Наказание / Прощение

      Попасть на тот свет — ужасно, страшно и никогда не является осознанным желанием. А вот быть изгнанным с того света звучит необычно, странно и… интересно?                                                                    Серёжа прекрасно помнил своё перерождение. Он помнит, как падал в темноте, жмурился и кричал от нестерпимой боли, а вокруг ничего. Тело будто перемололи в мясорубке, раскрошили каждую косточку, а потом попытались собрать обратно.       Он прекрасно помнит свои крылья. Там такие у всех, белые, большие, пушистые и мягкие, ими можно укрыться и согреться. О, как же они были красивы! Серёжа чувствовал себя ангелом, хоть и был простой душой: достаточно чистой для крыльев, недостаточно грешной для ада и, видимо, не слишком уж прилежной, раз не попал в рай. Этот лимб сохранил его, даровал спокойствие, покой, но даже там он смог провиниться.              Прошлую жизнь Серёжа совсем не помнил, ни одного момента. Новая же началась внезапно: после пустоты его уже держал на руках акушер. В тот момент он стал Сергеем, Серёжей Разумовским. Этого он тоже не помнил, конечно, ни один ребёнок не помнит своё рождение. Просто со временем догадался, что скорее всего было именно так. Смерть родителей, отпечатавшаяся в памяти, детство в приюте рядом с такими же брошенными, одинокими и травмированными детьми и подростками. Рыжий малыш редко вписывался в коллективы, держался поодаль, много рисовал и писал дневники. Учиться старался прилежно, следил за успеваемостью как мог.       Был ещё один момент, отличавший его от всех вокруг, — два крупных уродливых шрама на спине, которые открывались, разрывались и кровоточили в самые тяжёлые моменты. Пока так было лишь раз, когда он остался один-одинёшенек против жестокого мира, который встречал его уже второй раз. Маленький Серёжа часто спрашивал у мамы про них, но она отвечала, что мальчик выдумывает глупости. Только спустя несколько лет он понял, что их видит только он, это его крест, его наказание.       Парень привыкал, прятал их под одеждой от самого себя, хоть иногда и побаивался, что кто-то их увидит и поймёт, какой Серёжа ужасный грешник, изгнанный с небес обратно на землю. Каждое касание к спине было болезненным. Пришлось полностью отказаться от объятий, мягких кресел, часа пик в метро. Все удивлялись его ровной осанке, а Серёжа улыбался в ответ, отшучиваясь, пытаясь не корчиться от одной только мысли о своей спине.       Жизнь потихоньку налаживается, медленно, но верно. Серёже удаётся почувствовать себя счастливым с самим собой, даже соглашается с тем, что ему сулит одинокая молодость. Все экзамены сдал, диплом защитил, нашёл удалённую работу, позволяющую сидеть в небольшой съёмной квартире почти целый день. Конец лета уже близко, скоро тёплые деньки совсем пропадут, а на смену придут злые осенние ветра, дожди и заморозки. В приятный вечер можно позволить себе выйти в кофейню самому, а не заказывать один несчастный стаканчик с десертом на дом.       В откровенно маленьком помещении людей мало, но все три столика заняты. Серёжа заказывает сладкий капучино, к нему берёт миндальный круассан и ищет, куда бы примоститься. Выбор падает на свободное место за столом, где уже сидит какой-то мужчина. Тот просто пьёт свой напиток, по цвету американо, по запаху с корицей, листает что-то в телефоне, не поднимая взгляд.       — Извините, я могу сесть к вам? — голос выдаёт лёгкое волнение, Серёжа пытается не шептать и не кричать, но чтобы его было слышно сквозь местную суету и альтернативу, звучащую из колонок под потолком.       — М-м? — Мужчина вопросительно поднимает голову, кивает. — Конечно, садитесь.       Оказывается, он не совсем взрослый мужчина, точнее ему просто не подходит это описание. Он достаточно молод, наверное на год или два старше самого Серёжи.       Разумовский благодарит, присаживается, закидывает ногу на ногу, делает первый глоток. Кофе тут вкусный, о таком он и думал всё время, пока шёл сюда. Выпечка тоже ничего, но заканчивается быстро. Баланс на карточке позволяет взять ещё, но Серёжа отказывается от этой идеи в силу каких-никаких комплексов по поводу заедания скуки и стресса сладостями. Взгляд невольно падает на соседа по столику. Серёжа умеет оценивать мужскую красоту, подмечает для себя симпатичную горбинку на носу, выразительные скулы, густые брови и ресницы, прикрывающие карие глаза.       После парень залипает уже в свой телефон, смотрит новые сообщения, которых не так много, лайкает пару постов, разглядывает себя через фронтальную камеру на предмет крошек вокруг рта. Делать последнее всегда немного стыдно и глупо, поэтому Серёжа пытается максимально скрыть это от окружающих.       У входной двери слышится громкий голос. Все по рефлексу поворачиваются на источник звука. Пара друзей достаточно громко здороваются, обнимаются, жмут руки, ничего особенного. Серёжа возвращает взгляд от источников звука чуть раньше парня напротив, невольно замечает картинку на чужом телефоне, еле слышно усмехается, но на лице появляется улыбка.       Под своим удивлением Серёжа не замечает взгляда в упор. Из внезапной мысли его вылавливает низкий голос.       — Всё в порядке?       — Ой, извините, просто… Увидел у вас сайт, а я его, представляете, писал! — Разумовский радостно посвящает собеседника в происходящее, виновато улыбается, отвлёк ведь, смутил.       — Вы программист? Круто-круто, мне всегда была интересна эта тема, но как-то не удавалось погрузиться.       У Серёжи загорелись глаза. Он постарался погрузить нового знакомого в свою работу, учёбу, хобби как-никак! Глаза напротив смотрят по-доброму, понимающе и вдумчиво. Зовут его, кстати, Олег, тоже рос в детдоме, но другом. Отслужил в армии в восемнадцать, отучился три курса, но бросил. Так проговорили долго, выпили ещё по одному кофе, Серёжа угостил печеньем. В конце, когда поняли, что просидели за разговорами уже почти час, обменялись контактами. Оказалось, что и живут через один дом друг от друга, что тоже посмешило. Бывает же, как жизнь сводит!       Дома Серёжа пишет новоиспечённому другу пару сообщений, скидывает ссылки на какие-то ресурсы, которые обещал скинуть. Переписка тоже затянулась, обменялись всем чем можно. Этот человек оказался таким интересным, понимающим, будто у них есть что-то общее, близкое, неочевидное. За своей увлечённостью Серёжа не замечает, как ложится спиной на кровать прямо в одежде, но боли нет, она ушла.       — Неужели… — Серёжа садится, трогает лопатки, но под собственными пальцами кожа горит. Парень жмурится и корчится. Сегодня, всё же, не повезло.              Общаются они так пару месяцев, иногда видятся, пару раз гуляют, сидят всё в той же кофейне. Теперь Серёжа точно знает, что Олег обычно берёт себе ноль-четыре американо с корицей и любит шоколадное печенье на пару с овсяным. Вообще этот брюнет оказался комфортным собеседником, сдружились моментально, будто только этого всю жизнь ждал. Его так хочется обнять, согреться промозглой осенью в чужих руках. Но страх стоит выше, не хочется, чтобы объятия с ним тоже были болезненными и неприятными.       Через пару дней после очередной встречи Олег написал. Обычно пишет пораньше, а уже вечер, дело близится к ночи. Серёжа читает сообщение, перечитывает, снова, снова, снова. Неужели? Получить именно это от Олега было неожиданно, как-то… Странно?       «Я гей, хотел вживую сказать, но побоялся. Сорян, если что не так, я понимаю, но скрывать было бы глупо»       Серёжа далеко не консерватор, ничего против, только за, даже приятно знать, что Олег решил открыться, признаться, сбросил какой-то груз ожиданий со своих плеч. Парень быстро напечатал ответ, поддержал, пообещал не делать из этого что-то неправильное. Олег в ответ лишь поблагодарил и пожелал спокойных снов.       После такой новости новые касания, кроткие взгляды и улыбки ощущались как-то по-другому. Серёжа хотел видеть в них именно такой подтекст, хотел, чтобы Олег так к нему относился, а потому пытался выражать это всё в ответ. Это ребячество привело к быстрому поцелую у подъезда, после которого стало легче. Серёжа был рад, а Олег тем более. Прогулки сменились на свидания, посиделки в кафе — на походы в гости. Разумовский позволил обнимать себя, но только за талию и шею, никаких лопаток, ни за что.

