаточно пространства. Роб бегло оглядел комнату. Кресло показалось ему самым надёжным вариантом.       Берт не прокомментировал его выбор. Он помнил, этого дикого скакуна нужно приручить. А то и хорошенько объездить. Главное мягко, но настойчиво. С такими нельзя расслабляться. Допустимо предоставить немного времени переварить расклад дел, а следом действовать. И уж никак нельзя давать много свободы, иначе Штицхен насочиняет себе такого, что вдвоём потом не разгрести. Мягко. Настойчиво. Регулярно. Роберт, сколько бы ни отрицал, признавал уверенность и силу. Не грубую и подчиняющую, однако — силу.       Подав бокал, Берт склонился над сидящим. Руки опёрлись на подлокотники, нос поводил по щеке, по краешку ушной раковины. Расстёгивая на Робе рубашку, Берт поглаживал открывающуюся грудь. Пассивное сопротивление Роба сегодня почти мгновенно перешло в согласное бездействие. Каменный, он лишь сидел с палкой вместо позвоночника и лакал свой джин. Вторая порция улетела как в трубу. Берт попытался выцепить из длинных пальцев опустевшую ёмкость. Та явно мешала его планам на Роба. Не без сопротивления тот всё же отдал бокал. Убрав его в сторону, Берт поймал Роба за ладони. Выпрямляясь, попытался поднять его на ноги. Никак. Попробовал вновь. Безуспешно.       Роб откровенно не врубался. Сначала они должны были несколько часов заливать жерла. Со дна их рюмок всплывали бы истории беспечной юности и профессиональные байки. Только затем, пожалуй, дело бы сдвинулось туда, куда оно неслось уже сейчас. Уходя сегодня в бар, Роберт мечтал, чтобы всё следовало старому сценарию. Но мечтать, как говорится, — не в жопу дать. Не вредно и беспоследственно.       Берт присосался к сжатым пахнущим можжевельником губам. Поцеловал чёткую линию мужественной челюсти. Колкую скулу. Кромку волос. Он находился в каком-то предвкушении. Всё подкрадывался, но не атаковал.       Мозги Роба перетекали в штаны. Даже воздух в комнате изменился, как если бы его частицы начали колебаться быстрее. Медным тазом накрывался пятничный план налакаться в труху и просто облапать друг друга. Потихоньку до Роберта доходило, что его прочность — вещь сочинённая, очень ненадёжная, почти хрустальная. По-хорошему следовало рвать когти с места забурливших событий. Но такие идеи голову Роба не посещали. От Берта не хотелось смыться. Совершенно не того сорта он человек.       — Иди ко мне, — прозвучал у виска тихий настойчивый голос.       Величина сегодняшнего энтузиазма Хаутдезерта уже всерьёз встревожила Роба.       Так. Разжать анус! В полиции он всё-таки работает или в конторе лохов?       — Я не гомосексуалист.       Своевременно, Штицхен. Спохватилась жопа, когда ночь прошла.       — Я тоже.       Сюрприз прилетел по морде откуда не ждали.       — Для меня не существует границ, — прояснил Берт. — Я открыт для любви в любых её проявлениях.       — Ты не понял! Я вообще не из… Ну, не вписываюсь в… это самое…       — Какая разница?! Это всё лишь фигура речи. Ты — это ты. Просто будь собой. Чувствуй и не бойся это показать. Сегодня я снимаю с тебя ответственность за правильность терминов.       — Ну, хорошо, что не трусы.       Хаутдезерт улыбнулся и вновь нашёл губы Роба своими. Он целовал глубоко, сразу с языком. Иногда переходя на шею, уши, грудь. Затем возвращался к губам. Роб всё начинал какие-то нескладные реплики. Хаутдезерт явно не слушал эту лютую поебень, лишь иногда из вежливости согласно мычал. А вскоре и вовсе перебил на полуслове:       — Я хочу тебя.       