Эйфория

Когда-то я был довольно счастлив. Я плескался в персональном первичном бульоне, но однажды по независимым от меня причинам меня снова и снова начал сдавливать жестокий родовой канал моей матери. Её звали Мэри. И её уже нет со мной с моих семи лет. Я родился через три дня после атаки на башни близнецы. И. хоть я и не помню ни черта, ведь только родился, я точно знаю, что не было ничего более апокалипсического, чем моё рождение и моё детство. Хотя пожалуй, я могу так сказать про всю свою жизнь. Всё детство, да и подальшую жизнь я концентрируюсь на абсолютно разных, рандомных и ненужных вещах. Иногда это слишком бессмысленно и глупо. Моя мать всегда обращала внимание на это, старалась вернуть меня в реальный мир и сменить фокус внимания. Она это делала до последнего. Но потом её не стало, и надо мной взял опеку муж её сестры. Ваймак. Он тренер экси, и у него есть сын Кевин. Кевин мой кузен, но мы никогда не ощущали этого, мы были намного ближе, были родными. Я начал жить с ними и почти сразу после этого начал играть в экси. Ваймак хороший тренер, хороший мужчина и хороший отец. Он всегда любил меня, как родного сына. Я точно также любил его, как родного отца. Иногда я думаю, что возможно, я так хорошо играю как раз из-за моей чрезмерной концентрации. На поле для меня не существует ничего, кроме игры. Тренировки помогают сохранять фокус внимания. Поэтому у нас в городе принято считать меня наркоманом. Кстати, и в прямом и в переносном смысле. Но почти всегда меня и мою чрезмерную концентрацию сбивали. И меня это ужасно бесило. Кто просил отвлекать меня, когда я считал, сколько серых, а сколько темно-серых плиток на дорожке в парке? Всегда единственным оправданием, как мамы, так и врачей оставалось то, что «Ну, Нил, ты просто не такой, как все». Я заметил, спасибо. Суть ведь не в этом. Я существенно не такой, как все. Иногда мир двигается намного быстрее, чем мне этого хочется. Я не успеваю. Я просто появился здесь без карты и компаса. Без поднимания, что делать, куда мне двигаться. И как, блять, успеть за движением мира? Но потом настанет момент, мгновение, когда дыхание замедляется, и с каждым выдохом ты выпускаешь весь свой запас кислорода. И всё замирает. Сердце. Легкие. И наконец мозг. И всё, что ты чувствуешь, желаешь, стараешься забыть — меркнет. А потом внезапно, ты снова даешь телу воздух, ты даешь ему жизнь. Когда это впервые случилось, я хотел вызвать скорую. Лечь в больницу, где ты-такой-сильный-Нил врачи будут ставить капельницы, а медсестры будут кормить с ложки, давать пить из стакана и промокать мои губы салфеткой. Но я не хотел выглядеть идиотом, который портит всем вечер. Хотя сейчас я понимаю, что те две секунды в небытии были лучшими в моей жизни. Самыми спокойными.