Ma chère lune

Трель айфоновской мелодии настойчиво бьет по ушам.  И так уже вот семь минут-будильник требует отключить себя, возмущенно пиликая. Ну или просто напросто выбросить мобильный куда-нибудь за пределы слышимости, и эта перспектива кажется бедняге Саймону, что с горем пополам заставил себя разлепить веки (еще на третьей минуте нескончаемой будильниковой триады), куда более привлекательной. Древним племенам, которые отгородились от цивилизации, наверное, думает он, без телефонов очень даже сносно. Как минимум, они могут позволить себе проспать рабочий день и с чистой совестью потом заявить боссу, что…ай, какие еще великие андаманцы? И к черту их начальство.  Саймон перевернулся на спину со страдальческим вздохом, зарылся в пшеничную чёлку пятернёй. И подумал, что ему, по-хорошему, надо здорово взяться за свой режим сна. Эскапизм, принуждающий блондина часами сидеть за художественной литературой и под ночь углубляться в просмотр Нетфликса его когда-нибудь окончательно добьёт. Да, он постарается не забывать и о реальности. Где за пределами напечатанных историй и выдуманных вселенных мир, его собственный-медленно, но верно бьётся на части. Определенно. Саймон Миллер-преподаватель истории и французского языка в университете гуманитарных наук с одному Богу известным прошлым. Никто понятия не имел, откуда он родом (если говорить на чистоту-особенно и не интересовались), но ему немного за 20, и, как отмечают многие студенты, что ходят на Саймоновы курсы, его можно охарактеризовать, как "мистер Я-Прощу-Вам-Все-Долги", "не парься, он добрый" и по совместительству "белобрысый обаяшка". Голубоглазый предпочел бы умолчать о тех прозвищах, которыми ему ядовито плевались в спину некоторые неоднозначные ученики с такими же неоднозначными баллами за проекты. Он по натуре своей не умеет быть строгим и набожным, но не всё же этим бездельникам с рук спускать. К его огромному везению, подобных индивидов было меньшинство-а большая часть окружения Саймона относилась к нему, как минимум, с уважением, и как максимум-с признательностью за частое желание быть полезным и, если что, подставить плечо. То он вызовется коллеге из соседней аудитории помочь, то закроет в очередной раз глаза на не сданную работу первокурсника, имеющего проблемы со сном, и, как следствие, с концентрацией тоже. Еще и по плечу мотивационно похлопает, мол «в следующий раз отдохни как следует, и, поверь мне, хоть горы свернёшь!». Большинство его учеников никогда не были обделены желанием обучаться, а напротив-исправно и с увлечением конспектировали материал, настолько тот незаурядно и с чувством рассказывал о культуре Серебряного века и о социальной антропологии древнейших времен. Саймону не чужды были внутренние волнения окружающих его людей-самый, что ни на есть, эмпат. Кроме того его заботили проблемы общественности. Он нередко принимал участие в разнообразных волонтёрских акциях, помогал, чем мог, приютам, и в принципе считался в кругах себе подобных чуть ли не социальным работником в Детройт-Сити (увы, работа у него уже имеется, и ей блондин почти вполне доволен, прочая же деятельность-это так, моральный долг).  В семь сорок три молодой преподаватель, всё же, сумел принять позу сидя, не без труда напялил тапочки-угги и устало пришлёпал к ванной, ежась от сквозняка в доме. Удивительно, но даже имея трудности с тем, чтобы банально пойти и умыться утром, Саймон никогда не позволял себе опаздывать на работу. Кое-какие принципы он в любом случае предпочитал соблюдать. Щелкнул выключатель, заструилась из крана хлорированная вода. И, как по методичке, он погрузился в утреннюю рутину. Лишние мысли, что были как назойливая мушкара, наконец перестали жужжать и отошли на задний план, не оставляя в лобной доле ничего, кроме стандартного графика и «надо зайти за латте. И о, пожалуй, с соленой карамелью».