Роб шумно втянул воздух. Он и прежде слыхал в свой адрес такие выражения. Но это всегда было частью грязных разговорчиков. Признание Хаутдезерта диаметрально отличалось. Оно звучало так просто и вместе с тем так откровенно. И точно из ведра вылилось на и без того ослабленную голову Роба.       — Джин у тебя какой-то говённый.       Наконец, Берт среагировал, дав понять, что всё-таки слушает. Он засмеялся, качая головой.       — Роб, Роб, Роб. Прекращай уже всё валить на отягчающие факторы.       Из складок ткани он достал член Роба и провёл по нему кольцом пальцев. Роб не сразу смекнул, как Берту удалось так технично справиться со всеми застёжками на брюках. И главное, в обход его бдительности.        Берт принялся гладить и целовать тело Роба в нужных местах. Поганец давно нашёл самые чувствительные точки и всегда воздействовал прямо на них. Соски. Живот. Уши. Конечно же, член. И его явно забавляла реакция, которую он производил на Роба. Об этом говорила ухмылочка и затуманенный взгляд.       Рубашку Хаутдезерт стянул с себя с каким-то порочным изяществом. Он не был угловатым несмотря на худощавость. Только мягкие плавные линии и твёрдость красиво высушенных мышц. Раздетый по пояс, он склонился обратно к креслу Роберта. Теперь их голая кожа соприкасалась. Роб потерялся в новом поцелуе, вцепившись одной рукой в подлокотник.       Всё закончилось слишком внезапно. В самый разгар Берт подобно мыльцу выскользнул у Роберта из рук.       — Идём.       Опять куда-то зазывал! Естественно, доведённый до изнеможения Роб подтянул штаны и метнулся за ним газелью. Стояк, чего уж там, был тот ещё. Впору бурить лунки для гольфа. У Роба будто снова начался пубертат.       Ясен хрен, Берт привёл его прямо к трахадрому. Стоило Робу сесть, как его снова утянули в поцелуй. В яйцах невыносимо ныло — всё вокруг работало на это. Глаз знал эту обстановку, нос знал запах этих простыней. Как он здесь оказался? Бессилие перед засранцем запутало Роба. Всё же умел Берт тянуть в выгодную для себя сторону.       Он напирал поцелуем, всё пытаясь уложить Роба на постель. Тот не поддавался.       — Будет только то, чего ты сам захочешь.       — Посмотрите, какой он договороспособный! Не говори со мной, как с нежной девственницей!       Роберт подшучивал, но Берт знал, что для него всё это волнительно.       Только то, чего сам захочешь. А этот-то собирался сделать всё, чтобы кое-кто тут захотел.       Битву за штаны Роб решил проиграть. Вскоре и бельё отдал без боя. Берт опустил ладони на его голые бёдра. Пальцы бережно и в то же время уверенно сжали их.       — Ты знал, что я с ума схожу по твоим объёмным спортивным ляжкам? Обожаю, когда у мужчин мускулистые твёрдые ляжки. Это выглядит так альфа-мужественно. По тебе хоть анатомический атлас рисуй. — Берт вычертил пальцем какую-то линию на ноге. — Прямая мышца бедра, — палец ушёл правее. — Латеральная широкая мышца. Вот здесь над коленом она у тебя выделяется. Брутально.       Роб почуял иррациональную вину за своё тело. Парадокс, ему ведь отпустили комплимент. Просто такие заявления способны сделать обнажённого человека ещё и эмоционально голым.       — Но больше этих шикарных ляжек я люблю твою нахрапистость. Вспыльчивость. Внезапность. Своенравность. Несносность.       Роб нахмурился, неудовлетворённый такими противоречивыми характеристиками. Берт продолжил:       — Жгучесть. Темпераментность. В этом весь ты. Непостижимый. Всегда разный. Ты понятия не имеешь, что за сущность в тебе по-настоящему скрыта.       Да гори всё к чертям! Сдохнуть можно! Да это он даже близко не догадывался, какую бурю в себе сдерживал Роб, чтобы та не пошла на Берта. Роба развезло, конкретно распидорасило! От алкоголя в крови. От красивого голоса. От осознания, что он сейчас — объект восхищения привлекательного человека, который его хочет. Доказательство тому то и дело тыкалось в разные части Роберта.       