Искры в золе

В дороге Игорь успел успокоиться. Поехали на тонированном Гелендвагене — оставалось только дивиться, как ни разу не тормознули за сам факт затемнения лобового стекла. Перед выходом из Башни потрясло, конечно. Целых три минуты не мог застегнуть кеды на липучках. Одежду «на выход» в этот раз ему дали мешковатую: какие-то плюшевые штаны цвета морской волны и такая же кофта с капюшоном. Худи-костюм или как-то так. В целом напоминало Грому пижаму, но вроде бы сейчас модно. На моду ему было плевать, а вот одежда оказалась неожиданно уютной и успокоила. Дорогого стоило то, что ему, наконец, позволили спрятаться, а не подчёркивать и выставлять напоказ своё измученное тело. Он даже капюшон накинул. Скажут — снимет, конечно. Но сейчас хотелось спрятаться полностью. Стать человеком-невидимкой, как в детстве, когда от монстра под кроватью под одеялом прячешься. Наручники, протянутые Олегом, Гром застегнул на запястьях сам. Под пристальным взглядом пронзительных голубых глаз затянул как следует. Как будто после всего, через что здесь пришлось пройти, позволит себе даже задуматься о побеге. — Просто сиди тихо, — пожал плечами Волков, когда Игорь уточнил, как ему себя вести в дороге. — Можешь подремать. Вся развлекуха уже на месте будет. «Развлекуха» в устах Олега обещала худшие пытки из их с Разумовским арсенала, но спасибо, что хоть предупредили. Ожидание неизвестно чего хуже ожидания привычной и неизбежной боли, Игорь убедился в том многократно. Сжавшись на полу у заднего сидения, он опустил голову в капюшоне, который разрешили не снимать. Только покачивался в такт ходу автомобиля и время от времени до боли вцеплялся в соседние сидения, чтобы не завалиться на повороте. Руки скованы. Ноги тоже — после того, как они погрузились в Ровер, Олег застегнул у него на лодыжках ножные кандалы. Костюм этот дурацкий, плюшевый. На ум могли бы прийти дурацкие игрушки из секс-шопа: плюшевые в ошейниках и цепочках, ведь для этих двоих Игорь и был такой куклой. Но такие сравнения сейчас не шли ему в голову. Под гул мотора и мурлыканье Олега — тот что-то напевал под нос за рулём — Гром вновь погрузился в воспоминания.

***

Игорь задыхался. Ему хотелось кричать и метаться. Но воздуха хватало лишь на сдавленный хрип, а метаться не позволял ошейник, который Гром отчаянно и безуспешно царапал скрюченными пальцами. Строгий собачий ошейник, блестевший металлом и покрытый внутри острыми шипами, которые псу с толстой шкурой и косматой шерстью вреда бы не причинили. Тонкую человеческую кожу они ранили в кровь снова и снова. Рывок, резкий толчок — Игорь упал спиной вперёд на жёсткий ковролин, покрывавший пол в игровой, хрипя, кашляя и неосознанно