Эрмитаж без взяток!

Конец недели ознаменовался успешной сделкой с инвесторами. В одиннадцать вечера. С тем фактом, что начало было в десять утра. Сергей Разумовский — терпеливый человек, когда дело не доходит до внутреннего Птицы. Мысленно повторять своему альтер-эго «успокойся» приходилось чаще, чем отвечать на бессмысленные вопросы со стороны этих самых «тупых дядек, которые даже не знают о существовании Windows’а, но замахнулись на понимание соцсети». Заставь их заткнуться. «Пожалуйста, не вмешивайся». Они сами не понимают, о чем спрашивают! Серёжа, пусть эти идиоты отстанут!!! «Птица, успокойся. Мы скоро закончим». Я сейчас им всем глотки вскрою, если ты что-то с этим не сделаешь. «Птица! Они имеют право знать ответы. Пожалуйста, потерпи ещё чуть-чуть…» С эмоциональным опустошением обоих по окончании встречи, что смешалось в ядерную смесь раздражения, нужно было что-то делать, пока весь Петербург не взлетел на воздух. «В Эрмитаж?» В Эрмитаж. Проводить ночь в музеях Петербурга после тяжелого дня — своеобразная традиция. Птицу устраивала только эта альтернатива аморальным позывам сжечь все на своем пути дотла. Причин было несколько: искусство — единственное, что позволяло воспринимать людей не настолько жалкими существами; и Серёжа всегда спокойно засыпал на полу, укутавшись в одеяло, пока восхищенно рассматривал фрески на потолке. Птица молчал в такие моменты. Умиротворение Серёжи от бесчисленных картин и скульптур вокруг в определённой степени передавалось и ему. Смертные трепет и восхищение ощущались своеобразным удовлетворением от жизни глубоко внутри. Поездку до Эрмитажа по ночному городу каждый раз брал на себя Птица. Забитые по самые тротуары дороги в ночь на выходные совершенно не останавливали альтер-эго от вдавливания педали газа до предела и музыки на полную громкость. Он слишком долго сдерживал себя, чтобы отказывать себе даже в таком маленьком всплеске радости и адреналина. Жёлтая радужка глаз вторила резкому освещению вывесок. Измотанный морально Серёжа с некой обречённостью любовался мимолетной архитектурой на краю сознания. Телефон отозвался привычным уведомлением о новом штрафе, а позади уже давно истошно сигналили гудки машин. Птица не церемонился за рулем. Обгонял по сплошной, проезжал на красный; резко сворачивал, не включив поворотники; сам не стеснялся противно сигналить в ответ, грубо посылая подальше азбукой Морзе и гадко хохоча, когда осознавал, что эти идиоты все равно не поняли… Иногда Серёжа думал, что в следующий момент застанет свое тело за распитием алкоголя прямо за рулем или гонкой с полицейскими патрульными. Может, и все сразу. Обреченная улыбка так и лезла поверх зловещей, безумной ухмылки. Брось! Ты мне доверяешь. Я всегда доставлял нас в сохранности. К тому же так намного быстрее к твоему любимому, облизанному Эрмитажу! «Мне напомнить, чем чуть не закончилась прошлая поездка?» Всё было под контролем!!! Птица с силой вцепился в кожаную обивку руля, удерживая себя от того, чтобы разодрать её в клочья своими ненормально длинными, заостренными ногтями — буквально когтями. Пришлось резко затормозить. Непристегнутое тело так и хотело вмазаться прямо в панель управления, перед этим перемолов в труху пару ребер об руль — только сверхчеловеческая сила позволила удержаться на месте и среагировать на полицейские машины. Птица был в том опасном настроении, когда способен вытворить буквально все. Единственное, что его останавливало от беспредела и «безобидной шалости с полицейскими» — конечная цель. Очевидно, они бы иначе не добрались до нужного музея сегодня: не потому что Птица плохой водитель и его легко поймать — просто потому, что он бы счел за своеобразный вызов сбежать из полицейского участка меньше чем за час. И в очередной раз доказать пошатанной психике Серёжи, что система напрочь сгнила. И помогут только радикальные меры. Птица же не дурак слушать совестливые просьбы Разумовского остаться в обезьянике за компанию с наркоманами и хулиганами на ближайшие сутки — лишь бы не нарушать закон. Весело и полезно получилось бы. Только в мыслях Птицы, к сожалению. Уже через несколько минут облезлая ментовская машина с мигалками осталась далеко позади. Чёрная иномарка свернула, рванув на приличной скорости по редеющему тротуару. Серёжа мысленно извинялся перед каждым, кому они доставили неудобства. Птица на это каркал: «Передо мной бы лучше извинялись — сами под колеса лезете!» — и не всегда мысленно. Устрашающий оскал обращался к особенно возмущенным горожанам. Птица приспускал любимые солнцезащитные очки на переносицу, показывая язык. Тонированные боковые окна и солнцезащитные очки посреди ночи отчаянно не пропускали слишком яркий окружающий свет — погружали салон машины в кромешную тьму при отсутствии такового. Серёжа чувствовал себя человеком в футляре. Футляр выходил многослойным: собственные принципы, сознание птицы, оболочка машины и в будущем (как завещал Чехов) — гроб. О последнем Серёжа предпочитал не думать. Особенно, когда стрелка спидометра переходила за отметку в 200 — как сейчас, например. Приближающиеся очертания музея всегда успокаивали Серёжу: скоро эта безумная поездка должна закончиться и смениться неспешными прогулками по коридорам с настоящим искусством. Машину слегка тряхнуло. Птица подавил в себе желание навернуть ещё один круг по главным улицам Петербурга на полной скорости, пока сворачивал прямиком