Капкан для лисьего духа

***

      — Встань, Ван Чжи, — скомандовал Чжу Цзяньшэнь, когда Ван Чжи, как положено, опустился на колени, склонившись перед венценосцем, — я хочу поговорить с тобой как со своим доверенным лицом, а не как с подданным. Потому, не нужно церемоний.       Ван Чжи осторожно поднялся, наскоро отряхнул своё платье, но, всё же, ещё держал голову в лёгком поклоне.       Чжу Цзяньшэнь же продолжил:       — Расследование завершилось, и сегодня я хочу поблагодарить тебя за профессиональный подход, глубокие знания и цепкую хватку, что ты проявил, чтобы достигнуть цели. Хочу поблагодарить тебя за самоотверженность и преданность мне.       — Этот подданный не достоин таких слов. Этот подданный просто исполнял свой долг, — Ван Чжи постарался дистанцироваться от похвалы, как это предписывают правила.       — Нет, Ван Чжи, — довольно улыбнулся Чжу Цзяньшэнь, — поверь мне, не каждый подданный решится сделать для империи столько, сколько сделал ты. Благополучное разрешение дела о лисе — твоя заслуга. Потому, ты заслужил награду.       — Этот подданный благодарит Ваше Величество за милость! — Ван Чжи хотел было вновь опуститься на колени, но в последний миг вспомнил, что император приказал ему стоять, а потому резко выпрямился, но движение получилось неловким.       Ван Чжи мысленно давал себе оплеухи: так опростоволоситься перед Его Величеством и допустить такую осечку для него было немыслимо!       Но император лишь добродушно усмехнулся:       — Спокойно, Ван Чжи. Нет нужды тревожиться. А награда, я уверен, придётся тебе по вкусу.       — Любой жест милости Вашего Величества для этого подданного — благословение! — гордо объявил Ван Чжи.       — Тогда слушай, — Чжу Цзяньшэнь, хитро ухмыльнувшись, начал шагать по залу для аудиенций, рассуждая, — мы разрешили это дело, но ведь какие-то члены Белого Лотоса ещё остались на свободе. Раны им придётся залечивать долго, но нельзя отрицать вероятность того, что они вновь аккумулируют силы, найдут себе нового лидера и придумают что-нибудь, чтобы отомстить. Более того, я понимаю, что очень многие из Восточной Ограды и Императорской Стражи принимали те самые взятки от Вэй Шэ, пусть и выяснить это теперь почти невозможно, да и слишком хлопотно. Сейчас всё поутихло, но где гарантия, что они не купятся на другое «заманчивое предложение» и вновь не предадут интересы страны? За ними нужно пристальное наблюдение. Получается, в долгосрочной перспективе, у нас ещё есть, над чем работать.       — Бесспорно, Ваше Величество, — согласился Ван Чжи, — помимо того, если этому подданному дозволено выразить его мнение, в стране ещё много коррупции на местах, много продажных чиновников, махинаций в военной сфере…       Ван Чжи прикусил язык: возможно, он перешёл черту в свободе своего выражения, и, тем самым, звучал непочтительно по отношению к императору, будто обвиняя его? Хотя Ван Чжи, конечно же, этого не подразумевал: наоборот, он считал, что рядом с его достойнейшим правителем должны быть чистые на руку, прилежные, старающиеся для империи чиновники, которые помогли бы Его Величеству укрепить Мин.       — Этот слуга допустил неприемлемую дерзость, — Ван Чжи всё же рухнул на колени, — этот слуга просит Ваше Величество его простить.       — Нет, Ван Чжи, ты всё сказал правильно, — император взглянул на Ван Чжи благоволительно, — ты сказал правду, и именно этим ты и займёшься: решением всех этих проблем.       Ван Чжи почувствовал, как в горле пересохло от этих слов, а сердце ускорило своё биение: у него сложились свои предположения, по поводу замысла императора, к которому он так долго ведёт, и… Неужели, сокровенные мечты Ван Чжи сбудутся?       