Он прижал ладони к спине Берта. Тот прогнулся, как огромный ласковый кот. По телу его прошла мелкая дрожь. Это было красиво. Точно рябь на спокойной воде.       — Поцелуй меня, — для убедительности Берт принялся водить рукой по его члену.       И Роб поцеловал. Со вкусом пососал чужой язык, обнимая его губами, втягивая в рот. Кожа на лице Берта была тонкой и по-детски мягкой. Роб спустился от щеки к шее, к плечу. Берт подставил навстречу сосок.       — Укуси меня. Ещё. Нежно.       Роб покорно куснул около подмышечной впадины. Вся его гордость стекла в ладонь Берта. Она отлила прямо туда, под мерные движения, вместе со всей кровью из организма.       — Или кончай об меня тереться или снимай уже портки.       Как только Берт избавился от одежды, до Роба дошло, о чём именно он попросил. Его всегда нервировало, когда Берт целиком раздевался. Всё же, хуй не ветер — мимо не проскочит. А сегодня он ещё и поторопил его сам.       Блядь.       Ну всё.       Конец.       Жопа.       Но неожиданно Берт сбавил инициативу. Довольно часто на этом этапе начиналось самое главное. Когда боль в яйцах становилась невыносимой, Роб наваливался сверху и елозил по Берту с такой дурью, будто добывал огонь. Рот его в это время блуждал по красивому лицу, целуя и кусая всё, что под него попадалось. Роберту казалось, если он сделает это по-быстрому, то ничего вроде и не было.       Головой Роб понимал, что надо бы так всё и оставить. Ему бы хотелось, чтобы ему только так и хотелось. Однако сегодня расклад Роберта категорически не устроил. Некоторые стороны своей сексуальности он узнал только рядом с мужчиной. В союзе с женщиной Роб никогда не был покорным, не мог позволить себе следовать — только вести. Теперь же ему хотелось совершенно другого. Кому ли не по хрен? Он уверенный в себе человек. Ему не нужно каждый раз реализовывать свою маскулинность в койке. Ему не нужно самоутверждаться с её помощью. Он любил силу, неизвестно каким образом уместившуюся в изящной оболочке Хаутдезерта. Он любил эту власть над ним. Но прежде её следовало доверить. Потому что Берту обязательно понадобится заручиться его согласием.       Роб с намёком потёрся спиной о сухощавую грудь. Совсем спятил! И всё же сомнений не возникло. Лишь страх неизведанного. Секс открывался Робу под новым углом, а незнакомое последовательно пугало здравый рассудок.       — Я думал, ты всегда только главнокомандующий.       — Заткнись и пошевеливайся!       — Шайсэ! А этот парень умеет уговаривать.       Роб пропустил мимо ушей тот факт, что Берт ухватил от него словечко на немецком. Вероятно, во всём, что они делали с этим человеком, мозг Роберта не принимал участия.       Берт начал целовать Робу спину, постепенно укладывая его на живот. У Роберта поднялась температура. Он опустился в коленно-локтевую, подставив то, что всё это время так лихо оборонял.       Это пиздец.       В этот раз всё по-настоящему. Реальнее не бывает.       Роб не думал, как лучше или удобнее. Лишь отдал руль своим эмоциям. Он пошёл за ними, как за жизненной необходимостью. Словно завтра не наступит. Словно ему в кровь впрыснули феромоны в чистом виде. Хаудезерт понятия не имел, какого разбудил зверя.       Берт помял откляченную задницу. Поцелуи закружили по спине, выцеловывали ягодицы. Вскоре язык гулял по ляжкам, исследуя, лаская каждую мускулу. Берт не соврал, рассказав о своей влюблённости в эту часть тела. Он действительно исполнял на бёдрах любовный танец языком. Роберт взвивался, оказавшись неожиданно чувствительным в этом месте.       