***

             Они вместе поднимаются на пятый этаж в Серёжину однушку, тёплую, несмотря на мороз за окном. Квартирка уютная, в спальне полутьма. Олег угостил их глинтвейном, согревающим и вкусным, приятно расслабляющим. Серёжа губами касается чужой шеи, пальцами залезая под шарф, носом утыкается в линию челюсти и улыбается, вдыхая запах уже родного одеколона.       Олег тянет на себя, усаживая Серёжу на свои колени. Последний извивается под горячими руками, подставляется под ласки, целует, перебирает тёмные слегка волнистые волосы. Горячий язык проводит по кадыку, оставляя влажный след. Приятно до ужаса, так, что Серёжа, обычно не самый чувственный, шепчет просьбы и рвано дышит. Внезапно замирает, выгибается в спине, лицо застывает в удивлении.       — А это… — Олег замолкает, поднимает взгляд, пытается заглянуть в чужие глаза.       Его руки на Серёжиных лопатках, на шрамах. На тех, которые всю жизнь болели и жгли, мешали жить, лишали обыкновенных радостей. Только вот… сейчас совсем не больно, ни капли.       — Я… Я просто…       Неужели Олег их видит и чувствует? Почему он? Именно сейчас узнал или понял с самого начала? Кто он вообще такой, если никто никогда не видел, а он… Серёжин поток мыслей прерывает мягкий томный голос, признающийся в любви, а после успокаивающий поцелуй в уголок губ.       — Дотронься до моей спины. — Олег направляет чужие руки. — Чувствуешь?       У него они тоже есть. Эти страшные болящие шрамы, оставшиеся от прекрасных кипенно-белых крыльев… Он тоже тут второй раз? Тоже был лишён спасения Божьего, был кинут в этот жестокий земной мир, полный коварства, лжи и грехов?       Серёжа пытается не плакать, горячие и горькие слёзы сами текут по красным щекам. Обнимает крепко-крепко, просит обнять в ответ. Становится тепло и совсем не больно, только тепло, тепло, тепло, что растекается от сердца по всему телу.

За наказанием следовало искупление.