Ван Чжи боялся спугнуть удачу, но он, по правде говоря, надеялся получить в своё ведение ещё какое-нибудь дело, быть полезным чем-то ещё…       — Как ты смотришь на то, чтобы организовать новое ведомство, Ван Чжи? — вдруг предложил Чжу Цзяньшэнь: Ван Чжи и не рассчитывал, что награда его будет настолько впечатляющей, ведь он был бы рад хотя бы просто иногда решать государственные вопросы, — организуем новую службу тайного сыска, что будет подотчётна только мне лично. Назовём её…       Чжу Цзяньшэнь призадумался:       — Западная Ограда! — император, кажется, был более, чем удовлетворён звучным названием, — устрою вам штаб-квартиру у Сианьских ворот, что ведут на запад от Запретного Города. Западная Ограда будет, таким образом, противостоять Восточной, и равновесие будет поддерживаться.       — Мудрость Вашего Величества… Бесконечна! — Ван Чжи от переизбытка эмоций припал лбом к полу: новое, не погрязшее в казнокрадстве и злоупотреблениях ведомство, может действительно очистить империю и чиновничий аппарат от вредителей и стать глотком свежего воздуха. Интересно, какая роль в этом ведомстве будет отведена ему?       — Я назначаю тебя командующим, Ван Чжи. Твоей задачей будет самому выбрать стражников из Императорской Стражи, чтобы они стали твоими первыми служащими. Ведь всё равно, даже там, остаются верные империи подданные, и ты, я знаю, умеешь их очень хорошо различать. А после, можете набирать надёжных людей по рекомендации.       Ван Чжи показалось, что он ослышался: получить сразу такое весомое звание, и, по сути, возглавить такую важную службу самолично, ещё несколько месяцев назад представлялось чем-то недостижимым. Тем, о чём Ван Чжи, признаться, даже и не задумывался: а потому, всего на миг, сердце его кольнул укол неуверенности, ведь у него не так много опыта, но он тут же собрал силы в кулак.       Нет, Ван Чжи не привык сдаваться перед новыми вызовами. А опыта он ещё наберётся, когда с помощью Западной Ограды расследует множество государственных преступлений.       — Слушаюсь! — принял приказ императора Ван Чжи.       — Вот и славно. Постарайся закончить с организацией и смотрами в течение недели. За это время, я издам указ о создании службы и буду ждать от тебя отчёта, — подытожил Чжу Цзяньшэнь.       Теперь, вроде бы, казалось, что аудиенция подошла к концу, но оставалось ещё кое-что, что Ван Чжи было непонятно: а какая награда ждала Дин Жуна? Только сейчас Ван Чжи, немного отойдя от первичного восторга, понял, что он был на аудиенции один. Император уже поговорил с Дин Жуном, решив пригласить их по отдельности? Или же Дин Жуна только ждёт аудиенция?       — О чём задумался, Ван Чжи? — наверное, заметив на лице Ван Чжи глубокую задумчивость, спросил император, — думаешь, почему я не пригласил с тобой твоего помощника?       Ван Чжи поразился зоркости и чутью своего господина: Чжу Цзяньшэнь, будучи императором, наверное, научился фактически читать мысли других людей. А, быть может, Ван Чжи просто снова где-то оступился, чем-то выдав своё искреннее участие к Дин Жуну.       Два промаха за одну аудиенцию — никак не позволительно для, Ван Чжи ещё не до конца осознаёт это, но, командующего! Хотя, с другой стороны, Ван Чжи, возможно, просто надумывает, ведь как справедливый руководитель расследования, непосредственно проработавший с Дин Жуном столько времени, он может похлопотать перед императором за своего подчинённого, убедив Его Величество в том, что и Дин Жун достоин привилегий.       — Этот подданный действительно задумался о его подчинённом, — со всей ответственностью и серьёзностью произнёс Ван Чжи, — Дин Жун очень хорошо показал себя, пока помогал этому подданному по ходу дела. Его вклад неоценим, потому этот подданный нижайше просит Ваше Величество отметить и его.       — Конечно, Ван Чжи, я не забыл о твоём помощнике. Но теперь, получив от тебя лично такую высокую оценку, поверил ещё больше, что награду для него я выбрал подходящую, — Чжу Цзяньшэнь мельком улыбнулся: это получается, он специально вытягивал из Ван Чжи эти слова? — но, Ван Чжи, то, что награда подходящая для Дин Жуна, считаю только я.       — Этот подданный смеет уточнить…       — Я хорошо тебя знаю, Ван Чжи, — начал объяснять Чжу Цзяньшэнь, — и драгоценная супруга Вань мне рассказывала, да и сам я видел, пока ты рос, все твои рвения и желания. Я был уверен, что моё назначение тебя порадует. Но, к сожалению, я не знаю много о твоём помощнике. И я хочу, чтобы он действительно получил награду, а не бремя, от которого просто нельзя отказаться.       Чжу Цзяньшэнь ненадолго прервался, а Ван Чжи начинал что-то понимать, и то размытое чувство тревоги, что преследовало его так долго, стало оформляться и принимать осязаемые формы: всё было просто. Если Ван Чжи вступит в такие серьёзные властные структуры, вступит в гонку ведомств, он окажется в самой гуще политики. Но вот Дин Жуну это действительно было чуждо, ведь, как Ван Чжи помнил, тот даже отказался от потенциального роста, когда его приглашали в Восточную Ограду. Получалось, что, когда Ван Чжи начнёт работу в своей Западной Ограде, он очень сильно отдалится от Дин Жуна.       Но Ван Чжи, по правде говоря, не мог себе этого представить! Более того, он не мог представить, как вести расследование без Дин Жуна, ведь он так привык, что они действуют всегда вдвоём!       Если бы император разрешил, и, если бы Дин Жун сам захотел: принуждать милого сердцу человека Ван Чжи бы ни за что не стал, — Ван Чжи бы пригласил его служить в своём ведомстве. Преподнёс бы высокое звание и должность своего заместителя, и так бы они всё и делали вместе, не расставаясь, и служили бы опорой друг другу, новому ведомству, ставшему их общим делом, и империи.       Да вот только вся проблема была в том, что навряд ли Дин Жун захочет вступать за Ван Чжи в Западную Ограду. И будет иметь на это полное право. Ведь одно дело — изредка помогать с расследованием, и совсем другое — полностью увязнуть в этом.       — Я бы хотел даровать твоему помощнику звание цяньху и отправить его служить в Западную Ограду вместе с тобой. Что скажешь? — тем временем, Его Величество наконец озвучил награду для Дин Жуна.       — Этот подданный… Был бы очень рад продолжить сотрудничество с Дин Жуном. Более того, этот подданный считает, что Дин Жун достоин звания заместителя командующего, — Ван Чжи даже увеличил положенное Дин Жуну вознаграждение.       — Я ничего не имею против, — пожал плечами Чжу Цзяньшэнь, — в Западной Ограде я разрешаю тебе самому решать все вопросы должностей и званий. Единственное что, я хочу, чтобы ты в неформальной обстановке спросил своего помощника лично о его желании. Я не хочу применять силу, а действительно хочу наградить. Если он будет согласен, я подпишу указ. Если нет — придумаю другую награду.       — Этот подданный понял. Этот подданный обязательно обратится к Дин Жуну.       Когда Ван Чжи закончил с аудиенцией, его раздирали противоречивые чувства: с одной стороны, он был бесконечно рад своему назначению, и ноги были готовы тотчас нести его в Императорскую Стражу, чтобы проводить отсев стражников. Но, стоило вспомнить, что всё это ему придётся делать в одиночку, а их расследование, где они с Дин Жуном всегда были бок о бок друг с другом, подошло к концу, Ван Чжи впадал в уныние.       