Синдром самозванца

      — Оль, почему мы сейчас едем к очередному мозгоправу? Я не больной на голову.       — Ты и проблему с… С нехорошими веществами не признаёшь.       — Это вы боитесь правды. Ты на интервью на меня злишься и перебиваешь, когда я пытаюсь рассказать, как принимаю…       — Тише, Мишенька. Не надо, всё уже в прошлом.       — Ну вот, опять.       — Миша, пожалуйста, ради меня, ради Насти. У тебя обязательно получится в этот раз.       — Тогда зачем побочная лабуда? Я ведь и так держусь, не нужно толп врачей, команд и компаний. У меня есть группа, ты с дочкой, и с родителями я помирился.       — Ты не выполнил задание наставника.       — Этот пацан…       — Аристарх старше тебя на пять лет.       — А выглядит младше, слушает с открытым ртом и восхищается. Ещё и постоянно на вы и заикается. Что-то не так пошло в его эволюции.       — Ты сам его выбрал среди других кандидатов.       — Так остальные ещё хуже. Этот хотя бы географ по образованию и Пугачёву от Кобзона может отличить на слух.       — Его достижение в том, что он уже десять лет ни в чём не нуждается.       — Мне тоже на всё хватает. Или давай я курить буду сигареты подешевле. Для экономии.       — Миш, да не в деньгах дело. Я и сама могу работать с полной загрузкой.       — Оль, я пошутил. Аристарх — человек с железной волей. Как он только не Феликс, родители явно маху дали.       — Миш, ну имя как имя. И Феликс тоже.       — Был уже, достаточно. Вот ты скажи, почему мне на собраниях этот наставник и все остальные талдычат в один голос: вам нужен новый человек в окружении, которому вы сможете позвонить или написать в любое время, и он ответит, даже если это полная чушь?       — И что, Миш? Такая схема лечения. Раз она работает на других людях, то поможет и тебе.       — Оля, во-первых, чуши у меня в мыслях нет. Во-вторых, где мне его найти? В третьих, зачем? Аристарх справился сам, а я, значит, слабак? А в-четвёртых, на хрена мне посторонний, который поселится в моей голове? У меня есть Лёша.       — Мы уже не смогли тебя вытащить, а ты не пытаешься расширить свой круг общения и найти новые интересы. Да и если бы я сама к тебе не подошла, то ты бы и не стремился ничего изменить. А твой брат со своими мыслями не может разобраться. Он сам с собой разговаривает.       — С умным человеком приятно общаться.       — Миш, чужой гений необязательно должен быть признан до тебя.       — Но так гораздо лучше и вернее. Когда ошибки история уже исправила.       — А я считаю, что быть идеальным необязательно. Достаточно, чтобы ты понимал, что твой собеседник — настоящий… Идиот! И так уже руку сломал, куда ещё лезешь под колёса? Красный для тебя, дороги сюда больше нет.       Оля почти кричит, открыв водительскую дверь. Прохожий, который внезапно, уже перейдя до конца, решил вернуться, застывает в ужасе в нескольких сантиметрах от нашего капота. От резкого движения с ворота кофты падают очки, и дужка ломается об асфальт. Он закрывает глаза, выдыхает, возвращается на тротуар, опять с усилием выдыхает и продолжает путь в первоначальном направлении, скрывшись в арку дома.       Стоянка огорожена лентой, идёт плановое уничтожение дворовой растительности ради новых парковочных мест. Настроение портится прямо с утра.       — Оль, и всё-таки, ради кого мы проехали к семи утра через весь город?       — Александр Владимирович — суперталантливый врач. О нём все газеты пишут. Посмотри, я тебе положила на дверь разворот журнала.       На фотографии с обложки высокий молодой мужчина в очках.       — Очередной модный шарлатан. Воду закончили заряжать, так психологи повылазили.       Строго говоря, в статье он довольно подробно рассказывает о становлении психоанализа в СССР и остальном мире.       — Нет, у него индивидуальный подход и особый метод. К нему невозможно попасть.       — А я такой уникальный, что смог. Просто он, как и все дельцы, любит деньги.       — Ну, а кто их не любит, Миша? Деньги делают человека свободным.       — Труд.       — Что, труд?       — Труд освобождает. Надпись над воротами нацистских концлагерей. Очень в тему.       — Это не смешно. Надеюсь, ты не будешь меряться с ним знаниями хотя бы во время вашего сеанса.       