оттягивая строгач дрожащей рукой. Больно было ужасно — он буквально вырывал шипы из ран на своей шее, травмируя её ещё больше. — Встать! Игорь жалобно вскрикнул, когда ошейник снова сжался, едва не пропоров пальцы, снова впился шипами в кровоточащие раны. Сопротивляться было невозможно, в сознании царили боль и стремление её облегчить. Гром неловко перевернулся на живот, подполз к чужим ногам, вздрагивая всем телом, поднялся на колени. С ужасом и мольбой посмотрел на Олега. Без бороды тот выглядел непривычно открытым, острым, резким. Лучше было видно его мимику. Сейчас он показывал зубы. Скорее уж скалился по-звериному, чем улыбался. Но глаза у него горели диким огнём. После попытки Игоря уйти Волк редко по собственной инициативе его мучил. Но приказы Сергея исполнял с искренним наслаждением садиста. Хоть после сам же обрабатывал раны, кормил и успокаивал. И Гром, во время игр боявшийся его прикосновений не меньше, чем прикосновений рыжего, обмякал, доверчиво прижимался и позволял себя лечить и ласкать. Да и Олег в те моменты расслаблялся, не напоминал зверя, по ошибке родившегося в человеческом облике. Что из этого маска, а что правда? Вряд ли Игорь узнает. — Глаза в пол, — ровно приказал Олег. Гром тут же опустил взгляд на свои дрожащие пальцы. — Ну как? Последний вопрос был адресован уже не Грому. Рыжий был здесь. Со скучающим видом сидел на подоконнике и, не мигая, как змея, следил за тем, как Волков истязает Игоря. Гром опустил голову ещё ниже, жалея, что у него короткие волосы, и спрятаться за ними не выйдет. — Неплохо, — хмыкнул Сергей. — Всего полчаса — а уже такой прогресс в подчинении. Из тех шавок, кому нужны твёрдая рука и плётка. Игорь закрыл глаза, ощущая, как по израненной шее тонкие струйки крови стекают на спину, плечи и грудь. Тёплая солёная влага стекала и по лицу. Он плакал от боли и уже знал, что нет смысла это скрывать. Слёзы обжигали следы от шипов. Гром прекрасно знал, что положение его отчаянное. Все думают, что он мёртв, никто не придёт спасать даже по героической глупости. Больше того: этого нельзя допустить. Чтобы не пострадал никто из его друзей и близких. Но только тогда, в тот день, срывая голос в жестокой хватке строгого ошейника, Гром осознал свою участь. Его сломают. Безжалостно сведут с ума, расчеловечат и будут терзать до тех пор, пока не издохнет или не надоест. Именно как игрушка, потому что даже с питомцами принято обращаться лучше. Увы, он попал на живодёрню. И даже то, когда и как он умрёт, решать не ему. Шипы вновь впились в шею, и Гром, заскулив, подчинился ошейнику. Позже, когда строгач заменит гладкая полуудавка, он будет рыдать и порываться целовать мучителям руки.