на Дворцовую площадь — к главному входу. Его не волновало, что парковаться там нельзя. Тащиться метры-километры с ближайшей легальной парковки — издевательство. Проще оплатить кругленький штраф. И то, если правоохранители соизволят встать с насиженного места и выполнить свою работу. Птица затормозил в тени громоздкого фасада Эрмитажа и любовно погладил руль любимой машины. Ему не хотелось расставаться с запахом кожи и бензина. Серёжа каждый раз с некой опаской напоминал альтер-эго, что можно и передать контроль над телом, раз они приехали. Птица угрожающе усмехался: «А если не отдам?» Но каждый раз отдавал. И каждый раз Серёжа первым делом снимал чёрные очки, потирая глаза от внезапно яркого мира. С долей тревоги проверял цвет радужки в зеркале, пытался осознать полный контроль над телом: голубо-серые глаза, пальцы правой руки послушно показывают такой родной логотип Vmeste. Птица недобро хмурился на это внутри, но молчал. Все язвительные комментарии о недоверии Серёжи уже были исчерпаны, и самое страшное — никогда не помогали. Птица давно осознал, что с ним надо по-другому. Самая ненавистная и раздражающая проблема — по-другому Птица не умел. Ещё одно преимущество Эрмитажа — у альтер-эго появлялось время серьёзно подумать без обвинений со стороны его мальчишки в плохом умысле. Их шаткие отношения били по больному откровенно и точно. Дверь иномарки приглушенно хлопнула. Холодный ветер со стороны Невы раскидал рыжие пряди по щекам. Серёжа слабо улыбнулся бледной линией губ, чувствуя, как сердце заходится в ускоренном ритме при одном виде бело-зелёного здания с сияющей позолотой. Серёжа прошел в Эрмитаж без препятствий — все немногочисленные охранники на входе уже давно знакомы ему по именам. Лёгкая кожаная куртка, которую так любил надевать птица поверх деловой белой рубашки на ночные вылазки, была услужливо повешена в гардероб миловидной девушкой. Приличная стопка налички тысячерублевых купюр опустилась на стол поста охраны. Больше вопросов и обязательств у Серёжи не было. Эрмитаж на всю ночь был в его распоряжении. Руки била мелкая дрожь от культурного восхищения как в первый раз. В детдоме он и не мог представить, что сможет совершенно один ходить по высоким коридорам самого Зимнего Дворца и любоваться картинами, скульптурами, резьбой на колоннах, каждым выступом на потолке… Детский восторг заставлял забыть всю ту боль и непонимание. Страшные воспоминания казались такими незначительными в сравнении с многовековой культурой на каждом шагу. Серёжа торопливо поднялся по лестнице на второй этаж, жадно всматриваясь, если не в сотый — то в тысячный раз в белые-белые колонны, золотистый узор и статуи. Такие правильные, идеальные. Всё — ручное. Каждый изгиб, каждый человек, каждая ямочка в узоре… Живой огонь, который не всегда можно увидеть в ярко-жёлтых глазах Птицы, играл в голубых. В прошлый раз он закончил детальный осмотр первого этажа — Античности. Настало время любимого Возрождения, от которого захватывало дух даже при просмотре фотографий. От которого хотелось перестать дышать и думать. Никакая музыка не могла передать тех возвышенных, непостижимых чувств, которые могли передать картины. Серёжа был готов безвозвратно уверовать в Бога от одних мыслей и образов, которые переполняли изнутри от простого факта близости к таким невозможным картинам — и пусть, что значительная часть из них были репродукциями. Редкий персонал — обычная тень, декорация, что ничего не стоила в возбужденном сознании. Серёжу никто не трогал, никто не спрашивал — все привыкли просто искоса смотреть. «Мадонна Бенуа» да Винчи, «Кающаяся Мария Магдалина» Тициана, зал Юпитера, «Мадонна на троне с младенцем и святыми» Рафаэля, «Оплакивание Христа» Лучиани… Картина за картиной. Зал за залом. Серёжа потерялся во времени, в жизни, в себе… Ночь за окном, тишина музея и свет картин — забытье, идиллия, которые так отчаянно желал уставший разум. Приятная пустота внутри и чувство целостности. Ощущение другого мира давало возможность быть таким же — другим. Лёгкая улыбка не сходила с лица, глаза с невинным любопытством бегали от одной детали к другой. Серёжа чувствовал силу, исходящую изнутри — не Птицы — свою собственную. Он чувствовал, что готов выдержать ещё тринадцать часов общения с инвесторами и при этом не почувствовать морального опустошения. В нём снова появилось желание жить и делать безвозмездное добро. Желание и возможность не волноваться ни о чем — делать совершенно бессмысленные вещи и смеяться. Серёжа глубоко вдохнул родной запах Эрмитажа, сравнимый по значимости только с библиотекой и другими музеями. Длинный красный диван звонко скрипнул под чужим весом. Серёжа распластался по облезлой обивке, опьяненный искусством. Потолок… Он имел особое значение. Человеческое небо. Серёжа не любил засыпать на спине, пока дело не доходило до потолков. Прохлада ночного зала впервые за долгое время не волновала такого мерзляка вроде Серёжи. Обивка дивана шершавая, жёсткая. Картины из краски и теней — красивые, завораживающие. — Парень, ты чего тут забыл? — Низкий недовольный голос отозвался эхом в кромешной тишине. Неприятные, резкие волны прошли глубоко внутри. — Удачно заблудился? — Устало и насмешливо продолжил незнакомый мужчина. Серёжа прикрыл глаза. Он вернулся в реальный мир, где свет картин был лишь подсветкой в музее, а краски на потолке были отделены от теней. Хорошее, спокойное