С этими словами Оля открывает дверь клиники и пропускает меня вперёд, чтобы я не вздумал сбежать.       Регистраторша крутится на стуле, пока её коллега снимает копии с документов. Оля читает распечатку моей карточки, проверяя личные данные. Наконец она тыкает в место, где я должен расписаться, и мы поднимаемся на третий этаж.       Я захожу в кабинет. Врач в рубашке, костюмных штанах и почему-то кедах, стоя на столе, ругается с работниками во дворе. Человек в комнате очень смутно напоминает персону со снимка. Как же все эти псевдоврачи любят ретушь.       — Эй, ты! Да, ты, с бензопилой, отойди от липы.       — Не мешай работать, мужик.       — Не трогай дерево. Оно не аварийное.       — В любой момент может упасть.       — Ну смотри.       Психолог переступает со стола на подоконник и перелазит на ветку прямо через окно. У меня чуть сердце не останавливается.       — Мне попрыгать, чтобы показать его крепость?       — Мужик, не дури. У нас разнарядка.       — Без этого дерева из окна паршивый вид. Оно никому не мешает.       — У него сухие ветки.       — Я их сейчас обломаю. Вот раз, вот два. Ай, с…!       Доктор совершенно по-детски прихватывает губами свежую царапину на ладони, встряхивает рукой и продолжает прореживание кроны.       — Вот три, вот четыре, вот пять. Сойдёт?       — Мне надо его спилить.       — Тогда давай, я это дерево у тебя куплю. Во сколько ты его оценишь?       — Мне не положено.       Врач опускает руку и приседает ниже, разглядывая что-то у себя над головой.       — Здесь гнездо и птенчики маленькие ещё.       — Это вороны.       — А что, вороны тебе уже не птицы?       Работник отвязывает канат от ствола.       — Ладно, мужик. Рухнет на вашу стоянку, будешь сам разбираться.       — Спасибо, брат. Не забуду твою доброту.       Психиатр забирается в кабинет обратно и замечает меня. Только страх от внезапности моего появления почему-то не спадает, а растёт. Но в испуганном виде он похож на чудака, которого мы чуть не лишили жизни сорок минут назад. Хотя нет, тот был одет, как спортсмен.       — Ой, простите. Я забыл, что уже приём. А…       Он изучает моё лицо, словно бдительная соседка ориентировку на карманника. И странная тревога из его состояния постепенно вытесняется интересом.       — А вы что, тоже верите во всю эту хероверть: пирамида потребностей, сверх-я, гештальты?       — Чего?       У меня совсем осипший неузнаваемый голос. То ли из-за раздражения от очередных бесполезных действий, то ли из-за его недавнего подражания приматам.       — Простите, показалось, что ваше лицо мне знакомо. А… Александр. Владимирович. Да, Александр Владимирович Леонтьев. Это я. Работаю вот. Здесь. Угу. А вы?       — Ми… Го… Олег Шаботов. Можно без отчества. Просто Олег.       Блин, сколько не представляюсь, так и не привык. Почему я не могу лечиться под своим именем? Врач не уточняет, как можно обращаться к нему покороче, а продолжает меня разглядывать. Ещё внимательнее после моих заминок. Неужели узнал? Я недавно зубы поменял, ну и поправился к тому же килограммов на двадцать. А он что, панк-роком интересуется? Но он тоже на себя с фотографии не похож. Я не могу удержаться от дурацкого вопроса.       — А где ваши очки?       Его рука дёргается к воротнику рубашки, а потом он отводит взгляд к окну и делает вид, что поправляет пуговицу.       — Я сегодня в линзах. Киш!       Меня передёргивает. Странное ощущение. Врач обращается к кому-то, сидящему на спасённой липе.       — Стой, сволочь! Извините, я сейчас.       Доктор опять вылазит в окно.       — Кс-кис-кс, Киш, поганец, иди сюда. Я не дам тебе сожрать малышей. Ого. А ты чей? Пойдёшь ко мне? Ай! Не кусайся. С характером птичка. Б…..       Доктор чуть не срывается с ветки, закидывая в кабинет за загривок толстого рыжего кота. Потом подтягивается и ловит ещё кого-то. Наконец опять залазит в комнату, бережно держа в ладони что-то мелкое.       — Смотрите, синяя птица. Это к счастью.       Кот облизывается с пола.       — Псик, проказник, иди к практикантам.       Врач открывает дверь и выпихивает кота ногой. Замечает Олю.       — Здрасьте, вы к кому?       Она удивлённо смотрит на него. Ну да, он похож на своё фото в журнале меньше, чем я на Лёшу.       — Это моя жена.       Он оборачивается ко мне, хмыкает, поджимает губы в полуулыбке и кивает головой.       — Красивая, у вас хороший вкус.       Глаза у Оли становятся размером с блюдца. Врач сам понимает, что вышло странно, и тушуется.       — Ой, извините.       Закрывает дверь. Смотрит на голубого попугайчика, которого притащил с дерева.       — И что с тобой делать? Надо же ему корм найти. И его хозяева наверняка волнуются. Я сейчас.       Он хватает птицу и убегает из кабинета. Вроде меня должно бесить это бессмысленное мельтешение. Психолог не предложил мне ни присесть, ни воды, ни чаю. Но он такой… Живой, что ли? И я рядом с ним как будто бы тоже. Живой. Сажусь на стул. Вместо него заглядывает моя жена.       — Оль, ты чего?       — У тебя всё нормально?       — Да. Вполне.       — Не хочешь уйти?       — А что такое?       — Ты его не узнаёшь?       — Смутно. Но фотошоп всех красит. Я только очки на снимке запомнил.       — А я, Миш, его самого хорошо запомнила. Когда он мне под колёса выскочил. Смотри, если что, я возле двери.       — Защитница моя. Всё в порядке.       Оля пожимает плечами и выходит из кабинета. Доктор возвращается через пять минут.       — Простите. Отдал девочкам в регистратуре. У одной канарейка дома есть, она в курсе, как не уморить пернатых.       Мне в сущности пое…., что станет с этим клубком перьев.       — Почему кот Киш?       — Комок из шерсти сокращённо. Его Люшер зовут по паспорту. Но на кличку он отзывается охотнее. Здесь ещё чёрный кот живёт. Роршах. Но он побольше.       Вспоминаю удалившегося зверя. Видимо, второй размером с овчарку.       — А у него какая кличка?       — Киш.       — У двоих одинаковая?       — Почему нет? Им делить нечего. А я когда их зову, они оба приходят. Очень удобно.       — А после смены вы их забираете?       — Нет, они местные. Тем более моя Катенька — ревнивая женщина.       — Ваша жена?       — Родительская кошка. А вы наркоман, да?       Т… м…, я абсолютно забыл, зачем сюда пришёл. Ну да, надо снова погружаться в пространные суждения.       — Да. Употребляю героин с девятнадцати. Восемь клинических смертей. Несколько попыток суицида.       Жду уточняющих вопросов про алкоголь, лекарства, способы лечения. Врач сидит, опустив глаза. И крутит ручку в правой руке. Ладно, буду рассказывать сам.       — Периодически наношу себе порезы ножом. Мысли…       — А о чём вы мечтаете? Ну раз мы уже встретились с нужной птицей.       Он меня так внезапно перебивает, словно не в силах вынести мой рассказ. И одновременно перекладывает ручку в левую руку и ставит отметку на правой. Но тут же, словно извиняясь, продолжает.       — Это не простое любопытство, а мой личный метод. Я лечу людей музыкой, создаю звуковые аффирмации.       Теперь мне хочется треснуть здешнему лжепсихотерапевту по башке. К гадалке Оля меня тоже уже водила, этот максимально близок по уровню. Я жду, что он включит диск или запустит трек на компьютере. Вместо этого он берёт из угла гитару.       — Расскажите мне свою мечту. А я просто подберу к вам музыку.       Офигеть, мы занимаемся этим всю жизнь, а ты справишься за минуту. Ну, валяй.       — Я хочу оказаться отсюда, как можно дальше.       От раздражения я просто невозможно хриплю.       — Вы сорвали голос? Может, я перенесу сеанс.       — А что, так муза не сработает?       Он пожимает плечами.       — Будет не та мелодия.       — Как-нибудь переживу.       — Разве вы пришли не за помощью?       — К шарлатану.       — Как знать.       Я встаю, и в тот же момент он начинает играть. Конечно, жутко непрофессионально. Б…., не насилуй гитару, урод. Я отнимаю у него инструмент и перебираю струны сам. Всё нормально настроено. Просто в лапах бездаря. Я замечаю эластичный бинт под рукавом рубашки. Вспоминаю, как резко выдернул гитару из его рук. Наверное, это было неприятно. Отдаю ему гитару и сажусь обратно. Хрен с тобой, потерплю пару минут. Он опять ставит пальцы, чтобы терзать инструмент. Смазанные ноты, опять мимо, и вдруг…       — Андрюха, тебе тоже нужна помощь. Пожалуйста, можно мы к кому-нибудь обратимся?       — Мих, да просто, б…., уже добей меня. Раз так получилось.       