Мёртвое солнце согреет сердца живых

      План был ужасен. Чертовски непродуманный и ни разу не выверенный! Как он вообще до него додумался? Как такое в голову пришло? Вот так взять, разболтать Диме, что лучший друг-то и впрямь сам с собой болтает в одиночестве, да так, что меняет интонации и изображает болтовню двух разных людей! Да, ладно, разболтать, согласиться, что с Никой-то лучший друг похож прямо как две капли воды, если со спины смотреть (спереди возникнет не…большая проблема, выпирающая из декольте Чайкиной с удвоенной силой).       Кто его дёрнул довести это до тестов ДНК и прочей мути! Чайкина, эта тигрица на мотоцикле, не девушка, а лютейшая из всех фурий, приняла всё близко к себе и обеими руками вцепилась в опеку! Собаку на полгода свалила на Диму и улетела в жаркие страны работать на стрёмную компанию и творить стрёмные вещи ради денег.       А как приютить двух сироток, так она порядочная и на всё готовая благодетельница!       «Она сорвётся. Совершит очередную необдуманную херню, и нас заберут обратно в детдом. Она вряд ли изменится. Воровка и есть воровка. Ещё и циркачка, и сектантка», — невесело думал Олег. Насчёт последнего сомневался. Была у Чайкиной одна неприятная черта — неконтролируемая ложь. Врала она так же, как и говорила. Абсолютно спокойно и размеренно. Одинаково легко заверяла, что ездила со своей работой в Танзанию, чтобы драться там с тираннозавром, которого вывел поехавший учёный. И что дважды два — четыре. Ей в принципе не стоило доверять, чтобы не быть одураченным!       Молодец, Волков, ну, браво, это браво! Выбрались из «Радуги» несовершеннолетними, что никуда не деться без слова опекуна. Опекун — заядлая врунья и любительница скидывать ответственность хоть на школьника, который едва паспорт получил, хоть на местного пьяницу-участкового, чью машину она поломает, если он справится не так, как ей надо. А ещё с возвращением школа. И абсолютно, абсолютно никаким забором незагороженный мир.       В нём Олег и видел главную проблему, что не разглядел сходу.       У школы хотя бы есть стены, есть учителя, завучи и директор, готовые наказаниями или криками заставить отсидеть положенное от рассвета до заката.       Серёжа и так в Новый год на день пропал и вернулся помятым, в порванной одежде. Что он без ограничений натворит? И почему он, Олег, не думал об этом, активно соглашаясь с Димой в том, как же замечательно будет, если они вырвутся на свободу из круга ненависти, насилия и вынужденных голодовок за малейшие проступки?       — Выдохни и вдохни. Вдох и снова выдох. — Дима несильно надавил ему на спину, заземляя у себя на коленях.       Очередной просчёт.       Или привычка?       Высокого парня, окрикнувшего его как, «опа, чё, по обмену что ли?», Олег принял за угрозу, а с угрозами детдом научил справляться по одному сценарию. Либо заставь отлезть от себя, либо терпи издёвки до выпуска. Дылда с тёмной копной волос и в шмотках для физры ржал, ухмылялся ему в лицо, вообще не располагая к чему-то около дружескому. Олег отставил одну ногу назад для опоры, сжал кулаки, заслоняя собой Серёжу. Дело шло к драке. Для него точно.       — Ребят! Олег! Сергей! Ребят, Антонина Ивановна нашла ваши недостающие учебники! Возьмите их, пока звонок не прозвенел! Ой, Лёш, привет, вас опять в семь тренируют? Скоро уже игра?       Дима мелькнул солнечным зайчиком на лестнице и вот уже, удерживая стопку книг, оказался между ним и этим, похоже, что Лёшей.       — Так это…вы дружите? — Лёша тупо вытаращился на него, растеряв половину запала. — Ахах, новенькие, знач? Так чё молчали! Моськи хмурые, волком пырите. Чё как не родные!       Никогда прежде Олег не видел, чтобы тот, кто явно планировал ему вдарить или ждал, что он сорвётся, похлопает его по плечу, крепко пожмёт руку и будет лыбиться, будто они кореша.       Стало стыдно, неприятно от мысли, что он первый полез. И здрасьте не сказал, зато сходу в мордобой! В первый школьный день!       — Дыши, только дыши, — напомнил Дима.       До перемены оставалось минут двадцать. Олег попросился выйти, а сам стал слоняться по школе. Образцовой, с углублённым изучением английского и множеством секций — от спортивных до компьютерного класса и музыкального кружка. Улётное местечко, ничего не скажешь. Да и стоило ли говорить тому, кто в него не вписывался?       