настроение осталось. Накатили бессонные часы беспрерывной работы. Мышцы капризно заныли от бессменного положения. Серёжа медленно сел, облокотившись о спинку дивана. Слух уловил неспешные, приближающиеся шаги. Только тогда Серёжа удосужился с праздным интересом осмотреть очередного… охранника? Птица внутри не выдавал своего присутствия, но Серёже передалась его настороженность. Сначала удалось рассмотреть силуэт: всё-таки точно мужчина, причём рослый — на сантиметров десять выше Серёжи; охранник ли — вопрос на засыпку: на нём не было служебной формы. Коричневая кожанка, синие джинсы, тёмно-серая футболка и смешная кепка-фуражка в цвет куртки. Если не охранник — то кто? Интересные нынче уборщицы пошли тогда. — Добрый вечер, — спокойно отозвался Серёжа. — Какие-то проблемы? Мужчина остановился на приличном расстоянии, озадаченно засунув руки в карманы джинс. — В курсе, что музей вообще-то закрыт? — Недавно устроился? — Серёжа беззлобно усмехнулся и ненавязчиво начал разглаживать руками помятую рубашку. — Уходи по-хорошему и возвращайся в часы работы, — Мужчина явно нахмурился на вопрос, стараясь выглядеть грозно при таком откровенном игнорировании. — Как зовут? — Серёжа потянулся к заднему карману джинс. Просто тянул время бессмысленным разговором. — Игорь Гром, — Уже раздраженно выпалил охранник. — Уйдёшь или помочь? Серёжа улыбнулся уголком губ, протягивая небольшую стопку купюр в сторону Грома. — Я договаривался. Я могу быть здесь до самого открытия. Охранник ожесточенно скривил губы и сделал быстрый шаг назад, натягивая фуражку ещё ниже на лоб, будто ставил невидимый щит. — Совсем охренел? — Сдавленно зашипел Игорь. — Это ты так договариваешься, значит? — Тёмные глаза исподлобья выражали неподдельный гнев. — Взятками? Серёжа напрягся. Внутренний Птица тихо, зловеще расхохотался как умел только он. Оба понимали только одно: это уже что-то новенькое. Обычно правоохранители ломаются совсем иначе перед тем как принять деньги с «чистой совестью». — Директор знает, — Серёжа искоса наблюдал за реакцией Игоря Грома, интуитивно вжавшись в спинку дивана. Звучно. Сразу запомнил. И правда — чуть ли не гром и молнии метает безмолвно. — Ещё кто знает? — Скептически усмехнулся Игорь. — Если не сообщили, приказа не дали — никто не знает. Ещё что-то перед тем, как я тебя выведу? И тут Серёжа понял, что ему нечего сказать по существу — охранник явно не дурак, чтобы полагаться на простые слова, а официальных подтверждений у него не было. Альтер-эго услужливо шепнуло, что стопку с деньгами можно не убирать обратно в карман, а положить на подлокотник для бóльшего искушения. Серёжа прислушался и немного нервно сглотнул. — Я Сергей Разумовский, — Теперь он протянул уже пустую руку, предлагая рукопожатие. И втайне затаил дыхание: произведет ли на охранника впечатление его имя? Узнает? Изменит ли отношение? Оставит в покое? — Разумовский, — Недобро хмыкнул Игорь, а Серёжа ощутимо вздрогнул от подобного тона. — Неразумный ты, раз через час в обезьяннике сидеть будешь за мелкое хулиганство. И Серёжа ожидал всё: худшее и лучшее. Но не то, что вместо рукопожатия его грубо схватят за запястье и потянут вперёд, заставляя встать. Всего мгновение, и он почувствовал, как ему без церемоний заламывают руку и прижимают к соседнему подлокотнику дивана прямо лицом в красную обивку. Серёжа зашипел. Плечо обожгло неестественным положением. Проблемную связку болезненно и неумолимо тянуло. Сверху раздалось невозмутимое: «Косари свои спрячь, и пойдём». Мысли Серёжи совершенно спутались. Умиротворение и усталость сменились напряжением и тревогой. Он с трудом уловил смысл слов Игоря — Птица откровенно, не стесняясь, ржал на всё сознание, мешая строить логические цепочки и пути отступления. Альтер-эго упивалось выплеском адреналина в человеческое тело. Наслаждалось грубым, принципиальным охранником, который отказался от взятки. По максимуму впитывало физическую боль, бессовестно озвучивая все возможные прелести сильного тела над ними, отмечая во всех красках очень даже неплохую мордашку охранника… Я б дал. «Птица!!! О чем ты думаешь?! Помочь не хочешь?» Да… Я уже было забыл, что ты у нас стеснительный мальчик, и тебе нужна помощь, даже чтобы завалить и оттрахать такого привлекательного мужчину. «Птица! Пожалуйста…» Радужка одного глаза неестественно блеснула желтоватым отливом, позволяя остаться и голубой где-то с краю. Гадкая, кривая ухмылка с чувством расползлась на лице. В противовес этому раздался неуверенный, взволнованный голос Серёжи: «Подождите! Это ошибка…» — Да ну? — Игорь снисходительно ослабил хватку, но из захвата не выпустил. — Явно не моя в таком случае. Серёжа прикусил губу. Птица мотнул головой, чтобы избавиться от волос, закрывающих обзор. Он с толикой принуждения взял под контроль напряженное тело. Задрал голову, насколько позволяло положение и скосил взгляд на охранника сбоку. — Может, по-хорошему отпустишь? — Прозвучало одновременно резко, вкрадчиво и насмешливо. Будто угрожающе. На несколько тонов ниже. Серёжа внутри чуть ли не выл. Он не хотел быть грубым. Вызывающим. Но и врожденную дипломатичность уже было поздно использовать — осталось довериться Птице. Игорь определённо развеселился от такой резкой перемены нарушителя. На языке так и вертелось что-то едкое: Наконец-то свою мажорскую гниль показываешь? Но это не было озвучено. Он лишь не сдержал короткий смешок. Парень-то