***

Первым, что увидел Игорь, когда они, наконец, приехали, был высокий глухой забор. Метров пять, как в СИЗО, да ещё и с колючей «егозой» сверху. Ворота тоже глухие, автоматические. Не дача, а современная крепость. Домик, впрочем, соответствовал. Три этажа, круглая башенка на углу, балкончики, двери с массивными железными кольцами и полосами «под старину», узорные кованые флюгеры на острых шпилях. Сад перед домом был густой и порядком запущенный, где-то в ветвях настойчиво каркали вороны. — М-м-м, Олег, — рыжий от души потянулся, выйдя из внедорожника, — отведи его и разожги камин. Я пока воду солью. Волков только кивнул и повёл Грома в дом. Шли не очень быстро — цепочка кандалов была короткая, но снимать их с него Олег не спешил. Шикарная и просторная прихожая, похожая на парадную в новых домах — белый камень, деревянные панели, огромные картины в массивных рамах, — лестница вниз, железная дверь с крошечным окошком, закрытым решёткой. Волков отпер замки, снял с Игоря кандалы с наручниками, и втолкнул его внутрь. — Отдыхай, пока можешь. Игорь, наконец, остался один. Откинул капюшон толстовки. Осмотрелся. Поёжился. Помещение вполне гармонировало с внешним обликом всего дома. Потрясающе низкий потолок — Гром со своим ростом почти тёрся об него макушкой. Деревянные нары, толстый матрас. Отхожее место в другом углу. Каменный пол холодный, холод проникает даже сквозь подошвы ботинок. И завершающий штрих — полукруглое окно под потолком, забранное снаружи решёткой. Игорь медленно подошёл к нему, встал на цыпочки, выглянул. От увиденного его передёрнуло. Окошко, как оказалось, полуподвала находилось вровень с землей и выходило на сторону, противоположную парадному входу в дом рыжего. На этой стороне деревья были только у самого забора, как, впрочем, и густой кустарник. На пустом пространстве были грамотно размечены и оформлены дорожки. Прогулку по которым не позволяло назвать лёгкой одно обстоятельство: полоса препятствий. Какие-то ловушки были огромными и очевидными: прямо напротив окна Гром видел огромную стойку с серповидными лезвиями, подвешенными на равном расстоянии. Сейчас они не двигались, но, как уважающий себя ребёнок девяностых-нулевых, смотревший бесчисленные телешоу, он знал, что они называются «маятниками смерти» и раскачиваются из стороны в сторону, перерубая всё, что попадётся навстречу. Эти, должно быть, чертовски тяжёлые и острые, если ими рубили людей... А людей ими рубили. И не то чтобы тщательно потом убирались. Почти у самого окошка валяется потемневший, потрескавшийся череп с подсохшими клочками плоти и огромным разрубом, чуть дальше наполовину занесённая листьями плохо опознаваемая куча костей. Игорь многое видел за годы службы в УГРО, но даже его сейчас слегка мутит. Дальше разглядывать не хочется. Игорь снова ёжится, забирается с ногами на матрас, скинув, впрочем, кеды. Прячет руки в рукавах и замирает, сжавшись в комок и опустив голову. Капюшон снова накидывает. Хотелось бы не думать вообще, но почему-то вместо этого ярко представляется, каково тут было какому-нибудь бедолаге до него. Опоенному, перепуганному, да ещё и с таким многообещающим видом из зарешёченного окна. И вряд ли тут тогда был этот удобный матрас. Железная дверь скрежещет несмазанными петлями, в темницу заходит Олег. — М-да, — хмыкает, — я и забыл, как тут низко. Он роняет на матрас рядом с Игорем стёганое толстое одеяло, раскатывает по полу ковёр. Возится в дальнем углу — Гром успевает заметить закрытые в подобии распределительного щитка розетки. Напоследок Олег лепит над нарами под потолок светильник на батарейках. От мягкого света становится почти уютно. — Давно здесь никого не держали? — не то чтобы Игорю интересно, но молчать не хочется. Ему и так не очень-то много разрешают говорить. Олег пожимает плечами, проверяет решётку на окне и плотно ли закрыто стекло снаружи. — Порядочно, — он чешет бороду, поводит бровями. — До Чумного Доктора — это точно. Потом уже времени не было, да и твои коллеги во все стороны носом рыли. Если бы Серый в то время сюда развлекаться поехал, пропалили бы всю контору. — А больше, значит, не развлекаетесь тут? — Игорь ёжится, глядя не на Олега, а на окошко. — А зачем? Нам тебя хватает. «Нам». Да, Игорь знает, что, какие бы неравные отношения ни были у Сергея с Олегом, он сам — игрушка для них обоих. Но всё же лишний раз слышать, что даже тот, кто заботится, тоже раб по факту, не считает его за равного… тоскливо, пожалуй. Игорь тихонько вздыхает и не замечает, как снова остаётся в подвале один. Понимает только, что в комнате стало теплее. Похоже, что ковёр с подогревом.

***

Когда Олег за завтраком сообщил, что сегодня предстоит Игорю, тот только криво усмехнулся. Спал, кстати, на удивление хорошо — крепко и без кошмаров. Возможно, конечно, что в ужин подмешали снотворное, но если и так, Гром благодарен. Просто хорошо выспаться без мучительных воспоминаний для него большое дело. Конечно, он думал, что Сергей, оказавшись вдали от всех своих рабочих обязанностей, сразу возьмёт его в оборот. Но это случилось вовсе не так, как можно было представить. Олег дал ему какие-то старые мешковатые тряпки, вывел на задний двор и выдал лопату. Оказывается, Сергею не понравился бардак в его садистском луна-парке. И поэтому Грому поручили копать. Разрыхлить землю, очистить всё от останков и закопать их поглубже. Игорь по размышлении даже не удивился. Он действительно их безвольная собственность. Почему бы помимо игр не заставить пахать в огороде? Ну или, в данном случае, в Саду Грешников.

