Как задобрить русалочку?

С каждым днём уровень воды в канаве ощутимо понижался, и если сначала это было малозаметно, то по прошествии недели вода значительно убыла. Чуя этого, конечно, не показывал, но всё же он переживал. Ещё и этот змеехвостый ублюдок как назло рядом постоянно ошивался. Видит же, что русал не в своей тарелке, но ничего по этому поводу не говорит, а лишь ползает вокруг и гаденько так ухмыляется. Чёрт ползучий. Живот крутило от голода. Накахара надеялся, правда надеялся, что вытерпит. Он даже тину есть пробовал, стараясь выбирать моменты, когда Дазая рядом нет, потому что если он это увидит – до конца жизни будет потешаться. Вкус у этой болотной "травы" был – ни много, ни мало, – отвратительным. Русал давился, запихивал в себя эту грязь, подавлял рвотные рефлексы, заставлял себя это проглатывать. Это было важно, чтобы не сдохнуть с голоду. Он мог бы попросить у змея нормальной еды, но разве тот его послушает? Он не только ничего ему не даст, а ещё и засмеёт, в этом Чуя не сомневался. Однажды он снова почувствовал приступ острой боли в желудке, а потому срочно выловил кусок тины и начал есть, на этот раз даже не оглядевшись. А зря. Осаму – этот чёртов змей – заметил-таки, что русал мучает себя подобным рационом питания. Он и до этого видел, как Чуя гордо голодает, даже не пытаясь просить подачек, и это его забавляло, но сейчас происходящее заставило змея нахмуриться. Что этот дурень творит? Он готов даже грязь сожрать, лишь бы остаться "гордым и независимым"? Вот же идиот. Чуя мирно очерчивал радиус своей полудохлой канавы, как вдруг рядом с ним послышался резкий шлепок. Он вздрогнул и тут же обернулся. Из-за недоедания он стал менее осмотрительным, а также всегда был уставшим, да настолько, что даже спорить со своим извечным оппонентом был не в состоянии. Боль в животе постоянно отвлекала, не давая сконцентрировать внимание на чём-то другом. Посмотрев в сторону, откуда донёсся звук, русал сначала подумал, что у него галлюцинация. Это ж сколько дней он уже не ел? Ну не может же этого быть, чтобы перед ним лежала настоящая человеческая нога! Но она была и исчезать, вроде бы, пока не собиралась. Чуя осторожно протянул к ней руку и коснулся её. Настоящая. Человеческая. Такая аппетитная. Он аккуратно взял еду в руки, подавляя желание моментально вгрызться в плоть отрубленной конечности, подобно дикому зверю. И тут только его осенило. Откуда тут человеческая нога? Осмотревшись вокруг и заметив того, кто, видимо, принёс ему еды, он обомлел. Змей, собственной персоной, примостился рядом с краем канавы, недовольно глядя Чуе в глаза. По его выражению лица можно было понять, что он зол. Действительно зол. Как странно. Накахара никогда ещё не видел его таким. Он ведь постоянно весел и беззаботен, ведёт себя как истинный дурак, неужели он может быть серьёзен? Это даже немного обнадёживает. Русал подождал немного, но змей всё так же недовольно смотрел на него и ничего не делал. На секунду Чуе даже показалось, что в его взгляде промелькнула искорка брезгливости. А может и не показалось? Он снова посмотрел на ногу. Она так и манила к себе. Чёрт, но это же буквально подачка! Тем более от этого ублюдка! Ладно, ниже он уже в любом случае не опустится. Стараясь сильно не торопиться, он надкусил конечность. Свежая кровь (видимо, добыча была поймана недавно) приятно обожгла измученное жаждой горло. Куски плоти один за другим отрывались от ноги и проваливались в глотку русала, заполняя доселе пустующий желудок. Ах, какое же превосходное чувство. Чуя и не заметил, как полностью обгладал кость. Он снова взглянул на Дазая, внимательно разглядывая черты его лица и пытаясь разгадать по его выражению, о чём тот думает. Спустя минуту молчания он буквально выдавил из себя небрежное "спасибо". Но Осаму не возликовал и не захохотал, как ожидал русал. Он лишь нахмурился ещё сильнее, а затем начал: – Знаешь, Чуя, – вау, он наконец-то произнёс его имя нормально, никак не каверкая, – сначала ты меня очень сильно заинтересовал. Весь такой гордый недотрога, с жестоким характером и острым языком. Но кто ж знал, что тебя так легко сломать? Я сейчас стою и вижу перед собой лишь жалкую побитую шелудивую псину. Неужели все эти семь лет я занимался самообманом, не видя твоей настоящей натуры? Ты до такого готов опуститься, следуя лишь за своей гордыней и мнимым величием? Это отвратительно, Чуя. Ты отвратителен. – тон его голоса был ледяным, а взгляд острым и пронизывающим, вызывающим мурашки. Русал не знал, что ему ответить. Не знал, как вести себя в этой ситуации. Надо же, впервые он не знает, что сказать Дазаю. А Дазай ли это вообще? Ведёт себя совершенно не соответствующе своему обыденному настрою. Но, может, он всегда был таким и Чуе просто довелось увидеть это только сейчас? Вполне возможно. Но сейчас он просто молчал, глядя на змея в упор широко распахнутыми глазами. Осаму глубоко вздохнул, а затем, ничего не говоря, схватил русала под руки и грубо взвалил на себя. Тот даже не удосужился возмутиться, видимо, всё ещё пребывая в некоем шоке. Однотипные деревья стремительно плыли им навстречу. Точнее, однотипными их считал только Чуя, которому было абсолютно до балды – что там кедр, а что сосна, – деревья всё равно в его жизни не играют никакой значимой роли. Но тут из-за стволов проступила кристалльно чистая сапфировая водяная гладь. Неужели его озеро? И верно! Оно! Змей подполз к берегу, замахнулся, и с размаху запустил тушку своего оппонента прямо на середину. Чуя вынырнул, не в силах поверить в происходящее. Он ещё с минуту смотрел на Осаму, который, в своё время, смотрел на него. Дазай всё ещё пребывал в плохом расположении духа, это было видно. Русал недоуменно спросил: – А как же желание и всё такое? На что Дазай, вздохнув, ответил: – Это уже не принципиально. Забудь. После змей развернулся и уполз в неизвестном направлении, смерив Чую напоследок очень многозначительным брезгливым взглядом. Он был раздражён.