Я сижу напротив парня лет на семь-восемь моложе, чем я сейчас. Примерно в том возрасте, когда стали известными мои «Джокеры». Он совершенно тощий, в грязной линялой расписной рубашке, с которой местами облазит рисунок. Отросшие корни обесцвеченных прядей, которые выглядели бы менее неопрятно, если хотя бы волосы были чистыми. Растянутый браслет на руке, почерневшие цепочка на шее и кольцо на пальце. Расцарапанная мочка левого уха. И синий крестик от шариковой ручки между большим и указательным пальцем на правой руке. Такой же, как у доктора. Чтобы не забыть. И это он, тот самый Андрей. Совсем юный, но выглядящий поломанной куклой с потухшими глазами.       Мотив меняется. Я снова не понимаю, кто сказал врачу, что он музыкант. Доктор берёт последний кривой аккорд и прекращает играть.       — Вам подходит данная композиция?       — А можешь воспроизвести только середину ещё раз? Я плохо расслышал.       Врач нервно дёргает головой и опускает её ещё ниже.       — Боюсь, что нет. Это импровизация.       — Тогда расскажи детали картинки.       — Я понятия не имею, что ты… Вы видели в своём гипносне. Го…сподин Шаботов.       Я прокашливаюсь и говорю, как можно чётче.       — Тогда сыграйте заново.       — Это вам разве поможет? Или вы вдруг поверили, что я всё-таки неплохой специалист?       Он смотрит мне в глаза. Серьёзно и с какой-то… Надеждой? Я киваю. Он ударяет по струнам, и… И ты мне играешь. А я вижу море и скалы, И стаю волков с невозможно свирепым оскалом, И дряхлую тушу вампира с торчащим колом, И людоедов, застывших за общим столом. И ты точно знаешь, что там за решётками матрицы будней Творить волшебство друг для друга способны все люди. И сумасшествие в том, чтобы стать вдруг на сторону злого. И выбор всегда очевиден, не нужно иного. И ты, говоришь, что не доктор, и я не в палате, И мы заодно, на одной стороне с тобой, кстати. И я сейчас — просто душа без изломов и ран. И это последний мой шанс, что судьбою мне дан.       Я поражённо смотрю на психолога, который ставит в угол свою гитару и что-то быстро записывает. Красивым почерком, ни капли не напоминающим обычные шифровки врачей. А магическую тишину прорезает голос сзади.       — Извините, пожалуйста, случилась накладка… Ты что тут делаешь? Андрей, это преступление. Мало, что ты у меня ключи вытащил… Немедленно выметайся из кабинета. Я сейчас позову охрану.       В дверях появляется человек с фотографии. Один в один. Даже скучно как-то.       — Вы не волнуйтесь, он не прямо совсем посторонний с улицы. Его здесь все знают, поэтому и пустили в клинику. Это мой двоюродный брат. Он не врач, а просто… Вышло недоразумение. Когда он родился. Посторонний человек в медицинском кабинете, где истории болезней, рецепты… Князев, меня из-за тебя лишат лицензии. Простите, пожалуйста, я вам десять сеансов в качестве компенсации бесплатно проведу.       — Не украл, а забрал вместо своих. Ты мои захватил по ошибке, Алёна с новым парнем укатила, родители в гостях. А я просто развлёк человека гитарным баловством.       — Твой музыкальный бред никому не нужен. Рисуешь на заказ, так продолжай в том же духе. Вот Михаил Юрьевич, настоящий…       — Я тоже не симуляция, Александр Владимирович. Не в пробирке выведенный экземпляр человека разумного. Как вы.       Александр Владимирович еле сдерживается, чтобы не врезать толстой папкой с моей историей болезни по затылку своему родственнику. Я начинаю смеяться. Андрей опасливо смотрит на меня, потом утыкается в пол.       — Ладно, Саш, хватит.       — Князев, нет. Ты всё сломаешь.       — Я не могу обманывать человека. Миха… В смысле, Олег...       — Можно Миша, это моё настоящее имя.       — Спасибо. Наше с вами общение было элементом Сашиного врачебного метода. Он заранее оговаривается с родственниками пациента. Разыгрывается своего рода мини-спектакль. Чаще всего приглашается опытный актёр. Но к несчастью, он слёг прямо сегодня с утра. И Александру Владимировичу пришлось прибегнуть к услугам нерадивого родственника.       Андрей втягивает щёки, прикусывая их изнутри. Одновременно левой рукой он достаёт бинтовую петлю из-под рубашки и цепляет правую руку на неё. Потом кладёт ладонь левой руки на стол и собирается подняться.       — Где травмировался?       — Я актёр, Михаил Юрьевич. Это просто часть моей экипировки. Вызвать у вас жалость, пробить на эмоции.       Он смотрит снизу вверх на надменного психотерапевта.       — Так задумал Александр Владимирович.       А вот и проверим. Я выставляю руку для пожатия.       — До свиданья, Андрей.       Он вытаскивает из петли и протягивает мне перебинтованную правую руку, я пожимаю её. Андрей стискивает зубы, но продолжает вежливо улыбаться. Делаю нажим чуть сильнее, и вижу, как боль судорогой проходит по его лицу. Тут же отпускаю его кисть, он почти баюкает пострадавшую конечность, выходя из кабинета. У него действительно какое-то повреждение. Блин, если с утра, то у него не было времени подготовиться. А значит... Он настоящий. И он меня знает и боялся встречи именно со мной.       — А можно одолжить вашу гитару?       — Это Андрея.       — Тем лучше, потому что вы мне не подходите.       — Но вы даже…       — Извините, мне надо спешить, а то он уйдёт.       Я покидаю доктора, Оля встаёт мне навстречу. Я качаю головой.       — Больше сюда не поедем. Метод Александра Владимировича мне не нужен.       — Миш, ты не обижаешься?       — Оль, солнышко, ты, как всегда, была права. Я нашёл другого врачевателя. Подожди пару минут.       Я сбегаю по лестнице. Андрея нигде нет. Видимо, он уже ушёл. Мне наперерез выскакивает огромный чёрный кот, и одновременно кто-то хватает меня за плечо.       — Стой, плохая примета! Спасибо за гитару.       — Что с рукой?       — Вчера потянул в качалке.       Но согласился выручить брата.       — А ты… Б…., двусмысленно прозвучит. Я, в смысле, короче, пох.. на телефон. Приходи к нам сам, если свободен, как-нибудь.       Я пишу ему адрес репточки на пачке сигарет маркером для автографов. А потом меня осеняет.       — Ты петь умеешь?       Он смеётся.       — Миша, я хреновый, но дипломированный актёр. Занятия вокалом были частью моего обучения.       — А всё-таки?       — Это кастинг?       Я забираю у него гитару. Надеюсь, что и у меня получится подобрать к нему мелодию. Синяя птица на плече у регистраторши чирикает. Я касаюсь струн. Но ты, если ты в моём трансе со мной, то зачем? Я за чертою времён нахожусь сейчас с кем И понимаю, не слыша, суть твоих фраз? А, может, на самом-то деле я доктор из нас? -----------------------------------       — Нет, Князев, пожалуйста.       — Мих, серьёзно? Посмотри на её руки, ну какие пирожки? Она яичницу не сможет пожарить.       — Пятый, с…, день ты выбираешь Ловетт, а я ещё не услышал даже одного отрывка из её арии.       — Мы выбираем. Или тебе абы с кем хочется играть?       — Я уже не могу. Мне все на одно лицо. Давай вот эту.       — Она с тобой не будет на сцене смотреться. Не тот типаж.       — Т… м…. Можно мне просто другого режиссёра? --------------------------------------       — Князев, харе придуриваться, это просто огромная картонка. Князь? Андрей, слышишь меня? Андрюха? Да помогите кто-нибудь уже, человека привалило!       — Вот, Горшок! Это, б.…, реальный страх. А не то, что ты три часа до этого лепил.       — Я тебя сейчас сам убью.       — Сначала догони. ----------------------------------       — Да, нормально, я доволен. Бетти-Ловетт, по-моему, шикарная идея.       — Вызови актрису из второго состава, Князев, я тебя прошу.       — Нет. Так лучше. Он спятил, она спятила. И между ними любовь. У тебя, правда, не получается. Ну, будет невзаимная. Иногда у них лёгкий был…       — Заткнись.       — Подожди, Мих. Я тут подумал, а что если убийца на самом деле не Тодд?       — У кого-нибудь в зале есть скотч? -----------------------------------       — Как ваши ощущения от работы?       — Это было…       — Ненавижу Тодда!       — Горшок, ну тише, не лезь, я же отвечаю на вопросы. Вообще надо, конечно, спектакль пообкатать пару месяцев. А потом мы начнём ставить Гам…       — Больше никакого театра, Князев!       — Как скажешь, Мих. Нет, так нет.       — И вот чего ты так лыбишься, а? Когда будет новый альбом, Андрюха, и на какие песни снимем клипы?       — Следующей осенью. Значит, на заглавную и с предыдущего, на эту, как её?       — Записывайте, записывайте. Никогда не совпадает. Б…., Князь, это же Спрайт. Я только майку переодел. Вот представьте, одиннадцать лет я дружу с этим придурком.       — А слабо ещё столько же? А вы, давайте, внесите его ответ в протокол. Под роспись, чтобы он потом не отвертелся. У него сбывается.