***

Саймон никогда не считал, что как-то кардинально отличается от других. Разве что своей огромной любовью к штуковинам из 80-х, хотя на на дворе лет пятнадцать как наступил двадцать первый век. Друзья над ним подтрунивали временами, но на двадцать пятый день рождения, все же, подарили проигрыватель для пластинок старой модели, на который тот слёзно откладывал с зарплат.  Ну и своей гомосексуальностью. Сейчас-то, конечно, обществу куда проще смириться с тем, что чужие жопы-не их собачье дело, зато в средней школе блондин натерпелся с головой всего, чего можно было натерпеться подростку-гею в окружении озлобившихся и необразованных пубертатников.  Были, конечно, и единомышленники, но подавляющее большинство квир-персон того времени опасались выходить из шкафа, и понятно почему. Не могли показать, что они, вообще-то, существуют на таких же правах, как и гетеро, остерегались харчков в лицо, вытряхнутых в окно внутренностей рюкзака или даже побоев. Многие боялись. Но не Саймон. Миллер вдохнул прелый ноябрьский воздух. Опустил взгляд под ноги, выпустил тяжелый выдох. Последние его отношения (опыт, мягко говоря, был неудачный) начались и закончились два года назад. Быть может, ему сейчас банально одиноко. А вот что радовало-лишние 4 доллара при себе. Лишних денег, конечно, не бывает (в частности для Саймона, ведь тому частенько задерживали зарплату), но прямо сейчас он собирался совершить свою ежедневную, маленькую слабость-бессмысленную трату. На что? Классика жанра-на утренний забег в кофешоп перед работой. Стаканчик 0,4 давал блондину немного дофамина в самом начале дня, так что это, можно сказать, его давняя привычка. Саймон дергает за ручку, и оказывается внутри кафе.  Ему тут было по душе, и на то нашлось две причины: первая-здесь работала на полставки его хорошая и давняя знакомая, с которой они, еще будучи школярами, вместе стояли лицом к лицу с противными задирами-гомофобами (та всегда прикрывала его зад собственным словесным поносом, или, если приходилось-могла и по носу вмазать). А вторая-это здешняя атмосфера. Спокойствие витало вокруг, подогреваемое саундтреками любимых групп Саймона, раздающимися из колонок.  Он слегка расслабился, и, напевая тихо "This Night Has Opened My Eyes" Смитсов, подошел к прилавку. Подруга, доливавшая молоко в чей-то капучино, подняла глаза с характерным «О!»: — Кого я вижу. Чё как, Сай? — Норт оперлась руками о барную стойку выжидающе, а Саймон привычно ей улыбнулся. — Доброе утро, Норт. Все стабильно. Тащу свою ленивую задницу в универ после чертовой бессонницы. — блондин сонно потёр лоб, а Норт предсказуемо цыкнула, перемещая одну руку на бедро. В отличие от самого Саймона ей, женщине сильной и независимой, четкое расписание было ни к чему. Короче говоря-ей было бы плевать на это с высокой колокольни, даже если б ее график не являлся свободным. — Мне как обычно. — заявляет он, хотя был уверен, что подруга и без него бы догадалась. Она знает блондина лучше его собственной матери. Норт разворачивается на пятках, и принимается кипятить воду, параллельно ворча о зависимости друга от романтических комедий, которая мешает ему спокойно спать ночью. Саймон лениво оглядывает пространство, таких же заспанных, как он, людей с книжками Харуки Мураками, Стивена Кинга и Донны Тартт в руках, рабочие ноутбуки на глянцевых столиках зевак. И его взгляд, на мгновенье, цепляется за чужой-просто случайный зрительный контакт, так бывает. И всё бы ничего, если б только этот мужчина не был обладателем очень привлекательной комплекции и удивительно архитектурных черт лица. Смуглый незнакомец в винтажных наушниках Sony переключился обратно на свой чизкейк, а Саймона вдруг подкосило.  Он бы поторопился прогнать наваждение о сильных руках того парня, но в его тишину с грохотом ввалилась Норт, наклонившаяся к уху товарища через стойку: —Что, понравился?  —Эй! Это не… — Вроде взрослый молодой человек, но так, как это Саймон, смутить его было легче легкого. Он вздыхает со всевозможным скептицизмом,   — Неважно. Где там мой карамельный латте? Я на работу не успею. Девушка, злорадствуя, пропустила вопрос мимо ушей, и сфокусировала взгляд парне с веснушчатым лицом, ехидно при этом улыбаясь: — А он, кстати, часто здесь ошивается в последние дни. Скоро станет завсегдатаем и побьет твой рекорд по кофеиновой зависимости.  