***

Игорь выгибает спину. Упирается пятками, но зелёное дорогое сукно слишком гладкое, и ноги соскальзывают, лишая его опоры. Лодыжки скованы, тонкая прочная цепь звенит, но не рвётся. — Ещё! — командует Сергей. Олег послушно касается пальцем крошечного колёсика, и Грома снова будто подбрасывает, заставляя глухо стонать. Он вновь обнажён. Лежит на спине на огромном столе для бильярда, прямо под ярким светильником, беспомощный, как бабочка под лупой коллекционера. Которую вот-вот проколют булавкой. Голова запрокинута, свешивается с края стола, руки крепко связаны лентой от локтей до запястий. Игорю наплевать, ему сейчас не до этого. Булавки, кстати, тоже есть: ещё до начала Сергей вызвал его к себе и, едко улыбаясь, проколол ему оба соска. Когда Игорь просил серёжку, он немного не такие проколы себе представлял. Но понимал, что это может случиться. Он только, оказывается, не представлял, насколько это больно. — Ещё! — М-м-м! Игорю впору замотать головой и молить о пощаде. Но всё, на что он способен — глухой булькающий хрип. В зад ему вставили огромную вибропробку, пульт от неё у Олега в кармане. Сам Олег стоит рядом. Вальяжно опирается на угол стола и с улыбкой наблюдает за тем, как рыжий безжалостно трахает Грома в горло. Кольцо на основании его члена плотно зажато и вместе с уретральным плагом не даёт ему кончить, хоть ненадолго облегчить пытку. Игорь давится и захлёбывается, кажется, что вот-вот задохнётся. Но он всё ещё жив и может только беспомощно извиваться на зелёном сукне в безжалостном свете лампы. Сергей, наконец, загоняет ему глубоко в глотку и кончает, зажав для верности нос. Игорь против воли глотает и жадно, с хрипом и всхлипами дышит, заплаканными глазами разглядывая мучителей. Олег в чёрном костюме и светло-серой рубашке, Сергей в чёрных брюках под ремень из змеиной кожи, рубашка белая и воздушная. Он лениво вытирает себя салфетками, застёгивает ширинку. Снова подходит к Игорю. Тот, в отличие от него, кончить не может, хоть что-то сказать нету сил, как и сдвинуться, чтобы башка не свисала с края. Перед глазами плывут цветные круги, он с трудом остаётся в сознании. — Прибавь-ка ещё, — приказывает Сергей. Олег послушно сдвигает колёсико, и Гром хрипло кричит. В этом крике нет ничего осознанного, лишь боль раненого животного. Сергей наклоняется, пальцами обводит припухшие, покрасневшие губы Грома. В какой-то момент тому кажется, что он его поцелует. Не из нежности, нет: из жажды, как настоящий вампир, пригубить его боль. Но нет. Рыжий выпрямляется, сыто потягивается. И целует Олега. Они сладко и долго целуются, будто забыв про связанного, тихо стонущего на столе человека. Впрочем, для них он не человек. — Развлекайся, — шепчет Олегу в губы Сергей. Снова подходит к столу и, зажав жертве нос, с силой размыкает зубы и вставляет кольцо. Плотно затягивает на затылке ремень и, если бы сейчас Грому в горло просунули толстую трубку и наполнили его тело ядовитой водой с живыми угрями , он бы не удивился. Но рыжий уходит, а Волков, расстегнув ремень и спустив брюки, равнодушно трахает его в рот, словно стальным капканом пальцами сжав подбородок. Игорь закатывает глаза и, кажется, всё же теряет сознание.

***

Просыпается Игорь снова в подвале. Всё тело болит, зад, шея и челюсти ноют. Но Олег его всё же помыл. Хоть и не взял на себя труд хоть как-то одеть. На матрасе Игорь лежит обнажённый. Он медленно, чтобы не темнело в глазах, садится на нарах, осматривает себя. На руках следы ленты: красные полосы переплелись в причудливые узоры, на фоне которых даже длинные белые шрамы над венами не так заметны. На лодыжках глубокие, стёртые следы кандалов. Игорь тянется размять кожу, но шипит и смотрит на свою грудь. В припухших сосках блестят маленькие колечки. Конечно, рыжий не стал терять возможность, и, пока он был в отключке, заменил иглы пирсингом. Игорь закрывает глаза, опускает голову. Медленно выдыхает. «Это только начало. Думаешь, раз я тебя сломал, я остановлюсь? Нет. Я сотру тебя в порошок. И ни крошки от твоего разума не оставлю. Наслаждайся». Сергей сказал это, когда проколол соски, дождавшись, пока Гром перестанет выть, впиваясь зубами в кляп. Что ж. Игорь уже не прочь окончательно потерять рассудок. Ведь вместе с ним уйдёт память о том, ради кого он всё это терпит. А вместе с нею и страх, пытки хуже которого рыжему не придумать.