действительно не соображал: Игорь просто хотел заламыванием рук и обезьянником припугнуть — вышли бы из музея и разошлись в разные стороны после воспитательной беседы, а тут… сам нарывается. Грех — не дать шанс наглому богачу образумиться после ночи в полицейском участке. Может, хоть увидит, как простые люди живут. — По-хорошему раньше надо было, — Невозмутимо буркнул Игорь. Птица одобрительно промычал, чувствуя, как со стороны Серёжи пробежали мелкие, волнительные мурашки. — Как знаешь, охранничек… У тебя последний шанс, — Птица с жадностью прошёлся языком по нижней губе, прежде чем глухо хрустнуть шеей, разминая. — Ты чего удум…? У Игоря перевернулось всё представление о мире, когда худощавый, минуту назад дрожащий от волнения парень с лёгкостью циркового атлета вывернулся из захвата (хотя Гром держал крепко!!!), схватил его за запястье свободной рукой с такой силой, что аж невольно пришлось разжать пальцы и… бросил на прогиб. Перевернулось не только представление о мире, но и сам мир. Живот неприятно скрутило от резкой смены плоскости. Паскуда предусмотрительно бросил на диван, в который сам до этого упирался мордой. Игорь отложил шок и анализ на другой раз. Этот странный Разумовский ломанул к выходу из зала с небывалой скоростью. Гром выругался под нос, вскочив с дивана и упорно игнорируя головокружение. Пачка денег так и осталась лежать на подлокотнике. «Последний шанс» упущен — Игорь, собрав всю силу и выносливость в кулак, погнался за нарушителем, попутно натягивая спавшую после прогиба фуражку. Птица не смог сдержать восхищения возбужденного сознания, когда сзади совсем рядом послышались глухие звуки от быстрого бега другого человека. Альтер-эго разразилось искренним, громким смехом. Эхо в пустующем музее отозвалось искаженной версией. Игорь начинал убеждаться, что у Неразумовского — или как его там — в запущенной стадии не все дома. Он идеален! Серёжа внутри промолчал. Ему не нравилось происходящее. Игорь Гром вызывал неподдельное любопытство: как если бы обделенная дама наконец-то нашла достойного жениха в пропащем мире из потерянного поколения. Но не более. Гром явно соображал. Бубнел постоянно сзади: «Думай, думай, думай…» Птица ожидал этого. В первый раз не попался в западню охранника — слишком уж по-детски его хотели взять приёмом «побежать в обратную сторону круга, чтобы столкнуться». Захотелось отдаться на месте, когда во второй раз его все-таки застали врасплох. — Да остановись ты! Сдурел уже совсем? Рано или поздно всё равно выдохнешься! —Орал сзади Игорь. Но выдыхался пока именно он. Всё чаще позволял себе отставать. В голове просто не укладывалось, каким образом у Сергея даже дыхание не сбивалось. Не мажор, а знаменитый спортсмен, что ли? — Что ж ты просто из музея не выбежишь, а?! Ночную тренировку решил себе устроить, круги тут наворачивая? Птица бежал вперёд. Серёжа оглядывался на охранника при любой возможности. Альтер-эго очень даже не возражало пялиться на редкие капли пота, стекающие по лицу Грома; футболку, прилипающую к выступающему прессу; хмурое, сосредоточенное выражение на красивом, очерченном лице… — Поменьше болтай, охранничек! — В голос рокотал Птица. — Не задохни-и-ись, — Тянул он издевательски. Зал за залом. Картины за картинами. Только любовались две личности в рыжей голове уже другим. Игорь ещё никогда так не жалел, что не таскал с собой служебную рацию. Смог бы договориться с коллегами — уже давно бы загнали невыносимого, ну просто невозможного (!) парня в какой-нибудь угол. Пришлось снова делать всё самому. Конечно, его любимые коллеги ведь вообще не смотрят камеры, не видят, что происходит… Гром зло выдохнул сквозь зубы и с новой силой рванул за Разумовским. Очередной круг по второму этажу музея. Осточертевшие за это время скульптуры и картины, размазывающиеся мыльным пятном где-то сбоку от скорости. Гром устал. Понимал, что долго не протянет, а Безразумный, как назло, все петлял и петлял по коридорам, не переставая отпускать едкие комментарии по поводу состояния майора. Именно майора, который в свои законные выходные нашел себе подработку вопреки наставлениям дяди Феди. Ну не мог Гром просто сидеть без дела целых две недели. Прокопенко выбора не оставил. Если бы застал в полицейском участке хоть на минуту — точно бы уволил в порыве злости и отеческой заботы… Игорь действительно ожидал спокойных смен. Кто же знал, что в ночном музее придётся бегать ещё больше, чем при задержании наркоманов и мелких воришек. Да что уж там — больше, чем при задержании полноценных преступников. Парень-то дельный — Разумовский этот. Взрослый уже вроде: за двадцать уж точно есть. Только бегает и кривляется, как школьник — единственное, что язык ещё не показывал со звуком: «Бе-бе-бе!» Игорь додумался воспользоваться «служебными привилегиями» в момент, когда Сергей снова смотрел только вперёд и не оглядывался (Пришлось несколько раз убедиться в том, что беглец делал так каждый раз на стыке залов). Времени было не так много. Гром сиганул вбок — к неприметной дверце для персонала, неумело скрытой за навесом какой-то ткани. Она была его спасением. Буквально позволяла напролом срезать мелкий крюк из залов. Игорь выждал несколько напряженных секунд в тишине, тяжело дыша после продолжительных догонялок. Он с силой вжался в злосчастную дверь из тёмного дерева. Задержал дыхание, чтобы не пропустить нужный звук. Тихие стуки. Гром с треском