За окном шёл первый за весну сильный ливень. Убедившись, что на утопающем в серости этаже, кроме него, никого, Олег открыл форточку и уселся на подоконник, свесив с него ногу. Из джинсов достал одну из завалявшихся самокруток и зажигалку. Дымил в форточку, когда Дима показался на лестнице с баскетбольными мячами и спалил его. Сигарета тут же улетела под дождь, а мятный леденец — в рот. Не дожидаясь, пока Дима сгонит его с подоконника, Олег сам пошёл к нему навстречу. Дима убрал сумку с мячами к первым ступеням лестницы, а сам расположился на верхних. Что позволило Олегу вытянуться во весь рост, устроив голову у него на коленях.       Вот так, без слов. Словно их двоих снова закрыли в камере полицейского участка, где ему начало нездоровиться, а Дима это заметил и поспешил на выручку.       Чувство стыда назло усилилось. Так гадко было, что Дима помог, устроил всё с Никой, по школе их провёл, рассчитывал наверняка, что они будут вести себя тихо и спокойно. Без происшествий хотя бы первое время. А он… Так налажал, налажал бы больше, не вмешайся Дима. В «Радуге» за драки морили голодом в сыром полуподвальном помещении, а если ловили на курении, требовали проглотить непогашенную сигарету. Если противился, прижигали ею язык, реже — щёку или ладонь. Адская боль первые секунды, заживает долго, кожа шелушится. Олег почему в принципе днём не дымил, ждал ночи, чтобы в отбой пробраться в душевую и там посидеть.       Сегодня до того паршиво стало, что решился испытать удачу посреди урока.       Повезло — ни техничка, ни усатый вахтёр, ни преподы не застукали. И минус везение — это сделал Дима.       Дурацкая была затея с Никой, переездом, всем этим! Потому что привычный мир поломался! Вывернулся весь изнанкой кверху и ждал, что к нему по свистку физрука приспособятся.       — Я придурок, — подняв глаза к Диме, озвучил очевидную мысль Олег. — Придурок, который на раз мог и тебя, и Чайкину втянуть проблемы. Хотя Чайкина сама как проблема… Доллары! Двадцатку дала на шмотки!       Дима посмеялся. Забавно, но сдержанно, лишь вибрация от его тела и ощущалась. Олега это кольнуло. В утренней перепалке с Чайкиной он ничего смешного не видел.       — У неё не то чтобы был опыт в заботе о ком-то…взрослом…       — Так а я о чём! Она сорит деньгами, дозволяет делать всё, о чём не написано в Уголовном кодексе. А если написано, то делать так, чтобы полиция не замела! Дим, она рехнулась! Она же нас по меру пустит! Она…       Из открытой форточки доносилась дробь дождя по сырым подоконникам, протяжный свист ветра, отдалённые крики из спортзала. Серость лестничного пролёта разбавлял насыщённо-жёлтый свет лампочки над головой Димы. Его жёлтая футболка, такие же шорты и оранжевые кроссовки. Солнышко. Спустившееся из-за хмурых туч, чтобы обогреть собой.       — Ника учится. Столько бумаг собрала, чтобы вас к себе забрать, — мягко заметил Дима. — Ты слишком много волнуешься и пытаешься присвоить себе её обязанности. Дай ей о вас позаботиться, — хохотнул и ощутимее растрепал его чёрные лохмы, сияя улыбкой. — Согласен, Ника не умеет обращаться с деньгами, но было грубо с твоей стороны заявить, что лучше бы она вместо хлопьев на завтрак вам сразу сухарей Македонского насыпала. Что воспитки в детдоме хотя бы не изображали, что им на вас не наплевать.       Мда, он и впрямь перегнул.       Но Дима не ругался, не травил мораль про «грубить нельзя, тем более старшим, которые тебя приютили», «драться — плохо, ты ещё и в школе, а что другие скажут?», про «ты куришь прямо в коридоре?!».       Что-то в блеске зелёных глаз выдавало уверенность…уверенность в том, что гроза шпаны детдома не изобьёт своего одноклассника, впредь не станет так паливно дымить и смягчится к своей опекунше.       Дима смотрел, не как охранник или этот Лёша. Не как на ничтожество какое-то, а как на того, кто вовсе не потерян. Разглядел что-то внутри и упёрся в это взглядом. Олегу и самому хотелось верить, что это правда. Что он не потерян.       Ведь Дима же это видел.       — Физрук распсихуется, если мячи не притащишь.       — Николай Александрович славный. Кричит, но несильно. Это не Мария Васильевна, от которой ты удрал.       Олег хмыкнул. Подумаешь, на литру забил. Одной бестолковой книжкой из занудной программы от него не убудет. Олег уже хотел это заявить, как прикусил язык.       Тень перекрыла свет от Димы. Чёрт… От него точно несло гарью, а у Димы эти мячи. Не влипали ни во что целых пол-урока и вот снова!       — Удрал и не предупредил, что собрался! Нет чтобы маякнуть! Кому в кайф копаться в депрессухе Достоевского, когда за окном видок, что хоть стой, хоть вешайся?       Тень плюхнулась на ступень возле Димы с тяжёлым, натужным вздохом.       Повезло — это была всё так же не уборщица или кто-то из преподов. Минус везение — это нагрянул Серёжа.