Ван Чжи вспоминал, с какой жгучей увлечённостью Дин Жун рассказывал ему об инновационном оружии, что он разрабатывал, и понимал, что всё это — необычайно ценно для Дин Жуна. А в Западной Ограде всё равно придётся больше растрачиваться на другие вещи. Пусть даже, чисто гипотетически, если Дин Жун согласится и продолжит заниматься своими научными исследованиями, уже в ведомстве Ван Чжи, наука на первом месте, очевидно, стоять не будет. Но пойти в Западную Ограду, чтобы не обидеть, и таким образом ради его чувств поступиться своими интересами, Ван Чжи Дин Жуну точно не позволит.       Поломав голову достаточно долгое время, в попытке решить, как всё-таки обратиться к Дин Жуну, Ван Чжи вдруг вспомнил о том, что обстановка должна быть нерабочей. А потому, решил пригласить Дин Жуна в город, после конца рабочего дня, на ужин.       И, пусть они уже ели в обычных лапшичных, ели у себя в аптеке, по-простому и без пафоса, сегодня Ван Чжи захотел потратиться и привести Дин Жуна в поистине роскошное место. Потому что они были достойны, о, Небо, хотя бы одного неспешного, настоящего, умопомрачительного свидания, проходящего не во дворце, не в аптеке и не в её ближайших окрестностях. А ещё потому, что, наверное, Ван Чжи думал, будто окружающая среда могла как-то повлиять на окончательный выбор Дин Жуна.       В городе все знали, что Вэй Линь и Юн Гуан уехали, а потому в их лица не всматривались, и их никто не узнал. Но они всё равно тайком пробирались в нужное место, и вот теперь сидели в самых дорогих покоях в доме развлечений, на верхнем этаже.       На столе стояла изящная нефритовая посуда, кровать была укрыта алыми шелками, а стены — увешаны произведениями известных каллиграфов. Вокруг стояли музыкальные инструменты, предназначенные, очевидно, для игры прелестниц, но, они, конечно, никого к себе не вызывали.       А в той самой нефритовой посуде — блюда из свежайших овощей, вкуснейшего мяса, замысловатые десерты и спелые фрукты. Неподалёку от всей этой роскоши — сосуды с хмельным, качественным вином.       Только вот почему-то Ван Чжи кусок в горло не лез, несмотря на притягательность и аппетитность всех сегодняшних яств.       — Чжи-эр… — Дин Жун вырвал Ван Чжи из мыслей, мягко касаясь его руки, — ты сам не свой сегодня. Тебя что-то тревожит?       Ван Чжи встрепенулся:       — А… Нет, Жун-эр, всё в порядке, — Ван Чжи старался звучать беззаботно: он не хотел портить их свидание смурным настроением, но и задать Дин Жуну главный вопрос почему-то не находилось сил, — не стесняйся, приступай к блюдам…       — Ван Чжи, — Дин Жун пронзительно заглянул Ван Чжи в глаза, — ты же говорил, что у тебя ко мне какой-то серьёзный разговор. Не томи, рассказывай всё, как есть. А то я тоже начинаю волноваться! Ты был сегодня у Его Величества, и… Что-то пошло не так?       — Нет-нет-нет, — замотал головой Ван Чжи, отрицая догадку Дин Жуна, — всё прошло просто прекрасно. Его Величество поблагодарил меня за проведённое расследование и… Дал повышение.       — Так это же чудесно! — Дин Жун расплылся в счастливой улыбке, — я так рад за тебя, Чжи-эр! Ты этого достоин. Тебе же хотелось этого, правильно? Тогда незачем расстраиваться. А что за повышение?       Глаза Дин Жуна горели любопытством, безграничной радостью и гордостью за Ван Чжи. Только вот Ван Чжи не был уверен, что всё так и останется, когда он наконец поговорит с Дин Жуном по существу:       — Его Величество приказал открыть новое сыскное ведомство, Жун-эр. Под названием Западная Ограда. И вот, перед тобой… Его скромный командующий, — Ван Чжи потупился.       — Невероятно… — прошептал обескураженно Дин Жун: он, должно быть, ожидал, что Ван Чжи принесёт ему добрые вести после встречи с Его Величеством, но такого масштаба, наверное, помыслить не мог, — я от всего сердца поздравляю тебя, Ван Чжи. Тогда, мне впору поклониться.       Дин Жун склонился в шутливом, но всё же, поклоне, Ван Чжи же поспешил прекратить ребячество: он, конечно, был не против всех этих заигрываний, и, если бы не нужда серьёзного разговора, на который этот «скромный командующий» всё никак не мог настроиться, он бы обязательно подхватил происходящее, и ещё заставил бы Дин Жуна засмущаться:       — Перестань, Дин Жун, — пробормотал Ван Чжи, — самое главное, что я хотел тебе сказать… И почему пригласил тебя сюда…       — Я слушаю, Ван Чжи, — Дин Жун вмиг посерьёзнел.       — Только отвечай мне честно, ладно? Не как командующему Западной Ограды, не как твоему сподвижнику в расследовании, не как твоему другу, не как твоему возлюбленному, — Ван Чжи медлил и почему-то решил, что необходимо обозначить «условия», — в первую очередь, мне хочется узнать то, что у тебя на душе. Каково твоё желание. Думай только про себя — если ты откажешься, я пойму и не обижусь.       И, пусть Ван Чжи говорил так, в глубине своей души он не представлял, через что ему придётся пройти, чтобы всё-таки смириться, что Дин Жуна в Западной Ограде рядом с ним не будет.       — Я приглашаю тебя служить вместе со мной в Западной Ограде, — наконец, открыто предложил Ван Чжи, — у тебя будет звание цяньху, а ещё… Я хочу видеть тебя своим заместителем. Его Величество уже дал добро, но, если ты пожелаешь, тебя наградят иначе. Со стороны Его Величества, никакого давления нет. Как и с моей стороны, впрочем. С моей стороны есть только чистосердечное желание видеть тебя рядом со мной.       — Небеса… — ошарашенно прошептал Дин Жун.       Ван Чжи тут же впал в панику:       — Я всё понимаю, Жун-эр, и не настаиваю…       — Нет, Ван Чжи, я… Я очень польщён твоим предложением. Я просто не верю, что… Что даже после расследования, мы ещё будем работать вместе! Это похоже на сон… — сладостно протянул Дин Жун.       — Ты уверен? — Ван Чжи всё-таки решил уточнить, — я помню, ты не хотел власти. И я видел, насколько тебе важна наука. А здесь, ты понимаешь, времени так много не будет…       Дин Жун хмыкнул:       — Значит, то время, что будет, я буду посвящать научному процветанию нашего ведомства, — он сжал руку Ван Чжи сильнее, — а по поводу моего желания… Я и вправду не хотел власти, отказался когда-то от приглашения Восточной Ограды, но теперь, после нашего с тобой расследования, кое-что понял.       — И что же? — полюбопытствовал Ван Чжи.       — Лучше заниматься наукой с максимальной практической пользой, — назидательно заметил Дин Жун, — конечно, моё ведомство изготавливает оружие, но, по правде говоря, я всегда думал, что, даже занимайся я всем этим, просто запершись в кабинете, был бы рад. А сейчас, во многом благодаря науке мы провели расследование, и теперь я думаю, что, если буду развивать науку в Западной Ограде, эти изыскания будут гораздо полезнее для империи, нежели чем я останусь на своём прежнем месте работы. Это если тебя интересует рабочая сторона.       Дин Жун ненадолго прервался.       — А ещё… Я просто встретил того человека, за которым и с которым хочется пойти. И этот человек ты, Чжи-эр. Во всех смыслах, — с теплотой отозвался Дин Жун, — так что, я согласен принять твоё предложение.       — Жун-эр… — Ван Чжи, по правде говоря, не знал, что ответить: он был до самой глубины души растроган.       — И ты из-за этого так сильно переживал? — с показной легкомысленностью спросил Дин Жун, — из-за того, что я могу не согласиться? Как же глупо со стороны моего дорогого командующего.       — Ну, знаешь ли! Дорогой командующий, — рассмеялся Ван Чжи: ему нравилось, как это звучало из уст Дин Жуна, — тогда тебе нужно приучаться называть меня по правильному титулу, цяньху Дин.       — Слушаюсь, — отрапортовал Дин Жун.       — А ещё… Нам, наверное, стоит стараться проявлять друг к другу холодность, а то и неприязнь, на людях. Знаешь же, когда нас затянет в борьбу ведомств… — аккуратно намекнул Ван Чжи: они и сейчас осмотрительны, а в будущем, им придётся проявлять ещё большую осторожность.       — Я всё понимаю, Чжи-эр, — кивнул Дин Жун, — и тоже так думаю. Тебе придётся строго, а порой и жестоко вести себя со мной на публике. Для нашей же безопасности. Но я знаю то, что у тебя на сердце. Вся эта цена оправдана, ведь я буду рядом с тобой. Даже помыслить не могу, чтобы это место занял кто-то другой…       — И я тоже, Жун-эр… — честно сознался Ван Чжи, — и я тоже…       Они немного помолчали, но Дин Жун всё-таки решил нарушить тишину:       — Теперь точно всё, Чжи-эр? Всё, о чём ты хотел мне рассказать? — наверное, Дин Жун подумал, что самый сложный момент их встречи позади, и теперь можно расслабиться, — тогда мы можем…       — Нет, Дин Жун. Вообще-то, есть ещё кое-что, — отрезал Ван Чжи.       Дин Жун внимательно посмотрел на него, но Ван Чжи не знал, как донести свою мысль.       «Я люблю тебя», — нашёптывало ему сердце, но Ван Чжи всегда предпочитал дело слову. А потому, перегнувшись через стол, он припал к губам Дин Жуна настойчивым, даже требовательным поцелуем.       Ответ не заставил себя долго ждать: Ван Чжи прикрыл глаза от удовольствия, ощущая, как поцелуй углубляется, как пальцы Дин Жуна, придерживающие его за подбородок, случайно или не очень проводят по скуле и задевают шею. И от каждого этого прикосновения, внутри искрит что-то щекотное, почти зудящее, но такое острое и яркое по ощущениям, точно фейерверк в ночном небе.       И с каждым касанием губ, с каждым разделённым на двоих вздохом, это чувство разрасталось, подхлёстывая нетерпение. Настолько, что Ван Чжи даже не заметил, как они поднялись из-за стола, чудом ничего не задев вокруг, и, едва ли оторвавшись друг от друга, вместе упали на богато расшитые простыни.       — Чжи-эр, — прошептал Дин Жун, и голос его звучал хрипло от нахлынувшего возбуждения.       — М? — впрочем, красноречивым ответом для Ван Чжи стал горячий поцелуй в шею.       А потом — одежда в беспорядке, и его неспокойные пальцы, сначала распустившие, а потом гладящие длинные, свободно свисающие волосы Дин Жуна.       И поцелуй — ещё один, и ещё, и ещё, — в плечо, в нос, в ключицу, — резко, смазано, рвано, но так обжигающе, что просто невозможно устоять.       Такой Дин Жун был другим, точно сметающая всё на своём пути волна, и Ван Чжи не хотел, чтобы кто-то ещё видел его таким: никогда, он не позволит, ведь всё это — и страсть, и пылкость, и желание, только для него, и не для кого больше.       Ван Чжи, слегка привстав и подтолкнув Дин Жуна, тоже целует его: так же, везде, почти бездумно, во все места, куда только может попасть, а потом снова в губы, уже долго и основательно.       Дин Жун что-то мычит в поцелуй и всё же заставляет Ван Чжи вновь упасть на кровать. Прижимается ближе: держит где-то в районе поясницы и вжимается, лицом припадая к шее, заставляет почувствовать вес тела, и Ван Чжи непроизвольно ахает.       