распахнул дверь, чуть не выломав её, и буквально кинулся наперерез несущейся фигуре Разумовского. Затормозить никто не успел — хотя Игорь и не планировал вообще этого делать. Два мужчины в ночном музее столкнулись на полном ходу. Чуть ли не втрескались друг в друга, судя по звукам. Игорь с разъяренным хрипом навалился на Разумовского. Майору прилично прилетело в челюсть неосторожной попыткой Разумовского смягчить их падение. И по губе — ненормально острым ногтем. Кровоточащая царапина на нежной коже отдавалась неприятной пульсацией в висках. Синяки на коленях тоже останутся. Сергей же неприятно приложился об пол. Всей спиной. Хотя бы голову не задело — и на том спасибо. Птица скривился от боли, но продолжил ненормально улыбаться, опомнившись быстрее Игоря. Его потряхивало. Хотелось смеяться в голос как никогда. Он перекатился вбок, выбираясь из-под тяжелого, горячего, так рельефно напряженного тела Грома. И остался лежать на спине прямо на полу. Птица прикрыл веки, довольно замечая в мыслях: «Добегались». Все-таки не сдержался — снова захохотал в голос. Игорь вымученно приподнялся на локтях, обречённо смотря на сумасшедшего, который теперь хотя бы был не намерен убегать. Воздуха все ещё не хватало. Лёгкие жгло. Кислород восполнялся очень медленно и мучительно. По лицу продолжал, щекоча, стекать пот. — А если бы мы снесли какую-нибудь статую? Об этом ты подумал, охранничек? — Птица повернул голову, с неподдельным любопытством разглядывая возвышающегося Грома. — Иди к чёрту, — С чувством буркнул Игорь хриплым голосом и снял свою фуражку, небрежно проведя ладонью по взмокшему лбу, чтобы оценить масштаб проблемы будущей стирки. Птица довольно прислушался к внутреннему Серёже. Бедного мальчика съедало чувство вины перед Громом — хлопот человеку доставили и ничего не добились. Птица тихо выдохнул, растрепав рыжие пряди на голове. Потолок и правда красивый. — Вставай давай, марафонец, — Игорь с трудом держал равновесие, стоя на ногах. Все тело ломило. Приходилось держаться из последних сил. Прозвучало слишком грубо — желание шутить потерялось ещё под конец первого круга по грёбанному Эрмитажу. — Прости… — Разумовский снова ощутил контроль над телом и первое, что пришлось сделать — подавить чистое человеческое желание расплакаться. Он глубоко вдохнул-выдохнул несколько раз. Только потом неуверенно поднялся с пола, мелко дрожа далеко не от холода. Серёжа нервно обнял себя за плечи и опустил голову. Он просто не мог посмотреть в глаза охранника. Положение обязывало взять себя в руки. Серёжа пересилил себя, стянув губы в белую линию, выпрямился, сжал руки в кулаки и исподлобья всмотрелся в лицо охранника — особенно в тёмные, искренние глаза, в которых он увидел лишь усталость. Вина. Снова эта вина, когда разочаровал хорошего человека — намного лучше тебя самого. — Я правда пойду сам, — Решительно, насколько это возможно тихим, сбившимся голосом. Горло разрывало от скопившихся, но сдерживаемых чувств. Гром недоверчиво всмотрелся в бледное, худое лицо Разумовского и закусил губу, нахмурившись. Не этого он ожидал. Что-то явно не сходилось в таких резких переменах в поведении, но это уже не его дело. Игорь мотнул головой и уверенно подошёл к Серёже, чтобы крепко схватить того за плечо. — Ну смотри мне… Ещё одна выходка — церемониться не буду, — Горячие, массивные пальцы сильнее сжали выступающую ключицу. Холод чужого тела чувствовался даже под белой плотной рубашкой. Серёжа ощутимо вздрогнул под рукой Игоря. Смазано кивнул, больше не поднимая взгляда. Изо всех сил пытался не смотреть на такого честного, исполнительного охранника, что так уверенно и беспристрастно повел его по коридорам Эрмитажа в напряженной тишине. По лестнице на первый этаж… По холлу, где и пришлось остановиться. Навстречу выбежал знакомый обоим охранник. — Игорь, ты че творишь? Это ж Разумовский, он часто по ночам здесь, — Молодой парень в форме взволнованно подбежал к приближающейся паре, переводя взгляд с одного на другого. Гром резко остановился, потянув за собой Серёжу, и зло сощурился на коллегу. — Это по какому поводу, интересно, если не положено? Молодой охранник замялся. Он панически искал хоть какую-то подсказку в Разумовском, но так и не смог выдавить из себя что-то стоящее. Игорь раздраженно засопел над ухом Сергея и горько усмехнулся. — Ты же в курсе, что я вас тут всех могу за взяточничество упечь? — Конечно, все в этом музее были в курсе. Гром не понаслышке знал, что никого это не останавливало. — Игорь, ты это… Успокойся, ладно? Майор майором, а мы ничего плохого не сделали ведь, а? — Молодой охранник медленно попятился, бегло ища и другие пути отступления. — У меня невеста… Помнишь, рассказывал?.. Гром выдохнул сквозь зубы: «Брысь отсюда, пока я добрый». И охранник быстро ретировался. Серёжа только воздухом подавился, повиснув на руках Игоря. — Майор?! — Серёжа в удивлении совсем забыл и о чувстве вины, и о Птице — просто уставился во все глаза на Игоря. — Ага. Майор Игорь Гром, — Игорь по-доброму усмехнулся и сам себе удивился, как быстро ему вернулось хорошее настроение от одного любопытного взгляда Разумовского. — Эй, ты в обморок не падай только. Игорь увереннее подхватил Серёжу под руку, чтобы тот не грохнулся посреди зала в случае чего. Разумовский побледнел ещё сильнее и пустым взглядом вперился в пол, а в голове только одно: «Нам конец. Я предлагал взятку майору