Бамбл и три тысячи «но»

      Добавьте в эспрессо апельсиновый сок и немного карамельного сиропа, чтобы получить ядерную смерть под названием «бамбл».       Кацуки уверен, что этот напиток, похожий на лимонную кислоту в чистом виде, придумал сам Сатана, чтобы растворять трупные души в Аду.       Потому что, черт возьми, как можно это пить? Принесите уже карамельный латте со смертельной дозой сахара!       Потому что, возможно, он бы даже предпочел смешать разные части бензина с концентратом апельсинового сока, получив напалм, а потом подорвав всю эту кафешку к чертовой матери.       Однако, есть одно «но».       Сегодняшним утром Кацуки, впрочем, как и всегда, смешивал зелья, нагревал и остужал. В общем, привычно химичил на своем рабочем месте, хмурясь на настенные часы в надежде перемотать время до девяти вечера и наконец оказаться дома. — Доброе утро! — Он вздрагивает на знакомый голос и оборачивается, уже зная, кого там увидит. — Сегодня такая жара стоит с самого утра, ох уж это аномальное потепление! Мне, пожалуйста, большой бамбл.       Парень улыбается своей очаровательной улыбкой, его щеки розовеют, а веснушки на их фоне становятся все отчетливее.       Кацуки снова не может отвести взгляд.       Он кидает тихое «угу», давая покупателю терминал для оплаты. И когда объект бакуговского обожания присаживается за свободный столик, все так же оставаясь в поле зрения, он может спокойно выдохнуть.       Этот парень….       Он не знает его имени, но знает, как иногда ему бывает плохо, и тогда, когда он в хорошем расположении духа улыбается этими огромными изумрудными глазами, сердце Кацуки начинает отбивать чечетку, увеличивая темп в геометрической прогрессии. Он не знает его имени, но знает, что по вторникам он прогуливает первую физкультуру, отдавая предпочтение реферату по какой-то сложной теме из психологии. Он не знает его имени, но знает, что тот любит абсолютно ненавистный Кацуки бамбл, какую музыку слушает и то, что зеленоволосый парень, овладевший чужими мыслями без остатка, — левша.       Через пять минут взгляд абсентных глаз падает на собственные янтарные, и тахикардия начинается снова. — Ваш бамбл, что нибудь еще? — интересуется Кацуки совершенно дежурной фразой, словно не он мечтательно облизывается, когда тонкие губы обхватывают трубочку в стаканчике кофе.       Но….       Сейчас он искренне надеется, что ему так же дежурно ответят и отпустят с Богом.       Парень смотрит снизу вверх, снова безмятежно улыбаясь. Казалось, что в моменты его спокойствия и душевного равновесия ни одна плохая новость не смогла бы сбить этот настрой. Тогда Кацуки хотелось летать на крыльях любви по всему городу, да что там городу — по всему миру, лишь бы видеть это нежное лицо без единого перерыва на обед. — Да, знаете, я бы хотел еще кое-что…. — Те печенья с малиной, не так ли? — выдает Бакуго без задней мысли, так легко и быстро, так… совершенно на автомате. Брови собеседника вздымаются вверх, а самооценка Кацуки стремительно пробивает дно его самолюбия, растворяясь во всепоглощающей стыдобе.       Пожалуйста, о Великие Боги, смилуйтесь над этой грешной душой, покарайте прямо здесь и сейчас, позволив провалиться сквозь землю. — Вы запомнили… — полушепотом констатирует факт веснушчатый, оголяя зубы в своей фирменной улыбке, способной уничтожить планету, — я.. да, можно их пожалуйста… — Конечно, подождите минуту, — выплевывает Кацуки так быстро, как только может, намереваясь ретироваться от этого столика, где он оставил последнюю частицу своего самоуважения, желательно, в Бермуды.       Мало того, что он сидит и часами думает о совершенно чужом человеке, прямо как влюбленная школьница, он умудрился совершенно тупо опозориться перед ним же, выдавая себя полностью. Еще никогда в своей жизни Кацуки не был так близок к смерти. Шея стремительно потеет, ладони тоже, а уши и щеки приобретают ярко-красный оттенок.       Нет, это точно провал.       Поэтому он разворачивается и почти сбегает из этого кошмара.       Ну, вообще-то, план в сути своей рабочий, только вот, есть еще одно «но». —На самом деле, я хотел попросить ваш номер, Кацуки.       Что? Какой еще Кацуки? Здесь такие не работают.       Развернувшись в пол-оборота от столика и своего главного позора страха, он замирает, перематывая время в своей голове на десять секунд назад снова и снова.       «На самом деле, я хотел попросить ваш номер, Кацуки».       Черт возьми, он назвал его по имени.       Черт возьми, он, блять, попросил его номер!       Парень с ослепительной улыбкой, огромными глазами и наверняка мягкими волосами, нежными ладонями с искусанной в кровь кутикулой, парень, по которому Кацуки грезит уже вторую неделю, мать вашу, попросил его номер!       Боже мой, он определенно выиграл в лотерею! — Да.. да, сейчас, — веснушка с интересом наблюдает, как из заднего кармана джинс Кацуки достает телефон, и, разблокировав его, подает в чужие руки.       Губы искусаны со всех сторон, а правая нога находится в вибро-режиме. Кажется, это одновременно самый лучший и самый худший день в жизни Кацуки. Он бегает глазами по человеку, сидящему на стуле прямо перед ним, который в эту секунду вводит свой номер и как-то там подписывает контакт.       Стоп.       Блять, блять, блять.       Кацуки закрывает глаза, мечтая умереть. У него попросили номер, а он, как самый настоящий аутист, дал телефон, чтобы тот записал свой собственный!       Черт, и он даже не обратил внимания на то, как парень перед ним странно поморгал и как-то криво усмехнулся.       Смиренно нарекая себя тупым бараном, он не замечает, как заблокированный телефон снова оказывается у него, а любимая улыбка мелькает на чужом лице прямо перед тем, как парень скрывается за дверью.       Ушел.       Ушел, не сделав ни глотка своего ядерного напитка.       Уже возле кассы Кацуки открывает контакты, и в глаза бросается отчего-то знакомое «Изуку Мидория».       Не тот ли это Изуку, который бросил Киришиму две недели назад, морально уничтожив его перед этим? Не тот ли это Изуку, который то и дело изменял и манипулировал? Не тот ли это Изуку, от которого его друг все еще не может отойти?       Кацуки настораживается.       Однако, есть однако «но».       На следующее утро в это же время колокольчик звенит снова, и Кацуки уже знает, кто это. — Большой бамбл, пожалуйста, — на веснушчатых щеках выступают милые ямочки, от которых невозможно отвести взгляд, — Каччан.