Саймон в ответ лишь издает короткий смешок, всеми силами стараясь не заглядываться на широкие плечи в черно-белом спортивном костюме. Этого ему сейчас не хватало. — Перестань. Я же хоть в чём-то должен быть непобедимым. — Ты уже непобедим, идиот. В том, чтобы пялиться на задницы левых качков-так точно. — Один ноль, подруга. — говорит Саймон без попытки возмутиться, но прыснув со смеха в кулак. — Ваш латте с карамельным сиропом, monsieur. А теперь живо пиздуй на работу, пока ректор не придушил тебя за задержку на две минуты! — Норт, ухмыляясь, вернулась к клиентам, а у блондина аж екнуло в сердце.  Охает. Бегло достает телефон из сумки-почтальонки.  Проверяет время. 8:19. О Боже. Господь Бог. Саймон спохватывается-первая смена в 8:15, значит он уже ровно четыре минуты обязан присутствовать на лекции. И ладно как ученик, но он, блин, преподаёт! Он хватает свой стакан, в спешке прощается с подругой и быстрым шагом чуть ли не летит к выходу мимо чужих столиков. А дальше как в кино.  Скажем, как в фильме "Астрал 3", ведь этот день Саймон в дальнейшем запомнит, как настоящий хоррор-квест.  Ровно в тот момент, когда Миллер снова выудил телефон, на этот раз лежавший в правом кармане джоггеров, по-видимому с целью убедиться, что его наверняка ждет смертная казнь, спонсируемая главой училища, из-за своего места встал он.  А Саймон не успел предусмотреть, что минута в минуту он столкнется с той самой бритой макушкой, которую он бегло разглядывал пару минут ранее.  К сожалению, в этот день все шло не по Саймонову плану.  Как и тот факт, что парень впопыхах споткнулся, и долгожданный латте спустя секунды оказался прямо на адидасовской олимпийке этого самого незнакомца.  Блондин, за исключением крайних ситуаций, предпочитал не выражаться. Эту ситуацию его мозг не задумываясь сочёл крайней, и в голове мельком пронеслось досадное «блять!».  —Ох, Боже мой, я…извините, Господи, мне жаль, — принялся судорожно извиняться Саймон. Он не мог решить, куда деть взгляд, ведь и не соврать-атлетическая грудь этого парня прямо перед лицом голубоглазого вгоняла второго в краску, — Я поторопился, и вот… Неловкие извинения Саймона прервал неколебимый и, к слову, очень на слух приятный баритон:  —Эй, эй, успокойся, приятель. Все нормально.  Миллер решился поднять взор, снова ловя на себе чужой-глубокие, лесные и океанические вместе с тем ноты. У этого человека была гетерохромия. Он проморгался, хлопая светлыми ресницами. Сейчас не время, Саймон.  — Мне очень жаль за доставленные вам неудобства. Знаете, оставьте мне свой номер, я.. — Он запнулся. И поняв, как нелепо это только что прозвучало, поспешил продолжить, — В смысле, я постираю вашу кофту и верну вам. В целости и сохранности, к тому же чистую.  Спор подруги-баристы с очередным покупателем отвлек немногочисленные взгляды тех, кого заинтересовало происходящее возле дверей кофейни.  Приятно фонил трек Визер «Undone-The Sweater song». А Саймон в моменте ощущал, как неистово горят кончики его ушей. Под пристальным взглядом оппонента хотелось сжаться до молекулы и испариться в ничто.  А ещё, что странно, у Саймона совсем сбилась ритмика сердца. Этот факт он торопливо списал на стресс и то, что позориться так, как это может он, надо еще уметь. Тем не менее-мулат нащупал где-то в заднем кармане мобильник, и без лишних вопросов продиктовал Миллеру, фиксировавшему всё цифру за цифрой в крошечном блокноте с абстрактными звёздами, свой номер телефона. — Записал. Как только освобожусь-обязательно вам наберу. И… Почему-то блондину захотелось пригласить этого парня на кофе (а может быть, и на полноценный завтрак) в качестве извинения, но вдруг он опешил.  Сознание не поспевало за мыслями, но он все таки смог сохранить контроль. Не смей даже и думать, Саймон. Теперь-Уже-Почти-Знакомец терпеливо ждал продолжения реплики, но после пяти секундной паузы всё же нарушил тишину: — И-и…что?  —И, в общем, договоримся. Что же, мне пора бежать. Еще раз прощу прощения! Под нечитаемым взглядом Саймон Миллер поторопился покинуть здание, пока ещё где-нибудь не напортачил. А "таинственный и горячий мулат-незнакомец", именуемый в самом деле Маркусом, время от времени просто ходившим в зал, надевая свое серое пальто и кутая шею в лаконичный темный шарф после, всё размышлял, как же зовут этого светловолосого дурачка, почему он вот так вот запросто стрельнул этому же дурачку свой номер и почему он так сильно Маркусу кого-то напоминал.