полиции…» — Ну-ну, давай-ка выйдем! Воздухом подышишь, — Игорь быстро спохватился и чуть ли не силой вывел Разумовского через главный вход под странные взгляды коллег на выходе. Гром краем зрения отметил, что часы на вахте показывают почти три утра. До конца смены всего пара часов — долго возился с Разумовским. Игорь, насколько позволяли природная грубость и бесцеремонность, аккуратно оставил Сергея у стены дышать свежим ночным воздухом Петербурга. Далеко не отходил — вдруг опять что-то удумает. Просто ждал, пока цвет кожи вернётся к подобию жизни. Гром скучающе осмотрелся вокруг, любуясь рассветным небом, площадью… и замер. Тихо выругался под нос. Повернулся лицом к Разумовскому, что осмысленно, хоть и загнано наблюдал за майором. — Только не говори, что это твоя машина, — Игорь, пораженный такой человеческой недальновидности, просто прикрыл глаза и мотнул головой в сторону чёрной «припаркованной» иномарки. Серёжа сглотнул. Нервно прикусил губу и с немой мольбой скосил взгляд. Надежда, что это все-таки не его машина, угасла так же быстро, как и все сомнения майора на этот счёт. Теперь выругался под нос уже Серёжа. — Может, все-таки договоримся?.. — Разумовский виновато посмотрел в суровые глаза майора. — Без взяток? Игорь действительно хотел выть. Везёт же ему на всяких фриков. Взвесив все за и против, Гром раздраженно, с расстановкой проговорил: «Ты сваливаешь отсюда и больше никогда не ходишь, не гуляешь и, особенно, не бегаешь по Эрмитажу в ночное время — да вообще ни по каким частным территориям. Сойдёт? Не раскидываться взятками — уже выше твоих сил будет?» — В последней фразе Игорь не смог сдержать своего презрения. Серёжа уже давно не чувствовал себя настолько грязным. Он не хотел опускаться до уровня бесчестного, богатого мальчика, который любую проблему решает деньгами. Думал, что плата за ночной музей — безобидная взятка. Игорь Гром вернул его на землю. Для закона нет исключений. — Вы серьезно? — С опаской пробормотал Серёжа. — Серьёзней некуда. И Серёжа быстро поплелся к своей машине, тихо, сбивчиво благодаря и извиняясь. Игорь не смотрел вслед — задрал голову и любовался природным небом. Раскатистый звук дорогого мотора отпечатался в сознании простым фактом: уехал. Игорь вернулся в здание под недоуменные взгляды коллег, которые не осмеливались задавать вопросы вслух — сразу видно, что молодой охранник уже все растрепал. Только бывалая тётя Галя как бы невзначай бросила Грому: «Кожанку его куда девать?» И Игорь замер, борясь с желанием треснуть себя по лбу. С минуту молчал. Рванул на второй этаж, не спотыкаясь на лестнице только чудом. Игорь вбежал в нужный зал и облегченно сбавил темп: стопка денег Разумовского так и лежала на подлокотнике дивана. Гром не знал, что бы делал, если бы кто-нибудь уже стащил её. Все настоящие. Игорь сморщил нос, разглядывая многочисленные купюры. Сунул их поглубже в карман куртки. Деньги большие. Игорь мог бы просто оставить и косари, и кожанку на вахте, чтобы ждали утреннего визита хозяина, но понимал, что, как минимум, половина суммы до Разумовского не дойдёт. Гром с кислой миной на лице спустился к коллегам и грохнулся в потрепанное кресло для сотрудников. Хмуро думал, злясь на самого себя. Недавно сетовал на недальновидность Разумовского, а сам-то… Гром все-таки расспросил коллег об этом странном Сергее. Послушал. Подумал о жизни и своем везении на фриков — этот хотя бы богатый. Миллиардер и создатель соцсети «Vmeste». Не то что бы Игоря волновало хоть что-то из этого, но масштаб он осознал. Всё-таки разумный Разумовский по части техники. Разболтали Грому и об офисе, где постоянно пребывал Сергей. Дело сразу стало намного легче. Под конец ночной смены в музее рыжий миллиардер, видите ли, не заявился за забытыми вещами. Игорь понял, что тащиться придётся самому. Уставший и вымотанный, он быстро поймал сонное такси у Дворцовой площади и запрыгнул, продиктовав адрес. Деньги Игорь предусмотрительно замотал в чёрную кожанку, перед тем как запрыгнуть в машину — нечего лишнее внимание привлекать. Гром видел башню «Vmeste» не один раз — только издалека. В такой громаде должны работать тысячи людей. Игорь удивился, когда узнал, что Разумовский там стабильно живёт — он бы лично вряд ли смог. Столько этажей светлого пластика… Или из чего она сделана. От высокого современного здания посреди исторического центра хотелось выколоть глаза — настолько неестественно это выглядело, когда стоишь среди вековых обшарпанных стен с резьбой. Такси затормозило. Игорь внезапно осознал, что своих денег с собой нет — последние отдал за шаверму в любимом ларьке, чтобы совсем от голода не откинуться. Совесть недолго боролась с благоразумием: «Доставщиком ведь подрабатываю — расходы на передвижение не мои». Гром ловко вытянул тысячерублевую купюру из чёрной кожанки и виновато протянул водителю. Таксист грубо выматерился, бурча под нос: «Как знал! Ну вот вам вообще разменять больше негде?! Я ж не банк!» Игорь благоразумно молчал и ждал. В руку опустились несколько бумажек и монет. Гром от души поблагодарил водителя и хлопнул дверью, прижав ближе чужую куртку с деньгами. Башня Разумовского возвышалась неестественно. Гром задумчиво уставился на стеклянные двери перед ним. Засомневался, но потом махнул рукой и в своей манере зашагал внутрь. Стены белые, потолки белые… только вставки голубого местами спасают это место от атмосферы психушки. Игорь остановился