И они ничего даже не спрашивают друг у друга, они почти ничего не говорят: и Ван Чжи, и Дин Жун видят в глазах друг друга то, что так сильно хотелось, то, на что они целиком согласны.       А потом начинается сумбур: одежды остаются забытыми где-то на полу, и лишь эти ласкающие прикосновения, бешеные, жадные, даже в самых интимных местах, простреливают позвоночник, отдаются на кончиках пальцев.       Но этого так мало, что хочется просто взвыть от несправедливости. Жажда едва ли утоляется от этого сплетения тел, и Ван Чжи кажется, что, если сейчас Дин Жун вот так вот его покинет, оставив один на один с этим пожаром, он просто взорвётся.       По исступлённому взгляду Дин Жуна, Ван Чжи считывает, что тот чувствует то же самое: они оба понимают — того, что они имеют сейчас, недостаточно. Тогда Дин Жун припадает к его уху, шепча:       — Хочешь, я…       Ван Чжи прекрасно осознаёт, в каком месте они находятся, какие возможности имеют, но всё это лишнее, постороннее. Ведь зачем им нужен чуждый холод, когда есть истинный жар их тел?       Ван Чжи, сбиваясь, произносит:       — Не нужно. Ничего не нужно, Жун-эр, слышишь… — он тяжело вздыхает, — только не уходи… Представить не могу, что ты уйдёшь, ничего не нужно…       — Я понял, — согласно шепчет Дин Жун, — понял тебя, Чжи-эр. Я никуда не уйду. Ни на миг тебя не покину.       И он целует Ван Чжи куда-то за ушную раковину:       — Сейчас всё будет хорошо, Чжи-эр. Всё будет хорошо…       — Угу, — лишь только и может выдавить Ван Чжи, зная, что Дин Жуну можно полностью доверять.       А потом все краски, звуки и запахи смешиваются. Всё вокруг Ван Чжи переливается, в ушах его точно звучит небесная мелодия. Пахнет и фруктовой сладостью, и горькой терпкостью одновременно. А пальцы Дин Жуна, филигранно выточенные, но сильные, в которые Ван Чжи влюбился ещё в первую их встречу, теперь делают что-то запредельное, невероятно приятное, что-то, из-за чего все мысли из головы выбиваются подчистую и остаётся лишь желание, чтобы это длилось бесконечно.       Но бесконечно это, конечно, не длится, зато в какой-то миг, кажется, Ван Чжи поднимается куда-то вверх, к самим Небожителям, и эта нарывающая неутолённость отступает, превратившись в штиль и негу.       И, пусть Ван Чжи и не был уверен, что у него получилось хотя бы сколько-то так же мастерски, как у Дин Жуна, он не мог не чувствовать сладкое удовлетворение, когда от каждого его порыва, тот вздыхал и так притягательно закусывал губу.       Эту картину Ван Чжи тоже хочет навеки высечь в своей памяти и не позволить её увидеть больше никому: такой Дин Жун тоже весь для него — совсем не наступающий, а, скорее, податливый. И так это хорошо в нём сочетается, что Ван Чжи не может насытиться, но он знает: у них ещё будут ночи близости, чтобы изучить все грани друг друга.       И теперь, уставший и счастливый, Ван Чжи спит в объятиях Дин Жуна, — их пальцы всё ещё переплетены, а волосы спутаны, но это не мешает сну.       Лишь только когда заходится рассвет, Ван Чжи от озарившего их комнату света приоткрывает глаза. Слегка их потирает, но, не в силах встать, обратно падает на постель, прижимаясь к чужой груди:       — Жун-эр… — шепчет он, — Жун-эр…       Из-за отсутствия ответа, Ван Чжи наигранно хмурится: ведь видит же, что Дин Жун тоже проснулся! И улыбку сдержать не может, и всё же, иногда приоткрывает один глаз.       — Цяньху Дин? — произносит Ван Чжи, с лукавством посмеиваясь.       Сегодня, как всегда, солнце поднимается на Востоке. И Западная Ограда начинает свою работу.