Затем прикосновениями дошли до расщелины. Разгорячённый Роб с ниоткуда взявшейся готовностью развёл колени, дав себя полизать. Он уже ничего не соображал. Просто хотел, чтобы это продолжалось, пока с ним не случится помешательство. Сопроводительные стоны впитывались в стены новой порцией похоти. Роб с таким подмахом отвечал Берту на ласку, словно ждал этого всю жизнь. Он был готов с минуты на минуту обкончать всё вокруг.       Переместившись немного вперёд, Роб заставил Берта остановиться. Он перехватил потянувшуюся к нему руку, чтобы направить, куда следует. Даже будучи мягким и податливым, Роб всё же оставался нетерпеливым.       — Ты уверен, что хочешь именно этого? Мы займёмся всем, чем скажешь. Чем угодно.       — Ты не мог бы сделать этот разговор ещё более неловким? — сыронизировал Роб без злости. — Ну хватит уже! Шевелись!       Пока Берт надевал кондом и смазывал себя, Робу выпал момент засомневаться и броситься в защиту своей перепуганной задницы. Но он не засомневался. Завтра Роб скажет себе, что просто споткнулся и упал на бертовский хуй. Завтра будет завтра.       Наконец, Берт пристроился сзади, потёр вход пальцем, втирая лубрикант. Крепко ухватил Роба за бедро, второй рукой направил себя.       Роб думал, что как только его насадят на рог, он что-то поймёт. Накроют новые сомнения. Озарение. Какая-то вселенская просвещённость. Но ничего. Видимо, разум окончательно взял увольнительную.       — Мне нравится, что в тебе есть часть меня, — напомнил шуточку Берт.       — Мудак, — Роб пытался сдержать улыбку, но почти безуспешно.       Мышцы поддались, пропуская Берта глубже. Роб непроизвольно сжал его, как если бы хотел оставить в себе навсегда. Отзывчиво охнув, Берт поддал бёдрами, начал осторожно проталкивать себе путь.       Роба конкретно шибануло. Поначалу он не ощущал особенного кайфа. Шуровавший в нём член давал лишь ощущение наполненности. Но как только стимуляция стала равномерной, Роб вошёл во вкус. Удовольствие словно было накопительным. И едва лишь оно набрало силу, как начало расходиться по всему телу, стреляя в самые яйца.       Роб тут же бросил безнадёжные попытки оставаться тихим. Ему понравились короткие неглубокие толчки и когда тело колебалось, мышцы от этого подрагивали, а стояк раскачивался. Берт подмечал эти детали, чтобы понимать, как доставить больше удовольствия и накачать Роба этим смелым, новым для него ощущением. Это оказалось приятным — вложить в руки другого контроль за своё удовольствие.       Постепенно Берт наклонялся вперёд, впечатывая Роба лицом в матрас. Он почувствовал, как тело под ним напряглось, а каждая мышца натянулась. Робу осталось совсем немного. Всё же, долго это не могло продлиться. Слишком длинной оказалась прелюдия. И Берт, правильно считавший предвещающие сигналы, взялся за член, чтобы тот толкался ему в кулак.       Роб выгнулся и задрожал. Он так долго пульсировал в чужой руке, что показалось, выплеснул из себя сперморесурсы на год вперёд.       Почти на спаде своего удовольствия Роб ощутил, как толчки в нём стали сильнее и рванее. Наконец позади раздался красивый чистый стон из восходящих гласных.       Ненадолго отстранившись, Берт осторожно вышел. Затем повалился сверху. Обмякший, он обнял Роба поперёк туловища, уткнувшись ему в затылок.       Тяжело дыша, Роб попытался выползти из-под Берта. Но заторможенная жижа вместо тела отказалась функционировать. Тогда он распластался по простыне, вытянув подальше затёкшие конечности. Под кожей приятно гудело.       — Обожаю тебя. Ты как, порядок?       Роб очнулся только когда его укусили за плечо.       — Завтра матч, сходим? Янкисы против Пиратов.