посреди просторного помещения, не зная куда идти. Везде пустые турникеты — ни одной живой души в такую рань. Он уже было думал попробовать пройти через один из них, но сверху неожиданно раздался механический женский голос: «Доброе утро! Игорь Гром? Я Марго, виртуальный помощник. Мне сообщить о вашем визите Сергею?» Игорь быстро заозирался, пытаясь найти источник звука. Быстро сообразил вопрос и выпалил в потолок резкое — Нет! Не сообщай. Я просто вернуть вещи, — Гром умолк, не зная, может ли вообще быть полезен искусственный интеллект: вдруг вообще его не понимает, и это односторонняя хрень. — Где я могу их оставить? — Медленно проговорил Игорь, все ещё пытаясь высмотреть хоть какой-то признак материальной оболочки этой «Марго» на потолке. — Поняла вас, Игорь. Оставьте вещи на стойке регистрации слева от вас. Игорь недоверчиво огляделся. Стойка регистрации и правда слева от него. Он неспешно направился в её сторону, не переставая с неподдельным любопытством изучать коридоры, виднеющиеся за пределами турникетов. Да и Марго все-таки умеет отвечать. Ещё и по камерам точно следит, распознает… Имя его знает, что ещё интереснее — у Игоря ведь вообще нет соцсетей — тогда откуда? Не из личного дела в полиции ведь. Гром спокойно положил чёрную кожанку на высокий выступ стойки и обернулся. С этого ракурса уже были видны подвижные камеры. Как минимум трое из них были направлены точно на него. — Марго… Откуда ты знаешь моё имя? — С весёлым любопытством обратился Гром к ближайшей камере. — Сергей добавил ваши имя, фамилию и звание в полиции в базу данный сегодня в 3:42 утра. Игорь удивлённо хмыкнул. — А внешность откуда? — Сергей нашёл запись камер «Vmeste» с вашим лицом, сделанную в 6:23 на Невском проспекте 05.06.2012. Гром тихо присвистнул. Опасный человек этот Разумовский. Только один раз увиделись, а он уже составил простенькую, но анкету. С фотографией. — Я могу записку оставить? — Игорь хотел объяснить, куда дел аж 361 рубль из пачки. — Нет, но вы можете оставить голосовое сообщение Сергею! — Нет! — Стушевался Игорь. — Я не буду оставлять никаких голосовых сообщений! — Хорошо, Игорь. Я могу вам ещё чем-нибудь помочь? — Нет, спасибо… — Игорь выдохнул и быстрым шагом вышел из офиса, услышав механическое прощание Марго. Гром быстро огляделся: прикинул сколько и в какую сторону нужно идти до дома. После такой смены в музее он явно завалится дома спать без задних ног. Голод давал о себе знать болезненной тяжестью внутри живота, но Игорю уже не привыкать. В приоритете всегда сон. Вне зависимости от желаний майора Марго сообщила Серёже о визите в тот же момент, когда он ступил на территорию «Vmeste». Волнительное любопытство ударило в голову. Разумовский не удержался от соблазна наблюдать за Игорем через камеры. Ради этого даже захлопнул рабочий ноутбук с очередным проектом. Дурацкая улыбка не сходила с лица Серёжи. Настолько очаровательно выглядело смятение и любопытство на лице гостя. При дневном свете Игорь совершенно не потерял своеобразной красоты. Ещё и лично вернул оставленную вещь… Самолюбие внутри необоснованно, но сильно бушевало. И, к стыду Серёжи, оно не принадлежало Птице. С Птицей Серёжа поссорился и наказал не проявляться, пока не осознает свою ошибку. Гром заинтересовал обоих. Скрывать уже было глупо. Только Птица чуть всё не испортил! Это был агрессивный флирт, видите ли! А если бы майор возненавидел их? Имел право, в конце концов. Серёжа нежно улыбался, преисполнившись надеждой, что добрые, бескорыстные люди ещё существуют. Стоило Разумовскому спуститься на первый этаж и взять чёрную, нагретую кожанку, которую ещё недавно держал при себе Гром — сердце не на шутку зашлось в быстром ритме. Из неё посыпались бумажные купюры и пара звонких монет прямо на пол. Серёжа тихо, искренне хохотнул, наблюдая за этим заворожённо, с восхищением. Он действительно забыл о деньгах. Медленно опустился на корточки, накинув чёрную куртку на плечи, чтобы не мешалась, и задумчиво начал собирать. Серёжа проигнорировал предложение Марго позвать уборщиц. В первую очередь он сам поднял несколько выбивающихся купюр с монетами. Быстро отняв полученную сумму из тысячи, Серёжа задрожал от безмолвного смеха — быстро понял, что дело в такси. В груди потеплело. От осознания, что такси только в одну сторону — Разумовский покачал головой. Ему было бы не жалко, потрать Гром больше — хоть всю пачку. Он явно того стоил. — У вас сегодня хорошее настроение, Сергей! Желаете заняться чем-то определённым? У вас свободен целый вечер! — Отметила заботливо Марго. Серёжа поднялся на ноги, с игривым блеском в глазах смотря на город через стеклянную дверь первого этажа. Он отчасти понял Птицу: Грома действительно нельзя просто так упустить. *** — Опять ты?! — Гром распахнул глаза в удивлении. С трудом сдержал позыв драматично схватиться за сердце. Ничему человека жизнь не учит… Серёжа с толикой вины улыбнулся, тихо хихикнув. — Прости… Я сейчас правда уйду. Хотел тебя забрать. Разумовский сидел все там же, вальяжно закинув одну руку на спинку красного, уже ненавистного Игорю, дивана. Среди картин и скульптур Эрмитажа на втором этаже. Если бы Сергей вымазался в чем-то белом полностью, то вообще бы не отличался от современного экспоната музея. — Издеваешься? Я работаю, и тебе это вообще не на руку! — Гром наблюдал исподлобья. Сначала ему показалось, что Разумовский пьян, но нет. И Игорь даже не знал к лучшему ли это. — Я понимаю, Игорь. Просто посчитал, что вламываться к тебе в квартиру будет куда более рискованно, — Серёжа умудрялся сохранять спокойствие. Он медленно поднялся со скрипучего дивана и примирительно поднял руки вверх, с легкой улыбкой «сдаваясь» майору. Игорь опешил и скорее механически ответил. — Правильно посчитал, — Сурово и твёрдо. — Что ещё тебе нужно? Вещи твои я вернул. Серёжа сделал несколько шагов вперёд и опустил руки, загадочно улыбнувшись. — Интересуешься искусством? Не хочешь прогуляться со мной по ночному Эрмитажу? — Разумовский показательно повернул голову и всмотрелся в ближайшую картину. «Поцелуй украдкой» Фрагонаро. Серёжа открыто усмехнулся и снова перевёл взгляд на Грома. Тот явно перестал понимать что-либо. — Ты ничего не перепутал? Ты уже процедуру знаешь — на второй раз без последствий ничего не катит, — Игорь недоуменно уставился на Разумовского, тоже невольно скользнув перед этим взглядом по картине с недвусмысленным сюжетом. Серёжа довольно улыбнулся и хитро сощурил глаза. — Почему же? Теперь я точно договорился: могу копию письменного договора показать, — он обезоруживающе развёл руки. — Без взяток, — Добавил насмешливо. Самоуверенность миллиардера заражала. Гром весело хмыкнул и скрестил руки на груди, смотря на Разумовского уже другим — заинтригованным взглядом, который и Серёже, и Птице нравился намного больше. — Показывай свой договор, — Игорь не ожидал, что Разумовский действительно протянет ему документ, некогда аккуратно сложенный в кармане джинс. Гром сразу метнул взгляд в конец страницы: печать и подпись точно директора. Нахмурился. Быстро заскользил взглядом по мелким строчкам договора. Разрешение на ночное посещение музея Разумовскому прописано со всеми формальностями. Игоря напряг другой пункт: наделение полномочиями управления персоналом. Какого чёрта — разумеется, не поясняется. Игорь искоса глянул на невозмутимо улыбающегося Сергея и протянул бумагу обратно. — Слабо верится, что без взяток. Персонал тебе на что? Разумовский не сдержал тихого смешка, пока прятал документ обратно. — Информация зачастую эффективнее денег, Игорь. Может, тогда погуляем по площади, если в музее не хочешь? И тогда Гром осознал, вытянувшись в лице. Неверяще вгляделся в шальные глаза напротив и довольную лыбу Разумовского. — Расскажешь, почему работаешь охранником при звании майора, почему работаешь в свои законные выходные, почему истязаешь свое тело голодом и недосыпом… — Птица не сдержался, перебив Сережу. Ему тоже было больно читать отчёт Марго и личное дело майора. Серёжа многозначительно оглядел фигуру Игоря с ног до головы, неодобрительно поджав губы. — Тебе-то что? — Гром отступил назад на несколько шагов и уже серьёзно напрягся. — Больше заняться нечем? Серёжа тяжело выдохнул, опустив глаза. У него язык не поворачивался так просто признаваться вслух в симпатии кому-то. Бледная кожа шеи и скул медленно, но верно, начала покрываться красными пятнами смущения. Зато Птица этим не страдал и спокойно вынес приговор, смотря прямо в глаза Игорю: «Ты мне понравился». «Мне» в этом случае резало слух обоим личностям в рыжей голове, но нельзя было так опрометчиво спугнуть Игоря раньше времени. Серёжа непроизвольно поблагодарил Птицу, забыв об утренней обиде. Игорь впал в молчаливый ступор. Это просто не могло быть правдой — у Разумовского просто опять то наваждение, которое и заставило его играть в догонялки по Эрмитажу. — Надолго ли? — С иронией хмыкнул Игорь, не отводя пристального взгляда. Серёжа старался улыбаться не настолько довольно. — Тогда, может, ты знаешь, где ближайший круглосуточный ларёк с шавермой? — Откуда ты?!..— Сдавленно зашипел Игорь, но определённо задумался. Серёжа тихо рассмеялся и, сверкая глазами, снова приблизился к Игорю на прежнее расстояние. — Лично я проголодался. — Что ж ты тогда вычислил мою любимую еду, но не ближайшие ларьки? — Криво усмехнулся Гром, но теперь не отступил. — Почему же? Я ради приличия спросил, — Невинно усмехнулся Серёжа, выжидающе склонив голову. А Игорь откровенно залип. Ещё на начальной стадии разговоров о шаверме у него появилась предвзятость к Разумовскому и не в худшую сторону. Голодный организм и требовательный к энергии мозг быстро смекнули, что обладателю не помешает внезапно заметить и осознать красоту, остроумие и заманчивость Серёжи. Гром вспыхнул и отвернул голову, чтобы скрыть смущение. — Я все ещё работаю, — Сдавленно проговорил Игорь сквозь зубы. Принципиально упрямился. — А в моих полномочиях всё ещё управление персоналом, — Разумовский внутренне умилился: Гром полностью оправдывал первое впечатление. — Не хочу тебе приказывать; хотя и очень хочу, чтобы ты составил мне компанию, Игорь… Игорь закусил нижнюю губу, задумавшись. Даже если он откажет, Разумовский, как показала вчерашняя практика, потенциальный источник проблем. Если что случится в музее — Грому тоже отвечать. От мысли, что он действительно понравился миллиардеру — некомфортно. Разумовский ещё и нарыл информации — тётя Лена не горюй. И хочется, и колется, и положение обязывает. И самую малость любопытство с адреналином. — Я не покину музей в рабочее время. Серёжа медленно кивнул, счастливо сверкая глазами. Игорь съёжился. Подозрительно всмотрелся — слишком быстро Разумовский понял, что именно он имел в виду под дежурной фразой. С пониманием намеков у миллиардера явно лучше, чем у Грома.